***
Сэюн любит тишину. Глухая, прозрачная, заполненная самой собой — она ему нравится. Здесь нет провокационных шуток Донхуна, здесь нет двусмысленных намеков Бёнквана. И Чан не докучает, впрочем, это единственное, что не меняется в мире Сэюна. В тишине нет Джунхи. — Эй, хён, — Бёнкван показывается на пороге их комнаты со светлой узорчатой тарелкой, над которой стоит пар, — ужин готов и курица улетает быстрее, чем ты можешь представить! Сэюн перекатывается к краю постели, обнимая подушку. В общем-то, поесть давно пора. Но валяться в постели, где он тихонько рассматривал фотографии гор и планировал возможный поход, его тоже устраивает. — Или ты собираешься дождаться Джун-хёна и есть с ним в час ночи? – Бёнкван причмокивает, отправляя лапшу себе в рот. Сэюн приподнимается на локтях, поворачиваясь к Бёнквану. — А куда Джун делся? — Спроси, когда вернется? – предлагает Бёнкван, равнодушно ведя плечами. Он указывает палочками на все еще горячий бульон. – Так что? Есть идешь? Нехотя и лениво Сэюн поднимается. Кто-то, конечно, мог бы позвонить и разузнать стоит ли ждать, да и куда вообще подевался их лидер, но если Джун ушел и ничего не сказал – так нужно. Следуя за Бёнкваном, Сэюн присаживается к столу. Чан переползает со своей тарелкой, освобождая больше места, а Донхун передает чистую посуду. Бёнкван и Чан спорят о том, какой канал включить, а Сэюн накручивает лапшу на палочки. Донхун подначивает Чана за его упертость, а Бёнкван уговаривает поддержать его выбор: — Шоу крутое! Ты ведь тоже так думаешь, хён? Мы должны его включить! Сэюн улыбается, и Бёнкван принимает это за согласие. — Тогда двое против двух, — решает Донхун. Чана он поддерживает шутки ради, но даже так вряд ли захочет уступать. Через десять минут Донхун говорит о том, что занимает мысли Сэюна во время ужина, — сейчас очень не хватает Джунхи. Появляется Джун только за полночь. Он звонко смеется, переговариваясь с Чаном и отправляет его спать. А сам остается с Донхуном на кухне, негромко обсуждая книгу, которую их обязали прочитать в агентстве. Сэюн знает, что скоро придет и его черед, потому, незаметно присев в стороне, слушает. Где был и что делал Джун не делится, но у него измотанный вид и он спохватывается, что вставать-то рано, а еще в душ, прибрать на кухне и что-то еще, Сэюн уже не слушает, просто наблюдает за нервными поспешными движениями Джунхи. Он смахивает со стола мелкие крошки и пыль, цепляет чашку, опрокидывая еще не остывший чай. Сэюн не замечал за собой, склонность к эмпатии, беспокойству за кого-то пусть и близкого. Он не Джун, не Донхун, которые носятся с Чаном, словно им ребенка на попечение оставили; а ему достался Бёнкван, от которого не отделаться. Но за Бёнквана Сэюн не переживает: тот достаточно приспособлен к быту и жизненным трудностям. Скорость реакции у Сэюна так себе, он меланхоличный наблюдатель, и для подключения резервов энергии нужно дождаться «зажигания». Сэюн в целом считает, что он так себе, но это не мешает другому внутреннему инстинкту – отточенному на уровне рефлексов за годы знакомства, — беречь Джунхи. Сэюн толкает Джуна в сторону от стола, еще и чашку спасает, поймав ее уже пустой у самого края. — Ну ты даешь, — Донхун промакивает пятно салфетками и забирает чашку в мойку. – Я бы даже пошутил, что ты «вау», но это уже перебор для комплиментов. Смех Джуна разносится фоном по комнате, летит в оконную раму и дальше в холодную ночь. С благодарностью он кладет ладонь на плечо. Сэюн убеждает себя, что ничего такого не происходит и от одного прикосновения невозможно испытывать всю ту палитру эмоций, что захватывает его за доли секунды. Глупо улыбаться, глядя на Джунхи и ворчащего из-за уборки Донхуна — все, что остается. Ложась спать, Сэюн прокручивает этот момент в голове еще раз двадцать. Джунхи занимает особое место в его жизни, не являясь никем. — Ты не опоздал утром? Как вообще все прошло? – на дневной репетиции перерыв в пятнадцать минут и пока Сэюн сидит, прислонившись спиной к прохладной стене и закрыв глаза, Донхун и Джун пьют с одной бутылки и обсуждают только им известную тему. Это глупо, хотеть внимания Джуна, бесконечно считать себя кем-то не заслуживающем доверия. Быть взрослее, не показывать страх, не совершать необдуманных поступков — это статус и его особая роль в группе, прописанная вплоть до реплик в каждой сцене. Даже Донхун приходит к Сэюну когда его физические и моральные силы на исходе. Донхун легко устает от шума и суеты. И это уже не роль, которую надо играть, а искреннее желание. Сэюн не скупится и раздает себя каждому, кто попросит. Джунхи не исключение и приходит в его тишину тоже. Но секретами делится с Донхуном. Сэюн с удовольствием смял бы пластиковую бутылку и закинул ее в зеркало, в лицо собственному отражению. Когда твои эмоции включается по кнопке "Пуск", внезапная вспышка гнева станет не больше, чем сбоем настроек. Сэюн не ведет себя глупо. Он прикрывает глаза и призывает все внутренние резервы, чтобы успокоиться. — Слушай, хён, — Бёнкван плюхается рядом, забираясь под локоть (ему плевать, что они оба вспотевшие, он привык быть рядом и не брезговать) и, подсовывает планшет с отснятой хореографией, — меня волнует это движение! — Бёнкван тычет пальцем, проматывает посекундно, и требует полного разбора и как бы Сэюну не хотелось подслушать разговор Джуна и Донхуна еще немного, Бёнкван перекрикивает их полностью. Сэюну нравится то, что каждый из них достаточно независим друг от друга и все же они – команда. Они вместе живут, работают, ставят общие цели. Хочешь в интернет-кафе — иди в любое время, хочешь — протирай полы в танцзале до утра сам или уговаривай тех, у кого еще осталась энергия оттачивать движения до потери сознания. Захотелось прогуляться под цветущими вишнями? Можно собраться и пойти всем вместе или, как нередко делает Донхун, сбежать, чтобы побыть самому. Однажды Джунхи поделится своим секретом (а может это и не тайна вовсе, а Сэюн накручивает), но ему уже никогда не быть первым, кто узнает обо всем. Сэюн упрямо держит лицо без какой-либо толики эмоций. Джун занимается своей жизнью и это совершенно не дело Сэюна, сколько он спит и куда уходит, если это не вредит их работе. Сэюн убеждает себя, что не станет переживать даже если узнает, что у Джунхи появилась какая-то симпатичная девчонка. Двоих таких он уже перетерпел, как-то справится и с появлением очередной подружки. Он пережил даже какие-то недоотношения Джунхи и того хилого танцора, что сходил на четыре класса в студии их друзей из 1Million. Сэюн даже не ревновал, зная, что это все временное развлечение. До первой размолвки, не дольше. Тогда еще Бёнкван пошутил: — Джун-хён, ну парни - это как не для тебя. Хотя и девчонки тоже…, — он цокает и гримасничает, отчаянно пытаясь сообразить к чему вел свою мысль. В том, что тот конкретный парень не подходил, знали все, кто был хоть как-то близок с Джунхи. Считать себя неподходящим Сэюн начал позже. Позволено заботиться, но быть с Джуном – никогда. Это не заложено в сценарий, прописанный их компанией; не предписано в отношениях, сложившихся среди них пятерых. Да и Джун проговорился, что не создан для отношений. Для отношений с парнями – тем более. — Можно подумать они у тебя были! — съехидничал Донхун. Джун возмущенно закряхтел, тиская диванную подушку. На минуту Сэюн стал такой же подушкой для Донхуна, который уложив подбородок на плечо, полностью перенес свой вес на Сэюна. Донхун гораздо легче Бёнквана и это очередной повод для не-переживаний. — Что? А это вот чем тогда назвать? — Джун показал три пальца, намекая на целых три месяца отношений, а Донхун надул губы. — Ну, если ты считаешь, что ваше вылизывание глотки, которое ничем не закончилось… — Эй! Хён! Уши Джуна стали красными. Сэюн отвернулся, испытывая отвращение и облегчение одновременно, впитывая новую для себя информацию. Донхун продолжил невозмутимо, совершенно не отреагировав на возмущенные крики с дивана. Он ласково забрал волосы с макушки Сэюна, закидывая челку на лоб. — И если то, как он приносил тебе клубничное молочко, можно считать отношениями, то нашу уборщицу ты должен осчастливить свадьбой! Она тебе всегда вкусности оставляет… — Да ну тебя! Джунхи истерично бросил подушку, надеясь заткнуть обидчика. И попала она, — Сэюн даже моргнуть не успел, — ему в лицо. Донхун залился смехом от общей картины неловкости и от шокированного лица Джуна. Вокруг топот, шум и сплошная какофония звуков. — Я честно не в тебя целился! — ладони Джуна прошлись по лбу и щекам. Он взволнованный, будто чуть не стал причиной серьезной травмы. Но Сэюн знает, что он крепче, чем многие могли бы предположить. — Все нормально? — Так ты это серьезно, на счет отношений? — Сэюн не придал значения тому, как скрипит голос. У Джунхи какая-то причина на все и он о ней не говорит. Но он серьезен: — Никаких парней. Ну и к черту, решил Сэюн, хоть бы и десяток девушек, он это переживет. — Ты робот, — говорит Бёнкван и Сэюн счастлив. Так и должно быть: у него нет никаких человеческих чувств. А то тепло, что разливается в груди при виде Джунхи – ошибка системы. — Чего робот-то, хён? — влезает Чан в непонятный разговор старших. — Потому что разговаривает и двигается вот так! — Донхун поднимает руки Сэюна и на нем же и показывая четкие роботоподобные движения. А потом и Бёнкван копирует его. Бёнкван целый вечер донимает просьбами отрепетировать с ним новую хореографию. — Хён, выбирай! У бантанов новый трек или что-то из старого? Мы можем выложить ее на Youtube потом, — подначивает он. И Сэюн соглашается. У Бёнквана полно отличных идей, а он и рад переключиться на работу. Это здорово помогает не предаваться бесполезной рефлексии. В тишине-то всяко лучше, и спокойнее, но Сэюн привыкает к тому, что он старший, а значит, нужно терпеть и лесть Бёнквана, и его просьбы станцевать еще и еще. Сэюн легко смиряется с тем, что дома у них развеселая батарейка Чан, который носится из угла в угол. Он бежит из комнаты к кухне, цепляется за провод и дергает за собой торшер. Сэюн в последний момент ловит его за тяжеленную стойку. Он не говорит ничего, не желая воспитывать младших. С этим чудесно справляется Донхун и такое распределение обязанностей полностью устраивает каждого. Тайна Джуна раскрывается случайно. — Я участвую в мюзикле. Заканчивать будете без меня сегодня. Джунхи проговаривается в каком-то промежутке между выбором новой хореографии. Прогнать его часть надо быстро, ему еще гитарную партию к утру разучивать. Чан и Бёнкван с любопытством окружают, а Донхун наоборот отходит, пристраиваясь полежать на плече Сэюна. Его сережки давят в косточку, но Донхун так расслабленно замирает во внезапной короткой передышке, что Сэюну слишком жалко просить его подвинуться. И без того вставать через две минуты. Он жадно ловит слова Джунхи, долетающие через восторженные крики и поздравления младших и коротко вздыхает, сразу представляя, как нелегко придется Джуну пока будут длиться выступления с мюзиклом. Донхуна тоже немного жаль, ведь теперь ему придется следить за порядком в их общежитии и на репетициях. Свою роль он видит неизменной: странный парень без какой-либо пользы для участников группы. Он даже Джуна поздравить толком не может. А ведь хочется. До безумия остро хочется обнять его всего, собрать ладони в крепкий замок за спиной, чтобы Джунхи никак не выбрался из этого плена. Одарить его лаской и крепко целовать в тонкие сладкие губы. Бесполезно пытаясь сбежать от колдовского очарования Пак Джунхи с того самого дня, как узнал о его существовании. Он робот, как заверяет всех Бёнкван. Прилежно выполнять свою роль – главная задача. Сэюн изо всех сил старается не переживать, когда Донхун, уставший от разучивающего роль Джуна, от звуков гитары до поздней ночи, от Чана, который вертится неподалеку и повторяет мелодию на пару с Джунхи, все чаще сбегает на ночные прогулки. Это нормально — никак не реагировать, когда Бёнкван на рассвете гремит посудой на кухне, вернувшись из зала. Сэюн не заботливый от природы, не лидер, и быть примером для кого-то не привычно. Но в тщательно разложенной и уясненной системе просчет, сложная логарифмическая формула дает сбой: в степени или основании, черт разберет, у Сэюна всегда был низший балл по математике. А потом сдают крепкие нервы Донхуна. Он, — Сэюн уверен, что уж в этом-то нет никаких неправильных вычислений, — самый разумный из их пятерки. Донхун не видит выхода, а Сэюн что? Его моральные и физические силы на исходе, но какое имеет значение, насколько он считает себя бесполезным в качестве советника, когда у остальных четверых сил остается еще меньше? Донхун забирается на кровать Сэюна поздним вечером. С ледяными руками и ногами, прямо под одеяло. Сэюн позорно вскрикивает. И они даже смеются. — Ючан сегодня чуть не разревелся прямо в зале. Кажется, я перегнул палку, воспитывая его. Почему-то без Джуна все так тяжело. — Просто он умеет найти нужные слова для нас, — Сэюн отдает свое одеяло и Донхун согревается. Тают его тяжелые мысли, дневная усталость и напряжение последних дней уже не кажется покрытым такой прочной коркой. — Вы помирились? Донхун кивает. Рассказывает все в деталях. И под конец произносит: — У тебя здесь настоящая печка. Я перемерз вчера и, кажется, мое горло будет болеть еще неделю. Донхун тогда садится на кровати и смотрит особенно печальными глазами. У него наверняка дерет в горле так, что произносить слова больно, куда уж работать над вокалом. Утром Сэюн готовит для Донхуна медовый настой, заливает его в термос и кладет в рюкзак, чтобы Донхун точно не забыл взять, когда пойдет практиковаться в пении. Он с трудом припоминает рецепт и надеется, что это вылечит больше, чем навредит. Следующим, кого Сэюн находит у себя в комнате, оказывается Джунхи. Его шаги доносятся сквозь сон, осторожные и тихие. Джун крадется в темноте и Сэюн осторожно переворачивается на кровати, чтобы не спугнуть своего гостя, прекрасно помня, как он дергается от любых громких звуков или неожиданных резких движений. Джун садится на пол, уложив подбородок на руки у подушки Сэюна. Что-то такое уже бывало, может быть с полгода назад. И раньше тоже, когда они только-только познакомились с Бёнкваном и Чаном. Джун все переживал, сойдутся ли они, смогут ли стать группой. Сэюн хорошо помнит то время. Донхун в те дни тоже приходил помолчать, но и без слов было ясно, что его тревожит. Решение не давалось легко, но оно было общим. Для Сэюна ситуация выглядела не сложнее чем задача для семилетки. Его не пугала уже третья смена агентства. Тут ведь как не назови, очередной Jelly или SM. Он знал, что пойдет за Джунхи куда угодно, хоть бы в самое горячее место на Земле. — Ты не спишь? – Джунхи сто процентов видит, что Сэюн не засыпал, но начинает осторожно, будто его выгнать могут. А пойти ему больше некуда. В груди расползается жалящая боль. Желание открыто заботиться вступает в напряженную борьбу с мыслью, что он не умеет и в характере это вовсе не заложено. — Лезь на кровать, — Сэюн откидывает одеяло, — заболеешь следом за Донхуном. Джун долго колеблется, дергая уголок подушки, и качает головой. — Да я недолго совсем. И Бёнкван скоро придет, звонил, что из зала выходит с Чаном. Не хочу мешать ему отдыхать. Приходится кивать, соглашаясь, что, конечно, если Джун не хочет, то не надо. Невинная попытка помочь проваливается на первой секунде. — Хочешь, чтобы я что-то сделал? — предлагает Сэюн. И молчит, кусая щеки с внутренней стороны. Умалчивает обо всем, что мог бы отдать сам, не спрашивать разрешения. Джун отрицательно восклицает и вытягивает руки, цепляя плечи Сэюна и так остается сидеть, растекшимся ленивым котом. — Может пойти как-то напиться? Мы давно не выбирались. — Когда у тебя выходные? Сэюну жалко, что Джун так устал. Загрубели подушечки пальцев от игры на гитаре. Глаза опухают из-за недосыпания. Они все немного измотаны: репетициями, уличными выступлениями, ожиданием и неизвестностью. Даты дебюта еще нет, хоть и обещают скоро. Сэюн слышал об этом только вчера, но разбалтывать не спешит, чтобы не волновать воображение и напряженные нервы Джуна еще сильнее. Джун перебирает пальцами по одеялу, считая, сбиваясь и начиная заново. И Сэюн высовывает ладонь, чтобы поймать руку Джуна хоть на секунду. Он сцепляет их мизинцы и шутливо обещает: — Как только сможешь, пойдем и напьемся как свиньи. Я знаю одно местечко, куда никто из знаменитостей и всех наших знакомых не ходит! Сэюн расплетает их пальцы, слыша звонкий смех Джунхи. Хотелось бы держать его дольше, без повода и причин. Но он не может так поступать с Джуном, у которого и в мыслях нет, того, что спрятано в сокровенных уголках души Сэюна. Ни одной фантазии о долгих прогулках наедине, романтических, неуклюжих свиданиях, с разговорами обо всем и ни о чем одновременно; о крепких объятиях и близости, поцелуях и откровенных взглядах глаза в глаза. Пак Джунхи – сокровище, которое надо оберегать. Все, что может дать Сэюн – это тишина. В которую Джун возвращается неизменно, пытаясь отыскать каплю покоя и умиротворения. Джунхи приходит в комнату Сэюна целую неделю, чего никогда не случалось прежде. Он вымотан и напряжен сильнее, чем когда-либо. — Я чувствую, что скоро это изменится, хён, — признается Джун. Он зевает, засыпая. — Наверно со дня на день скажут про дебют, и дел станет больше. — Но мы хотя бы будем все знать, — Сэюн пожал бы плечами, но не движется. Нечто важное происходит в этот момент. Он пытается уловить все: дыхание Джуна, тонкую полосу света из коридора, голоса Донхуна и Чана в отдаленной части общежития. — Будет легче, Джуна. Потерпи еще немного. Джун снова зевает. Сэюн скинул бы свое одеяло, чтобы накрыть, сидящего на полу Джуна. Но тот собирает последние силы и твердо произносит: — Наши разговоры… Мне становится лучше сейчас. Я думаю, — Джун подпирает щеку ладонью и Сэюну удается разглядеть в темноте его глаза, контуры лица и губы. Сэюн сдерживается изо всех сил, проклиная себя за неуместные желания. А Джун серьезен как никогда, — ты придаешь мне сил. И я очень благодарен, что ты всегда выслушиваешь меня. Это не то, что Сэюн ждет, но разве это не важные слова? Разве это не делает его особенным для Джуна? — Я всегда рядом, если нужно, — Сэюн держится до последнего. Он мягко улыбается и, глядя, как Джунхи снова прикрывает рот, начинает ворчать, — тебе давно пора спать.***
Сэюн перебирает мелкие камушки и ракушки, выискивая их в песке. Камеры выключились минут десять назад, но Джунхи выпросил для них получасовую прогулку. Съемочная группа и сама рада сложить аппаратуру и дать отдых плечам. Они разбредаются в стороны. И едва Сэюн находит уединенное местечко, с теми самыми камушками и ракушками, как рядом возникает Донхун. — Пошли к нам, — Донхун указывает на берег и Сэюн выглядывает ему за спину, припоминая, что младшие убежали в горизонт, а будь теплее полезли бы в море. Джуна просто решили оставить в покое. — Куда к вам? — Сэюн искренне недоумевает с чего бы он кому-то нужен. Донхуну как и всегда настойчивости не занимать. — Хорошо, не к нам. Вот к нему! Фигура Джунхи одиноко виднеется у кромки воды. Он бредет вдоль и не смотрит по сторонам. Сэюн вслушивается в налетевший ветер и хмыкает, сейчас для Джуна лучший момент: океан, шуршание песка и ветра. Это все должно его успокаивать. Стоит ли переживать, если Джунхи находит гармонию в природе? Сэюн потому и ушел подальше ото всех, чтобы не мешать. — Думаю, Джун устал от нас. Донхун фыркает. Он часто облизывает губы, трогает десна языком. С брекетами его лицо выглядит немного иначе и привычки изменились. — Болит? – Сэюн и сочувствует и любопытствует. Недлинные тени утопают в песке, тянутся друг к другу, сплетаясь в мрачный комок так похожий на неразборчивое пятно чувств. — Давит все время, — признается Донхун. Он задумчиво ковыряет песок носком ботинка. Вид Джунхи, опустившего руки в пенную волну умиротворяет. Как и ровный голос Донхуна. Сэюн готов слушать о чем угодно, потому даже не сразу понимает, что они все еще жалуется на жуткую зубную систему. — Я, кажется, никогда не привыкну. Такое ощущение, что у меня там какой-то механизм заведен и работает постоянно, а их еще и подкручивать нужно… Люди как-то смиряются, а я просто терплю. Песок поднимается ветром и попадает в ботинки и поверх. Сэюн стряхивает его, но песка так много, что, кажется, он разлетается везде от движений. Слова Донхуна четко описывают состояние Сэюна, но об этом он умалчивает. Их общение символично, и даже если они догадываются о подтекстах, то предпочитают не называть вещи своими именами. — И этот… ретейнер носить, — Сэюн возвращается к реальной проблеме. Он растягивает линию вдоль рта и морщится. — Ты даже это знаешь, — Донхун одергивает руку, спохватываясь, что лезть в рот никак нельзя. Сэюн молчит. Какой прок от того, что ему известно множество вещей, которым нет применения в жизни? Он как считал себя глупым и скупым на эмоции, так и остается. — Так что, идем? — тень Донхуна приближается и с каждым шагом все сильнее накрывает колени. — Ты не замечал, но Джунхи всегда смеется, когда ты рядом. Сэюн недоверчиво поглядывает на Донхуна со своего места. А тот сверкает улыбкой и подзывает рукой, торопит. Двусмысленные намеки Донхуна пробивают крепкие ограждения между Сэюном и всем остальным внешним миром, заставляют выползать из плотной раковины и тащить ее на себе, как моллюск, не имеющий возможности бросить свой дом. Песок летит со всех сторон, подхваченный бризом. Сэюн равняется с Донхуном. — Ты тоже, — он надеется отделаться от безумных надежд, от неувядающей мысли, что значит для Джунхи хоть немногим больше, чем можно себе представить. Донхун вопросительно восклицает, обгоняя Сэюна. Он разворачивается и ждет пояснений. — Тоже смеешься. — Ну, — Донхун закидывает руки на плечи Сэюна в привычном доверительном жесте. Сэюн в самом деле привык, что Донхун, да и остальные, используют его в качестве большого игрушечного медведя. В конце концов, хоть на это он годится. — Смеюсь. Но Джунхи… это другое. Музыка бьет в уши наравне с десятком молотков, разъедает сознание не хуже зубной машинки. Сэюн пытается — как и всегда — держать лицо и явно не беситься из-за мерзкого шума. Бесполезно, потому что его настроение — один из главных предметов разговора последний час. Ровно столько они с Джунхи сидят в компании друзей, знакомых и совсем неизвестных лиц. — Ты убить кого-то надумал? Ким Вау, приём! Не будь таким мрачным. Сэюн бубнит презрительное: — Отвянь. О том, что он здесь, потому что по доброте своей обещал Джуну напиться, говорить стыдно. Раздражает, что затея спокойно поболтать превратилась в сборище их старых знакомых, которые нередко тычут пальцами в теперь уже звезд шоу-бизнеса, айдолов. Мальчиков в шортах. Сэюн знает какое прозвище им досталось. Недавно во время интервью Донхун попросил смотреть в их лица, и Сэюн готов прокричать эту фразу каждому подростку и всем девчонкам, что обсуждают их в чатах Какаотолка. Если бы дело было только в фанатах. За кулисами и среди знакомых полно злорадствующих. Разбить лицо хочется каждому. Насмешки в свою сторону Сэюн как-то принял. В его программном коде прибавился фильтр информации, ничего более. Сэюн не слушает, а если слышит воспринимает как фоновый шум, почти, как и бесящую сейчас музыку. Ему не нравится, что в кругу их знакомых, танцоров, стажеров говорят о Джунхи, как оценивающе смотрят на него. Здесь начинается сбой системы. И если друзей Сэюн приструнить может (с двумя уже поругался и не жалеет), то вот против публики и ненавистников он беспомощен. Сэюн ненавидит каждого, кто придумывал им дебютный образ. Он бессилен против всего Пак Джунхи, принявшего этот имидж, как нечто нужное. Стойко согласился, потому что, черт подери, лидер, а это обязывает. Каким терпением нужно обладать, чтобы почти каждый день видеть Джуна танцующем в слишком короткой для сцены одежде? У Сэюна комок в горле, и он заливает в себя порцию выветрившегося за час пива. Как не подавать виду, что его волнует каждый сантиметр открывшейся кожи? Колени. Худые лодыжки. Даже сейчас, когда Джунхи сидит рядом и активно встревает в разговоры с каждым присутствующем. Сэюн отворачивается и закрывает глаза. Болезненная привязанность к Джунхи — фабричное мучное изделие, что крутится на огромном мотке — тянется и тянется. Разрезать его дано только контроллеру, но никто до сих пор не нажал нужных кнопок. Удивительно как чувства не закостенели, не растворились в буднях. Если бы только ему было плевать. Ведь почему-то переодевающийся Бёнкван ничуть не волнует воображение. Джунхи как нарочно цепляет его коленом и Сэюн покачивается, придерживаясь за край стола. Ещё бы, пришли они последними, ведь, со слов Джуна он и сам узнал, что друзья собираются выпить в последний момент. Сэюну бы взять на руки вот ту хорошенькую брюнетку и наслаждаться ее компанией всю ночь, но вместо этого он пропускает Джуна на длинную лавку и едва влезает рядом. — Чего? — Пошли покажем, — Джунхи толкает в плечо, заставляя Сэюна подняться. — Что покажем?! — Ugly boy! Ты меня не слушал, да? И это правда. Разговор, в котором оказывается активно участвовал Джун, он оставил без внимания. И оказывается зря, ведь теперь для них включают Ugly boy и Джунхи просит подыграть ему в танце. У Сэюна так, роль бревна, его и подняли-то потому что сидит с краю. Пока до Сэюна доходит вся бредовость ситуации, Джунхи прижимается к нему спиной, задницей и плавно покачивается в такт ритму. — Что это за? Под несексуальную мелодию, Джунхи танцует слишком чувственно. В это вся затея? Он так выражает смысл песни? Сэюн чувствует себя действительно ужасно. Он пытается оттолкнуть Джунхи, но тот принимает осторожное движение рук за танцевальный прием и скользит пальцами по внешней стороне руки. Тощая задница Джунхи находится в непосредственной близости от его паха и еще несколько вызывающих движений и Сэюн предсказывает себе серьезные проблемы в штанах. — Разве это должно быть настолько сексуально, Джунхи?! Джунхи его не слушает. Специально или просто не слышит среди дробящей сознание музыки неизвестно. Зал тонет в разрезе кроваво-красных огней, в росчерках белого и фиолетового. Джун перетанцовывает чью-то хореографию, с вольной примесью своих движений, потому что его останавливает та самая брюнетка, исправляет и Джунхи начинает заново. Сэюн в самом деле чувствует себя бревном, никаким образом не участвуя в танце. Горячие ладони Джуна ложатся ему на бедра и проезжаются к внутренней части. Самое время кусать губы, чтобы не завыть позорно, перекрикивая музыку. В голове сплошной мат без толики смысла. Сэюн догадывается, как пошло это выглядит со стороны, а судя по хихиканью из-за стола, еще и неловко. В штанах некомфортно из-за увлекшегося Джунхи, чьи руки все еще гладят в опасной близости от паха. Сэюн метает взгляды в брюнетку, надеясь, что это поможет отвлечься и спасти чью-то задницу. Он просовывает ладонь вперед, крепко прижимает Джуна к груди. Еще чуть-чуть и раздастся хруст костей. Сэюн никогда не испытывал столько дикого, заслоняющего разум, желания по отношению к Джунхи, и злости на себя в тоже время. — И долго будет продолжаться это блядство, милый? Сэюн улыбается. Он шутит, это все игра и затеял ее не он, но раз уж таковы правила, он подкидывает кости. Джунхи разворачивается, одновременно с красным, красящим все в безумные цвета, неоном. У Джуна такая обида на лице, что Сэюн проклинает свой язык и произнесенные слова. — Зачем ты так… Сэюн щурится. Длинные спутавшиеся волосы Джунхи щекочут кожу. Его руки так и замерли на бедрах Сэюна. И сам он стоит, едва дышит, пока Сэюн давится своей злостью. Ему кажется, что в этот вечер он сломался окончательно, оказался полностью раздавлен. Чувства, так долго копившиеся начали гнить и пожирать изнутри. — Я не это имел в виду, — Сэюн надеется, что его слышно, потому что Джун пристально вглядывается в его лицо, словно пытается прочитать по губам, — я не хотел называть тебя блядью… — Все нормально, — перебивает Джун. Его руки, все еще горячие, осторожно ложатся поверх сэюновых. Он отходит, опустив голову, только садясь, оборачивается, — ну что, самое время напиться, Сэюн? Как ты и обещал. Сэюн предсказывает себе долгую тревожную ночь.***
Общаться с Джуном после ночной попойки становится более неловко, чем прежде. Джунхи и сам не лезет с разговорами, закрывается в своей комнате и откуда постоянно слышится музыка. Донхун и Бенкван возмущаются, что покоя им не видать. А Чан пристает ко всем с вопросами что же такое с их лидером. — У нас есть повод беспокоиться, — Донхун звучит не то вопросительно, не то утверждая. Он быстро переглядывается с присутствующими, но с мелких какой спрос? Бенкван ведет плечами, а Чан дует губы и опускает уголки вниз. — Я же ничего не сделал, хён? — Добрый ребенок Кан Ючан, — Сэюн быстро ерошит ему волосы, успевая влезть вперед Донхуна, уже явно готово выдать очередную язвительную тираду. Сэюн знает, что теперь шутка Донхуна не произведет эффекта и Чану иногда нужно напомнить, что он ребенок, и даже если натворил что, его простят. Пока у Джунхи переливы птичьих голосов из колонок, Сэюн бы и рад отгородиться тишиной. Такой, чтобы без мыслей на корке подсознания. Но ему никто такого шанса не дает. Бёнкван под боком и: — Может, в зал сегодня? Я говорил с ребятами, нам оставят ключи после десяти вечера, когда основные занятия закончатся. — На всю ночь? — Сэюн потягивается, оценивая свои силы и степень лени. — Ну так! Может и снимем что-то вместе? Давно же не танцевали! Пока они выбирают хореографию, Сэюн и сам проникается этой идеей. Пока он танцует то, что нравится, так сразу легче дышится. Забываются и дурацкие шорты, и глупые насмешки. И то, что Джун к нему не подходит вторую неделю, тоже как-то меньше пугает. Время просто идет. И все случается неожиданно. Домой Сэюн возвращается, когда совсем темнеет. Он снимает кроссовки, наступая на задники. И ставит небольшой пакет с покупками из ближайшего супермаркета. Пшикает минералкой, проходит на кухню. Его встречает подозрительная тишина. Обстановка напряженная и все как будто прячутся по своим углам. Единственный Бёнкван уминает ужин за обе щеки. В нем энергии за троих и Сэюн кидается выяснять обстановку. В том, что Бёнкван выдаст все детали, нет сомнений. — Мама и папа поругались из-за младшего сына, — говорит Бёнкван, одновременно пережевывая курицу. Сэюн ведет бровью. Он заглядывает в миски с едой, которая ему противопоказана из-за очередной диеты. Заглядывает, чтобы чем-то занять руки. То, как расстроен Джунхи ощущается через толстые стены комнат. Его чувства Сэюн даже слишком четко переносит на себя (что-то давящее, сжимающее грудную клетку, его бы выкричать и выпустить), он пытается отвлекаться, перекладывая приборы. — Может, поешь? — замечает Бёнкван. — Что? — Сэюн думает о Джунхи и едва слушает. — А, нет. Диета. — Ну, диета тоже иногда заканчивается, — Бёнкван хитро ведет бровями, но Сэюн не собирается вестись на это. Он вытаскивает принесенные покупки и наливает в стакан сок. Предлагает Бёнквану и, ставя перед ним стакан, слышит шум в стороне их комнат. Донхун выходит раздраженный, чем напоминает Сэюну дикобраза с выставленными иголками. Они переглядываются, и Сэюн выходит навстречу, чувствуя, что ему хотят доверить очередное признание. С минуту Сэюн наблюдает, как Донхун натягивает куртку и завязывает шнурки потуже. Готовится долго идти. Сэюн подает шарф, вспоминая, как легко Донхуну заболеть. Донхун принимает его с благодарностью во взгляде. — Знаешь, я просто не могу, — признается он, — мне нужно пройтись и отдохнуть. Сэюн кивает. Видимо за две недели своих тренировок с Бёнкваном он упустил нечто важное, что даже Донхун слетел с катушек и не хочет никого видеть. — Может сегодня и я виноват, но лучше ты пойди к Джуну. Он то и дело спрашивает где ты, а меня видеть не хочет. Да и я не могу. Я хочу побыть один! Сэюн принимает слова Донхуна как данность. Когда ты старший, спокойный и никого не гонишь от себя, все думают что либо ты странный, либо, что тебя можно использовать в качестве утешителя. Сэюн не отпирается от своей роли, ведь иначе кому он будет нужен в этой группе? С тем, что из него никакой не весельчак на камеру, и талант средненький, он примирился давно, значит, надо держаться за других. И держать их всех вместе. Танцевать с Бёнкваном и позволять обнимать себя. Не обращать внимания на шумного Чана. Терпеть язвительность Донхуна и заботиться о нем, когда он сам на грани. Джунхи… Ради Джунхи Сэюн готов на все. — Одиночество перегрызет ему глотку, — прибавляет Донхун, — а эти его отношения… Сэюн ведет бровью: — Отношения? — Которых он не хочет. Спроси его… Донхун машет рукой, обрывая себя, и выходит за порог. Следом ретируется Бёнкван, прихватывая еще и Чана. Они вроде как в зал, заниматься, но Сэюн чувствует, что это всего лишь предлог, чтобы сбежать. Иногда они ведут себя как самые обычные дети, и Сэюн не видит ничего плохого, отпуская их вдвоем. Джун показывается еще через полчаса. Они встречаются на кухне, наливая себе по стакану воды. Их первый разговор наедине, да и тот вяло клеится. У Джунхи красные запавшие глаза, но Сэюн все равно находит его красивым. — Тебе нужно выспаться, — начинает он. Джун кивает. Он топчется на кухне, не слишком настроенный на диалог. И Сэюн не находит себе места, в какой-то момент переставая понимать что творится в мыслях Джунхи, будто это не они знакомы несколько лет и не живут половину из них в одной квартире. — Скажи мне, я правда большой дурак? — светлая макушка Джуна выглядывает из коридора и Сэюн, отставляя воду, выбирается следом. С чего бы Джуну сомневаться в своих способностях? Сэюн качает головой: — Нет. Нет, конечно. Ты наш лидер, как ты можешь быть дураком. — А мне все-таки кажется, что дурак. — Джунхи долго молчит, может быть ждет возражений, а, может, обдумывает следующие слова. Сэюна бросает в дрожь от предчувствий. — А для тебя я кто? На ум приходит только возвышенное и неуместное. Джунхи в крайнем случае ждет практический совет, а не годами копившиеся эмоции, что даже в слова трудно облечь. — Почему ты спрашиваешь? Разве ты не знаешь, как я отношусь к тебе… — Я знаю, что мы давно знакомы. Но… мне хочется знать, что ты обо мне думаешь? Джун складывает руки на груди, занимая оборонительную позицию. Он моргает, и выглядит несмелым. Вздергивает подбородок, храбрится. Сэюн смутно догадывается откуда у Джуна такие вопросы. Если не случилось ничего более страшного, то все из-за того вечера, и неосторожного: «Что за блядство?» Стыдно, что случайно брошенные слова, необдуманная фраза так глубоко запала в чужое сердце. — Ты наш лидер и мы все тебе доверяем, Джунхи, — Сэюн уверенно смотрит в лицо, четко проговаривая каждое слово. Пусть это и не то, что от него хотят, но лучше убедить Джуна, что между ними все как и прежде, чем искать какое-то объяснение. — Ты... Можешь на нас положиться, ты ведь помнишь об этом? Взгляды — пристальнее, паузы — дольше. Джун невероятно красив в своем страдальческом настроении. Сэюн трогает его лицо кончиками пальцев. Он уже почти сдался перед жизнью, полностью провалился в своем первоначальном плане держаться подальше от Пак Джунхи. Всего одно прикосновение — максимум эмоциональных всплесков, которые Сэюн может позволить. Джун надолго закрывает глаза, будто вслушиваясь в прикосновения, что остаются на его коже. Они стоят посреди узких стен, окруженные на триста шестьдесят градусов переплетением миров и судеб. Среди этого эфемерного хаоса так спокойно, что Сэюн готов молить о том, чтобы время остановилось в этой точке. Джунхи открывает глаза. Он кажется спокойнее, а значит самое время отступить. И Сэюн бы ушел, но Джун берет его ладонь двумя руками и придвигается: — Донхун… сказал тебе… спросить меня кое о чем. Но ты ведь не спросишь? В груди — барабан, шум и смятение, заглушаются прочие звуки. — Ты можешь рассказать мне все, что хочешь, — Сэюн еще надеется отговориться обычными фразами, отгородиться доверием. Они же друзья, черт его все дери. Мир становится нереальным и рушится с грохотом от слов Джунхи: — Поцелуй меня. Поцелуй, Сэюн...иначе... — Иначе что? – Сэюн не узнает свой голос. — Я сам… начну тебя целовать. О том, чтобы признаться Сэюн фантазировал лишь изредка. В самые тяжелые минуты, отчаянно желая присвоить Джунхи. Изначально казалось только одно: он признается. Первым. И получит отказ — печальный конец иллюзий. Но Джунхи прижимается к теплым губам и ждет продолжения. Тонкие пальцы давят в бока до боли, и только это напоминает о реальности происходящего. Сэюн ловит эмоции Джунхи, тонкую невидимую паутину желания, переливающиеся всеми цветами радуги одиночество. Разве его главное предназначение не помогать Джунхи? И он целует, смиряясь, принимая свою новую роль: лекарства, способного стать ядом.***
У Джуна внутри море. Оно волнуется, оно шуршит, стонет, бушует, но внутри, если забраться достаточно глубоко, почти у самого дна — иной мир. Там столько покоя и безмятежности, Сэюн изо всех сил хочет увидеть в Джунхи именно их, а не порывистое желание избавиться от напряжения. — Джун, что ты… — Давай поговорим после? Безумно блестят глаза. Джунхи обычно самый собранный и серьезно настроенный из всех кого знает Сэюн. Сколько бы он не нуждался в разговорах по душам и в успокаивающих процедурах, он остается лидером. Донхун не был бы таким ответственным и последовательным, таким терпеливым и умеющим найти подход ко всем. Про остальных и говорить нечего. У Джунхи в мыслях что-то, чем он отказывается поделиться, Сэюн чувствует. Ощущает, через острых режущие касания губ, через горячие разряды, что срываются с кончиков пальцев Джуна, когда он забирается под кофту. Сэюн с ума сходит от череды трепетных щекотных поглаживаний, от неожиданных царапающих его кожу прикосновений. Джун ведет за собой, не разрывая поцелуя. Душного и знойного, как летний полдень. Он включает воду на ощупь и щелкает замком в ванной. Сэюн замечает, понимает свои желания, но не верит, что это и желание Джуна тоже. Не понимает ровно до того момента, пока Джун не вжимается пахом и не ловит ладони, чтобы уложить себе на задницу. Мерцающий коктейль бьет в голову. В нем тщательно выдержанная многолетняя жажда, глупый восторг, что у Джунхи крепко стоит от каких-то поцелуев. Не с кем-то, а именно с ним, с Сэюном. Джун хочет его и просит: не словами, но тем, кто подставляет шею под хаотичные поцелуи, как закидывает ноги, чтобы крепче прижаться к бедру, как вцепляется в бока всей пятерней. От горячей воды зеркало запотевает. Двери заперты. Так мало воздуха и так много жадности. Напухшие губы Джунхи, прилипшие ко лбу кончики волос. Сэюн оттягивает ворот и пробует вкус своих самых дерзких желаний: языком по шее, к ключицам. Безумно хочется преодолеть последнюю преграду. Сэюн опасается, что пожалеет, но не он первым попросил о происходящем, не он дал понять, что хочет и сгорает от лавы, стекающих чувств. Жалеть – это завтра. Сэюн ставит себе пометку в воображаемом чек-листе обдумать все детально. Но сейчас он забирается в штаны Джунхи, и ловит просящие возгласы почти сразу: — Сэюн-хён… Сэюн чувствует, что они полностью предоставлены друг другу. И Джунхи с ним в этот момент абсолютно честный и беззащитный. Джун готов к большему, он подается вперед, навстречу ласкающей руке. Все бы просто, но Сэюн вспоминает, что для Джуна быть с парнем даже так, возможно впервые. Что он не хочет отношений, и Донхун только пару часов назад напомнил об этом. Жалеть о происходящем, Сэюн оставляет для себя, но нельзя, чтобы Джунхи испытывал хоть в чем-то схожее чувство. Сэюн отстраняется, а Джун ловит момент и стягивает свою футболку и тянется, чтобы стянуть ее с Сэюна. Приходится поймать его ладони. — Подожди, Джун, подожди. Что ты делаешь? У Джунхи обида. Непонимание и Сэюн опасается, что оттолкнув сделает что-то неправильное. Донхун просил не оставлять Джуна. Но вряд ли он подозревал что «утешение» может превратиться в секс. — Зачем это все? — Сэюн пытается придать голосу мягкости. Он всего лишь хочет разобраться. Джун стыдится чего-то, это видно в том, как он отводит глаза, но он что-то преодолевает в себе и признается: — Я давно… давно хотел. Еще тогда, когда мы танцевали в клубе. А ты и не понял. — Не понял, — глупо повторяет Сэюн, иронизируя над самим собой и способностями Джунхи к объяснениям. — Я обидел тебя тогда. — Это было неприятно, хён. — Я не считаю тебя…, — Сэюну даже повторять ругательства в отношении Джунхи омерзительно, — я никогда не думал о тебе так, как сказал, Джун. — Но ты сказал это в ту ночь. А после пропал с Бёнкваном. Ты отдаешь ему все свое время. Сэюну бы оправдаться, что проводить время с Бёнкваном действенный способ избежать терзающих мыслей. Но такие признания для Джунхи слишком серьезны. Он просто не справится, не воспримет всерьез. Да и просто, неуместно заводить такой разговор сейчас. И Джун качает головой, отрицая дальнейший диалог. — Если ты не против, то продолжим? — Может быть, я и не против, но почему ты пришел ко мне? Не лучше ли найти для этого симпатичную девчонку, Джунхи? Сэюну кажется, что он не справится, если разочарует Джуна сейчас. Не выдержит, если однажды Джунхи скажет, что их поцелуи и внезапная взаимная мастурбация были ошибкой. — Ты оставишь все как есть сейчас? Бросишь на половине пути? Хён, я прошу, потому что хочу тебя. День за днем Сэюн мечтал о нежности между ними, о привязанности, которая заметна каждому, о большой тайне, что связала бы их на всю жизнь. Но в происходящем больше всего видна насмешка, плевок судьбы, которая всегда дает то, что ты хочешь, но не так, как можно представить. Поцелуи больше похожи на месть, чем на проявление светлых чувств. — Я давно тебя знаю..., — Джунхи умный и видит, что происходит. Но Сэюн не дает ему разобраться в причинах. — Но достаточно ли? — для Сэюна очевидно, что Джунхи ни на грамм не представляет, что у него к нему фейерверк, — вспышка, огромный светящийся ком, искры, — с той лишь разницей, что это все не гаснет, а становится шире и больше, игнорируя законы науки: чем больше отдаешь, тем меньше должно остаться, но у Сэюна все не так. Привязанность давно превратилась в раковую опухоль, обтянула вены и продолжает пробираться к сердцу. — Тебе нужно, чтобы кто-то был рядом. И ты решил, что я дам тебе все, что ты попросишь? — Что я должен сделать, чтобы ты согласился, хён?! «Ничего», отчаянно думает Сэюн. И целует. Давит на щеки, заставляя открыть рот. Он облизывает тонкие губы и трогает десна языком. Сэюн опускает его штаны, а Джунхи горячими руками оставляет ожоги, прижимается голым телом. Сэюн знает, что ему будет ненавистно смотреть в зеркало, но сдается перед Пак Джунхи. Найти в Джунхи серьезные чувства так сложно, и в тоже время он весь как на ладони. Так и просит целовать, прикасаться. Брать. И Сэюн берет. Размеренно водит рукой по члену Джунхи. Наслаждается его видом: сведенными бровями, тонкой складкой между, пересохшими губами. Сэюн не позволяет раздеть себя или прикоснуться, но ему кажется он кончит от того как красив Джунхи. Сэюн едва держится, а Джунхи звонко и тонко стонет ему в рот. Время обманчиво, оно нагло врет, смешиваясь с шумом воды. Сэюн даже не в курсе, может Бёнкван или Донхун уже вернулись, пока они находятся в ванной. Джун уже на грани, член пульсирует, и Сэюн проводит рукой вниз-вверх еще несколько раз, собирает и оттягивает кожу на головке. Джунхи упирается лбом в плечо Сэюна. Издает долгий истомленный вскрик. Стоило терпеть столько месяцев, чтобы увидеть Джунхи с растрепанными волосами, влажной кожей, Джунхи, целующего с безумной страстью, и благодарностью. Сэюн гладит щеки Джунхи, и только теперь начинает мягко улыбаться, глядя, как устало тот опирается на его плечи. Полотенце висит на расстоянии вытянутой руки и Сэюн берет его, вытирает испачканные ладони и живот. Полотенце летит под воду, а Сэюн не может отказать себе в единственном удовольствии: поцеловать Джунхи так, как всегда хотел, трепетно и тягуче сладко. — Иди. Я уберу здесь это, — Сэюн поскорее хочет остаться один. И не хочет, чтобы их видели Бёнкван, Донхун или даже Чан. Когда Джун выходит, оставляя Сэюна одного со звуками все еще шумящего душа, он уже ненавидит все то, что сделал. — Здорово утешил, — Сэюн насмехается над собой. В паху все еще тянет, а поцелуи Джунхи горят на губах, как и покрасневшая местами кожа. Сэюн умывается холодной водой. После всего хочется быть уверенным, что никто не натворил ошибок. Казаться разумным. Но Сэюн не хочет заниматься самообманом – это все тот же он, что и час назад. Только теперь он знает, как страдальчески Джунхи сводит брови, кончая, и как совершенно выглядит в его руках в это мгновение. Если бы только это была не случайность, надеется Сэюн.***
Когда становишься знаменитостью, жизнь перестает принадлежать одному только тебе, Сэюн знал на что шел, но привыкать удается с трудом. Он кое-как запоминает расписание: дебютные выступления на телевидении, музыкальные фестивали и несколько частных выступлений на чьих-то торжествах. Никто не отменяет репетиции, да и лайв-трансляции, на которых нужно выглядеть живее зомби. Сэюн завидует энергичному Чану и тому как легко он переключается из режима вечно бодрой батарейки в засыпающего на ходу котенка. Самому Сэюну такие переходы из сна в активность даются труднее и они с Донхуном смеются, называя себя стариками. О записи нового трека и планах на осень директор информирует их заранее. Сэюн вникает поверхностно. В конце концов для четкого составления их планов у них есть менеджер. Задача Сэюна танцевать, петь и не выпадать из реальности, когда включена камера. Песня, пока еще с черновым вариантом названия, должна выйти в октябре. Старых друзей Сэюн встречает с улыбкой. Воспоминания о 1Million и работе с ними всегда согревающие и непринужденные. Если бы не поджимающие сроки и выматывающие тренировки, их сотрудничество больше походило бы на хобби, чем на работу. Бёнкван носится по всем углам студии, легко запоминая движения, пока Донхун и Чан репетируют по второму кругу. Сэюн наблюдает со стороны. Выучить связки вышло легко, он решает повторить танец, когда Донхуну с Чаном удастся стать на один уровень со всеми. Бёнкван уже сам подключается к обучению, находя выход своей энергии и не давая себе скучать. В сторону Джунхи Сэюн поглядывает с опаской. Но музыка затихает и его звонкий смех-колокольчик разносится по всей студии. Сэюн прячет улыбку за бутылкой с водой. Если Джун хоть немного счастлив, все хорошо. О выступлении в Пусане Сэюн вспоминает только когда им меняют расписание тренировок, перенося на позднее время. Утром: репетиция с живой музыкой, потом – вокал, а после - хореография до рассвета. — Поезд в Пусааан, — напевает Чан в перерыве. Он пристает к Донхуну, выпрашивая что-то из его одежды в ближайшую поездку. Донхун отмахивается: — А шкаф не треснет? — Но я всего разок одену… Хоть Донхун и ворчит, Сэюн знает, что он еще вчера отложил вещи для Чана. Сэюн молчит об этом, чтобы не портить сюрприз. Забавно понаблюдать, как удивится Чан после категоричного отказа Донхуна.***
— Менеджер, так что на счет отдельной комнаты для меня? Сэюн устраивается в углу их минивэна, откидываясь на сидение. Он собирается спать ближайшие часы в дороге. Остальные видимо будут заняты тем же самым, судя по подушкам для головы и наушникам, торчащим в кармане. — Менеджер, скажи, что ты за все договорился там? Джунхи выпрашивает отдельную комнату в Пусане ровно неделю. Это выглядит так жалостливо, что Донхун предлагает скинуться всей группой и просто снять ему отдельный номер. Вчера Сэюн уже готов был выложить личные деньги, лишь бы Джунхи прекратил доставать всех вокруг. Он даже взял с собой крупную сумму наличных, чтобы рассчитаться по прибытии в отель. Менеджер ничего не обещает и поторапливает Джуна занять его место в машине. — А может все-таки получится… С раздражением Донхун бросает небольшую сумку под ноги, заставляя всех обратить на себя внимание. — Просто замолчи уже! Я уйду спать к Чану, если нас поселят вместе. Я тебя тоже видеть не хочу, так что не благодари. Бёнкван смеется в плечо Сэюна, а Джун наконец замолкает. Невеселым становится Ючан, которому придется потесниться в кровати. А пока остальные принимают слова Донхуна за удачную шутку, Сэюн различает в них правду. Он слабо улыбается, чтобы не рушить тонкую надежду Джунхи. Они без проблем добираются до Пусана, где их доброжелательно встречают и поселяют в отель. В первый день удается хорошо и крепко выспаться, и даже немного прогуляться по городу, восстанавливая силы. Репетиция и выступление проходят гладко, Сэюн почти не переживает. Порой кажется, что от бесконечных тренировок они стали единым организмом, действующим органично и цельно. На вторую ночь Сэюн долго возится перед сном. Он никак не может найти телефон и перерывает всю кровать. Потом его пытается утащить Бёнкван на «тайную» прогулку: — Никто не узнает, пошли? Пляж Кваннали ночью – удивительное зрелище. Я правда хочу сходить туда с тобой! Бёнкван подмигивает и Сэюн почти соглашается, но в последний момент что-то заставляет его передумать. Может быть подозрительные ухмылки Бёнквана, а может договоренность с персоналом сидеть на местах. Нехорошее предчувствие усиливается к полуночи и ровно в этот момент к нему стучит Донхун. — Код красный, — оповещает он о небольшом апокалипсисе. — Чего? – Сэюн подозрительно моргает, пытаясь осознать хитроумный намек. Он пропускает Донхуна вглубь комнаты и захлопывает двери, прежде проверяя коридор. Вдруг там окажется оператор и это какой-то розыгрыш? Но Донхун заходит один и ждет, когда щелкнет замок, оставляя их. — Придется поменяться со мной сегодня комнатами. — Шутишь?! А как же твое обещание оставить Джуна одного… — Джун уже час как спит, ему все равно. А я прикрываю Бёнквана. Эта хитроумная мелочь что-то наплела менеджеру, чтобы сбежать на пляж, так что теперь ты спишь там, а я дожидаюсь его, быстро убиваю, и обратно мы едем вчетвером… Сэюн бы посмеялся над этой затеей, но опасается оставаться с Джунхи один на один. Даже когда тот спит. Хотя в этом не должно быть ничего пугающего, но Сэюн готов выписать себе успокаивающий чай, а опасное неспокойствие свести к внезапно открывшемуся дару предвидения. — Я не могу там спать! — заявляет Сэюн. Он занимает оборонительную позицию, упираясь руками в бока. — Донхун, нужен другой план! Донхун редко показывает характер, но когда это случается обстановка накаляется мгновенно: — Да что с вами происходит последнее время?! Джун на грани истерики. Бёнкван просто сбежал. Сэюн, я же могу положиться на тебя? И Джунхи, как лидер, наверняка может. Давай не будем сейчас подставлять его и Бёнквана… Хоть он и заслужил! Донхун давит на чувство сознательности. В очередной раз используя Сэюна в качестве поддержки, он задевает болевую точку. Догадывается ли Донхун, что своим упоминанием, он не оставляет шансов отказаться? Все что угодно ради Джунхи. Даже если это в очередной раз становится испытанием. — Я же не прошу влезать в эту историю с побегом Бёнквана, разберусь со всем сам. Просто иди в ту комнату и утром сделайте вид, что так и было задумано. Сэюн слушает с открытым ртом, поражаясь насколько умело Донхун расставляет приоритеты и роли для каждого. Он пришел явно готовый к спору. — Я ужасно устал. А ты? Джунхи лег еще час назад... Донхун валится на кровать, всем видом показывая, что готов уснуть прямо посреди своей речи. Сэюн прослеживает за ним взглядом, мысленно представляя как выбрасывает тощее тело друга в холодное ночное море Пусана, заодно вместе с Бёнкваном, менеджером и остальным персоналом. Сэюн жалеет только Ючана и то потому, что животных и детей обижать нельзя, а с подколами над младшим отлично справляется Донхун. Донхун что-то проверяет на своем телефоне. Отвлекается от него и зевает. А после спохватывается: — Сэюн, ну так что? Мы ведь решили? — Да Господи! Сэюн стремительно выходит, только из соображений вежливости не хлопнув дверью. Он чувствует, что буквально каждый в этой группе из него веревки вьет и эффективного способа противостоять своим любимым друзьям и коллегам, он так и не придумал. В комнату Сэюн заходит тихо, не желая тревожить спящего. Он расправляет свою новую кровать при тусклом свете, медленными аккуратными движениями. Сэюн собирается отдыхать, именно об этом он думал до прихода Донхуна. Остается только выключить ночник и пережить неловкое утро, если Джунхи начнет расспрашивать о ночных событиях и внезапном появлении гостей у себя в номере. Сэюн старается не смотреть по сторонам. Но все же оглядывается на соседнюю кровать. В густых тенях и полумраке Джунхи выглядит худым и даже слишком изящным. Длинные волосы растрепались во все стороны, голова сползла с подушки, а одеяло и вовсе свесилось на пол. Нежность – мягкая морская волна - охватывает каждую клеточку тела. Самое верное чувство при виде Джунхи. — Почему иногда ты кажешься таким беспомощным? — Сэюн поднимает одеяло, чувствуя, что должен проявить заботу и злясь на себя за это. Беспомощность не то, что свойственно Джуну в обычной обстановке, на людях или в работе. Сэюн уверен, что только он один разглядел эту черту. Субъективная ошибка его собственного восприятия, желание, чтобы Джун был слабее и нуждался в нем. Джун просыпается и, конечно, застает Сэюна рядом. С одеялом в руках и всей нежностью, расползающейся по комнате вместе с тенями, сливаясь с надежной сущностью ночи. Джунхи издает удивленное восклицание, а интерес четко отражается в блестящих зрачках. Джун привык просыпаться быстро, когда это нужно, а Сэюн ощущает себя нерасторопным. — Мы с Донхуном поменялись комнатами. Так уж вышло, — тараторит Сэюн, чтобы скорее оправдать свое присутствие, — спи дальше! Он поспешно отступает, скользя ладонями по укутанным в тепло плечам Джуна. Согласие Джунхи невнятное и ленивое. И он быстро смыкает веки, а Сэюн даже радуется, что пронесло: Джун слишком уставший, чтобы задавать вопросы. Сэюн щелкает ночником и удобнее устраивается на кровати. Шорохи в темноте раздаются очень тихие, как и шаги по мягком полу. Сэюн не понимает, что Джун перебирается к нему в кровать, пока она не прогибается под чужим весом. Джунхи забирается сразу под одеяло и обхватывает поперек груди прохладной ладонью. — Джун? — Сэюн не шевелится. Почему-то весь вечер идет к черту и выходка Джунхи не сулит ничего хорошего. Сэюн пытается развернуться в неожиданно крепких объятиях. — Не выгоняй меня, хён, — голос Джунхи немного хрипит от сна или волнения. Или все вместе. — Ты когда-то звал меня лечь рядом, могу я остаться сейчас? В памяти горит неоновым светом далекое воспоминание. А близость Джунхи воскрешает еще и другие, недавние. И как теперь отказать? Сэюн несколько месяцев назад предлагал Джуну лечь на его кровать, чтобы выслушать и придать спокойствия. В те дни казалось, что выдержка не подведет. Но не сейчас, когда он знает вкус горячих поцелуев. Не когда он видел выражение блаженства на лице Джунхи. Обманывать себя – последнее дело. Сэюн хочет всего этого снова. — Раз вышло, что ты здесь… разреши пожалуйста, Сэюн-хён? Он мог бы препираться или встать и пойти наорать на Донхуна, чтобы он вернулся к себе. Рассказать менеджеру, что сбежать - идея одного только Бёнквана, и Донхун не обязан выдумывать хитрый план, чтобы прикрыть задницу мелкого проказника. Но Сэюн не делает ничего. Мягкий цвет из окна разбрасывает золотые искры на лице Джунхи, делая его еще более соблазнительным и красивым. Замечать как он облизывается, показывая кончик языка, и в ожидании изгибает бровь – всего этого быть не должно. Сэюн отмечает слишком многое, вроде едва заметного вздоха облегчения, когда он молча освобождает место рядом, и как Джун ближе тянется к нему, чтобы прижаться горячей кожей. Под одним одеялом слишком жарко вдвоем. Десяти минут хватает, чтобы захотеть откинуть его и выбраться хоть на половину. Он крутится, ложится на бок, лицом к Джунхи, стягивая одеяло со спины. Сэюн все еще надеется, что сможет уснуть. Или, что более вероятно, что уснет Джун. Но быстро понимает как ошибочны его надежды. Джунхи приподнимается и уверенно прижимается сухими губами. Сэюн приоткрывает рот, выдыхая удивление, смешанное с нахлынувшей волной чувств. Сэюн обхватывает плечи Джунхи, удерживая и не решаясь оттолкнуть его. А Джун заметно смелеет: его ничто не останавливает. Он шарит руками, надавливает пальцами то нежно, то прикладывая больше силы, пытаясь ухватиться и удержаться в нарочито грубой и небрежной реальности. Джунхи не разрывает поцелуй, он водит языком, оттягивает губу и раскрывает рот, впуская язык Сэюна. Уже не идет речи о том, чтобы прекратить все это. Сэюн забирается ладонью в жесткие высветленные волосы Джунхи, массирует шею. Жадно неспешно целует. А Джунхи закидывает ноги и весь словно пластилин: мягкий, теплый, готовый принять любую форму. Сэюн гладит его по спине и чувствует как он отзывается, тянется то следом за руками, то ближе, вжимаясь в бедро уже не вялым членом. Находиться в одной постели с Джуном гораздо опаснее, чем дрочить ему в душе. У него не выйдет сдержаться и отказать себе в том, чтобы чувствовать Джуна кожей, стать целым, проникать в потайные уголки души. Самое время остановиться, решает Сэюн, пока поцелуи не переросли в большее. Но пока он отстраняется и пытается выбраться из-под улегшегося на него Джунхи, тот забирается ладонью под пояс спальных штанов и развязывает веревку, чтобы спустить их ниже. — Притормози, Джунхи. Тебе что взбрело в голову?! Сэюн кое-как перехватывает руки Джуна, ловя оба его запястья в крепкий захват. Джунхи сопротивляется и не дает поймать себя долго. Он категорически не хочет останавливаться. Но как бы Сэюну не льстило, нельзя оставить ситуацию без объяснений. — Джун! — Хён, я думаю о тебе с того дня. Не отказывайся от меня! Взбудораженное сознание отказывается функционировать быстро, а Джунхи только это и надо и он тычется губами куда придется, как бы Сэюн не удерживал, в ловкости Джунхи побеждает. — Джунхи, — Сэюн вкладывает как можно больше строгости в голос, отчитывая его как нашкодившего щенка. — Остановись. Этого нельзя... — Ты осуждаешь меня? — Нет. Нет, Джуна. С чего ты взял? — Сэюн недоумевает, неужели у Джунхи так плохо с самооценкой или он винит себя в том, что делает сейчас? — Я не осуждаю. Только это же ты..., — слова подбираются тяжело. Как же объяснить, что эти перемены в их отношениях резкие и болезненные, а еще и запутанные. Сэюн не хочет оттолкнуть или обидеть, но Джун все равно слишком восприимчив. — Но потому что это я, ты не хочешь? А если бы на моем месте был Бёнкван? — резко бросает Джун. Столько обиды в одной фразе, в поджатых губах, что Сэюн едва сдерживается, чтобы не расхохотаться слишком уж громко. — Что? — Сэюн немного смеется, не понимая с чего бы стоило вспоминать о Бёнкване. — Нет! При чем тут Бёнкван… черт! Джунхи! — Если не в Бёнкване, то в ком? У тебя ведь никого нет сейчас или я чего-то не знаю? Джунхи уже выглядит расстроенным, как если бы Сэюн ответил, что занят. Разговор выходит запутанным и липким, как паутина. Он тянется, не имея четкой траектории и это напрягает. Сэюн раздумывает над каждым словом, чтобы не сделать хуже. И решает быть честным, несмотря на последствия. — Ни в ком! Пойми, дело только в тебе и… Джунхи хмыкает и тут же перекатывается на бок. Обиделся. Расстроился. Снова принял все на свой счет. Одеяло тянется следом, лишая тепла. — Прекрати вертеться и выслушай до конца! — Сэюн ругается в голос. Глупое препирательство и обиды не сдвигают их с мертвой точки. Это раздражает. Кое-как удается перетянуть Джуна на свою сторону. Сэюн берет его лицо в ладони, лишая возможности отвернуться. — Это все касается только нас, слышишь? То, что ты просишь не пустышка, Джунхи. Я не могу заняться с тобой сексом... — Но ты хочешь! — сердито перебивает Джунхи. Внутри лопается пружина. Петли ржавеют, натягиваются и разрываясь, бьют по спине и животу. — Хочу, черт! А как можно тебя не хотеть, когда ты вытворяешь это все? — Сэюн переходит на восклицательный шепот. — Но с чего бы ты этого хотел? У тебя же не было ничего серьезного с мужчинами! — А ты не думал, что у меня не было ничего серьезного с мужчинами, потому что они мне не нужны…, — Джунхи делает короткую паузу, чтобы снова поразить своими словами. В который раз за вечер. — Скажи, я хоть что-то для тебя значу? Я уже спрашивал об этом и ты ответил тогда, что я хороший лидер. Ты всегда смотришь на меня. Слушаешь, заботишься больше других. Я не прав? Скажи, что я не прав и что все это зря? И я больше ни о чем тебя не попрошу. — Я забочусь, — Сэюн обреченно соглашается с действительностью. Он прокололся и это стало заметно даже для Джунхи. Джун несчастен и, кажется, запутался. Сэюн хочет помочь, сделать легче их существование, позволить понять друг друга. Но признаться сейчас будет слишком поспешным и шокирующем. Он не станет объяснять свое поведение. — Это не зря, Джуна, и мы не можем заниматься всякими глупостями... — А я разве говорил, что считаю это все глупостью? Почему до тебя так долго доходит, хён? Я уже в самом деле чувствую себя блядью, пытаясь заставить обратить на меня внимание всеми возможными способами! Сэюн, — Джунхи нарочно опускает формальности, переходя оставшиеся границы, — я не нуждаюсь в каких-то других отношениях, потому что, черт подери, только и могу думать о том, как бы целоваться с тобой! В комнате глубокая, скрывающая их темнота. Неподалеку плещется море, не такое как в Джунхи, а синие и холодное, но все еще завораживающее и манящее в глубину. И именно в сером, пропахшем Восточным морем воздухе, Сэюн понимает как глупо все устроено: его постоянная борьба с собой, когда Джунхи сдался и идет против своих же принципов. Руки Джунхи обвивают шею и он влажно медленно целует, наслаждаясь моментом. Никакой злости и грубой страсти. Болезненная нежность и такое же желание. До рези в уголках глаз, ощущается как Джун нуждается в нем. Сэюн несильно прикусывает тонкие губы. Не торопится как-то менять происходящее, разрешая привыкнуть к ласкам, осознать, чем может закончиться все, если они зайдут дальше. Джунхи не выглядит тем, кто готов отступать. Он шарит руками вдоль позвоночника, и подбирается близко. Сэюн гладит его бедра, округлые ягодицы и с удовольствием мнет их. Они быстро остаются без одежды и Сэюн понимает, что оба совершенно сошли с ума, когда сжимает в ладони их члены, позволяя тереться друг о друга. А Джунхи сладко стонет, двигаясь навстречу сэюновой руке. — Я хочу большего, — хрипло ставит в известность Джунхи, кусая у шеи и перемещаясь на ключицы, — ты ведь знаешь об этом, хён? Знаешь, что нужно делать? Сэюн пораженно пялится на Джунхи, прекращая свои ласки. Ну еще бы, Джун не просил бы так, не будь уверен в надежности Сэюна. А ведь кто-то рассказал ему о подобном опыте. Сэюн мысленно чертыхает Донхуна, догадываясь, что именно он — вечный подстрекатель. Другое дело нарочно ли он выдал личные детали чужой жизни. Джунхи подползает еще ближе. Видно как ему хочется, как он жаден к горящим ласкам, как напряжен и желает продолжения. Сэюн плавно ведет рукой, поглаживая кожу, задерживается на пояснице. Джунхи откидывает голову, подставляя шею, открывая слабые места. Кожа нежная, горьковатая. Пахнет мятным свежим запахом, немного морем и терпким ожиданием. Сэюн закидывает ногу Джунхи к себе на бедро, он осторожно оглаживает со всех сторон, проводит несколько раз по члену Джуна, срывая яркие звонкие стоны. Нужно быть особенно осторожным и Сэюн долго массирует тугие мышцы, прежде чем попробовать продвинуть внутрь хоть бы один палец. Джун заметно напрягается и замирает. Сэюн немного двигает рукой, но в первый раз ощущения не из лучших. Джунхи вздрагивает и наверно не просит прекратить только из какой-то гордости. Сэюн продолжает водить по его члену рукой, целовать сухие губы, но это не слишком помогает. Джун слабо вскидывает бедра, дышит густым воздухом Пусана, что несется с побережья. Сэюн укладывает Джуна на спину и тот, подумав секунду, расставляет ноги, позволяя Сэюну сесть между. Сэюн долго рисует влажными пальцами с внутренней стороны бедра, заставляя ждать и предвкушать неизвестно чего. Он уже решил, что не зайдет дальше, сегодня это просто не получится. А Джун упрямо просит: — Сэюн? Сэюн нагибается, чтобы поцеловать, собирая спелый знойный вкус. Джун уже едва терпит. Его член упирается Сэюну в живот и оставляет мокрый липкий след. — Может быть, я..., — Джунхи пытается приподняться, чтобы самому заняться подготовкой, но Сэюн качает головой. — Нет, — Сэюн ловит его руки, укладывает вдоль, — сейчас ты не готов. Поэтому я сделаю иначе. Тебе будет приятно. — А тебе? Сэюн улыбается. Он устраивает свой член между ягодиц Джунхи, сжимает их в ладонях. Это все слишком хорошо, а то, что Джун хочет так многое позволить, вызывает трепет. Это не глупости, твердит Сэюн. Джунхи думает о нем и признается, что хочет. Старший — это не какой-то статус, обет или звание. Просто когда силы Джунхи на исходе, а никто другой не может помочь, он приходит к Сэюну.