***
Весь оставшийся день Фрэнк проводит витая в облаках. Какое-то время он сидит в зоне отдыха в автобусе, пытаясь насладиться кондиционером, но, конечно же, это тот самый раз, когда парни не приходят сразу же. Фрэнк возбуждён, думая о том, как они с Джерардом просрали это время, когда они мирно и спокойно могли трахаться. Затем он думает о том, как бы оттрахал Джерарда, а затем о том, что Джерард отдыхает в задней части автобуса, скорее всего, ещё не спит, и у него до сих пор стояк. Фрэнк задумывается, считается ли пошлый сон нарушением уговора, а затем думает о том, что, возможно, ему стоило получше разобраться, как в этом всё устроено, может, должно быть какое-то стоп-слово? Будет ли у них такая ситуация? Он не знает. Он так не думает. Но может... Блять. Он слезает с дивана и направляется в горячий воздух Варпедовской стоянки, а уже там не сдерживается и начинает гуглить это дерьмо. Он не видится с Джерардом вплоть до саундчека этим же днём, и Джерард лишь выглядит немного сонным, но не то чтобы страдающим или ещё что, так что это хорошо. Наверно. Как бы то ни было, у Фрэнка совершенно другая история. В ту же секунду, как он видит Джерарда, у него встаёт и так и остаётся на всё время саундчека. Он рад своей гитаре, которая одаривает его подобием чувства собственного достоинства или чем там ещё, но гитара, прижатая к стояку всё время, действительно чертовски отвлекает. В этот день концерт просто прекрасен — дохуя горячий, да ещё и полуденное солнце бьёт своими лучами по ним, но, тем не менее, он всё равно прекрасен. В конце их сета Джерард разворачивается на сто восемьдесят градусов, и Фрэнк, смотря на него, ощущает тот самый момент. Джерард весь насквозь промок от пота: его волосы, лицо, его чёртова чёрная куртка насквозь мокрая, а футболка прилипает к груди. Его лицо всё ещё блистает и так... не то чтобы закрыто, но совершенно ясно, что он сфокусирован и смотрит вглубь, словно проповедник, словно кто-то, кто обладает связью с Богом или какой бы там не была или всё же была эта ёбаная высшая сила. Он выглядит уверенным в себе в том плане, когда ты знаешь самого себя, и это не просто довольство — это ожесточённая безопасность, которая заставляет его выглядеть так, будто Вы последуете за ним прочь из подвалов Рыцарей Колумба на сцену под палящим солнцем. А ещё он выглядит так, будто у него встал. Что оказывается правдой, когда Фрэнк наконец ухитряется вытащить его из толпы, сгрудившейся за кулисами и утащить его прочь от технарей, менеджеров и парней из других групп, ошивающихся возле шатра. Фрэнк сжал в кулаке куртку Джерарда, утаскивая его прямо за собой, тот же слегка спотыкается, поднимая в воздух облачка пыли между разреженной травой под ногами. Когда Фрэнк наконец заводит его за фургончик с едой, то отпускает его и просто стоит, бессильно опустив руки прямо перед ним. Потому что, конечно же, они не одни, они всё ещё, блять, окружены: их отлично видно фанатам, фотографам, группам, каждому, блять, человеку. Здесь нет ёбаного личного пространства, нет, только не на Варпеде. Фрэнк просто стоит на месте, смотря на Джерарда, а его руки по бокам невольно сжимаются в кулаки. — Фрэнки, — говорит Джерард, а его глаза загораются, даже несмотря на то, что он не улыбается — лишь всё ещё потеет и блестит. — Ну что, насколько круто это было? Мне нужна вода. Фанаты здесь чертовски охуенные, чувак. Что не так с твоим лицом? — Твой член, вот что не так с моим лицом, — отвечает Фрэнк. Джерард моргает, а затем нахмуривается. — Эм. — Ты дрочил? — Они стоят на том же самом месте на приемлемом расстоянии друг от друга, будто бы они просто болтают, будто бы в этом нет ничего такого. — Оу, — лицо Джерарда моментально смягчается, и появляется его взгляд по типу «Я понял». — Нет, Фрэнки, ты же просил не делать этого. — Говорил не делать, — поправляет его Фрэнк. Всё его лицо сразу же начинает гореть — и это не так, как пот от жары от раскалённого солнца на сцене. Всё внутри смешивается: Джерард не дрочит, потому что Фрэнк сказал этого не делать, а тот говорит об этом с такой лёгкостью прямо посреди Варпеда, окружённого звуками музыки, где любой легко может всё это услышать. Джерард открывает рот, а затем закрывает его и кивает. — Ты говорил мне этого не делать, — повторяет он, да так тихо, что Фрэнк едва ли ухитряется это расслышать. — И говорю, — добавляет Фрэнк. — Всё ещё говорю. Я хочу, чтобы ты подождал. Можешь подождать? Джерард вновь кивает всё ещё с этим мягким, открытым выражением на лице, будто он наслаждается этим, наслаждается тем, что Фрэнк говорит ему, что делать. Или чего не делать. — Я могу подождать. — Хорошо, — сердце Фрэнка бьётся в довольно-таки диком темпе, но он всё ещё непринуждённо стоит здесь, будто бы это вполне нормальный разговор. Джерард достаёт свои сигареты из кармана куртки и начинает ощупывать себя, выискивая зажигалку. В одном из карманов у Фрэнка лежит зажигалка, но ему необходима целая минута, чтобы достать её, потому что он так чертовски возбуждён, Господи Иисусе. Он протягивает её Джерарду, который прикуривает сигарету, а затем, блять, отдаёт её Фрэнку, будто тот его чёртова подружка до того, как поджечь собственную. Фрэнк закатывает глаза, глядя на Джерарда, но втягивает дым в лёгкие, наблюдая за ним. — В пятницу ночь в отеле. — До этого ещё три дня. — Думаешь, сможешь ждать настолько долго? Поднеся сигарету ко рту, Джерард останавливается, а дым окутывает его лицо, и он будто бы оказывается в сцене чёрно-белого кино. — Да, — отвечает он спустя минуту. — Я могу подождать. — Хорошо. — Фрэнку нужно идти. Ему необходимо выбраться отсюда. Ему кажется, что у него солнечный удар. Тень, отбрасываемая фургоном с едой, не помогает даже немного охладиться. Он собирается вернуться в автобус и полежать, положив на лицо холодную влажную одежду. И, может, ещё одну шмотку на свой член. — Хорошо, — повторяет он, и выходит куда увереннее, чем он сам себя чувствует. — Пятница. Ладно. Разворачиваясь, он спотыкается, без причины запутываясь в собственных ногах, но, когда он оглядывается на Джерарда, тот не смеётся — он лишь наблюдает за Фрэнком, закусив нижнюю губу, а его сигарета всё ещё застыла в воздухе возле лица, будто бы он и вовсе забыл о ней. Господи Иисусе. Это будут долгие три дня. *** Фрэнк лежал в прохладе койки автобуса с тех самых пор, как оставил Джерарда в тени фургона с едой. Он дрочил дважды — один раз, когда вернулся, пока автобус был пуст, и прохладный воздух практически шокировал его разгорячённое лицо, а его член был настолько возбуждён, что он кончил практически сразу. Оргазм был сильным, и даже что-то свернулось на дне желудка, отчего он так и остался лежать в койке, тяжело дыша. Но этого было даже приблизительно недостаточно, и, когда он просыпается со стояком — он даже не знает, насколько позднее, — он снова дрочит, не заботясь даже о том, что группа явно вернулась, что он может расслышать, как Майки смотрит фильм в задней части автобуса и что Боб храпит в своей койке. Фрэнк просто переворачивается, засунув руки в шорты, и начинает двигать рукой, кусая подушку, чтобы не шуметь. Его глаза закрыты так плотно, что он видит звёзды, и примерно минутой с половиной позже он кончает, думая о пальцах Джерарда у себя во рту и его руке вокруг своего члена. Он начинает думать, что не выдержит до пятницы. Чуть позднее Майки, брат Джерарда, заглядывает к Фрэнку. Фрэнк лежит на кровати, уронив руку на лицо и запутавшись в простынях. Он не спит — лишь пытается ни о чём не думать. Пытается достичь цзэн. — Хэй, — Майки трясёт шторку перед тем, как отодвинуть её на дюйм, заглянув к Фрэнку. — Хэй, — Фрэнк не убирает руку от лица. — Что, эм, ты делаешь? — Майки в действительности звучит заинтересованно, будто пытается понять. — Ловлю цзэн. — Может, если Фрэнк скажет это вслух, то это действительно сработает. Майки усмехается. — Точно, — говорит он. — И как оно? Фрэнк поднимает другую руку, чуть ранее лежавшую на груди, чтобы показать Майки средний палец. Майки достаточно долго молчит, так что Фрэнк убирает руку от глаз, чтобы прищуриться на него. — Ты болеешь? — спрашивает Майки. Фрэнк усмехается. — Нет. — Могу принести твою сумку, — говорит Майки, игнорируя его отрицание. — На улице тепло, так что, если до твоей глотки всё ещё не добралось, тогда, скорее всего, ты… — Я не болен, — Фрэнк устало потирает ладонями глаза. — Клянусь. — Да, но ты выглядишь нехорошо, — говорит Майки, сомневаясь. — Какой-то измождённый ты. Фрэнк поворачивается на бок, опираясь на одну руку и вплетая пальцы в волосы. — Измождённый. Да кто говорит измождённый? Майки ухмыляется. — Я. И ты. Ты весь выглядишь… Вымотанным или как там. Он тычет Фрэнку в лицо, и тот отбивает его руку в сторону. — Заткнись, — Фрэнк намеревается сползти с кровати и доказать Майки обратное, но понимает, что на нём нет трусов, а его шорты все к чертям грязные с присохшей к ним спермой. К хуям его жизнь. Единственный вариант душа здесь, так это едва тёплая вода, сочащаяся из бака в отгороженном углу автомобильной стоянки. Иногда у Фрэнка худшие планы из всех известных человечеству. Его учителя в школе частенько твердили одно и то же. Не всегда обдумывает свои решения. Как мало Вы знали, мистер Садовски. — Может, тебе нужно ещё поспать, — Майки в действительности выглядит взволнованно, что довольно-таки странно. — Мы отправляемся завтрашним утром, а затем едем всю ночь, чтобы добраться до Тулсы. — Ненавижу Тулсу, — ворчит Фрэнк. — Ты не ненавидишь Тулсу, — говорит Майки удивлённым тоном. — Ты любишь Тулсу. У них есть корндоги. [1] — Ладно. Тогда я ненавижу этот автобус, — говорит Фрэнк. — Мы все ненавидим этот автобус, — констатирует факт Майки. — Пахнет просто отвратительно. Рэй говорит, что вроде как заставит их промыть его изнутри и снаружи шлангом в следующий раз, когда у нас будет ночёвка в отеле. — В пятницу, — бормочет Фрэнк, не думая. — Джерард, — медленно произносит Майки. Сердце Фрэнка слегка вырывается из груди, потому что, блять, Джерард сказал Майки? Блять, конечно, Джерард сказал Майки. — Джерард тоже волнуется, — наконец завершает Майки. — Он весь, знаешь… — обеими руками он делает несуразный жест, отчего Фрэнк нервничает и весь на нервах. — Так что, может, тебе и стоит поспать. Фрэнк позволяет себе ссутулиться, сидя на кровати. Майки не знает. Джерард держит это в секрете от Майки. Фрэнк определённо не сможет выдержать до пятницы. — Ладно, — наконец говорит он. — Но я не болен, клянусь. Это просто чёртова жара, Майки. Она выматывает меня. Это действительно не совсем неправда — иногда он думает о жестокой серой холодной зиме Джерси, таком резком и промозглом ветре, что он буквально заставляет тебя давиться на вдохе. Фрэнк болеет практически всегда, когда выходит на улицу в подобную погоду, но иногда, посреди такого лета, он думает, что именно этого не хватает его лёгким: удар холода, чтобы избавиться от этого пота от тупой жары. Что-то, чтобы прорваться сквозь пот, что въедается в грудь, лёгкие и мозг после недель подобного режима, а жара покалывает кожу каждую чёртову ночь. Майки медленно кивает, почёсывая нос, и смотрит на Фрэнка. — Ага, — произносит он, будто не верит ему. — Но лучше поспи, ладно, Фрэнки? — Ладно, — Фрэнк наблюдает за тем, как Майки тыльной стороной руки поправляет очки и неловко выпрямляется. Он оставляет шторку его койки открытой, и у Фрэнка нет сил закрыть её. Он обессиленно лежит на месте. Ему нужно подняться и, блять, помыться. Ему нужно снова подрочить. Ему нужна ёбаная ночь в отеле. *** Фрэнк доживает до их второй ночи в Тулсе до того, как ему сносит крышу. После концерта он, весь потный, хватает две бутылки воды со стола около сцены, одну из которых выливает себе прямо на голову перед тем, как сделать несколько неспешных глотков из другой, стараясь утолить жажду так, чтобы его не стошнило. Джерард обнимает Майки, взъерошивая ему волосы на затылке, будто бы он всё ещё маленький ребёнок. Со своего места Фрэнк замечает, как рука Джерарда дрожит из-за оставшегося адреналина в крови или же его недостатка. На Джерарде одежды, как на капусте: полностью пропитанная потом тёмная футболка, поверх которой надета чёрная куртка с длинными рукавами, тёмные джинсы, которые выглядят так, будто висят на нём только благодаря двум ремням. У него новые ботинки, он купил их прямо перед началом тура, потратив кучу денег и недостаточно времени, чтобы разносить их. Носы у них уже стёрты, и Фрэнк не понимает, почему за это зацепился его взгляд, пока он наблюдал, как Джерард отошёл от Майки, опуская на глаза солнцезащитные очки и зажигая сигарету. Джерард стоит, всё ещё переводя дыхание. Сигарета, лишь слегка дрожащая в его руке, скорее всего, не помогает ему в этом, но Фрэнк понимает это, о да. Он понимает, как дым в лёгких иногда может помочь прийти в чувство, куда более жёстко вернуть тебя на землю, чем простой кислород. Фрэнк неуверенно облокачивается о стол с закусками с одной стороны, сжимая в руке бутылку воды, и он в самом деле не уверен, сколько уже стоит здесь. Кто-то зовёт его по имени, окликает его вновь, будто бы не впервой, и он приходит в себя, безмолвно держа руки на гитаре, которую он всё это время протягивал технику. Джерард — тот, кто начинает движение. Он направляется в сторону Фрэнка после того, как тот передал гитару. Его огромные солнцезащитные очки закрывают половину лица. Он даже не останавливается по-настоящему, проходя мимо, — лишь мимолётное сомнение прослеживается в его шагах, но Фрэнк отталкивается от стола и следует за ним. Солнце, испепеляющее их на сцене, было чертовски горячим, но ничто не может сравниться с жарой, поднимающейся от прожжённой солнцем земли под их ногами. Фрэнк даже не знает, куда они направляются. Ему нужен душ. Ему нужна кровать. Ему нужен член Джерарда. Может, ему даже нужна чёртова лоботомия. Неожиданно Джерард останавливается около одного из зданий, которые стоят по бокам от ворот фестиваля. Они не у всех на ладони — всего-навсего за углом недалеко от ворот, и это вершина всего дня: через пару часов выйдут хэдлайнеры, так что здесь людей практически нет. Джерард вертит что-то в руках, и, когда он открывает перед ними дверь, мозг Фрэнка настолько заторможен, что вначале даже не понимает этого. Ослеплённый солнцем, он спотыкается, когда Джерард утягивает его внутрь, а затем говорит: — Стой, погоди… — прямо когда Джерард закрывает за ними дверь. Дверь замыкается, и Джерард вдобавок закрывает её на засов, так что здесь так темно, что Фрэнк ничерта разглядеть не может и даже понять не может, где они. Джерард с силой вжимается в него и прижимает его к стене, будто он преступник. Это должно показаться смешным или глупым, но вместо этого Фрэнк сжимает плечи Джерарда и тяжело дышит. Он чертовски возбуждён, и если он подумает насчёт этого, то подобное у него было только после того, как они сошли со сцены. Джерард знает об этом. Джерард заметил это, потому что прижимается прямо к нему. — Ого, ты так возбуждён, Фрэнки, — выдыхает он ему в щёку. Фрэнк всё ещё потеет, словно дикое животное, он буквально насквозь мокрый, как, собственно, и Джерард. Пот каплями скатывается по его вискам, когда Джерард неспешно целует его с открытым ртом. Фрэнк понимает, что это он издаёт эти хныкающие гортанные звуки, пытается притихнуть, остановиться, но не может, блять, не может. — Джи, — пальцами он впился в плечи Джерарда и крепко держится за него. — Блять… просто… Джи. Поцелуи Джерарда отчаянные, глубокие, и он так тяжело дышит, упираясь руками в стену позади Фрэнка. — Прикоснись ко мне, блять… Прикоснись… — бормочет Фрэнк, а его рот без ведома мозга подаётся вперёд. Джерард пахнет потом, грязью, четырьмя днями без нормального душа, и Фрэнк просто-напросто хочет чувствовать это везде вокруг себя. Джерард стонет, роняя голову на плечо Фрэнка. Его волосы — грязные, пропитанные потом, Боже, такие отвратительные, и Фрэнк не против, потому что Фрэнку снесло крышу, — напротив лица Фрэнка. — Блять, — произносит Джерард заплетающимся языком. — Фрэнк. — Что? — Фрэнк не может перевести дух, блять, да даже не может думать. Джерард буквально прижимает его к стене, но этого недостаточно и это не то место, где Фрэнку это нужно. Его бёдра перекошены, руки всё ещё прижаты к стене по обе стороны от плеч Фрэнка. — Что, блять, Джерард, мне нужно… нужно… Джерард втягивает воздух в лёгкие и в темноте нащупывает руку Фрэнка. Он притягивает её вниз, и Фрэнк, блять, он онемел и двигается медленно, очень медленно, потому что Джерард прижимает руку Фрэнка к охуенно массивному стояку в своих джинсах. Пульс Фрэнка настолько неожиданно подскакивает от удивления, что он думает, что сейчас отключится. — Я… — Он не знал. Джерард был настолько спокойным по поводу всего этого, что Фрэнк даже позабыл, что смысл всего этого был в… — Блять, срань господня, ты… — Такой твёрдый, Фрэнки, — Джерард вскинул подбородок, опаляя дыханием щёку Фрэнка. — Такой твёрдый, очень твёрдый. Фрэнк обхватывает член Джерарда через джинсы, и из того вырывается стон, пока зубами он вгрызается в плечо Фрэнка через ткань футболки. — Ты хочешь этого? — Фрэнк не может ни думать, ни дышать. — Джи, ты хочешь… хочешь… — его руки нащупывают впереди джинсы Джерарда. Ему плевать, он хочет увидеть это, хочет, чтобы Джерард потёрся об него своим членом, хочет, чтобы тот кончил ему на лицо. Джерард кусает его ещё сильнее, а затем отталкивается назад. Его ухмылка, резкая и яркая в темноте комнаты, и он медленно опускается на колени, осторожно управляясь со стояком у себя в джинсах. Фрэнк издаёт действительно неловкий писк, когда Джерард расстёгивает его джинсы. Джерард усмехается на выдохе. — Даже ещё не касался тебя. Фрэнк лишь бьётся головой о стену. Дыхание настолько спёрло, что он не в состоянии произнести и слова. — Такой чертовски горячий, — снова повторяет Джерард приглушённо и тихо, и Фрэнк не знает, говорит ли он о себе или о нём, думая, что они попали в замкнутый круг стояков. — Такой чертовски… А затем рот Джерарда наполняется, и он не может говорить, не может дразнить, вообще. Его руки заякорены на бёдрах Фрэнка, джинсы Фрэнка спущены, и его член у него во рту. Фрэнк хочет толкнуться вперёд, но не может: Джерард настолько сильно его прижал. Фрэнк стонет, а его руки переплетаются в потных и взъерошенных волосах Джерарда, притягивая его голову ближе. Джерард с готовностью принимается за дело и широко открывает разгорячённый рот, забирая всю длину Фрэнка, абсолютно всю: вот так просто — будто просто вздыхает, склоняет голову, а затем Фрэнк уже, блять, у него в горле. Лишь на секунду или две, но, Господи ёбаный в рот Иисусе, это не сравнится ни с чем. Джерард слегка давится и позволяет ему выскользнуть наружу, медленно и неторопливо. Фрэнк извивается у стены, издавая слишком уж много звуков, и засовывает кулак в рот, когда Джерард одной потной рукой обхватывает его член, надрачивая ему, тем временем лаская головку губами, берёт в рот, будто это порно-фильм. Это чертовски грязно: лицо Джерарда бледное и горит румянцем, его потные ресницы порхают над щеками, а его рот весь влажный, губы — красные, а член Фрэнка напротив них выглядит как нечто, что придётся ублажать долгое-долгое время. Руки Фрэнка всё ещё плотно вплетены в волосы Джерарда, держась за них. Вторая рука Джерарда всё ещё покоится на бедре Фрэнка, удерживая его на месте, и Фрэнк ничего не может с этим поделать — лишь принять сложившееся положение. С каждым лёгким толчком Фрэнка бёдрами вперёд Джерард немного отстраняется, и его член лишь касается его разгорячённых губ. И это лучшая картина во всём мире, и ничто с этим не сравнится. — Пожалуйста, — Фрэнк тяжело дышит. — Пожалуйста, блять… пожалуйста, ты… прошу. Джерард грубо дрочит ему, а затем берёт его в рот, с силой и размеренностью отсасывая ему. О Иисусе, о блять, это долго уж точно не продлится. Иисусе, блять, Джерард делает это так, будто это его работа. Он впивается пальцами в бёдра Фрэнка и переплетает руки у основания его члена, и Фрэнк, задыхаясь, кончает. Его так чертовски сильно трясёт у стены, а его член вжимается в рот Джерарда, возможно, слишком уж глубоко, слишком сильно, но Джерард так просто принимает его, что Фрэнк не может стерпеть этого. Мозг Фрэнка полностью отключается: всё, что он может делать, так это хвататься за голову Джерарда и дрожать, пока тот позволяет его члену медленно выскользнуть у него изо рта. Джерард садится на пятки, тяжело дыша в то время, как Фрэнк откинулся на стену. Руки у Фрэнка дрожат, когда он поднимает их, чтобы стереть пот с лица, где он стекает прямо на глаза. — Я думаю, всё получилось наоборот, — неуверенно говорит Фрэнк. — Кажется, это ты должен был умолять меня. Руки Джерарда покоятся на его собственных бёдрах. Джинсы плотно натянуты вокруг очевидно вставшего члена, но он не рискует — лишь смотрит на Фрэнка; губы у него слегка припухшие, чертовски грязные. — Я не готов умолять, — тихо произносит он. — Пока нет. Я… — он останавливается, закусывая нижнюю губу. Его глаза выглядят чертовски огромными в этой тёмной комнате как тогда, когда он был обкурен. — Я всё ещё… В смысле… Мне это нравится, и… О Боже. Член Фрэнка дёргается. Его потные джинсы всё ещё спущены наполовину на бёдрах, задницей он прижимается к этой закоптелой стене, и даже несмотря на то, что он вот только сейчас получил просто сумасшедший оргазм, он клянётся блядскому Богу, что у него встанет в течение одной горячей секунды, только если Джерард продолжит говорить, как он поглощён этим. Как будто Фрэнк знал, отчасти знал, что Джерард не продолжил бы это, если бы, по крайней мере, ему бы не было интересно, но знать, что Джерарду нравится это — нравится быть возбуждённым и заведённым до крайности, попросту вышагивая по лезвию ножа… — Иисусе, твоё лицо, Фрэнк, — говорит Джерард напряжённым тоном. Фрэнк сглатывает, на секунду прикрывает глаза, лишь чтобы собрать всё воедино. Он аккуратно подтягивает джинсы вверх, заправляя все принадлежности внутрь — Боже, он весь в поту, слюне и грязи. Он разглаживает футболку, когда это сделано, сверху вниз глядя на Джерарда, который всё ещё стоит на коленях перед ним. Он хотя бы немного, но ожидал, что Джерард по крайней мере прижмёт руки к его члену или что-нибудь ещё, но руки Джерарда всё ещё расслаблено висят вдоль его бёдер, и он смотрит на Фрэнка со смесью, вроде как, страсти и зноя. — Иди сюда, — говорит Фрэнк, предлагая ему, потому что он практически уверен, что у него подогнутся колени, если он оторвётся от стены. Джерард поднимается на ноги куда легче, чем мог бы Фрэнк с таким стояком в штанах, и обвивает Фрэнка руками, открывая рот для его поцелуя, настойчивого и грязного. Фрэнк впивается пальцами в мягкие и пропотевшие бока Джерарда сквозь рубашку. Джерард слегка отстраняется. — Хочешь, чтобы я умолял? — он задыхается, затаив дыхание, а его стоящий член прижат к бедру Фрэнка. Он, очевидно, ждёт ответа от Фрэнка, будто бы умоляет, но лишь потому что Фрэнк хочет этого, а не потому что он готов. Фрэнк определённо думает, что всё уже началось сначала. — Ещё нет, — он предпочитает уверенность, но выходит так, будто именно Фрэнк идёт по намеченной дорожке. — Ещё нет. — Ночь в отеле, — говорит Джерард. — Завтра. Весь дрожа, Фрэнк кивает в кромешной темноте. — Ты трахнешь меня? — тон Джерарда всё ещё любопытный. Кажется, Фрэнк умрёт ещё до того, как это случится. — Я тоже хочу тебя, — говорит Джерард. — Думаю, так я смогу продержаться. Хочу попробовать, — его тон практически разговорный. Когда дело доходит до этого, это явно не в силах Фрэнка. — Может, — напряжённо говорит он. Он засовывает пальцы в шлёвки джинсов Джерарда, резко притягивает его, от чего Джерард ахает перед тем, как закусить губу. — Только если ты будешь умолять. Глаза Джерарда закрыты, на его щеках ресницы кажутся иссиня-чёрными, и он тихо произносит: — Может быть.***
Фрэнк дрочит, когда возвращается в автобус, закрывшись в крохотном туалете и видя своё собственное потное усталое лицо в зеркале, вдыхая воздух и кончая себе на руку. После этого он принимает душ на стоянке, не обращая внимания на едва-едва тёплую воду, вытекающую из шланга; абсолютное отсутствие личного пространства, помимо кустарного душа, сооружённого из тента, будто сцена из какого-то низкобюджетного порно. Он вымотан и отвлечён, дважды отскребая от себя грязь, он чувствует, что весь сухой пот сошёл с него вместе с въевшейся грязью. Он вешает голову, стоя под струями воды, наблюдая, как мыльные пузырьки кружатся в водовороте вокруг его обнажённых ног на бетоне. Кажется, будто сейчас уже должно быть поздно, темно, чёртово время ложиться спать, но позднее послеобеденное солнце всё ещё ярко светит над головой, слишком ярко… он может почувствовать его сквозь закрытые глаза, когда поднимает голову под медленно текущие струи воды. Он забирается в свою койку, когда возвращается в автобус. Сейчас только… Блять, на самом деле он не знает, сколько сейчас времени. Он думает, что около пяти, но, может, и позже. Джерард лежит через проход в собственной кровати, Фрэнк довольно-таки уверен в этом: шторка была плотно задвинута, когда Фрэнк проходил мимо. Он засыпает под тихий разговор Рэя и Боба в передней части автобуса, под гудение кондиционера, под отдалённое эхо группы, играющей сейчас на главной сцене.***
Фрэнк спит вплоть до следующего утра. Он не знает, как пропускает возвращение Майки, весь вечер в Тулсе, урчание заводящегося и движущегося автобуса, но так оно и есть. Он просыпается только тогда, когда слышит знакомый стук о стену рядом с головой кровати — своеобразный будильник Рэя на его пути в зону отдыха. — Канзас-Сити, — объявляет голос Рэя прямо рядом с головой Фрэнка. — Саунд-чек через пару часов. Его шторка слегка сдвигается, и Фрэнк переворачивается и заново задёргивает её. — Ты хорошо себя чувствуешь? — Рэй приседает рядом с кроватью, у него заспанные глаза, будто бы он сам только что проснулся. — Со мной всё хорошо, — говорит Фрэнк, зевая. Рэй слегка хмурится. — Обещаю, — говорит Фрэнк, потирая глаза тыльными сторонами рук. — Ты спал… — Рэй смотрит на часы в самом конце спальной зоны, — ..пятнадцать часов. — Ого, — откликается Фрэнк. — Ага, — взволнованно соглашается Рэй и дотягивается до его лба. Фрэнк позволяет ему сделать это с неподвижным взглядом, и Рэй хмурится, но выглядит слегка облегчённым. Фрэнка лихорадит с полоборота. Если он заболевал, он пылал, — гарантированно. Но прямо сейчас он чувствует себя нормально. На своём месте. Пятнадцать часов без сознания — определённо то, что было ему нужно. — Ладно, — говорит Рэй, опуская руку. — Ты в порядке, — он встаёт рядом с койкой Фрэнка, — а это значит, что твоя очередь готовить чёртов кофе. Всё, что Фрэнк может узреть, так это бёдра Рэя, которые выглядят жёсткими в этих джинсах. — Ладно, — говорит он, выкатываясь из кровати. Он всё ещё во вчерашних шортах и футболке, мятой и прилипшей к нему. — Кофе? — слышится заспанный голос Джерарда из глубины его койки, а затем доносится шелест шторки. Фрэнк поворачивается как раз вовремя, чтобы увидеть его взъерошенные волосы со свалявшейся блондинистой частью на затылке. Глаза у Джерарда сонные и полные надежды, когда он смутно выглядывает из своей койки. — Кофе, — Фрэнк уверенно направляется к кухоньке в зоне отдыха, не обращая внимания на моментальный стояк у себя шортах. Канзас-сити. Ночь в отеле. Он сможет.***
Они вступают в битву на заднем сиденье Dodge Caravan в задней части ограниченной стоянки за два часа до концерта. Фрэнк даже не уверен, как они добрались сюда, и, лишь когда Джерард говорит: «Кофе?» он отвечает: «О, блять, да». В пределах этого ограждения точно есть Старбакс. Фрэнк и понятия не имеет, откуда это знает Джерард. — Чья это машина вообще? — выдыхает Фрэнк в рот Джерарду. Они не зашли слишком уж далеко: вся одежда всё ещё на них, но руки Джерарда вверху под майкой Фрэнка, пока тот трётся об него. — Денни, — говорит Джерард. — Мой гитарный техник водит Dodge Caravan? — Фрэнк стонет, когда Джерард делает движение бёдрами вверх. — Его мать, — Джерард впивается пальцами в бока Фрэнка над его ремнём. — Он позаимствовал его у неё. О Боже, Фрэнки, блять. — Господи, — сердце Фрэнка бьётся так чертовски быстро. — О Боже, — пребывание с Джерардом иногда очень похоже на времена его старшей школы. Машина его мамы. — Джи, — говорит он и снова двигается, прижимая свой член к члену Джерарда. Этого недостаточно, даже и близко. — Блять, я просто… — Да, — Джерард извивается под ним, сводя его с ума. — Фрэнк, я… Щёки Джерарда красные, словно яблоки, а глаза горячи до невозможности. Фрэнк чувствует, как ритм его сердца пульсирует в сосудах его члена, прикасающегося к бедру Джерарда. — Я хочу… — говорит Фрэнк, а затем снова теряется в поцелуе Джерарда. Джерард целуется всем своим телом, изгибаясь вверх, одной ногой в ботинке обхватывая голень Фрэнка, прижимая его ближе к себе, полностью потному, на заднем сиденье машины матери Денни. — Я хочу… Джерард, я, блять… Фрэнк толчками вбивается в его бёдра, втрахивая Джерарда в сиденье, и Иисусе, так чертовски хорошо. Джерард тяжело дышит под ним, а головой он прижимается к дверце машины. Его глаза закрыты, а его член настолько возбуждён, упираясь в бедро Фрэнка, что тот попросту не может этого выдержать. — Иисусе, — задыхается Фрэнк. — Твоё лицо, Джи. — Погоди, — говорит Джерард, сжимая его бёдра. — Я… О Боже, блять, Фрэнк. Фрэнк не может остановиться, Иисусе, так чертовски хорошо. — Только, — Джерард едва ли может выдавить из себя хоть слово. — Только… подожди, остановись, ты должен… Фрэнк пытается, действительно, блять, пытается. Он замирает прямо на месте; у него болят плечи от того, что ему приходится удерживать вес своего тела над Джерардом. Они прижаты друг к другу, груди, бёдра и члены. — Что? — выдыхает Фрэнк, пытаясь сделать голос заботливым. Ему не всё равно, действительно не всё равно, но, о Боже, он не хочет останавливаться. — Джи, что? — Не двигайся, просто… Дай мне секунду, я… — глаза Джерарда плотно закрыты, а его дыхание быстрое и прерывистое. Фрэнк замирает, действительно не двигается, стараясь слишком сильно. — Остановись, — резко просит Джерард, открывая глаза; его тон чертовски отчаянный. Фрэнк даже не осознавал, что совершал движения бёдрами. Они делали это сами по себе. Он не может остановиться. — Не двигайся, — вновь отчаянно говорит Джерард. — Нет, нет, если ты не прекратишь, я… — ему приходится остановиться и сглотнуть. — Я кончу, а я не хочу, я… Он снова втягивает воздух, и, о Господи Иисусе, Фрэнк не может этого вынести. — Блять, — стонет он. Его член прижат к Джерарду, и тот, покрасневший, не может сделать и вдоха, готов кончить в свои штаны, если только Фрэнк сдвинется более, чем на дюйм. — Фрэнк, — Джерард действительно сильно уцепился руками за спину Фрэнка. — Ты должен послушать… послушать, я не могу… — он глубоко вздыхает. — Блять. Блять. Послушай. Отодвинься. Медленно. Фрэнк не уверен, что он может. Член Фрэнка кажется настолько возбуждённым, что буквально тянет его к земле. Фрэнк довольно-таки уверен, что это он кончит, если сдвинется более, чем на дюйм. — Ладно, — выдавливает он. — Ладно, — он роняет голову на плечо Джерарду, тяжело дыша, ускоряя движения, а затем осторожно отстраняется, садясь и опираясь на дальнюю дверь. Он настолько возбуждён, что это даже болезненно, и он сейчас… он действительно, блять, должен… Джерард отталкивается и садится, вздрагивая и осторожно поправляя своё добро в штанах. Он хвастается своим чертовски огромным стояком, а Фрэнк продолжает кидать взгляды на член Джерарда, пытаясь просверлить дырку в его джинсах; лицо Джерарда выглядит измученным и выебанным и таким горячим, что Фрэнк хочет кончить прямо на него. — Я кончу, если хоть ещё немного пошевелюсь, — практически повседневным тоном говорит Джерард. — Даже если я отсосу тебе, думаю, запачкаю свои штанишки. Фрэнк издаёт совершенно ненамеренный стон. — Так что, помочь не могу, — говорит Джерард. Он сильно прикусывает губу, восстанавливая ровное дыхание, будто он пытается отсрочить этот момент и взять себя под контроль. — Я хочу, Фрэнки, блять, просто поверь мне, только… — Ты только помогаешь, — говорит Фрэнк, неловко расстёгивая джинсы. Иисусе, давление на член облегчается так, что он вот-вот готов прямо здесь кончить себе на живот. — Ты, блять, только помогаешь, твоё чертово лицо, блять, Джи, я… — он закусывает губу, проводя рукой по члену. Его руки трясутся, он не может перевести дыхания, а воздух в машине, спёртый и влажный, застревает в горле и конденсируется на коже. — Так чертовски близко, Господи, сейчас кончу, ты заставляешь меня терять контроль над собой. — Ты заставляешь меня терять контроль над собой, — тихо говорит Джерард, практически словно предупреждая. Будто бы он сдерживает себя всем своим существом. — Скажи мне, — говорит он, облизывая губы. — Скажи мне, когда ты будешь, когда… Фрэнк держится, закусывая губы. Его член, возбуждённый и опухший, сочится как сучка, делая всё вокруг себя таким скользким и лёгким, и он просто… Он… Он… — Не могу, — говорит он, уставившись на Джерарда. — Сейчас кончу, сейчас, блять… — он кончает, и сила оргазма откидывает его назад на сиденье. Всё его тело сотрясает, рука всё ещё двигается на члене, когда он кончает себе на руку. Несколько капель попадает на футболку, бёдра, наводя офигенный беспорядок, но его мозг взрывается искрами, и он не может контролировать это или вообще заботиться об этом. Он резко падает на сиденье, больно врезаясь виском в окно, когда оргазм заканчивается. Его член сжат в руке, и он не готов отпустить его. Джерард пялится на него широко распахнутыми глазами. Окно за ним пиздецки запотело — да вся машина запотела, и здесь пахнет притоном разврата, и Фрэнк не имеет ни малейшего, блять, понятия, как они собираются её проветрить так, чтобы мать Денни не смотрела вопросительно на своего сына целыми днями. Фрэнку необходимо слишком много времени, чтобы восстановить дыхание, чтобы отпустить член и вытереть руки о свою уже испачканную футболку. Он убирает всё вокруг так, как только может. Когда он осматривается, Джерард всё ещё сидит там, где и сидел, но глаза у него закрыты, и, кажется, он пытается восстановить размеренное дыхание — вдыхая через нос и выдыхая через рот. — Ты в порядке? — спрашивает Фрэнк. Джерард кивает. — Да. Я… да, — руки лежат у него на бёдрах, сжатые в кулаки. — Концерт, — говорит он. — Мы должны возвращаться. Брайан нас убьёт. — Точно. — Концерт. Точно. Они должны сделать это. — Отель, — Джерард смотрит на него. — После концерта, — он произносит это словно обещание. Он прижимает одну руку к паху, а затем осторожно убирает её, убеждаясь, что Фрэнк видит всё это. — Точно, — вновь говорит Фрэнк. Сегодня ночью. Джерард пробегается рукой по взъерошенным волосам и открывает дверь, аккуратно выбираясь наружу и закрывая за собой дверь. Фрэнк наблюдает за расплывчатой фигурой сквозь запотевшие окна, перебираясь на переднее сиденье. Сегодня ночью. Спасибо, блять.***