Дело о винограднике

Бергиш Гладбах — городок под Кёльном. На U-Bahn и S-Bahn вы доберетесь до него за каких-то двадцать-тридцать минут. Но если не хотите тратить время и у вас есть машина, то по четвертому автобану до центра без пробок всего за десять. Конечно, Адель и Эрих не стали рисковать и взяли машину. Символично. На той же самой машине меня ровно пять дней назад и привезли в этот город. Теперь же меня перевозят с места на место, словно домашнего питомца, хозяева которого решили переехать в новый дом. Я так же, как домашний питомец, сижу на заденем сидении машины и смотрю в окно. Дома сменяются лесом. В машине тихо играет Calogero, что по началу удивляет меня. Мы оказываемся в центре этого маленького городка. Прекрасный маленький городок, зеленый и чистый. Я бы с большим удовольствием прошлась по его улочкам, если бы оказалась здесь не в качестве заложника. Спальный район города. Море зеленых наслаждений. Жизнь в лесу, по сути. Много домиков, не особо отличающихся между собой, разве что по цвету. Порядок во всем. Чистые улочки, даже несмотря на то, что на дорогах еще остались лужи от недавнего проливного дождя. Мы остановились у одного из домов. Небольшой, яркий домишко, окруженный аккуратно подстриженными кустиками. Поверить не могу, что в этом доме может жить их мать. Интересно, она знает, где живут её дети? Я вышла из автомобиля вслед за Эрихом и Адель, которые неожиданно остановились на полпути к дому. Эрих и его сестра взглянули на меня, и если выражение лица Эриха не поменялось никоим образом, то Адель слега занервничала. От этого начинала нервничать и я. Снова заныла рана, отчего я скривилась и поджала ногу, словно раненый пес. Обувь сползла с ноги, шлёпнусь об асфальт. — Нужно имя, — снова тяжело произносит Адель и, кажется, замечает, что говорит непонятно. Она переводит взгляд на Эриха, который, вздохнув, вынимает руки из карманов. — Адель хотела сказать, что нужно новое имя. С минуту я стою, разглядывая их поочередно, и наконец неуверенно киваю своей светлой головой. Короткие волосы лезут в рот, и я поправляю их так осторожно, как будто они не мои. Кивок как согласие, и потому Эрих больше не нуждается в ответе. Мы делаем шаг вперед, и дверь дома открывается. К нам выходит полноватая женщина с косынкой на голове. Она удивленно смотрит на Адель и ее брата и наконец по-матерински раскрывает руки, когда те все ближе подходят к ней. Расслабленная и счастливая улыбка матери. В груди что-то предательски кольнуло, глядя на это воссоединение семьи. Адель прижимается к матери, а та с такой нежностью обнимает её, целуя в рыжую макушку. Следующим был Эрих. Мать обнимает его ещё с большей нежностью, чем Адель. Сыновей всегда любят больше. Эрих в ответ целует мать в щеку, что приводит меня в какой-то восторг. Это зверье может быть зверушкой в руках матери. Просто омерзительно-умилительно. Наконец женщина приковывает ко мне взгляд. Она продолжает улыбаться, хотя улыбка скорее на автомате. Адель быстро подскакивает ко мне и берет за руку. Эрих остается стоять рядом с матерью, которая держит его за локоть. Он что-то говорит ей, и та снова улыбается. Теперь шире и более искренне. — Вы француженка? Какая прелесть! — с нескрываемым восторгом произносит она на французском. — Я очень давно не была на родине. Рада с вами познакомиться, я фрау Рихтер. Можно просто Маргарет. Фрау Рихтер делает шаг ко мне, видимо, чтобы обнять или еще что-то, но Эрих останавливает ее. Вместо этого делаем шаг мы с Адель, но между нами все равно остается расстояние. Я улыбаюсь и киваю. Заучено, но крайне приветливо. Она не источает злобы и опасности. Низкорослая миловидная женщина. И за что ей такие сыновья и такая ужасная болезнь? — Меня зовут Крис... — начала я, и тут же Адель перебивает меня. — Кристина. — Адель улыбается. — Можно просто Крис, — добавляю я. Сердце бешено колотится. — Какое прекрасное имя, — кивает Маргарет и переводит взгляд на Адель. Она хочет задать вопрос, какого черта я здесь делаю и кто я. Верный вопрос. Понятно и без слов. Адель замирает на секунду, обдумывая ответ. Замираю и я. Сиделка, скажет она. Или же служанка? Адель отвечает на немецком, но это слово звучит вполне понятно. — Это девушка Эриха. Я медленно снова поджимаю под себя ногу и чешу ею вторую. Перевожу взгляд на Эриха. Он стоит с широко распахнутыми глазами и смотрит на свою сестру. Его лицо слегка краснеет. Эрих переводит взгляд на мое лицо. Меня разбирает на смех, если не сказать дикий и нервный хохот. Еще немного, и он прорвется наружу, заразит Эриха, и мы будем смеяться вместе, пока не вспомним вновь, кто мы есть на самом деле. Я знаю, какие гребаные меры предпринимать, если я хочу вернуться домой. Я должна просто улыбаться и соглашаться со всем, что говорят против моей воли. Я перевожу взгляд на счастливое лицо Фрау Рихтер, которая всплескивает правой рукой и поворачивается к своему сыну. Она восторженно произносит что-то на немецком, и Эрих вытягивает что-то наподобие кислой улыбки. Но мать этого не замечает. Она лишь приглашает нас в дом. Как только она отходит чуть от нас, Адель нервно выдыхает и произносит одно абсолютно понятное слово — "дерьмо". Раньше она никогда не произносила ничего подобного, но ругательство настолько легко сорвалось с ее языка, что я осознаю, о чем не задумывалась. Она наверняка так думала. И много раз. Не думала, что она умеет адекватно оценить дерьмовую ситуацию. Мы входим в дом, и нас встречает молодая брюнетка. Огромная копна кудрявых волос, пухлые губы, напоминающие вагину, большие карие глаза навыкат. На ней легкие черные брюки и белая майка поверх голого тела. Груди почти нет. Она может позволить себе не надевать белье. На вид ей не больше, чем Адель. Девушка улыбается, демонстрируя белоснежные зубы, как в рекламе жевательной резинки, и, подходя, обнимает Адель своими худыми ручками. Ее тоже хочется положить под капельницу. Маргарет улыбается и терпеливо стоит так же, как и мы. Брюнетка переводит взгляд на Эриха, и ее улыбка хоть и не спадает с лица, но теперь становится кокетливее. Она коротко кивает ему, закусывая нижнюю губу. Получается неловко, но довольно привлекательно. Девушка явно перечитала нашумевшие пятьдесят оттенков. Надеюсь, зовут ее не так же, как ту раздражающую героиню. — Привет, Грэт, — по-мальчишески, но без особого рвения отвечает Эрих, но этого оказывается достаточно. Девушка весело и счастливо улыбается и смотрит на Маргарет. Фрашу Рихтер о чем-то говорит с Грэт, и в разговоре проскальзывает мое имя рядом с новым статусом девушки психопата. Грэт неодобрительно косится на меня, а затем поворачивает голову в мою сторону. Вид у нее такой, будто в комнате меня не было до самого этого момента. Недружелюбно поглядывает на мой внешний вид, и Адель добавляет информацию о том, что я не говорю по-немецки. Теперь она коротко усмехается и, получая, очевидно, просьбу, уходит на кухню. Адель, Эрих, я и Маргарет проходим в столовую, где еще ничего не накрыто. По пути в столовую я успеваю рассмотреть совсем немного, но это сильно отличается от квартиры Эриха. Здесь есть старые вещи, но всё в светлых тонах, убрано, просторно. Диван в гостиной, кресла. Всё в цветочных орнаментах, повсюду вышивки, картины и выцветшие фотографии семьи Рихтер. В столовой, в самом центре, большой круглый белоснежный деревянный стол, стулья и шторы в цветок. Кукольно-приятное. Возле горшка с цветком расположился жирный кот пепельного цвета с мордой, приплюснутой словно у мопса. Он лениво поднимает взгляд на входящих и прищуривает один глаз. Бьет по полу пушистым хвостом и широко зевает. Адель произносит его имя с нежностью, как маленькая девочка. Я узнаю, что кота зовут Баки. Мы садимся за стол. Маргарет между своими детьми, я напротив нее, между Эрихом и Адель. Сидим за круглым столом, молча поглядывая друг на друга, мило улыбаясь до тех пор, пока на разносе Грэт не приносит нам чай и мучное к этому ароматному напитку. Извиняется Маргарет, скорее, для меня. Она не ждала гостей. Наконец после недолго помешивание сахара в чашке она снова начинает говорить. — Кристина, я очень рада, что вы приехали. Никогда не видела ни одну девушку в этом доме. Знаете, я уже думала, что никогда не дождусь этого дня. Я с улыбкой откладываю ложечку на салфетку и поднимаю глаза на фрау Рихетр. Киваю, соглашаясь, и украдкой смотрю на лицо Эриха. Он сидит прямо, словно привязанный к стулу. Смотрит на меня напряженным взглядом. Видно, что ему это не нравится. Я чувствую его раздражение. Но, кажется, кроме меня этого не замечает никто. Он способен глушить свои эмоции, ему это как кран повернуть. Маргарет не дожидается от меня ответа и задает вопрос о моих ранах. Только сейчас я вспоминаю, что на меня все еще бинт на руке и ноге. Придется сочинять небылицу. — Поранилась, выполняя дела по дому. Пустяк. — По дому? Вы живете с Эрихом в этой старой квартире? — спрашивает она и смотрит на своего сына. — Ты привел девушку в эту убогую квартиру? Не мог найти лучше? Произносит все это она, не переходя на другой язык. Хочет, чтобы понимала и я. Эрих сжимает губы в тонкую полоску, но тут же легко улыбается, глядя на мать. — Не было времени подыскать другое. — Как давно вы вместе? — снова спрашивает Маргарет, и я смотрю на Эриха, слегка кивая, чтобы ответил он. Дышит он ровно и спокойно, но я чувствуя, как он горит изнутри. Но я не хочу злиться. Я даже не понимаю, а надо ли мне разозлиться. — Недолго, мам, — нехотя отвечает он, ничего лучше не придумав. Эрих тут же прислоняет свои губы в чашке с чаем, чтобы не отвечать на следующий вопрос. Маргарет снова переводит взгляд на меня. Адель все это время медленно, но нервно отрывает кусочек за кусочком от булочки, но не берет ни кусочка в рот. Крошки разлетается по всему столу. — Как вы познакомились с Эрихом? Снова тишина. Адель перестает кромсать мучное изделие, Эрих — пить чай. Три взгляда уставились на меня. Мне придется самой все это сочинять? — На свадьбе, Эрих пришел на свадьбу. Эрих напрягается, а я смотрю на него. — Он любезно подвез меня до дома, и вот я здесь. Маргарет мило улыбается, смотря сначала на меня, потом на своего сына. Мы познакомились на свадьбе. Ее сын гуляет по свадьбам и развозит девушек по домам. Ну чем не джентльмен. Эрих криво улыбается мне. Я сжимаю губы в тонкую полоску. Главное — дотянуть до конца дня. Глубокая ночь. Не знаю, сколько времени, но я не могу заснуть. А весь дом давно погрузился в тишину. Маргарет спит в своей спальне, Грэт отправилась домой, живет она, как я узнала, через дорогу. Эрих спит в своей бывшей комнате, а Адель уехала обратно в Кельн, обещая заскочить на днях снова. Я лежу на спине, глядя в потолок. В ушах гул, будто лежишь в ванне, наполовину погрузив голову под воду. Каждые десять минут я вскакиваю, сердце бьется так, что кажется, будто именно из-за этого стука я и не могу уснуть. Не понятно почему, но в этой комнате я чувствую паническую атаку, хуже, чем это было в той квартире. Здесь я должна чувствовать себя в безопасности, но я ее не ощущаю. Вечер прошел вполне нормально. Мы поболтали, поужинали и разошлись по комнатам. Напоследок Маргарет крепко обняла меня, пожелав спокойной ночи. Я ей понравилась. Я решительно сбросила с себя одеяло. Присела на кровати, кидая взгляд в открытое окно. Темно, все равно ничего не видно. Встала с постели, проходя в ванную комнату. Укладки как и не бывало, макияжа тоже. Я смотрю на новую себя в зеркало. На мне любезно купленная Адель ночная рубашка, шелковая, черного цвета. Приятно прилагает к телу. Проведя руками по телу и расправляя ее, я возвращаюсь обратно. В комнате есть небольшой цветной телевизор. Нужно дотянуть до утра. Телевизор — лучший убийца времени. Я беру старенький пульт с тумбы и сажусь на постель. Включаю его и приглушаю звук. Все равно ничего не будет понятно. На экране мелькает какой-то сериал, затем новости и передачи. Я переключаю с канала на канал, не зная, что ищу. Может быть, я хочу увидеть отца. Может быть, ищу хоть что-то о себе: меня должны искать. Меня должны показать по телевизору не один раз. Я не могу остаться незамеченной. Это смешно. Но ничего. После того заявления меня больше не показали. В Германии никому нет дела до пропажи какой-то дочери политика. У них своих проблем полно. Например, вот: кто-то спер трактор. Или вот еще, на повестке дня — Евровидение. Ну конечно, это намного важнее. Ручка в двери повернулась, но дверь не открылась. Плюс этого дома в том, что я могу закрыться в комнате. За дверью тишина. Вдруг это Маргарет? Я сомневаюсь в этом и поэтому не сдвигаюсь с места. Снова поворот ручки, и дверь отворяется. Эрих бесцеремонно входит в комнату и кладет на столик отмычку. Плюса как и не бывало. Он смотрит на телевизор, затем на мой наряд. Усмехается, когда замечает, что я смотрю на его. Он в джинсах и футболке. Тоже не ложился спать. Даже не разделся. — Не спится? — задает вопрос он хрипловато, вполголоса. — Голова болит, — огрызаюсь и вру я, чтобы он отстал. Нужно найти способ прожить еще один день. Без происшествий. Вдали от него. — Я могу утолить твою боль, — говорит Эрих и усмехается. Он произносит это, как и обычно холодно, ни на что не намекая. Уже проговаривая как факт. Он злится, все еще горит изнутри. Ему нужна доза моих ответов, чтобы сорваться. Я знаю, что он так хочет. Я встаю с кровати, чтобы уйти в ванную и закрыться там. Отмычка на столе, и я поглядываю на нее украдкой, примеряя расстояние от кровати до столика. Нужно быстро схватить её. Лучше всего плюнуть на ванную и просто уйти вниз. От шума Маргарет явно должна проснуться. Я, насколько это можно с моей ногой, быстро приближаюсь к двери, но Эрих захлопывает её, преграждая мне путь. Смотрит на меня расширенными зрачками. Свет телевизора мелькает на его лице, освещая глаза. — Я никогда не дам тебе уйти, — спокойно произносит он. — Я закричу. Эрих улыбается. Его рука сжимает мое запястье, но без боли. Наигранная нежность. Он смотрит мне в глаза. — Ты ведь моя девушка. Ты будешь любить меня, пока все это не закончится. Хочешь этого или нет. Не могу сдержать себя и вырываю руку. Эрих не двигается с места. В голове ни одной мысли, что бы ответить ему. Голова начинает действительно болеть. Резкая боль в виске, и я прижимаю ладонь к голове. — Дать болеутоляющее? — с наигранным беспокойством произносит он. — Сходи к черту, — выпаливаю я и совершаю ошибку. Поворачиваюсь спиной, чтобы уйти в ванную. Эрих резко хватает меня за талию и прижимает к стене. Он обдает мое ухо горячим дыханием и опускает голову к шее. Мурашки по коже. Он дышит тяжело, но ровно. Он вдавливает телом в стену, одной рукой сжимая мои руки и возвышая их над головой. Вторую руку я уже ощущаю у себя в трусах. Кричать самое время. Но вместо крика я успеваю только пикнуть, и мое белье срывается, оставляя легкую боль на теле. Этим же бельем он затыкает мне рот. Я дергаюсь. От этого Эрих сильнее прижимает меня к стене. — Я дам тебе одну дозу, к чему ты скоро пристрастишься. Ты уже знаешь, что тебе это нравится. Твое обезболивающие. Ведь так? Я только мычу, а по щекам уже потекли слезы. Он резко разворачивает меня к себе и говорит, что хочет видеть мое лицо. Не отпускает моих запястий, убирает кляп и впивается мне в губы. Грубо, омерзительно. Он толкает в мой рот свой язык и ударяет меня головой об стену. Снова и снова, углубляя поцелуи. Я убью его. Обещаю. Но не сегодня.