Дело о винограднике

Эрих Рихтер Я проснулся рано утром, но солнце уже светило вовсю. Почти полная тишина на улице, не считая гадких птиц, которые не дают снова заснуть. Я провел рукой по постели и понял, что лежу не один. Я медленно повернул голову: рядом со мной лежала Кристель. Она спала крепким сном, подложив под голову мокрую подушку. Волосы почти закрыли ее лицо. Тело было неприкрыто и предстало передо мной во всей красе. Нагое молодое тело. Тело, до которого я дотрагиваюсь, когда хочу. Проведя руками по изгибу ее спины, я усмехнулся тому, как крепко она всё-таки спит. Наверное, устала за ночь. Что ж, пусть отдохнет. Тем более, что секса по утрам она еще не заслужила. Я прикрыл ее простыней и встал с постели, оставляя девушку отдыхать. Принял душ в своей спальне. Надел свой привычный мундир: джинсы, темную футболку — и решил спуститься вниз. Дом ещё спал. Наслаждаясь этой тишиной и отсутствием людей, я побрел на кухню, но остановился, как только увидел в окно работающую в мамином цветнике за домом Грэт. Ее белая блузка сияла среди зелени. Я вышел к ней. Она держала в руках садовые ножницы и шла через заросли желтых и красных цветов, придирчиво осматривая каждый: обрывала лепестки, раскрывала их, заглядывая внутрь цветка. Цветы, которые ей чем-то не угодили, она безжалостно срезала и скидывала в плетеную корзинку, что стояла на земле. — Цветы нужно поливать более тщательно, — начал я, трогая одну из роз в цветнике. — Посмотри, что с ней творится. Грэт остановилась, стоя ко мне спиной. Она отделила от куста цветок и, отправив его в корзину, повернулась ко мне, но я успел отпустить цветок, что держал в руке. Между зажатыми пальцами остался лепесток розы. Повертев его в руках, я улыбнулся. На самом деле, все цветы казались нормальными. За ними ухаживали достаточно тщательно. — Ты уже не спишь? — залепетала она, глядя мне в лицо. Я осмотрел Грэт с ног до головы. К белой блузке были надеты и белые брюки. Какой человек работает во всем в белом в саду? Она пожала плечами, и в корзину упала ещё одна роза. — Я всегда прихожу сюда так рано. Если бы ты жил здесь, ты знал бы это. — Забыл, что ты просто приросла к этому дому. Не особо выбираю слова. Не верю в её искренность. Сколько себя помню, Грэт торчала в этом доме. Я даже помню, как она впервые переступила порог. Это был пятнадцатый день рождения Адель. Собрались её подружки, в числе которых была новенькая белозубая Грэт. Я даже помню ту ядовито-розовую коробку с золотистым бантом, которую она приперла сюда. Тот день рождения прошёл на ура, а новенькая Грэт стала подружкой моей сестры. Они много времени проводили вместе, разбрасывали по дому вырезки из каталогов и вслух проходили тесты из женских журналов. Грэт стала приходить, когда хотела, и чаще стала ошиваться возле моей комнаты. Она и по сей день там ошивается. Что ж, кто же забудет свой первый секс. Ведь он у неё случился именно там. Не мог же я отказать девушке в удовольствии. С того времени они с Адель закончили школу и стали общаться меньше, но Грэт так и не прекращает приходить к нам. Теперь она помогает матери, постоянно попадаясь мне на глаза, когда я появляюсь здесь. Раздражает своей улыбкой, пытаясь неумело закусить губу или неловко оголить плечо. Адель не выгоняет ее, ведь Грэт бесплатная рабочая сила. Что ж, в какой-то степени она права. Но теперь в этот дом вернулся я, привезя с собой замену. Я больше не хочу видеть эту тень в доме. Её детская влюбленность осталась с ней — я же всегда её ненавидел. Она такая же, как и все. Согласная на всё сразу, только пальцем помани. Ведомая и дешевая. Я смотрел на её лицо без улыбки. Её это не смутило, но теперь и она напряглась. Смотрит на корзину с цветами. Наклоняется и берет её в руки, кидая туда ножницы. — Я помогаю твоей матери, — уверенно отвечает она, и от ветра прядь ее закрученных волос поднимается вверх. От Грэт веет запахом лака для волос. — Ну да, забыл, — усмехаюсь я и качаю головой. — Она тебе и копейки не платит, это я так, напоминаю. — Я здесь не из-за денег. Маргарет нуждается в общении и помощи. Тебе этого не понять. Грэт озирается по сторонам и снова смотрит на меня. — Я рада, что ты приехал. Переводит тему. Грэт занервничала еще больше, и её лицо покраснело. Ничего не отвечаю, только усмехаюсь. Она рада, что я приехал. А я не рад, что увидел её. Это тень из прошлого, которая приросла ко мне, словно её пришили. — Как дела? — задаю вопрос я и делаю шаг ближе. Грэта замирает, а я всего лишь беру садовые ножницы и прохожу к цветам. Почему бы не срезать хороших цветов для дома. Поставлю на кухне. Так делают на открытках. Я видел. — Нормально, — чуть повеселев от заданного мной вопроса, ответила она и стала наблюдать за тем, как я критично выбираю цветы для дома. — Живу сейчас одна, — вскользь произносит Грэт, и я чувствую на себе её взгляд. Усмехаюсь и поворачиваю голову к ней. Снова эта идиотская губа. Она закусывает ее так, словно в пылесос засосали половину кожи. На губах я заметил корочку. Привычка у нее осталась с подросткового возраста. До сих пор думает, что делает она это сексуально. На самом деле, хочется всего лишь зажать садовыми ножницами её губы и больше ничего. Я срываю сразу три цветка. На мой взгляд, они неплохие. Ало-красные, напоминающие кровь. Великолепный цвет. Грэт не устраивают моё молчание и ответ, который был лишь усмешкой над её намеком. Она переминается с ноги на ногу и задает следующий вопрос, лишь когда я поворачиваюсь к ней с небольшим букетом цветов. Смотрю в её глаза. Карие. Такие же большие и карие, как у Кристель, но только эти глаза глупые. Абсолютно пустые, и в них нет страха. Такие глаза хочется вырвать. Вслед за её губами. — Кристина — твоя девушка? Выдавливаю кривую улыбку. Так и хочется сказать всю правду, но вместо этого просто киваю. Лицо Грэт искажается, и она делает глубокий вздох. Сквозь белую блузку у нее выпирают кости, как оленьи рога. Она делает выдох и улыбается, как будто под её ногами был навоз. — Рада за тебя, — говорит она и снова пожимает плечами. Я заметил, что делает она это каждый раз, когда собирается что-то ответить. Нервничает и злится. Грэт проходит к стеклянной двери, ведущей в дом, и поворачивается ко мне. Оценивающе обводит взглядом и облизывает губу. — Не заскочишь как-нибудь попить кофе? Мы давно не виделись. Надеюсь, твоя девушка против не будет? Мы ведь друзья. Входит сразу после своих слов и закрывает за собой дверь. Я вижу сквозь стекло, как она проходит к лестнице, по которой уже спускалась моя мать. Крепче сжимаю розы, и по рукам течет кровь. Почти не чувствую, как шипы впиваются в ладони, я стою и понимаю, что глупо улыбаюсь самому себе. Добыча так близко. Просто подойди и возьми, но это так неинтересно. Дичь, загнанная в клетку для того, чтобы ты поймал ее голыми руками, не доставляет никакого удовольствия от охоты. Я вошел следом; мама уже спустилась с лестницы и теперь обнимала вошедшую Грэт за плечи. Увидев меня, женщины повернулись, и мать одарила меня своей очаровательной улыбкой, но затем она стёрлась с ее лица. Мама посмотрела на пол, куда капали капли крови с ладони. Ножки алых роз приняли багровый оттенок. — Боже мой, что с твоими руками, Эрих? — Первый раз срезал цветы, — спокойно и даже с улыбкой ответил я, переводя свой взгляд на Грэт. Та, мигом подскочив, взяла из моих рук букеты и шепнула, где находится аптечка. Будто бы без неё я этого не знал. Потом убежала на кухню, где загремела посудой. Я остался стоять на месте. Порезы и кровь меня не волновали. Я не чувствовал их, но вот матери становилось дурно. Нужно играть роль сына, который вида крови не любит так же, как и она. Я успел сделать пару шагов в сторону туалета на первом этаже, чтобы взять аптечку, прежде чем на верхних ступеньках показалась Кристель в белом брючном костюме. Она слега замялась на ступеньке, но, как только на неё уставился не только я, но и все остальные, продолжила спускаться. Правда, всё равно медленнее, чем начинала до этого. Мама осталась стоять у лестницы и когда Кристель оказалась рядом с ней мягко положила ей руку на плечо. Они обменялись любезностями и теперь она смотрела прямо на меня. Сегодня в ее глазах я не заметила страх. Я не заметил ничего. Она смотрела на меня без ненависти. Разве что со слабым раздражением. Но так она смотрела на меня и в первый день. Играет? Или же больше не боится? Хочется увидеть в ее глазах страх, и я двигаю пальцами на руках. Заметила кровь, отлично. Но в отличие от моей матери она не была удивлена. Кристель лишь покачала головой и, всё ещё слегка прихрамывая, молча прошла в туалет. Потом вернулась оттуда с аптечкой и мягко улыбнулась моей матери, посмотрев на меня. Улыбнулась мягко. Улыбка ее красит, но не тогда, когда я не хочу её видеть. — Где ты успел пораниться? — в комплект к своей улыбке так же мягко проговорила Крис. Подошла еще ближе, и теперь её белый костюм находился рядом с моими окровавленными руками. — У тебя ведь белый костюм, — строя из себя влюбленного мудака, произнес я, словно меня заботила её одежда. В идеале я предпочитаю видеть Кристель без неё. Она подошла ещё ближе и повернулась к матери и Грэт спиной. Улыбка тут же исчезла с ее милого припудренного личика. Я сжал зубы и произнес сквозь них: — Что ты делаешь? Крис ничего не ответила на этот вопрос, но первый не остался без ответа. — Я не боюсь испачкаться кровью. Хм, звучит двусмысленно. Мы прошли в кухню, где я сел на стул, а Кристель поставила на столик толстую аптечку, доставая оттуда бинты. Грэт принялась готовить завтрак, украдкой поглядывая на нас, а моя мать занялась разглядыванием меня и моей возлюбленной. Кристель принялась перебинтовывать мою руку, не спуская с меня глаз. Рывок — и движение доставляет мне боль. Я сжимаю губы, впиваясь в неё взглядом. Её карие глаза почернели. Снова рывок — и сквозь бинт начинает просачиваться кровь. Больно, и она знает об этом. Наконец она заканчивает оказывать мне помощь и в то время, когда мама отворачивается от нас, сильно сжимает мою ладонь; я хватаю её за запястье в желании оторвать руку, и Грэт поворачивается одновременно с мамой. Мать улыбается, Грэт кривится. Мы застыли в позе схватки. Кристель держит меня за ладонь, я другой рукой сжимаю её тонкое запястье. Мы впились друг в друга взглядом, но не произносим ни слова. Первой расслабленно, но зло улыбается она и наклоняет светлую голову набок. Совсем слега. Придется импровизировать. Я улыбаюсь в ответ, но скорее потому, что я стою лицом к зрителям. Улыбаюсь мягко, пытаясь вспомнить что-нибудь приятное. На ум приходит только мешок для трупов. Я представляю, как складываю тело Кристель туда по частям и улыбаюсь снова. Кристель ещё сильнее наклоняет голову набок. Я понимаю, что не могу просто отпустить ее руку. Публика ждёт хлеба и зрелищ. И подтверждений наших отношений. Наклоняюсь к лицу Крис, она не отворачивается — поддается вперед, облизывает нижнюю губу и закрывает глаза; я делаю то же самое и целую её в губы. Осторожно, едва касаясь, но этого кажется мало. Она сама притягивает меня к себе и углубляет поцелуй. Краем глаза вижу, как Грэтель кривится, будто съела лимон, а мать, краснея, отводит взгляд в сторону. Мы отстраняемся и успеваем наградить друг друга самыми неодобрительными взглядами. Уверен, она думает о том же, о чем и я. Она обязательно поплатится за это представление. — Не хотите устроить пикник на заднем дворе? Такая чудесная погода! Мама произнесла это так, что отказать было нельзя. К тому же кто смеет ей отказать вообще в этом доме? Кристель и Грэт переглянулись, затем обе посмотрели на меня. Мне пришлось пожать плечами, показывая соглашение и пряча безразличие. Все равно, где завтракать и что делать. Раз уж я здесь. Лишь бы мама чувствовала себя хорошо. Получив одобрительный ответ из уст Грэт, которая не переставая вертелась вокруг неё, мы принялись собираться на пикник. Пока мама сидела за плетеным креслом возле роз, я вытащил плед, Грэт собрала корзину с едой, которую готовила как раз для завтрака. С Кристель мы столкнулись у лестницы, когда та спускалась переодетая в джинсы и кофту с длинным рукавом. Убрала повязку с ладони. Я посмотрел на её руки и усмехнулся. Длинными рукавами скрывает синяки от бурной ночи. Что ж, я одобряю. Это наша маленькая тайна. Она обходит меня, ничего не говорит, идет к моей матери. Я следую за ней и по пути встречаю Грэт. Та несет корзину с едой и широко улыбается мне. Подмигивает. Я отступаю, пропуская её первой, наверное, она воспримет это как знак внимания, но плевать. Мы все оказываемся на заднем дворе. Вокруг цветы, подстриженный газон. Все благоухает, приятно светит солнце. Омерзительная теплая погода и семейная обстановка. Настоящий цирк. Мы садимся на клетчатый плед, Грэт принимается раздавать нам пластиковые тарелочки. Улыбаемся друг другу, как идиоты, но мама думает, что так и должно быть. Кристель сидит рядом с мамой, помогает открыть ей бутылочку с соком. Улыбается ей, о чем-то перешептываются. Ни я, ни моя подруга-брюнетка этого не одобряем. У обоих возникает ревность. На тарелочку со стуком падает кусочек пирога, который положила Грэт. — Давно так не сидели. Последние дни было душно, а сейчас просто тепло. Кристина, милая, тебе не жарко? Мама смотрит на Кристель, и та мотает головой. Ответа не последовало, тогда матушка снова принялась говорить первая, пока мы все молча жевали черствый и ужасно кислый пирог. Ну кто учил так его готовить? Я смотрю на Грэт, которая с недоумением смотрит на тарелку и, кажется, вспоминает ингредиенты пирога. Сахар. Тупая сука. Ты забыла сахар. — Мне кажется, нужно было добавить сахар, — произношу я и откусываю пирог. Уже тошнит от кислоты. Грэт поднимает голову и неуверенно кивает. Да, сука, ты испортила завтрак. — Ну какая разница, Эрих. Ведь Грэт так старалась! Она всегда старается, она моя опора. И я так рада, что к ней пришли помощники. Милая Кристина, я так рада, что ты с нами, ты просто ангел! Ну да, ангел для неё и просто дьявол, когда её никто не видит. Кристель краснеет. Неужели искренне мама смотрит на меня? Мне приходится улыбаться. Челюсть начинает ныть от улыбок. Мама смотрит на меня молча с минуту, потом мягко улыбается и кладет на моё колено свою горячую бледную ладонь. — Я так рада, что ты нашел такое сокровище. Я скоро уйду, и я рада, что кроме Адель будет та, которая станет заботиться о тебе. Надеюсь, Мориц тоже обретет счастье. Мы все замолкаем, когда она снова повторяет, что скоро умрет. Так спокойно и легко она произносит это с полным осознанием, что жизнь её подходит к концу. Наверняка — да я даже уверен — она боится этого, но не подает виду. Продолжает улыбаться и поправлять свою косынку, за которой спрятаны редкие волосы, клочками остающиеся по утрам на расческе. Скоро их совсем не останется, и тогда мама наденет огромную шляпу с полями. Так говорила она в прошлый наш визит. "Я всегда мечтала носить шляпы, но из-за копны моих волос она слетала с меня. Когда я совсем лишусь волос, буду носить шляпы. Приятная мелочь" Я до сих пор помню её слова. После этого она простодушно рассмеялась, а тот пикник застыл в неловком молчании. Наконец мама понимает, что произносит что-то не совсем приятно для всех. Пытается сгладить ситуацию и, отпивая сок, снова смотрит на Кристель. Та же сидит и смотрит куда-то на цветы. О чем-то думает, жуя кислый пирог. Рот набит пирогом, на губах крошки. Двигает челюстью, напоминая хомяка. — Кристина, я знаю, какой мой сын порой бывает вспыльчивым, надеюсь, он не обижает тебя? Кристель перестает жевать, тяжело проглатывает пирог и убирает крошки с губ. Затем смотрит на меня; мы встречаемся взглядами. Не могу сдержать улыбки. Холодной, злой улыбки, которая не осталась незамеченной Грэт. Она недоуменно смотрит то на меня, то на Кристель. — Мы ссоримся, но как все люди. Мы ведь любим друг друга. Мама пускает женскую слезу и отпивает сок снова. Смотрит на меня и ждет моей реакции. Что делать в таких случаях? Наблюдаю за Крис — она делает вид, что по уши влюблена в меня. Переползаю к ней через корзинку и наклоняюсь, чтобы поцеловать. На этот раз она сухо чмокает меня в щеку и проводит рукой по волосам. У корней успевает еле заметно их сжать. Напрашивается сама. Что ж, еще один секс в качестве наказания не помешает. Грэт все это время подозрительно косится на нас и наконец, когда после очередного сухого поцелуя между нами, она достает телефон и произносит, что хотела бы сделать нашу фотографию. — Это не лучшая идея, — отнекиваюсь я. Фотография нам ни к чему. Но мама просит, чтобы это фото было сделано для неё. Обещает поставить его в гостиной рядом со своими свадебными фотографиями. Кристель пытается возразить, но уже поздно: на неё и маму направили камеру. Они широко улыбаются, и Грэт делает фото. На селфи, где Грэт и мама, Кристель в свою команду она не взяла. Теперь очередь доходит до меня. Грэт просит встать меня и Кристель, мама пересаживается на плетенное кресло. Она еле заметно усмехается. Хочешь жить — делай, как тебе говорят. Встаем у роз, как просила мама. Обхватываю талию девушки и кладу руку почти на ее ягодицу; руки она не убирает. Прижимается ко мне и вздыхает раздражено, тут же вытягивает улыбку для Грэт. — Улыбочку, — произносит та и делает снимок. Снимок. Снимок. Снимок. Играем счастливую пару, мама то и дело просить сменить позы на фото. Масло в огонь подливает и Грэт. — Может быть, поцелуетесь? — Крис немного стесняется, — быстро произношу я и смотрю на лицо Кристель. — Ну хотя бы в щеку чмокни её, — недовольный голос Грэт, и она направляет на нас камеру. Наклоняюсь к щеке Кристель. Вдыхаю её аромат вперемешку с ароматом цветов, и мои губы находятся почти с её кожей. Целую сухо, коротко, и это успевают запечатлеть на фото. Грэт опускает телефон и идет к матери, чтобы показать снимки. Кристель дергается, и я кусаю её за щеку, не отпуская кожи, сжимаю ее бедро сильнее; её руки накрывают мои, но она не смеет пикнуть. Шепчу в ухо, чтобы не дергалась, и напоминаю о том, что её ждёт. Предупреждаю, чтобы приняла душ. В ответ слышу смешные и неубедительные угрозы. — Ненавижу, — поворачивается она ко мне лицом и качает головой. — Я ненавижу тебя. — Это взаимно, любовь моя, — отвечаю я и улыбаюсь. Нас снова зовут продолжить пикник. На часах нет и десяти. Впереди весь день.