Wordless

      Пока я снимал свою обувь и вешал ветровку в старый бабушкин шкаф, подаренный мне кем-то из родственников на новоселье, Таканори всё продолжал стоять у порога, переминаясь с ноги на ногу, не раздеваясь и не разуваясь. За время нашей поездки в машине он старался всячески меня игнорировать, но всё-таки его тихую слежку за мной я краем глаза приметил.       Его удивлённый и немного расстроенный взгляд блуждал по давно забытому коридору моей небольшой двухкомнатной квартиры. В последний раз он был тут, наверное, в декабре прошлого года, если не раньше. С того момента прошло девять или десять месяцев, но, если говорить откровенно, то в моей квартире мало, что изменилось с того времени. Только поубавилось коробок с тёплой зимней одеждой в прихожей, а кошачий лоток наконец-то переехал в туалетную комнату, чему Соно-чан была не особо рада первое время, ведь тащиться до него стало немного дольше.       А ребёнок всё стоял, витая где-то в своих мыслях, и не обращая никакого внимания на моё открытое наблюдение за ним. Как-то неожиданно прислонившись к стене, он резко прищурился на одной точке вверху. Сам в удивлении отвожу взор в ту сторону, в которую он уставился. И тут сразу же до меня доходит, в чём собственно дело. Он заприметил старую оголённую лампочку, висящую на одном лишь проводе длиной в пятнадцать сантиметров. Малыш перевёл свой недоуменный взгляд на меня, в котором так и читается: "Тебе действительно до сих пор настолько лень сходить в магазин, чтобы купить и, наконец, повесить люстру?" А я что? Меня всё вполне устраивает. Приглушённый свет с оттенками сепии. Романтика.       Как я и подозревал, Таканори, немного помедлив, поднял свои руки, ловко переминая кистями и пальцами, сказал, что я немного "ленивый индюк, который не заботится об уюте своих гостей". К слову, у малыша с годами характер крепчает. Это ли не повод для гордости? Под чьим влиянием, конечно, интересно: педагога по воспитательной части или всё-таки под моим? — Знаешь, лучше бы поблагодарил любимого Койю-сана хотя бы за то, что всё-таки как-то, но ты находишься у него в гостях, — наигранно закатываю глаза, восторженно раздвигая руки в стороны.       Насупился. Знаю, что он не терпит снисходительности в общении, тем более, когда это ярко-выраженный сарказм, но я не мог удержаться и не подколоть его в ответ. Он ведь дитё ещё то. Хотя я с какой-то стороны тоже поступаю по-детски в данный момент.       "Если бы я знал, что для тебя это такой великий подвиг, то и не согласился бы ехать".       Его брови нахмурены, жестикуляция более наигранная, а сам он такой до одури милый, что сердце так и плавится, глядя на него. Хоть что-то с годами не поменялось. А так, он действительно сильно вырос. Характером, в манерах, в теле, в чертах лица. Но не в росте, если честно. Всё также метр с кепкой, лишь немного, наверное, вытянулся. Хотя... может я просто не заметил в силу своего высокого роста... А стиль его одежды хоть и был довольно простым, но я его старался снабжать той одеждой, что он сам себе желает, да и мне нравится, поэтому он выглядел довольно стильно и молодёжно всегда. Я ж ещё не старикан в свои тридцать лет. В одежде разбираюсь. Плохого не возьму и не посоветую. — Не поехал бы? — удивлённо поднимаю бровь, закидывая руки за спину и демонстративно зевая. — Ну ладно, будем знать на будущее, — подтягиваюсь, и спокойно иду в сторону кухни.       Обиделся ли? Не знаю. Но надеюсь, что это всё-таки не так.       Захожу в комнату, где стоит терпкий и отвратительный запах прокисшего молока. Вот она — квартира холостяка. Типичная причём. Выкидываю объект неприятного «благоухания» со стола в мусорный ящик. Где мой освежитель воздуха? Кажется, что на днях я брал его по акции в нескольких экземплярах, а куда дел не помню. Морщусь, начиная поиски требуемого предмета взглядом.       Вдруг со спины меня резко обняли и уткнулись носом в область лопаток. Я вздрогнул и рефлекторно толкнулся грудью вперёд, но затем меня так крепко прижали, что ни вдохнуть, ни выдохнуть, а об каких-либо движениях куда-либо не могло идти и речи. — Та-а-ка, — прохрипел, едва ли было мочи. — Задохнусь же.       Хватка становится немного слабее, но не исчезает. Как он успел так быстро раздеться и подойти? Инфаркт заработаю с ним однажды, вот клянусь. Хотя, на самом деле, это вызывает у меня искреннюю улыбку на лице и ощущение... необходимости. — Я тоже соскучился, — неожиданно вырвалось у меня и, сделав акцент на последнем слове, я засмеялся во весь голос. И он, скорее всего, тоже сейчас смеётся. Я чувствую это своими лопатками. По-своему, конечно, смеётся... Беззвучно. Мило. По-детски.       Таканори так красив, когда смеётся и улыбается, мне захотелось повернуться и взглянуть в его лицо. Попытав удачу, я пытаюсь это сделать, но мне, к сожалению, это не удаётся. Он лишь прижимает меня сильнее, когда я пытаюсь выкарабкаться из его объятий. — Така, ну, не могу же я тебя спиной обнимать, в самом деле. Давай хоть повернусь, а?       Я замолк, прекратив вертеться, смеяться и разговаривать. Повисла совсем укромная тишина.       Иногда мне так хочется услышать от него хоть что-нибудь. Чтобы его голос хоть как-то разорвал настигшую тишину. Простое «да» или банальное его «ленивый индюк», мне бы было достаточно. Только он совершенно не издаёт никаких звуков даже, когда смеётся, даже, когда плачет... При мне он не пытается произнести даже лёгкие слова, не пытается говорить, как другие дети. Не знаю, с чем это связано.       До моего слуха доносятся едва уловимые всхлипы и учащённое дыхание. — Така? — озадаченно откликаюсь на посторонние звуки.       Почему-то сейчас я безо всякого труда, размыкаю его руки, обхватившие мою талию, и поворачиваюсь в его сторону. Плачет? Сажусь перед ним на колени, взглядывая в поникшее лицо. Розовые щёки, на которых виднелись мокрые дорожки, покрасневшие глаза. Что не так? — Малыш, ты чего? — обхватив его лицо руками, смотрю в упор. Поднимает мокрые от слёз глаза и тоже смотрит на меня. Подбадривающе улыбаюсь ему, притягивая к себе и целуя макушку. — Глупыш.       Обнимаю его за талию, укладывая голову на хрупком плечике. А он, обхватив меня за шею, прижимает по-своему сильно. В душе теплом разливается такое приятное чувство, которое сложно описать словами. Я не знаю, наверное, это и есть то, что испытывают взрослые по отношению к своим детям? Это и есть та самая «отцовская любовь»?

***

      Ветер с тихим протяжным гулом веял сквозь щели окон. Небеса вот-вот готовы навзрыд разнести по всей округе капли своих ливневых слёз. Дома, несмотря на всё происходящее за окном, царил уют. Тёплый яркий свет разливался по всей кухне, а звук, кипящего на сковороде, масла ещё более создавал домашнюю атмосферу.       Я не помню, когда в последний раз вот так: организованно и счастливо, готовил ужин. Ограничиваясь одними раменами быстрого приготовления, заказной пиццей и готовыми продуктами из конбини, я разучился готовить сам. Ну, оно и видно, судя по обугливавшемуся мясу в сковороде, и слипшемуся рису в сите, стоящему около раковины. Аж ребёнка страшно этим кормить…       В то, что Таканори наконец у меня дома, я до сих пор не мог поверить. Я давно отвык от присутствия людей в своей квартире, и в своей личной жизни, кстати тоже, и это неимоверно угнетало. Единственным, с кем я общался более-менее на постоянной основе, был Широяма. Тот самый Широяма Юу, который поступил работать со мной в один и тот же год, но пробыл там от силы года два. Он уволился, найдя работу «попрестижнее». Офисный трудяга, чёрт возьми. Правда и с ним я поддерживаю отношения раз в неделю, а то и в месяц.       Всё-таки… Каждый день я засыпал с мыслью, как меня всё это достало, но по сути всё было-то хорошо. Нормально, обыденно, как всегда. Просто чего-то не хватало. А возможно даже "кого-то". Хотя чего таить, я прекрасно знал кого.       Не желая больше углубляться в свои мысли, я поспешил скорее управиться с едой, ведь голод даёт о себе знать. Желудок поёт лирически-драматическим баритоном о сущности его бытия.       Быстро промелькнув по коридору, прохожу в сторону своей спальной комнаты, где в данный момент находится мой Така. За углом едва приоткрытой двери, пробегаю взглядом по комнате, обнаруживая объект моего интереса за столом, стоящего, и что-то увлечённо рассматривающего. Тихо открываю дверь, на цыпочках пробегая до него, и быстро хватаю! Шарахнулся, дёргается. Я падаю на колени, а он на пятую точку. Испугался мелкий.       Теперь я, обнимая его со спины, смотрю через его плечо в лицо. Он на меня, а я на него. Глаза ребёнка готовы вылезти из орбит. Это смешно, честное слово. А ещё и я стою в подозрительной, но довольно забавной позе. Поворачивая голову, он, кивая, смотрит в сторону стола, и я перевожу своё внимание туда же. Там лежит какая-то стопка бумаг и разных книжек, которые он видимо откуда-то достал. Тихо отпуская малыша, ползу, поднимаюсь и подхожу ближе к столу.       Как оказалось, это его рисунки начиная с того года, когда мы познакомились, заканчивая теми, что были нарисованы в его пятнадцать лет. Да, я их все храню. И частенько пересматриваю. Они все были аккуратно сложены в три коробки на верхней полке моего рабочего стола. А те книги, что он достал, были историческими энциклопедиями, мифами древней Греции, о гладиаторах и сборник хайку Мацуо Басё. Я покупал их ему в подарок на Новый год, но так и не смог отдать, ибо он больше не мог приезжать ко мне, а везти их все я не имел никакой возможности.       Подойдя со стороны, Таканори улыбнулся, прижимаясь сбоку ко мне. — Это был твой подарок на Новый год, — вздыхая, провожу пальцами по стопке книг. — Но у меня не получилось его тебе вручить. Поэтому я обошёлся теми альбомами для зарисовок и набором пастельных карандашей, которые ты просил.       Така, грустно улыбнувшись, кивает, наблюдая за моими движениями, как всегда, наверное, витая совсем далеко, где-то в своих мыслях. — Знаешь, я вот, сколько себя помню, но я никогда ни к кому так сильно не был привязан как к тебе, — спонтанно перевожу тему, из-за чего мальчик переводит на меня непонимающий взгляд, а глаза распахиваются так сильно-сильно. Малой постоянно удивляется всему и вся... А я смотрю в упор, что заставляет его немного смутиться. Я знаю, что ты не особо любишь зрительный контакт, ты ведь так теряешься, но мне это... нравится. Мой скромняга. — Мне кажется, что я никогда так сильно не любил, — замолкаю, раздумывая над тем, как выразить верно свою мысль, да и вообще... стоит ли продолжать. А ты всё не отводишь с меня взгляда, что даже странно. Обычно дольше полуминуты ты не мог выдержать. Ждёшь, что я скажу.       Сложно... Не могу ничего сказать. Слова не идут. Они застряли комом в горле. Или это я не даю им выйти? Тянешь меня за рукав, махаешь рукой, мол «продолжай», а я открываю рот, хватая воздух, и тут же закрываю. Зачем ты начал это, Койю? — Ты, наверное, ждёшь, что я тебе сейчас скажу?       Смотришь всё также, не понимая. Лишь осторожно коротко киваешь. — Я вот тоже, если честно, жду. Жду, когда ты мне хоть что-нибудь скажешь... Несколько лет жду.       Ресницы так затрепетали от удивления, как было пару минут от неожиданных объятий. Только сейчас уже скорее печально, чем радостно или испуганно. На глаза накрапывают тонким хрустальным слоем слёзы, то ли у меня, то ли у него. Не пойму. Вообще, какой чёрт меня дёрнул за язык это сказать? Звучит, не совсем так, как я предполагал и очень обидно.       А он не плачет, как обычно это делает. От обиды там, злости или ревности. Просто погрустнел. Меня же совесть дёргает. Так и говорит «Койю, ты дурак, ду-рак!». Только это не последнее, что я сегодня должен ему сказать. — Но я люблю тебя, Така, и готов ждать сколько угодно, — улыбаюсь, трепля его мягкие светлые волосы, а мальчик жмурится, из-за того, что обычно не любит, когда я так делаю. Любит, когда с ним общаются на равных, как со взрослым. Только сейчас он смеётся, а это, уже прорыв. — Ладно, хватит разговоров. Марш мыть руки и за стол!       Я готов был развернуться и пойти на кухню, но меня остановили, мягко положив ладонь на плечо. Стою. Мелкий смотрит на меня волнительно, перебирая пальцами одной руки края своей длинной повседневной футболки, а я вопросительно киваю, мол, "что такое?". За считанные секунды он встаёт на носочки и тянется к моим… губам. Едва касаясь, он совсем невесомо поцеловал меня и тут же… выбежал из комнаты. Спустя долю минуты послышался звонкий хлопок двери в ванную.       Стою в недоумении. Взгляд остановился на двери, ведущей в коридор. Пытаюсь осмыслить произошедшее. Чувствую как что-то, а если быть точнее "кто-то" ластится об мою ногу. Хотя что тут думать, Йоко не из тех собак, которые любят подлизываться, а Соно-чан, моя маленькая персидская кошка, та ещё любительница тактильных игр. Опускаюсь на колени и глажу питомца за ушком, получая благодарные ласки в ответ. — Ох уж эти дети... Да, Соно-чан? — я придерживаю мордочку кошки, глядя любимице в глаза. — Не поймёшь, что у них на уме...       Отпускаю животное, вновь вернувшись в полный рост, и направляюсь на кухню. Желудок уже не даёт покоя от голода.