Вместе ко дну

      Она холодная, черствая, громкая и яркая. Её звали Катерина Пирс.       У неё черные волосы, короткая стрижка и слишком тусклый взгляд. Она неяркая, не светится, не играет с огнем. Она когда-то обожглась, играя без правил. И ожог остался на сердце.       У неё волосы черные, как и дно карих глаз. Пластинка с эмоциями, легкая походка и улыбка на пол-лица. Кто эта красавица с яркого Нью-Йорка?       Чувства — дисфункция, улыбка — иллюзия, имя ей Катерина Майклсон.

***

      Чаще всего в Лас Вегасе, а затем и бары в паршивых мегаполисах неплохо. Ей безвкусен секс, она жаждет страсти, нежели Керолайн Форбс. Ей хочется попробовать холод на вкус, а не огонь, который обжег её. Ей приятен ветер Чикаго, но не движение Нью-Йорка.       В квартире белые тона, но лишь она является пятном на чистом листе. Её страсть не имеет координат, а холод — лишь описание глаз Мейсона Локвуда. Их секрет — квартира в Чикаго.       Его жена бьет тарелки при виде рваных чулок Кетрин, звонит адвокату, хочет расторгнуть брак. Мейсон любит жену, но ему по вкусу губы Киски-Кет, поэтому Кетрин лжет в глаза милашке Джулс.       Поэтому Кетрин уезжает на пару дней в Нью-Йорк, безмолвный, громкий и яркий. Туда, где её сердце бьется сильнее, быстрее, но также где оно умирает с каждой минутой. Здесь у неё квартирка в стиле пост-модернизм, который она ни черта не понимает. Здесь у неё нет воспоминаний. Здесь у неё громкость с тишиной являются одним и тем же. Картины, какие-то непонятные и молчащие, наполненные серостью, обыденностью, и она не понимает, в чем же прелесть и изыск этой серии картин?       В новостях показывают открытие галереи Майклсона, «того самого Никлауса, чей отец владеет большей частью Нового Орлеана», авария на мостовой, ничего необычного. И вслед за этим она понимает, что не знает, зачем вернулась в родной Нью-Йорк, когда её сердце здесь погребено? Не знает, не понимает, через несколько дней возвращается в солнечный Ист-Сайд, где скрыта её тайна с Мейсоном. На пороге квартиры несколько букетов цветов, переслащенные конфеты с затвердевшей начинкой, круассаны, бутылка винного напитка и парочка папок с документами.       Усмехается, стирает губную помаду рукавом рубашки, шепчет об усталости, когда Мейсон сухим поцелуем прикасается к плечу, к каждой родинке на спине, к каждой царапине. — Я скучал, Киска-Кет, давно тебя не было, милая, — шепчет в губы, прикасаясь уже развязно, — где ты была? — Что ты сказал Джулс, Мейсон? — нервно отзывается Кетрин, отрекаясь от губ Локвуда и отходя к окну. — Не забивай себе мысли, отключи голову, Кетрин, — ухмыляется он, подходя медленно и целуя снова в плечо. — Что ты ей сказал, Локвуд? — отходит в одно мгновение и стреляет глазками. — Ты ей изменяешь, как Кол мне. Ты ей сказал что? — Тебе разве легче станет, когда я скажу, что она ревет днями-ночами, зная, что я у ног другой? — Я устала! — Я заметил, Кетрин.       Он смотрит на неё пронзительно, а она — ядовито. Они знают, что не лучше друг друга, что Мейсон не лучше Коула, а Кетрин не лучше той, что целовала Майклсона, когда её не было рядом. Но Киска-Кет не понимает, что ничего не исправит тем, что спросит у него, что же делает Джулс, когда он уезжает по делам в Чикаго, на конференцию в Бостон, на встречу в Даллас. Ничто не изменит факт о том, что ей суждено ломать других. Елена, Деймон, Коул, теперь и Джулс, смотрящая свысока, но не умеющая держать удар. И Пирс хочет понять, как искупить вину перед ней. — Я не могу больше это скрывать, Мейсон, пойми, что я становлюсь той же, что к хренам собачьим сломала мой брак. — Брак — это всего лишь обязательство, Кетрин, я люблю жену, но не могу быть моногамным. Ни в моем коде это записано, милая, пойми, — хмыкает Локвуд, застегивая рубашку, — уйдешь ты — найду другую. Этот круг не закончится. — Мейсон, ты не лучше Коула, — шипит она, скидывая свои вещи в сумочку. — Дорогая, я и не пытался его заменить, ни ради тебя, — в ответ ухмыляется Локвуд и под слезы Кетрин выходит из квартиры, кидая на пол ключи, как кость псине, от квартиры, — закрой и отдай Бриттани. — Значит, Бриттани? — Значит, тебе придется вместо неё ухаживать за новым акционером.       Хлопок двери, тишина в квартире и раскат грома — всё, что она могла осмыслить, кроме того, что теперь черную бухгалтерию придется скрывать ей, а не Бриттани. И не треклятый Мейсон Локвуд виной тому, что её жизнь катится к чертям.