Sugar

Тсуна думала, что после тренировок с Реборном ничего хуже жизнь ей уже не подкинет. Она ошибалась. Хорошо так ошибалась. Первые три дня Десятая лежала на кровати, размазывая слезы по подушкам и простыням. Никто из хранителей не решился спрашивать, что такого произошло в замке Варии. Правда, Тсунаеши готова была поспорить, что вездесущий репетитор- киллер все же догадался. Он пришел день на второй ее затворничества, долго сидел в кресле, смотря на нее. Савада же позорно прятала взгляд в одеяле, отказываясь отвечать на вопросы. В конце концов, он ушел, пообещав ей полное отсутствие личных встреч с Занзасом. За это шатенка была ему немыслимо благодарна. Четвертый день она провела в кабинете в компании бумаг и чашек кофе. Надо было отвлечься, забыться. И, буквально, только-только она начала приходить в себя, как в дверь кабинета постучали. Горничная занесла огромный букет алых роз, к которым прилагалась маленькая записка. Цветы нашли приют на краю стола, а записка перекочевала в белоснежные ручки, на которых еще были видны чуть пожелтевшие синяки. Когда Гокудера забрел в кабинет «любимой Джудайме», он несколько растерялся. Привыкший видеть радостную улыбку на ее светлом лице, он ну никак не ожидал такой глубокой вязкой грусти на пару с отчаянием в ее карамельных глазах. Записка была мгновенно вырвана из хрупких пальцев, а букет переехал за дверь комнаты, попутно врезавшись в стену. После этого сам Хаято удалился строчить гневный ответ Варийскому Боссу. После того случая Тсунаеши решила полностью нырнуть в работу, обвязывая себя встречами, бумагами и переговорами. Это немного помогало, но к вечеру глаза все равно щипало в преддверии слез. Хотя ей определенно становилось лучше. На, как выразился Реборн, «работотерапию» у Савады ушла неделя. И за эту неделю она умудрилась сделать свою месячную норму. Правда, это дало и свои минусы. Усталость наваливалась на Тсуну с каждым днем все сильнее, а в купе со стрессом это было еще более мучительно. Голова каждый день нещадно раскалывалась, а буквы на договорах временами сливались в общую непонятную массу. В целом, за эту неделю шатенка была выжата и морально, и физически. Двенадцатый день Десятая Вонгола провела в постели с недомоганием. Ноги подкашивались, голова кружилась, а из-за отсутствия работы в голову лезли мысли. Тсунаеши потратила на раздумья все это время, приходя не к самым утешительным выводам. Да, она была неимоверно зла на Занзаса. Нет, «зла»- не то слово. В каком-то смысле она его ненавидела. Еши не была ни святой, ни девственницей. Первый сексуальный опыт она получила еще в девятнадцать лет. Для ее тогда чистого девичьего сердца легкий роман был чем-то волшебным и прекрасным. Она повстречалась со своим «парнем» месяца три, по истечению которых он уломал ее на секс. Наивная тогда в этих делах Тсунаеши согласилась. Через неделю они расстались, а за парнем потом пару месяцев гонялся табун из хранителей Юной Дечимо, пытаясь «засунуть в его похотливую задницу динамит и подорвать к хуям, чтоб не повадно было». Вообще, это был ее единственный сексуальный опыт. И он был не очень. А что касалось Варийского Босса? Как бы странно это не звучало, но в понимании Савады Занзас был именно мужчиной, с которым, если б не проклятое стеснение, Тсуна была бы не против провести ночь. Но это было до изнасилования. Сейчас же у Десятой в груди не теплилось ничего по отношению к Скайрини кроме ненависти, обиды и… непонимания? Да, именно! Тсунаеши не понимала, зачем он это сделал, чего хотел этим добиться. У него было много женщин- это Вонгола знала точно. Но что ему было нужно именно от нее, Еши не знала, а хваленая интуиция не спешила подсказывать. Возможно, если бы она поняла его мотивы, поменяла бы и отношение к нему? Кратко говоря, двенадцатый день морально добил Саваду, оставив на ее могилке пару-тройку новых душещипательных вопросов, которые просто требовали ответа. С рассветом следующего дня пришли проблемы. Утром Десятой пришлось в срочном порядке ехать во Францию. Тамошние семьи требовали срочного присутствия Главы Вонголы на переговорах, так как молчаливый Хибари на все вопросы отвечал лишь презрительным «травоядные». Примерно поэтому Тсуне пришлось отложить самокопание до лучших времен. Вернулась Савада примерно через неделю. Как успели подметить абсолютно все хранители, вернулась в полном унынии. По приезду шатенка заперлась в комнате, на просьбы открыть или спуститься на ужин она отвечала тихо, чуть хрипло и иногда срываясь на шепот. Примерно из-за этого Ямамото на пару с Хибари уже планировали выламывать дверь. Остановил их лишь до неприличия холодный голос Реборна, который до жути вежливо попросил их оставить Донну Десятую в покое, так как ей надо многое обдумать. На следующий день Тсуна все-таки вышла из своих покоев. Выглядела она отвратительно: растрепанные волосы, опухшие, пустые глаза и мертвецки бледная кожа. С самого утра Вонгола ничего не ела, лишь работала или слонялась по резиденции, как призрак. Как раз из-за этого ее и отправили спать часов в восемь вечера. Шатенка ничего против не сказала- понимала, за нее волнуются. Да и завтра важный день- прием по случаю ее двадцатипятилетия. Поэтому, пожелав всем спокойной ночи, она направилась к себе. Уснуть, конечно, не удалось. Часа два она провела в обнимку с унитазом. Все внутренности выворачивало наизнанку, глаза слезились, а горло уже жгло. Ее рвало, голова болела. Поездка во Францию преподнесла свои сюрпризы. На третий день переговоров госпожу Саваду вырвало прямо в зале, благо, Хибари успел подставить поближе мусорку. Тот еще с утра заметил плачевное состояние зверька, поэтому наблюдал за ней пристальней. Переговоры пришлось перенести, а французская мафия еще долго извинялась за плохое качество еды, которая подавалась в ресторане. Бедные мафиози думали, что они виноваты в плачевном состоянии Вонголы. Сама же Вонгола уже на следующий день приобрела тесты на беременность. Тсуна долго ломалась, думала, стоит ли проверять. Но внезапно всплывший в памяти факт отсутствия месячных, которые должны были начаться еще неделю назад, и это подозрительное состояние ее организма сделали свое дело. Через час Тсунаеши сидела на голубой плитке в ванной, окруженная добрым десятком белых палочек, на которых, черт подери, на всех было по две полоски. После того Савада была в полном неведении о том, что ей делать. Кое-как она довела эти блядские переговоры и на первом же рейсе свалила в Италию. В родном особняке ее прорвало на истерику, которая перебивалась свиданиями с унитазом. И вот сейчас, лежа в родной постели, Тсуна совершенно не знала, что ей делать. В голове была тяжелая пустота, на сердце скреблись кошки. Завтра прием. На приеме явно будет Босс Варии. Видеть Занзаса шатенке хотелось меньше всего. Оставалось только надеяться на то, что тот не подойдет к ней ближе, чем на пару метров. Говорить ему о своей беременности Тсунаеши тем более не собиралась. Она вообще планировала сбежать пораньше, закрыться в комнате и поплакать о своей нелегкой. Закутавшись в одело, Вонгола вздохнула. Глаза закрывались, пустота в голове становилась вязкой как патока, и Тсуна тонула в ней. Стало как то спокойно и тепло, Савада заснула.