Дело о винограднике

Эрих День подошел к концу. Грэт собиралась домой, чему я был рад. Напоследок махнув мне в оранжевом свете уличного фонаря, она удалилась, уткнувшись в телефон. Мама оставалась сидеть в гостиной в кресле, смотря мыльную оперу. На её коленях лежал старик Баки. Я прошел к маме, ставя чашку с чаем на столик. — Я принес чай, — намекаю на то, что пора ложиться спать. Я знаю, что мать давно принимает снотворное. Если она выпьет чай прямо сейчас, то тишина, в которой я так нуждаюсь, наступит совсем скоро. Мама протянула руки, чтобы обнять меня, и устало улыбнулась. — Обязательно, спасибо дорогой. Ты уже идешь наверх? — Да, мы хотели с Крист... — на имени девушки я запнулся и остановился. Это заметила и моя мать, но ничего не сказала, — Кристиной хотим провести время наверху. Ты ведь не против? — Конечно нет, вы молодые. Я вас за день утомила. — Нет, просто она немного устала, и я решил навестить её. Снова улыбаюсь матери. Моргаю глазами, как дурак, и вздыхаю. Делаю вид, что сильно устал и что меня беспокоит состояние Кристель. Но игра срабатывает. Мама снова обнимает меня и продолжает смотреть телевизор. Что ж, надеюсь, снотворное подействует быстро. Нужно не забыть выключить телевизор. Я поднялся на второй этаж, принял душ и переоделся. Смотрю на себя в зеркало. На лице появилась щетина, волосы растрепаны, и я приглаживаю их рукой. Не особо удается, да и плевать. Иду в комнату к Кристель, держа в руках отмычку на случай, если она не откроет. Ощущение, что я иду к жертве, которая заперта в клетке. Прекрасное ощущение, жаль, что не могу позволить себе приковать её к батарее в этом доме. Стучусь в дверь. Один короткий стук, этого достаточно. Я не прошу открыть: я оповещаю о себе, но, к моему удивлению, дверь открывается. Придерживая дверь, на меня смотрела Кристель. В тонком сарафане, с закрученными от воды волосами. Только недавно приняла душ. От неё пахнет корицей. Она молча пропускает меня в спальню, и я закрываю дверь на ключ. Встаю возле двери, она проходит на постель, садится и начинает расчесывать свои короткие волосы. В душе кипит тошнотворная смесь злобы и облегчения, как, если бы уняв зуд, вы вдруг поняли, что расцарапали себя до крови. Она сидит и не обращает на меня никакого внимания. Медленно, не торопясь расчесывает волосы. По телевизору мелькают новости, окно открыто — дует ветер. Начинается гроза. Мы молчим. В телевизоре продолжают мелькать копы. Наконец Кристель заканчивает со своими волосами и встает с постели, уходит в ванну, кладет расчёску и возвращается оттуда с лаком для ногтей. Багровый, напоминает кровь. Вызывающе, мне это нравится. Она снова забирается на кровать. Подол хлопкового сарафана задрался выше коле, обнажая её бедра. Невольно усмехаюсь, наблюдая за тем, как она открывает лак и макает в него кисточку. Наносит лак на ногти. Волосы спадают на лицо. Моя проклятая похоть так и норовила возобладать над осторожностью. Я сделал шаг назад. Комната поплыла перед глазами. Наконец она поднимает на меня взгляд и слегка прищуривает глаза. Только сейчас я заметил одну деталь: макияж у нее не такой, как днем. Более естественный и абсолютно свежий. Она хлопнула ресницами и усмехнулась. — Что-то не так? — спокойно задает вопрос она. В Кристель бурлит уверенность и ехидство. Ну конечно, в двадцать один почему бы и не бурлить? Она еще не поняла, что её усмешки только больше усугубляют положение. Я снова скользнул взглядом по её бедрам. Ко всему прочему, в ней бурлила и молодость. Она непростительна, юна, и — хотя это я осознал еще с самого начала — ничто меня не останавливает. Я усмехнулся. Кишки скручивало в узел при мысли о том, что я хочу с ней сделать. Я начал фантазировать. В моих сегодняшних фантазиях её сарафан летит к черту, руки связаны бинтом, который я уже снимал с ладони. На брюках есть ремень, и я собираюсь его использовать. Идеальное завершение дня. Я делаю шаг вперед, и Кристель снова поднимает на меня взгляд. Ногти почти докрашены, и теперь она медленно спускает одну ногу на пол, и под сарафаном сверкнуло её белье. Сделав еще один шаг, остановился. За окном раздался раскат грома, сверкнула молния. Кристель повернула голову в сторону шума. Быстро встала с постели и подошла к окну. Стоит ко мне спиной, и я осматриваю её тело. Страстно желаю к ней прикоснуться. Как в дешевом бульварном романе. Эдакий урод, который возжелал девку. Я подошел к ней ближе и стянул бретельку с плеча. Затем вторую. Прижал ладонь к обнажённой коже. Кристель не дрогнула. Она продолжала стоять, держа ровно спину, и повернулась лишь после очередного раската грома. Я увидел её пристальный взгляд, каким она обычно смотрит на меня. Тяжелый взгляд, пронзающий насквозь. Любой другой бы почувствовал отвращение за свои действия, но для меня этот взгляд как зеленый свет. Если она против, я продолжу. Она почти упирается мне в грудь, а я ощущаю под своими ладонями её обнаженную спину. Руки я не убрал, но от этого она все равно не двигается с места. Неужели решила согласиться? Я смотрю на неё, и наконец она пожимает плечами и хмыкает. — Я задам один вопрос. Коротко киваю, опуская руки. Пусть задаст, я не тороплюсь. — Грэт ты трахал так же, или я особенная? Умненькая и хорошенькая молодая Кристель. Сообразительная, но она не знает меня. — Не твое дело. Теперь Кристель усмехается. Закатывает глаза и улыбается. Раскат грома заглушает то, как она цокает языком. Снова смотрит на меня. — Ты всех так трахаешь? — Я сказал: не твое дело. — Она начинала меня раздражать. — Ты скажешь, или ты не трахался до этого? Одним рывком я спустил сарафан вниз и положил ладони ей на грудь. Соски затвердели от прохладного воздуха в спальне. В гостиной по-прежнему гудел телевизор, слышны были шаги матери. Я снова взглянул на Кристель и сжал её соски. Она не дернулась, словно потеряла чувствительность. Стояла, словно манекен. Я сильнее надавил на грудь. — Это все? — спрашивает она. Я захотел заткнуть ей рот. Я вспомнил вчерашний поцелуй. Зубы столкнулись, лицо прижалось к лицу, её волосы защекотали мои щеки, глубокий и влажный поцелуй без ответа. Я думал только об этом, поскольку думать о чем-то ещё было опасно. Но сдержаться не так-то просто. Губы Кристель слегка приоткрыты, она кривит рот, я перевожу взгляд на её ключицы, грудь. Она говорит с хрипотцой. — Ты пришел меня снова трахнуть, ну так что мешает? Вот я стою, на мне только трусики. Снимай же. Её дыхание несёт сладковатый аромат красного вина, а волосы отдают запахом корицы. На миг я замешкался, что разозлило меня. Вот она стоит и не шевелится — бери же, пока она согласна. Но так не пойдет. Я отступаю назад, и Кристель заливается смехом распутной девки. Вот на эту наживку она меня и поймала. Мой разум пришёл в полное смятение. Много раз я мысленно представлял себе её согласие. Во мне проснулся насильник, маньяк, убийца. Секс с женщиной по её воле теперь лишен для меня всякого интереса. В нём нет загадки. Нет красоты и страсти. Я заглядываю в её глаза. Никакого сигнала тревоги. Я резко схватил её за руку и рывком потянул на себя; она запнулась об сарафан и упала ко мне в объятия. Одна моя рука скользнула ей по спине. Кристель не сопротивлялась. Вторая быстро скользнула между её ног. Вот в чём дело. Сегодня её промежность влажная. К своему удивлению, я почувствовал разочарование. Швыряю её на постель и сажусь сверху; всё идет не так. Она должна махать руками, но лишь облизывает губы и вызывающе смотрит на меня. Шепчет, что хочет увидеть мой член. Я наклоняюсь к её шее и кусаю. Девушка выгибается под моим телом. Закрываю глаза. Её руки перемещаются на мою спину, забираются под рубашку. Красные ногти царапают тело. С её губ срывается стон, и я затыкаю её рот, сплетая наши языки. Я не сразу понял, что её руки переместились на мою шею. Она сжала горло и посмотрела на меня. Я пытаюсь вырваться. Кристель обвила меня ногами и сильно сжала их. Хрупкая, но сильная. Хватаю её за руки и наконец ударяю головой по переносице. Из вздернутого носика Кристель потекла струйка крови. Она закрывает ладонью лицо, и хватка ослабевает. Сука. Я соскакиваю с постели и дергаю её за ногу. Она слетает на пол. — Ты решила меня убить? Еле сдерживаюсь, чтобы не пнуть её. Не хочу шуметь. Мама ещё не спит. Наклоняюсь над девушкой и наматываю её волосы себе на руку. — Смотри на меня. Вижу взгляд карих глаз. Кристель сжимает губы, которые уже были в крови. — Я хоть раз попытался тебя убить? Я кормлю тебя, у тебя есть одежда, я трахаю тебя, гребенная ты шлюха. Кто, кроме меня, сделает это для тебя? Может быть, твой муженек? Огорчу тебя: твой муж давно подставляет свой анус под члены всего города. Его дырка разработана лучше твоей. Кристель не вырывается, внимательно слушает. Свет в комнате не горит, и на её лице мелькает только свет от телевизора. Я жду ответа. Чего угодно, чтобы ударить снова, но вместо этого слышу звук своего мобильного. Гребанный козел, как не вовремя. Не отпускаю волосы Кристель, достаю телефон из кармана и отвечаю на звонок. Это была Адель. Её голос звучит обеспокоенно. Она спрашивает, все ли у нас в порядке. Отвечаю, что всё прекрасно, и перевожу взгляд на Кристель. Её лицо почти рядом с моей ширинкой. Ракурс изумителен. Адель спрашивает, смотрим ли мы телевизор. Отвечаю, что как раз заняты этим делом — сам же сильнее придавливаю девушку к своему телу. В голове уже созрел новый план. Я смотрю на неё, присматриваюсь к такому новому положению. Ну хоть картину пиши, до чего это отлично смотрится. Её окровавленные губы вот-вот коснутся моего члена. Я уже готов кончить ей прямо в глотку. Адель снова начинает говорить и просить, чтобы я включил канал с новостями. Они как раз идут. Перевожу взгляд на телевизор. Новости из Франции. Пресс-конференция накануне выборов, но отнюдь не про политику. По ящику светится рожа Оливье. Краснощекий, седой Оливье стоит снова на фоне фотографии своей дочери. Рядом с ним, как обычно, его рыжая потаскуха и мальчик на побегушках — Матье. Все скукожились, словно на них мокрая одежда. Адель говорит, что это должна увидеть Кристель, и кладет трубку. Отбрасываю телефон, но Кристель не отпускаю. Смотрим вместе. Её отец напоминает, что прошло семь дней, и просит вернуть его дочь. Тупые разговоры для прессы, и наконец он делает заявление. Он хочет представить мать Кристель. Снова говорит, что общее горе объединило их после стольких лет, и протягивает руку ступающей к нему женщине. Что ж, довольно неплохо выглядит. На ней дорогое платье, туфли, всё новенькое. Оливье принарядил ещё одну шлюху. Женщина кивает всем собравшимся, и на её лицо обращают камеру. Глаза широко распахнуты, зрачки расширены. Она вот-вот пустит слезу. Отвращение к ней появляется сразу. — Кристель, милая. Где бы ты ни была, если ты это видишь, знай: мы обязательно найдем тебя. Мы любим тебя. Папа любит тебя, мама любит тебя. Мы рядом, солнышко. Звучит гадко и неубедительно, отчего я хватаю пульт и вырубаю телек. Тишина. У ног зашевелилась Кристель. По глазам потекли слезы, выглядит она взволнованной и ошарашенной. Впервые увидела мать, понять её можно, но не хочется. Мне на это плевать. Я поворачиваю её голову к себе и усмехаюсь. — Ты похожа на свою мать. Не только внешне. Молчит. Я вытягиваю улыбку, уже приготавливаюсь к дальнейшим действиям, и снова звонок. От злости швыряю Кристель на пол и хватаю телефон. Звонит Мориц. Знаю, что ему нужно обсудить. Что ж, это займет время. Перед тем, как взять трубку, я кидаю взгляд на Кристель. Она поджала под себя колени, не плачет, но слезы текут сами собой. На щеках дорожки от туши. Она смотрит на меня, и я улыбаюсь. — Не сегодня, дорогая. Я устал. Посмотри кино, а завтра мы обязательно встретимся. После сказанного я выхожу из комнаты и закрываю дверь без стука. Вышел так же тихо, как и зашёл. Надеюсь, нас не было слышно.