***
таймлайн хангемовой операции на глазах, есличо. почти не спойлер. я не донхун
— не крутись!
прохладные и немного влажные пальцы трогают виски хангема.
— у тебя руки мокрые, донхун.
вообще-то хангем в курсе, что донхун недавно из душа, и, наверно, влага еще осталась на ладонях. да и хотелось всего лишь поделиться ощущениями, а выходит какой-то глупый упрек.
если бы хангем мог сейчас видеть происходящее, то перед ним предстала бы картина закатывающего глаза донхуна. но, к сожалению, повязка на глазах мешает. по затянувшемуся молчанию он догадывается о некотором негодовании в свою сторону. хангем ерзает, сползая с подушки, перекатывается к краю, задевает что-то плечом и, — хангем внутренне съеживается, пугаясь, что сейчас ему влетит по первое число, — слышит глухой хлопок и тяжелый мрачный вздох.
— ёнгын!
хангем несчастно мычит в ответ. донхун не кричит о последствиях, значит, он ничего не разбил, и тогда хангем уже совсем наглеет (от счастья) :
— вообще-то мое имя ха...
— если ты сейчас не замолчишь и не перестанешь вертеться, то про свое имя будешь рассказывать кому-то другому! — обрывает всякую радость донхун.
хангем обиженно поджимает губы.
если бы нужно было описать идеальные отношения, хангем без раздумий ткнул пальцем в себя и донхуна. раструбил на весь мир, устроил митинг на национальном канале, а потом запустил ролик в ютуб. что-то вроде: "судьба свела нас как соперников, а теперь мы вместе". разве они не достойный пример пары у которой нет никаких третьих лишних, которые заняты одной деятельностью, но находят время друг на друга? да, донхуна пришлось завоевывать, но хангему от того лишь слаще, ценнее их чувства. для самого донхуна, хангем уверен, это имеет не меньшее значение.
иногда, как сейчас например, хангем особенно хочет напомнить донхуну о том, как у них все романтично начиналось. не то, чтобы это не продолжалось в том же духе...
— успокоился? — минута, и в голосе уже ни капли злости, только строгость, так свойственная донхуну, когда его терпение доходит до крайней точки.
— не ворчи на меня, — хангем на ощупь (сначала по мягкому пледу, а после по коленям донхуна перебирает пальцами, словно идет вверх) находит его руку. добродушный донхун на самом деле сам кладет ладонь рядом с хангемовой, прекращая его мучения.
короткое рукопожатие, ну точно одолжение (хангем собирается дуться еще час за то, что его так быстро отвергли). донхун толкает хангема от края постели.
— я больше ничего не задену! — хангем на самом деле счастлив, что о нем так заботятся.
донхун наклоняется, его дыхание щекочет лоб и виски, и снимает повязку. хангем подставляет голову, помогая стащить ее с себя. он жмурится до морщинок на лице с непривычки. свет в комнате яркий после нескольких часов в темноте.
— ты как маленький. глаза не спеши открывать, аккуратно.
хангем моргает, он выставляет ладонь, защищаясь от лампы. нужно привыкнуть. донхун в это время встает и приглушает свет, сводя до минимального. ему все-таки нужно хоть что-то видеть. хангем выравнивается на кровати, садясь посредине. через несколько минут ему удается даже относительно четко разглядеть мебель в комнате, ручки на ней и узор на шторах в противоположном конце спальни, он хорошо видит приближающуюся фигуру донхуна с пузырьком капель. донхун указывает как выровнять голову и, аккуратно придерживая под шеей, капает холодное лекарство. хангем смаргивает излишки. капли вытекают и одна даже опускается в рот. хангем кривится от мерзкого вкуса, высовывает язык точно собака в жару. донхун закрывает пузырек, и отставив в сторону, прижимается губами ко рту хангема.
— все, твои мучения на сегодня закончены. утром повторим. и не такие уж они противные.
хангем дергает уголком губ, видя как донхун облизывается, пробуя вкус медикаментов. и после равнодушно ведет плечами.
— думаю, на ночь закрывать глаза нет необходимости, — донхун сводит брови, обдумывая эту мысль. он принимает решение, и хангем поспешно соглашается, не желая снова остаться в темноте.
он поглядывает на донхуна, успев соскучиться за то время, что они были порознь (пару часов, а кажется целую вечность). хангем часто моргает: долго смотреть неприятно, начинается резь в глазах, но... блеклый свет мягко подчеркивает губы донхуна, контур подбородка, и даже редкие ресницы светятся золотом, или это хангем приукрашивает. в груди загорается, становится теплее, эти краски делают их еще роднее, ближе. может быть, дело в самом присутствии донхуна. в его размеренных шагах по квартире, в неспешных, даже придирчивых движениях, пока он убирает на тумбочке, и после коротко отвечает на звонок менеджера, сообщая что утром приедет в компанию сам, а за остальных - это к джуну, все это становится таким привычным и уютным.
перед глазами немного расплывается — от лекарства, а донхун выглядит удивительно ясным и понятным — от любви.
— еще немного и мне станет неловко от того, как ты следишь за каждым моим движением, — довольно сообщает донхун, откладывая телефон на тумбочку.
он стоит в тени, хангему легко смотреть в сумерки, но он вытягивает ладонь, подзывая к себе. хангем молчит. серьезно, он так переполнен, — качни сосуд и вода польется во все стороны, обдавая брызгами, — что нет никаких слов.
у донхуна широкая улыбка, которая обнажает ровные зубы. хангем видит ее перед тем, как донхун прикрывает ему глаза ладонью.
— пора отдыхать.
удивительно ли, что слова расходятся с делом, потому что вместо мягкого поцелуя с пожеланием добрых снов, донхун настойчиво пробирается в хангемов рот языком. а зная его, это только многообещающее начало. он не тот, кто остановится на середине, и хангем обожает в донхуне эту черту. кровать немного прогибается под их общим весом, донхун липнет всем телом и то ли он еще теплый после душа, — хангем сомневается, ведь прошло уже достаточно времени, — то ли его согревает нарастающее желание. хангем мнет ягодицы донхуна через домашние штаны и осторожно прикусывает кожу на шее. донхун довольно урчит. хангем гордится собой и сжимает губы смелее.
они пресыщаются поцелуями. утомляются ласками через глупый слой ткани, когда остро нужно ближе. донхун подцепляет край хангемовой футболки. хангем задирает руки, а потом неожиданно вспоминает:
— слушай, а мне можно? ну вот это все... я же болею...
смех донхуна неожиданный, озорной, звенит всеми цветами радуги: от настоящего веселья до искреннего непонимания.
— тебе операцию на глазах делали, — хангем подставляет щеку под ладонь донхуна, но тот поглаживает всего секунду. донхун смело опускает руку в штаны и несильно, все еще шутливо, на проверку, сжимает пальцы. но для хангема и это уже возбуждающее (у него встает даже от самых невинных мыслей о донхуне, что уж говорить о том, когда донхун прикасается), — видишь, — донхун хрипло шепчет в ухо хангема, — здесь у тебя все на месте и вполне себе работает!
хангем фыркает в ответ на это издевательство. он выдыхает через раз, и быстро берет ситуацию в свои руки (донхуна заодно).
перетягивает его на себя, целуя куда придется: щеки, шея, смазано в подбородок. хангем пытается найти его губы снова и распахивает глаза.
— ай!
свет неожиданно забирается прямо в зрачок, а это неприятно. хангем крепко зажмуривается, моргает. донхун тут же отползает в сторону и хангем разочарованно стонет, ощущая неприятную легкость.
— ну куда ты? это не повод сейчас остановиться...
— не хочу, чтобы ты ослеп?
донхун возится, стоя к хангему спиной. что он там делает не видно. но он возвращается к хангему с повязкой.
— придется вернуть ее на тебя.
— издеваешься? — хангем выгибает бровь, удерживая донхуна от попыток натянуть ему на глаза плотную ткань. — и как я, по-твоему, буду что-то видеть?! а делать?!
хангем не считает донхуна более сильным, но хитрым - точно. ему неслабо попадает локтем по ребрам и он кряхтит. хангем позволяет отбить свои ладони, почти признавая поражение.
но этот маневр только на руку хангему, и он рывком поднимается и роняет донхуна на спину. ткань трещит от постоянных перетягиваний. они вошкаются еще с минуту, и донхун выставляет ладони над головой. хангем настроен решительно, подтягивается и не рассчитывая расстояние, ударяется лбом о стенку.
— боже...
— это ты мне?! — донхун даже не смеется и подозрение хангема об очередной насмешке в свою сторону прогрессирует с космической скоростью. — ёнгына, я все равно надену ее на тебя!
— почему ты такой язвительный? ты же знаешь, это мое старое имя.
— а ты почему так истеришь? — справедливо замечает донхун. — кроме того, — хангем прикрывает глаза, чувствуя робкое прикосновение губ донхуна, эфемерные поцелуи, капризные замечания, — только я могу тебя так называть. или есть кто-то еще?!
хангем понимает, что это проигрыш. полная сдача позиций и территории. и своей гордости. донхун из него веревки вьет, но так умело, что даже самому хангему нравится. острые зубы донхуна тянут за нижнюю губы и вкусные слова проглатываются вместе с воздухом:
— ёнгына... ёнгына, дай я уже одену маску, нужно поберечь твои глаза... и мы продолжим..
хангем уже согласен, хотя это и вызывает опасения:
— я же не смогу видеть...
— я со всем разберусь.
у донхуна прохладные пальцы, внутри него горячо и тело приятно влажное. хангем прижимает донхуна к себе, с силой входя до самого упора. он ничего не видит, но ловит на слух мелодичные стоны. донхун обычно не слишком громкий, и не шумный. и сейчас его голос звучит также гармонично.
хангем полагается на слух больше, чем когда-либо и в этом что-то новое.
донхун просит его ускориться, но хангем вредничает (за что получит выговор после, но сейчас хочется поступить по-своему, в конце концов, не одному донхуну вести их отношения) и двигается издевательски медленно. гладкие мышцы плотно облегают член и хангему чертовски хорошо просто чувствовать эту цельность.
все в нем сосредотачивается на ощущениях между ними. под ребрами учащенно бьется сердце, кажется так близко, что можно пробраться под кожу и сжать его в руке. донхун прижимается ближе, словно сам хочет забраться под кожу, занять место хангемова сердца (хангем считает, что донхун уже давно там).
— это все мое, — напоминает хангем, целуя плечи донхуна. он проводит ладонью по груди, животу, игриво обходит головку и плотно обхватывает рукой. донхун сжимается, тянет душный воздух, ему нравится. хангем водит рукой и пробует на вкус сладкое, закипающее томление.
хангем не собирается закончить сейчас. он отстраняется.
— эй...
— тшш! — хангем перебивает поцелуем. он прижимает руки донхуна к постели, — не двигайся.
случайная затея все больше кажется заманчивой и хангем думает о том, что следует использовать ее на практике как-то еще. только может следующий раз он завяжет глаза донхуну? или попробует что-то другое. а пока хангем "запоминает" кончиками пальцев лицо донхуна, немного надавливает на шею, вспоминая как напрягаются вены, он целует ямочку между ключиц, обрисовывает пупок и лениво водит рукой по набухшему члену донхуна.
— милый, я не железный, — напоминает донхун едва размыкая губы.
слова звучат шепеляво и хангем обращает внимание и на это тоже. серьезно, у донхуна в каждой фразе, в каждом обращении — даже в этом дурацком раздражающем "ёнгынааа" — столько интонаций, и все они полны... любви? неужели он был глухим все это время и не различал чудесных оттенков любимого голоса? хангем думает об этом все, ненарочно разливает жажду прикосновениями, большее провоцирует. донхун уже готов умолять о продолжении, пока заигравшийся хангем никак не насытится в своем новом опыте.
— хангем, милый, пожалуйста?..
— тебе так хочется? — нетерпение полосует ребра и вырывается громким вздохом. хангем ещё способен удивляться, а донхун абсолютно потерял себя в ласках хангема.
— с ума схожу, как сильно...
хангем подается вперед, цепляя распаленные чувствительные нервы, хотя теперь и ему кажется, что он весь сплошной вулкан, готовый взорваться в любой момент. он шире разводит ноги донхуна, увеличивая точки соприкосновения. сжимает его бедра. а донхун цепляет его ладонь, ненадолго переплетая пальцы.
раз донхун просит, то хангем возвращает ему сполна за все минуты ожидания, молчаливо извиняясь за собственную глухоту. резкими глубокими движениями, входит часто и уверенно. донхун держится за его шею и, кончая, тянет имя —
— хангё-ё-м...
— с таким обожанием, что и у хангема тут же вспыхивают золотистые пятна перед глазами, а по телу разливается нега.
он снимает повязку, чтобы взглянуть в лицо донхуна после. они укладываются на одну подушку и хангем нарочно щекочет плечо ресницами, вызывая улыбку. позволяет донхуну лениво перебирать свои волосы. все так и сияет хитростью и довольством. хангем привстает, нависая над донхуном:
— признайся, это был какой-то план? ты специально все придумал?
донхун смеется:
— нет. ничего подобного.
вот и пойми врет он или действительно идея была спонтанной. не более чем забота? хангем бы и поверил, но что-то ему подсказывает, что донхун просто не выдает себя.
— несмотря на то, — хангем деловито обнимает, — что наши отношения идеальны, — донхун фыркает, но хангем не игнорирует его, — я еще столько о тебе хочу узнать!
донхун зевает, устраиваясь удобнее:
— ну еще бы... ёнгына.
