Путь

      Дорогие братья.       Если вы читаете это письмо, то я уже далеко. Ребята, я не могу стать тем, кем хочет видеть меня моя кровная семья. Это не для меня. Но и пиратом я не буду. Простите меня за это; мы же клялись. Я очень мечтаю о Свободе, но в нашем нынешнем мире это невозможно. Всегда что-то да и будет сдерживать. Поэтому я принял решение уйти и изменить этот мир.       Знали бы вы, как мне не хочется оставлять вас. Но я верю, что слова Луффи окажутся правдой, и настанет тот день, когда мы все снова встретимся. Твои слова, брат, — это не пустой звук, будь осторожен. Люди будут бояться твоей способности и охотится за ней. Кстати, похоже, я встретил твоего отца. Странный он. Еще раз простите, но я хочу следовать другим путем, отличным от вашего. На нем мне будет одиноко без вас, братья, но я справлюсь.       Эйс, береги его. Он еще та головная боль, но еще и наш брат. Кстати, мы ведь так и не выяснили, кто из нас взрослее. Получается, у нас два старших брата и один младший.       Луффи, будь хоть немного осторожнее, я верю, ты можешь. И присматривай за «Веснушкой», он порой излишне эксцентричен и эмоционален, так что иногда его надо тормозить, чтоб не нёсся, как Свистящий Том.       И ещё, пускай я никогда не говорил этого вслух, но я люблю вас, мои дорогие братья. Заклинаю, выживите и дождитесь нашей новой встречи.       Ваш любящий брат, Сабо.       — Гому-гому но Пистолет! — звонкий мальчишечий голос гремит над лесом, распугивая птиц. Камень разлетается вдребезги, а парень поправляет свою соломенную шляпу и неожиданно улыбается. Ему полных тринадцать лет, но выглядит он максимум на одиннадцать. Однако никто на всём острове не смеет недооценивать его. Все знают, что судить только по внешности очень чревато, особенно этого мальчишку.       Луффи и Эйс. За прошедшие пять лет эти имена стали очень известными. Люди почти перестали вспоминать о том, что когда-то этих мальчишек было трое. Старший прославился аномальной для своего возраста силой, а младший... Младший своими странностями. Он может резко засмеяться посередине серьёзного разговора, а может загрустить, когда все вокруг веселятся. В последнем случае он уходит как можно дальше от толпы и долго-долго сидит в одиночестве. Об этих приступах знают все на острове. Так же как и о том, что ещё пять лет назад всё было намного хуже, и Луффи мог застыть и просто перестать реагировать. И его было просто бесполезно трогать, но теперь всё иначе. Теперь он может спокойно продолжать говорить или драться, не обращая внимания на видения. А потом начать рассказывать об очередной небылице. Да, многое изменилось, но некоторые вещи так же постоянны как столпы мироздания.       — Идиотина! — кричит старший брат, потирая шишку на лбу, — убить меня захотел?       — Эйс! — Луффи нервно, как от пощёчины, дёргается и в его глазах появляются то ли слёзы, то ли пустота. Старший Д прикусывает язык, понимая, что в очередной раз забыл странную реакцию брата на упоминание слов "Эйс" и "убить" в одном предложении. Луффи может или накричать и уйти в лес, ломать там вековые деревья, или провалиться в очередной глубокий приступ, действуя исключительно инстинктивно. Все бандиты давно поняли чем чревата такая неосторожность. Нет, младший никогда излишней агрессивностью не отличался, предпочитая замять инцидент, а не раздувать ссору, зато старший отличается злопамятностью и гиперзаботой о своём мелком сокровище.       — Сам виноват, — бурчит Эйс, пытаясь скрыть своё смущение. — Когда ты уже научишься думать? Может, не брать тебя вообще?       —Ты же поклялся! — возмущается Луффи, нервно зажимая ладонью шрам от шипастой перчатки на правом предплечье, оставшийся после последней схватки с Блюджемом, когда на него упал его неудавшийся палач.       — Тем более, для работы головой у меня есть ты! — неожиданно улыбается он.       — Хорошо, мелочь, — заливаясь краской, ворчит Эйс. — Иди давай, принимайся за разделку туши, а я пока костёр разведу.       — Угу, — весело смеётся Луффи и достаёт из их обычной нычки ножик. Вспомнилась их охота на медведя втроем. Эйс хмурится: пришли воспоминания о том, как пришло письмо от Сабо, которое они до сих пор бережно хранят, как ещё одно сокровище.       Тогда они зализывали раны: и физические, и душевные. Луффи никак не мог отлипнуть от него, крепко вцепившись в его руку и требуя взять с собой в приключение. Никакие доводы, что он слабак, что он будет ещё маленьким, что у него приступы, не убедили Хвостик отстать. Он даже был готов выполнить любые требования старшего брата и научиться чему угодно. Но сдался Эйс только когда они вслух прочитали письмо Сабо. Блондин прав, во всём прав, для Луффи этот мир очень опасен, и одному ему оставаться нельзя, однако с приступами путешествие и с Эйсом опасно. Потому он поставил условие: "Справишься со своими приступами, и, если научишься не терять сознание после них, я возьму тебя с собой". На это у Луффи ушли почти три года, но он справился. Однако на этом Эйс не остановился, требуя, чтоб мелкий освоил хотя бы три техники и смог ими уложить старшего брата на лопатки. Но просто так Хвостик не сдался и заставил поклясться, что это будет последнее условие и что после его выполнения его возьмут в море с собой. Тогда Луффи неожиданно серьёзно сказал запомнить эти слова и исчез на полгода, за которые Эйс успел перерыть всю гору, избить всех придурков в городе и Сером Терминале, переволноваться и поклясться, что больше никогда его не отпустит от себя, а потом, когда они вернулись к убежищу, мелкий показал контроль над частью своей странной силы. Той, что может находить, и той, что может защищать тело. Плохим, конечно, по большей части интуитивным и не всегда срабатывающим, но всё-таки контролем. Это всё решило. Только вот Луффи тоже пришлось пообещать, что он будет использовать силу, что заставляет окружающих терять сознание, только в самом крайнем из крайних случаях, потому что она всё более и более отрицательно сказывается на нём. Но добившемуся своего мелкому было наплевать, и он с радостью дал все обещания. Так и получилось, что они собираются отправиться в море вместе, присматривая друг за другом.       "Мы стали намного сильнее," — думает Эйс, следя за жарящимся мясом и Луффи, который всё пытается сожрать еду раньше времени. — "Но ведь мелкий всё ещё ребёнок, ему только четырнадцать будет. И от клятвы не откажешься."       — Эйс, — Луффи теребит его за плечо, прерывая тяжкие думы, — надо побольше мяса с собой взять.       — Куда же без него? — почти весело усмехается парень. — Только вот если мы всю лодку едой загрузим, то потонем быстрее, чем отплывём.       — Хм... — на лице Луффи появляется потешно-серьёзное выражение, и он важно изрекает. — Но нам нужны бочки с едой. Если встретится водоворот, то спрячемся в них.       — Ты шутишь, надеюсь? — перспектива вытаскивать не умеющего плавать Хвостика из воды отнюдь не радует старшего.       — Всякое бывает, — умный вид Луффи вдруг портит солнечная улыбка, когда он поднимает вверх палец.       — Молчи, мелочь! — скорее по привычке огрызается Эйс.       — Мне, между прочим, практически четырнадцать!       — Только через несколько месяцев, глупый надоедливый Хвостик, — начинает дразнить Луффи парень, наслаждаясь привычной перебранкой.       — Ах, так? — наигранно обиженно вскрикивает младший, а в его глазах отплясывают канкан черти. — Сам то веснушчатый помидор!       — Кто тут помидор, чудовище? — это прозвище всё же задевает Эйса, и он начинает угрожающе надвигаться на Луффи.       — Сам ты чудище! — как мелкий ни старается, но в его голосе звучит ликование.       — Ах так! Ну, я тебя сейчас! — Эйс легко ловит брата и начинает щекотать. Луффи слишком восприимчив к щекотке, но всё таки лягается, всеми способами отбиваясь.       Они бы ещё долго дурачились, но тут мясо зашкварчало, и два голодных Д прервали своё занятие для обычной трапезы-войнушки, а потом, перемазанные в грязи и жире, разлеглись у корней дерева.       — Знаешь, те куски, что я вырезал, можно засолить, — в пространство говорит Луффи, — и погрузить в бочку.       — И откуда только в твоей пустой голове такая умная мысль? — подкалывает мелкого Эйс, однако ему приходится признать, что он тоже думал об этом.       — Мне как-то одна ведьма это говорила, — Луффи намеренно изменяет голос, чтоб тот стал более девчачьим, хотя куда, казалось бы, дальше?       — "Раньше на борт корабля брали не фрукты, так как они быстро портятся, а, в основном, солонину и крупы." Вот. — приводит цитату Луффи. Глаза у него немного отрешенные, но, по крайней мере, не остекленелые, что безмерно радует Эйса.       — Жаль, что я не помню её лица.       — Влюбился, что ли? — не смог удержаться от подколки старший Д.       — А? Зачем? — Луффи беззаботно откидывается спиной на корень и заводит руки за голову, — Она же ведьма! Облака создаёт, молниями кидается, да и кулаки у неё не легче дедовых. Как ударит — голова трещит. А ещё она жадная.       Эйс звонко хохочет, стуча кулаком по земле и утирая слёзы. Логика брата всегда смешит его. Это же надо: дерётся и жадная — значит, плохая. Наверное, денег зажала на мясо, вот и стала такой для брата. Луффи всегда было наплевать на монеты; главное - пожрать. Такое отношение брата к людям и окружающему миру долгое время заставляло Эйса волноваться, но вскоре он понял — вечно опекать мелкого не получится, да и не дурак тот, хотя и выглядит таковым. Места, люди, ситуации, которые Хвостик видит во время приступов, все это заставило его рано повзрослеть и довольно сильно поумнеть. Но Луффи не был бы Луффи, если б поменялся: он влипает в неприятности, говорит всякие глупости, может погнаться за жуком-оленем или прочей мелочевкой, а еще постоянно улыбается, даря тепло и поддержку. И, словно в противовес этому, его видения и странные, временами пробирающие до костей из-за переполняющих их эмоций, рассказы-монологи заставляют тревожиться. Луффи говорит об огромной волне воды, что накрывает город каждый год, о глупом лже-боге, который желает уничтожить весь мир, о маленькой девочке, потерявшей всех и вынужденной скитаться по миру, о двух друзьях великанах, которые дрались уже сто лет и так не смогли определить победителя, об одиночестве, о взаимовыручке и танце огня. Да много их было уже, этих рассказов. Часто Хвостик может неожиданно затихать в середине повествования и начинает плакать, но объяснить, почему, не может. Особенно часто это происходит при рассказе о рыжей ведьме, лгуне, парне, ходящем по небу, одинокой девочке, супер-парне, скелете и непонятному существу: то ли зверю, то ли человеку. Иногда в них проскакивает мечник, но редко и все в конце концов сводится к тому, что он теряется. Странный, должно быть, есть или был человек. А, впрочем, всё, о чём рассказывает Луффи, относится к необычному или невероятному.       — Чего ржёшь? — Луффи обиженно надувает губы. — Вот тебе бы понравилось убегать от ещё одного деда, только женского пола?       Почему-то в голове Эйса всплывает картинка старика с бюстом, в юбке и с рыжими волосами. Образ чем-то напоминает Дадан, только намного страшнее. Это вызывает ещё один приступ смеха, и парень почти истерически хохочет, катаясь по земле. Луффи обиженно плюхает ладонью по ближайшей грязной жиже из подтаявшего снега, окатывая ею брата. Тот не остаётся в долгу и утягивает его в лужу. Они долго дерутся друг с другом, а потом ложатся рядом, раскинув руки в стороны. В голову Эйса вдруг приходит, что, когда они станут пиратами, так веселиться не получится. Хотя нет, зная Луффи, они будут вести себя ещё хуже. Эта мысль приносит невольную улыбку, и Эйс рассеянно произносит:       — Не хотел бы я встречаться с этим монстром, — брат что-то лениво мычит, а мысли старшего Д соскакивают в более рациональное русло. — А вот засолить мясо можно, нам до отплытия всего неделя, так что поднажмём.       — Хорошо. Мы успеем, обещаю, — Луффи зевает и пытается подняться. Сейчас, вот такой вот, измазанный в грязи и засыпающий на ходу, он кажется обычным мелким мальчишкой, и сердце Эйса болезненно сжимается. "Я сдержу своё слово, несмотря на то, что не хочу тащить тебя за собой. Обещаю. Для твоего же блага", — мысленно твердит себе старший Д, вставая и помогая брату подняться. Ещё чуть-чуть - и они пойдут к своим мечтам.       Дед приезжал за это время всего пару раз: первый — где-то через полгода после "смерти" Сабо, а второй — в четырнадцатый день рождения Эйса.       В первый раз он завёл свою обычную речь о вступлении в Дозор, подрался с мальчишками и поругался с Дадан. Женщина проявила неожиданную для всех настойчивость и упрямство, пытаясь убедить Гарпа оставить мальчиков в покое.       — Прекрати уже, старый хрыч, — влезает она в эту "тренировку" и ловко отбирает у него побитых детей. — Да пойми ты: они уже не изменятся!       — Да что ты знаешь? — со злостью рычит Гарп, напоминая скорее монстра, чем человека. — Они тебе никто, так что не лезь!       Бандитка, с неожиданной скоростью для такого тела, даёт вице-адмиралу пощёчину.       — Это ты ничего о них не знаешь! Я забочусь об Эйсе с младенчества, опекаю Луффи уже несколько лет, а ты их просто бросил на пороге моего дома. Именно моя семья присматривает за ними, и нам приходиться помогать им, залечивая раны. Это мы делаем, а не ты! Да у тебя же только работа и справедливость на уме! Ты вообще о них думаешь? Может, это ты им чужой человек, а не я?       — Ты забыла, что я для тебя сделал? — рычит Гарп, распространяя свою ауру, но уже привыкшая к таким ударам от Луффи, женщина по прежнему стоит, защищая этих мальчиков, словно мать. Хотя нет, как мать.       — Да если бы не я, то гнить тебе и твоему сброду в тюрьме ещё много лет назад.       — Твоё место там же, если не на рее! Или ты думаешь, что тебя не вздёрнут за свои делишки? Мы в одинаковом положении, Гарп, но, слава богу, не в одной лодке. Даже твои внуки понимают, что Дозор давно прогнил.       — Не смей, — голос вице-адмирала понижается, а сила его ауры уже вжимает в землю. Даже у Луффи она слабее.       — Нет уж, я продолжу! — Дадан оказывается неожиданно стойкой к происходящему, хотя мальчики уже давно испуганно жмутся друг к другу и её ноге, стараясь слиться с землёй. — Эти мальчишки уже намного лучше многих. Они сильны, как физически, так и духовно. Даже смерть Сабо они прошли вместе, пряча грусть за улыбками. Чему научит их твой разлюбимый Дозор?! Что предательство - норма? Что лживая справедливость важнее человеческих принципов и морали? Что терять друзей и знакомых, идти по головам — это правильно? Или что убивать ни в чем неповинных людей, только за то, что они знали Великого Пирата или, не дай бог, дружили с ним, — это нанесение справедливости?! Скажи мне, Гарп?       — Захлопни пасть, старая дрянь! — оглушительно рявкает вице-адмирал, и кажется, что его злость можно резать ножом. — Жизнь преступника ничем не лучше того, что ты описала. Думаешь, став пиратам они этого не увидят? Не поймут всю гниль, что обычно сокрыта в людях? Да их, скорее всего, свои и предадут!       Эйс не успевает заметить, как у Луффи начинается приступ. Младший брат источает ещё одну ауру и случается диссонанс. А потом он смотрит на деда тем-самым-взглядом, который пробирает до костей даже Эйса.       — Нет, — Луффи говорит это спокойно, но ярость, наполняющая эти слова, чувствуется всем. — Они никогда нас не предадут. Уж скорее ты, чем они. И мы будем путешествовать все вместе. Мы будем свободны!       — Чёртов ребёнок! — Гарп заносит кулак над внуком, но потом натыкается на его взгляд. В ушах эхом отзываются другие слова, другая ситуация, но тот же взгляд, полный ярости и неведомого самому мужчине огня.       — Я ухожу. И не вернусь. Дозор не для меня! Я просто хочу стать свободным от тебя и твоих оков...       Воспоминание о последующем хлопке двери ножом бьёт по сердцу Гарпа и он в сердцах плюёт на землю, а потом уходит. На следующее утро в том направлении недосчитываются горного и лесного массива. Сила мужчины ужасает, а ведь он даже не фруктовик. Больше он в тот приезд не появлялся у Дадан.       К слову, отношения с бандиткой улучшились. Мальчики так и не вернулись к ней под крышу, но навещали уже чаще. Даже её нежные чувства, которые она умело маскирует под грубость, принимались более благосклонно. Братья ни разу не сказали об этом вслух, но вот появляющаяся под крыльцом из неоткуда туша крокодила или другой живности, говорят сами за себя.       Почти полтора года Гарп так и не появлялся, зато неожиданно нагрянул в холодный первый день нового года. Мальчики решили справить сдвоенные праздники у бандитов, поэтому как раз сидели у входа, отдыхая от провонявшего алкоголем воздуха. Эйс расположился на бочке с заледеневшей внутри водой, крутя в руках пачку с сигаретами Дадан, а Луффи у её подножия, опираясь на дерево спиной, пространно вещая что-то про вечное курение.       — Его и Свистящим Томом можно обозвать, и Дымилкой, я ещё не определился.       — И что, курить так прикольно? — флегманично спрашивает старший мальчик. — Попробовать, что ли?       — Не советую. Дым и огонь плохо сочетаются.       — Твоя правда... — на этих словах из леса с громким треском выходит Гарп, мрачно оглядывая взглядом их компанию. Эйс рефлекторно прячет за спину пачку и пинает Луффи, отвлекая его от видения.       — Что здесь происходит? — всё ещё мрачно спрашивает дозорный, окончательно выбираясь на дорогу и подходя к внукам.       — Ничего, — отрезает Эйс. — Какого чёрта припёрся, старик?       — Ты..! — начинает было возмущаться Гарп, но тушуется и обычное: "Ты как с дедом говоришь!?" не произносится. Мальчики оживляются, заинтересованно разглядывая заведённую за спину руку деда.       — Я тебе подарок принёс. На день рождения...       — Не нужно, — неожиданно резко отвечает Эйс, спрыгивая с бочки. — Пошли, Луффи, нам надо тренироваться.       — А? Зачем? Сколько можно тягать эти огромные гири? Они же весят, как горы.       Старший из парней отчётливо понимает что вот он: армагеддон. На лице Гарпа появляется удивление, а из дома выползает Дадан.       — Кто-нибудь видел мои сигареты? — хрипло спрашивает она, ещё не заметив дозорного.       — Держи, — Эйс бросает ей пачку, старясь отвлечь внимание деда от странного поведения Луффи. Манёвр удаётся.       — Ты что, куришь? — голос старика просто искрит яростью.       — Блядь! — Дадан нервно вздрагивает и делает оградительный знак, проворонивая сигареты. — У меня что, глюки?       — Нет, я требую объяснений! — Гарп подходит ближе, мрачно разминая руки.       — Эйс... — тихий, но пробирающий до костей голос Луффи заставляет вздрогнуть. Его старший брат резко бледнеет, так что веснушки проступают ярче на лице и садится рядом с мелким, обнимая его.       — Я здесь, — глаза мальчика полностью пусты, начинают стекленеть, и Эйс отчётливо понимает, что на этот раз они не спасутся от гнева деда.       — Что с ним происходит? — голос Гарпа звучит неожиданно испуганно и заботливо. Старший мальчик даже проверяет: а он ли это спросил? Он.       — Это скоро пройдёт. Ничего страшного, — осторожно произносит Дадан, поднимая из снега отсыревшие сигареты.       — Ничего страшного... Ничего страшного!? Это называется ничего страшного? — аура Гарпа снова начинает распространяться. Эйс только сильнее прижимает к себе брата, пряча его от гнева деда.       — Это называется приступ. Луффи видит прошлое, будущее, изредка настоящее, но в такие моменты он абсолютно беззащитен и ни на что не реагирует. Все об этом знают. Кроме тех, кому наплевать или у кого нет времени, — недовольно цедит Эйс, перемещая брата себе за спину. Будет плохо.       — Что? Чёртов придурок, — смачно выругивается старик в пустоту, — с кем же ты спутался?       — Не трогай отца! — Луффи выныривает из-за спины старшего брата, но глаза у него прежние, а голос холоден и серьёзен. — Тут нет его вины. Ничьей вины нет.       — Тебе-то откуда знать? — Гарп вспоминает некоторых из командиров сына, — Ты же его не знаешь.       — А по чьей вине? Это из-за тебя отец ушел из дома. Его вины здесь нет, мы тоже убежим. Или... — он неожиданно склоняет голову к плечу, смотря прямо в глаза деда. — Или ты до сих пор злишься, что он не пошел по твоим стопам? Так знай: ни я, ни брат по ним не пойдут. Нет, не кричи. Мы говорили тебе это множество раз: мы будем пиратами. Только ты не желаешь слушать, слышать и принимать это.       — Какие умные слова, мелочь, — потирая подбородок, но не сводя взгляда, бросает вице-адмирал. — Где понабрался?       — Ты — сын преступника, твой сын — глава революционной армии, — не слыша его, вещает Луффи всё более потусторонним голосом, не переставая смотреть деду в глаза. — Скажи, ты надеешься на повтор твоей истории? Так его не будет. Не только из-за нашего мнения или не любви к твоей справедливости. А из-за тебя. Я никогда не мог понять, как ты — сын прошлой атаманши горных бандитов, которая в первую очередь ценила именно семейные узы, можешь так ими пренебрегать.       — Керли! — рычит дозорный, прерывая внука и поворачиваясь к старой подруге. — Как ты посме…— но, заметив, насколько та ошарашена, сам осекается.       — Вот так факты, — тихий шепот Эйса слышат все в образовавшейся тишине.       — Она тут не причем,— качает головой Луффи, не сводя с деда взгляда. — Дадан всегда следовала своим принципам и данным ею словам. В отличии от некоторых, — в голосе мелкого появилась нескрываемая обида. — Ты хочешь видеть нас дозорными, но даже если мы ими станем и нас несправедливо обвинят, ты ничего не сделаешь. Для тебя же важна только «справедливость». Попади отец, я, Эйс или Сабо на эшафот, ты даже не почешешься! «Такова судьба и выбранный вами путь!» — скажешь ты и будешь бездействовать. Я ненавижу тебя за это. Из-за твоего бездействия может погибнуть вся твоя семья. А тебе будет важна только твоя служба!       Гарп не отвечает и не опровергает слова внука, опустив голову и плечи.       — Молчишь, — обида так и не ушла из голоса Луффи, но к ней добавилась ещё и горечь. — Ты всегда молчишь в важные моменты. Всегда таким был и будешь. Твои враги всегда будут преследовать нас, им будет наплевать, что мы тут ни при чем. Что мы — не ты! Дети не должны расплачиваться за прегрешения своих предков! Хотя кому я это говорю..? Скольким же ты подгадил? Скольких победил? Сколько народу будет ненавидеть нас только из-за того, что мы твоя кровь? Да лучше быть в чужой семьей, чем в твоей! Слишком за многое придётся расплачиваться, верно? Пошли, Эйс. Мы хотели поохотиться.       Луффи хватает брата за локоть и тащит за собой как на буксире, уводя с поляны. Гарп дёргается было, чтоб последовать за ними, но слова внука нанесли слишком сильные раны. И самое ужасное в том, что Луффи прав. Во всём прав. Понуренный и морально уничтоженный он уходит прочь от дома, где вырос и который теперь стал пристанищем для внуков. Кажется, он слишком заигрался в свою справедливость и потерял нечто очень важное. А теперь теряет внуков. Как бы он не старался скрыть это, а смерть Сабо всё же зацепила старика. Один уже потерян. Но может можно спасти отношения с другими двумя? Над этим стоит серьёзно задуматься...       Шесть дней пролетают в один миг.       За это время ребята успевают сделать всё, что наметили: купили в Фуши лодку (люди хотели отдать её им бесплатно, но мальчики не согласились), несколько раз проверили собранную поклажу и припасы, обновили ловушки в убежище, прошлись по памятным местам и отпраздновали последний совместный Новый Год с горными бандитами. Пить не пили, но веселились, как могли. Утром, пока остальные отсыпаются, мальчики собирают свои пожитки, оставляют Дадан и по-тихому уходят. Ни Эйсу, ни Луффи не нравятся долгие прощания, к тому же обоим хочется в последний раз посетить место клятвы.       Поляна за прошедшие годы совершенно не изменилась, только пенёк ещё сильнее оброс мхом, да трава пожухла и увяла от холодов. Будущие пираты подходят к бывшему столику и садятся на него спиной к спине, погружаясь в воспоминания. О знакомстве, о сближении, о совместных вылазках, о драках и охоте, о беззаботном времени таскания друг друга за носы и щёки, о постройке убежища, о становлении семьёй и потере брата, о клятвах и исполнении обещаний. Здесь они стали семьей, и с этим местом связана вся их жизнь, а сейчас это место будет точкой отсчёта их приключения, их совместного путешествия. Они идут осуществлять мечты, идут искать Сабо, чтоб надавать ему по шее, а потом крепко сжать в объятиях и вновь назвать братом. И пусть только попробует вякнуть что-то против! У мальчиков много целей, но сейчас, в этот момент, они прощаются с местом, которое уже долгие годы является их домом и в которое они вряд ли вернутся. Сгинут ли они в морской пучине, или в пылу сражения, но этот вид должен отпечататься на той стороны век, выжечься на сетчатке глаз, чтоб в трудные моменты он вселял надежду и придавал сил.       — Это место навсегда останется нашим домом, — тихо, монотонно начинает говорить Луффи, то ли в порыве приступа, то ли под влиянием момента. — Не единственным, но первым. Дом пирата — корабль и море, а тот, кто пытается осесть на суше, становится обычным разбойником. Просто запомни это, братик.       — Опять видение? — не оборачиваясь, спрашивает Эйс, мысленно признавая правоту редких умных мыслей Хвостика.       — Не то что бы, — резко встаёт Луффи, потягиваясь и разминая затёкшие конечности. За то время, что они сидели, солнце поднялось от горизонта к четверти неба.       — Просто это правда, и я её знаю, так что...       — Ребята, беда, — прерывает их выскочивший из кустов Догра, — Корабль Морского Дозора на 12 часов и это точно линкор Гарпа!       — Что!? — Эйс тоже подскакивает и замирает за спиной Луффи, — Уверены?       — Я в подзорную трубу видел носовую фигуру, — продолжает тараторить карлик, — вот и побежал вас предупредить. Он в часе пу...       Договорить Догра не успевает, так как его сшибают с ног два урагана, летящих на всех порах, но успевающих ругаться друг с другом.       — Чёрт, чёрт, чёрт! Он же специально! — истеричный крик Эйса донёсся уже из-за деревьев.       — Не хочу в Дозор! — дополняет эти вопли Луффи.       — Лодка?       — Готова. Запасами наполнена.       — Наши рюкзаки там!? — Эйс на ходу перебирает вещи, которые им нужны для отъезда.       — Да вроде... — голос Луффи тает вдали.       — Удачи, мальчики, — тихо желает им вслед Догра, сам направляясь к назад, к Дадан. Они выиграют ребятам немного времени, ведь это всё, что они могут сделать для дорогих им людей.       Вышедшие попрощаться местные были обескуражены скоростью ребят и их всклокоченным видом. Макино, порывавшаяся что-то сказать была грубо перебита Луффи.       — Всё хорошо, мы выживем! — кричит он, откидывая швартовые, пока Эйс расправляет парус и поворачивает его в подветренную сторону. — Ждите листовок!       — Да-да-да, — соглашается с ним немного нервный старший Д. — Я вообще не люблю долгие прощания.       — Но... — лепечет им вслед ошарашенная барменша.       — Нам некогда! — в два голоса кричат мальчики, когда один из рыбаков подталкивает их лодку.       — Спасибо за всё! Мы сможем! — уже отплыв с пяток метров вопит Луффи в сторону берега.       — Чёрт, я до последнего надеялся оставить тебя здесь. — неожиданно вырывается у Эйса, который мысленно радуется, что дед приплывает к другой стороне острова.       — Фиг тебе, — счастливо скалится Хвостик, показывая брату язык, а потом вскакивает на самый нос лодки и кричит в высокое льдисто-голубое небо, на котором сгущаются тучи — предвестники бури. — Смотри на нас, Сабо!       Услышав эти слова, Эйс смеётся, чувствуя себя абсолютно и полностью счастливым.       — Смотри на нас... — чуть тише шепчет он, а потом глубоко вдыхает, наслаждаясь ветром, морем и солью на губах.       — Вперёд, к мечте.       В тот день в Ист Блю начинается странный шторм. Он бушует, подгоняя маленький кораблик, вдаль и мешая всем, кто старается их догнать. Безымянная команда из двух человек начинает свой путь. Они оба не знают, что ждёт их дальше или кто станет их накама, но оба верят, что они будут самыми лучшими и сильными.       "Дорогой дед,       Я выполняю своё обещание. Надеюсь это письмо не перехватят, но всё равно подстрахуюсь, так что ничего личного.       Всё хорошо. Ребята называют меня траглодитом и говорят, что я слишком сильный. Это они Луффи и Эйса не видели. Драгон-сан иногда присоединяется к моим тренировкам. Он чудовище, но не хуже тебя (правду говорю!)! А ещё у меня появились друзья. Но я всё равно скучаю по всем вам. Надеюсь, дома всё хорошо.       Честно говоря наша прошлая встреча меня исп взволновала. Тебе такое поведение не свойственно, но я надеюсь, что всё хорошо.       Вроде всё, но я писал! Так что давай без очередного избиения. Я, конечно, стал сильнее, но все вы, Д, — монстры. Вот бы дорасти до вашего уровня.       Теперь точно всё,       Твой внук Сабо."       Монки Д Гарп по прозвищу Кулак, вице-адмирал дозора, человек, который гонялся за самим Роджером и может противостоять Белоусу и Дону Чинжао, которому даже Главнокоманующий боится перечить, всегда считал, что он не суеверен. Однако, чем больше старик узнаёт о своей семье, тем больше у него появляется сомнений в собственном психическом здоровье. Сначала странные обстоятельства с его матерью, потом сын, который притащил ему, старому человеку, своего ребёнка, и внуки, которые, казалось, размножаются почкованием. Сначала только один, неродной, сын его заклятого друга, потом второй, уже родной, это Гарп понимает и принимает, но откуда взялся третий, да и блондин к тому же, он при всём желании понять не может.       Детство у него не удалось. Самые ранние воспоминания относятся ещё к тому времени, когда в их семье был отец. Гарп помнит, как жался к ноге матери, видя своё испуганное отражение в жестоких глазах отца. Мама тогда часто повторяла, что бьёт - значит любит. А потом отец сгинул в море и всё изменилось.       Мама... Высокая, худая, как жердь, женщина (и где только в ней бралось столько силы, чтоб выносить целые банды?) с вечной улыбкой на конопатом лице, строгая, но справедливая, предприимчивая и отчаянная атаманша. Ее темно-каштановые волосы, которые она собирала в тугую и длинную косу, круглое лицо с правильными чертами, двумя широкими дугами бровей, миндалевидными карими глазами, курносым носом и улыбкой на пухлых губах долгие годы спасало его от кошмаров и душевных терзаний. В голове в самые тяжелые моменты жизни набатом бьются ее слова: «Идиот! Спину ровнее, замах больше, а корпус вперед! Кто так бьет? Ты что, девчонка?! Жить, что ли, не хочешь, а, шпендик? Чего разревелся?! Ты мой сын, глупец! Так что живи, вырывай свою победу зубами и ногтями, как зверь или демон! Только такие и выживают в нашем суровом мире!» И Гарп встаёт, и снова идёт в бой, руководствуясь наставлениями матери. Сражается, как дикий зверь, за что вскоре и заслуживает славу сорвиголовы и чудовища. Его боятся и уважают. Единственное болезненное воспоминание о матери — её смерть. Ан нет, ещё о том, как она защищала его от отца. Всё, что осталось у него от этого человека, — шрам на левом виске и уверенность: все пираты — шваль.       Поэтому он и носит материнскую фамилию, а на все вопросы отвечает, что не помнит отца. Нет, со временем ему повстречались достойные личности вроде того же Роджера, или Рейли, или Белоуса, но их оказалось слишком мало, чтоб отбелить перед ним весь пиратский род. Они, скорее, являются теми самыми исключениями, что только подтверждают правило. Так что пиратов он искренне ненавидит и презирает.       Несмотря ни на какие трудности, свою семью Гарп любит и очень ценит тех, кого считает ею: Дадан с её ребятами, Сенгоку, Цуру, свою покойную жену, сына-революционера, воспитанников и внуков. Только вот ошибся и ушел в работу так сильно, что не заметил, как перестал быть отцом и дедом. Слишком долго он был именно дозорным и учителем, а это наложило свои отпечатки на его личность. Слишком сильные отпечатки.       А ведь мать, наблюдавшая за ссорящимися из-за еды сиротками, которых она подобрала и превратила в работников ножа и топора, постоянно твердила: "Семья — величайшее сокровище".       — И чем же оно так ценно? — Гарп вырывает самый большой и аппетитный кусок из-под носа Догры. Карлик возмущённо вякает, но как раз в этот момент ведьма-Кёрли нечаянно попадает ему локтём по носу и мальчишка затыкается.       — Мы все вместе, — мать невозмутимо улыбается и ловко стаскивает ещё пару кусочков: себе и сыну. — Может, ты не поймёшь, мозги тебе от него достались, но семья — не только кровное родство. Мы горой встанем друг за друга, поддержим более слабого, а тот, в свою очередь, сделает всё, чтоб помочь нам.       — Эти-то? Семья? — Гарп окидывает своих погодок, которые больше напоминают зверей, чем людей и которых приютила добрая мама. Женщина кивает, а на её губах играет особенная, радостная и нежная, улыбка.       — Ага. Надеюсь, ты когда-нибудь поймёшь меня, сыночек. Только помни: настоящая семья — не кровное родство, а духовная связь. Ты можешь быть нищим бандитом, а он знатной особой или вообще королём, но это не сможет помешать вашим узам.       — Бред, — с самоуверенной ухмылкой заявляет Гарп, стараясь достать последний кусочек, на который уже нацелилась Дадан.       — Щи-щи-щи, — заливается своим особым смехом Монки Д Ганда*, трепля сына по короткому ёжику чёрных волос, а тот привычно кривится. В свои восемь лет он считает себя достаточно взрослым для таких нежностей.       — Глупенький мой, — продолжает вещать она. — Время всё расставит по своим местам. А пока просто поверь своей дуре-матери.       Она сжимает цепочку с кольцом на ней словно молясь.       К сожалению Гарпа, это был один из последних разговоров с Гандой. Он тогда вбил себе в голову, что надо стать сильнее, и сбежал из дома в лес, где прожил больше полутора лет, так ни разу и ни наведавшись домой. Больше всего в матери Гарп ценил её политику не вмешиваться ни во что, пока дело не достигнет критического оборота. И то, как она ценила выбор каждого из её семейства. Последний разговор он помнил так, как будто это было вчера.       — Вернулся, чёрт малолетний? — Дадан нависает над ним с метлой в руках. В свои десять она выглядит минимум на четырнадцать. Высокая, тощая, с веснушками, ярко выделяющими на бледной коже, и копной шикарных вьющихся волос, которым позавидует любая аристократка и придворная леди. Её погодка, Гарп, ниже на две головы, шире в плечах и намного более озлобленный.       — Ты об атаманше подумал? Как так можно с родной матерью? — голос у неё сломался и охрип, кажется из-за сигарет. Хотя может и из-за нагрузок.       — Заткнись, страхолюдина! — огрызается он, поправляя мешок с сокровищами, что добыл за это время. — Где она, кстати?       — Мудак ты, Гаппи! — Дадан с размаху огревает его метлой по башке. Она бы начала его гонять по двору, но с охоты возвращаются Догра и ребята и отвлекают её.       — У очага. Сегодня её очередь готовить, — цедит она сквозь зубы, отправляясь раздавать подзатыльники. Гарп ещё несколько минут рассматривает эту идиллию и отчётливо понимает, что несмотря на то, что именно он сын атаманши, босс среди банды — Дадан. А впрочем, ему наплевать.       — Ведьма, — ворчит себе под нос Гарп, потирая макушку и гордо шествуя домой. Мать находится на кухне, активно разделывая тушу какой-то животины: то ли оленя, то ли кабана; и, ужасно фальшивя, мурлычет себе под нос очень популярное сейчас Саке Бинкса. Гарп неожиданно ощущает смущение и робость. Ганда за прошедшее время не сильно изменилась, только вот в косе появилось больше седых прядей, да и ногу она слегка приволакивает.       — Мама, — вырывается у него вместо привычных "мать" и "старая клюшка".       — О, вернулся, — она оборачивается к нему с привычной улыбкой на лице, только Гарп сразу видит, насколько она вымученная. — Жрать пока нечего, только несколько яблок, но они тебе на один зуб. Ты чего, шпендик?       — Ничего, старуха, — огрызается мальчик, услышав упоминание о своём росте. — Давай сюда свои яблоки.       — Щи-щи-щи, — уже более натурально смеётся она, кидая ему в лицо небольшой мешок с фруктами. — Жуй, пропащий мой.       На время гостиная и кухня погружаются в тишину, нарушаемую только звуками разделки мяса и хрустом яблок. Что-то не нравится Гарпу в этой атмосфере и поведении матери. Что-то странное, едва уловимое.       — Кстати, ты не думал, кем хочешь стать в будущем? — такого вопроса от Ганды он не ожидал, а потому подавился фруктом и закашлялся.       — Ты в своём уме? — сипло бормочет он, утирая слёзы и растирая болящее горло. — Я сын преступников. Какой ещё путь мне может быть уготован?       — Дурак ты, сын. — Ганда качает головой, вытирая нож о засаленный фартук и скидывая куски мяса в кипящий котёл. — Дети не должны нести ответственность за поступки своих родителей. Никогда! Запомни это.       — Что ты хочешь этим сказать? — мама становиться всё более и более странной. Даже страннее чем обычно.       — Просто запомни: я не откажусь от тебя, кем бы ты не стал, — Ганда серьёзно и печально смотрит на него, а потом вымученно улыбается. — Даже если тебя соберутся казнить, я приду к тебе на помощь. Ты — моя семья, Гарп. Ты мой сын и моя кровь, не его, а моя. Захочешь стать дозорным — дерзай. Пиратом? Пускай ветер раздувает твои паруса, а море подгоняет союзников. Бандитом? Тогда крепких нервов и острых ножей. Обывателем? Покоя и беззаботности. Кто там еще остался? А не помню… Не важно, в общем. Главное, чего я могу тебе пожелать: верных накама, крепкой семьи, удачи и счастья.       —Ма, ты в порядке? Говоришь так, словно прощаешься. — Гарп подозрительно осматривает Ганду, хмуря брови.       — А ну не мели чушь, шпунтик! — возмущённо-весело вскрикивает женщина, давая сыну подзатыльник, — Я ещё тебя переживу и внуков твоих буду нянчить!       А теперь, после того, что случилось, он окончательно закостенел в броне правил и законов. Вот лет двадцать назад всё было по-другому. Тогда он, предварительно всё же смирившись с экстравагантным выбором работы сына, старательно подчищал за ним хвосты в начале его пути, рискуя вылететь со службы или быть казнённым. Только вот за эти годы Драгон вырос и научился сам путать ищеек власти без посильной помощи отца. А знал ли он о том, что делал его отец? Или, как внуки, считает его предателем? Хотя сейчас этот вопрос уже потерял свой смысл. Сын давно уже вырос и стал сильным и отчаянным, как и все в их семье. Хотя, возможно, в этом виноват проклятый Д, кто знает.       К слову, тогда этот панцирь начал ломать Роджер. Сначала этот мерзавец стал его врагом, потом соперником, а потом тем, за кем Гарп безрезультатно гонялся. Как раз в то время сын ушел из дома, хлопнув дверью, и вице-адмирал, а тогда простой капитан, очень нуждался в разрядке своего гнева. Сослуживцы и животные, а так же мелкая преступная шушера его ударов не выдерживали. Но тут появился Золотой, набил ему рожу, а потом запрыгнул на корабль к своему белобрысому дружку и помахал ему соломенной шляпой, крича, что они ещё встретятся на Гранд Лайн. Гарп был ошарашен, сбит с толку и очень счастлив. Сколько же он гонялся за ним, сколько курьёзов было, считая тот, когда их вдвоём несли на костёр аборигены в Новом Мире, а где-то вдалеке истерично хохотал пьяный в зюзю Эдик. Весело было. Иногда Гарп даже ловил себя на том, что почти отпускает Роджера, позволяя ему уйти от погони, чтоб вновь искать и вновь сражаться. А потом всё резко закончилось. Роджер сам явился к нему, пахнущий алкоголем, но весёлый, как незнамо кто. Заявил, что сдаётся, а потом рухнул в обморок. Как этого придурка откачивали и как Роджер чуть не поцеловал его, просыпаясь и бормоча что-то про Руж, это отдельная история, но на этот раз он категорично заявил, что хочет сдаться и чтоб его казнили. Они на друг друга орали, сравняли с землёй небольшой островок, а потом до Гарпа дошло, что его друг-соперник болен, причём болезнь отобрала у него почти все силы. Пришлось смириться. Мир сразу как-то странно посерел. Без этого безшабашенного, сумасшедшего придурка, который почти полностью отражает его самого, только более безрассудный, всё станет по-другому. Потому он не выдержал и пришел к Роджеру в тюрьму. Там, счастливый и полностью трезвый (впервые с тех пор, как они познакомились), Золотой поделился с ним новостью об Эйсе. А потом сказал те самые слова. Дети не должны отвечать за поступки своих родителей. И Гарп сдался, глядя, как двое его однофамильцев умирают с улыбкой на губах ради того, чтоб их ребёнок мог жить. Он нарушил чёрт знает сколько правил и законов, но нового внучка спрятал надёжно, у Дадан. За прошедшее время старая подруга сильно выросла и потолстела, а так же перестала прятать тот факт, что курит. Эту женщину воспитывала его мать, так что в том, что мальчишка будет в порядке, он не сомневался. Только одна фотография жгла его сердце. Её тогда, во время случая с аборигенами, сделал один из юнг. Они с Рожером, привязанные к столбу, согнувшийся в три погибели от смеха Эдвард, Рейли, который с обречённым лицом пытался отвязать брыкающегося капитана, и старательно латающий свою любимую шляпу Шанкс.       Тогда он мог только мечтать, что вырастит Эйса достойным человеком. Зная, что его уход из Дозора будет подозрительным, Гарп остался, а потом всё слишком закрутилось. Военные конфликты вспыхивали один за другим, ученики быстро сменяли друг друга, Сенгоку, упорно ползущему вверх по карьерной лестнице, требовалась поддержка, нужно было зачистить следы приёмыша, да еще и сын активизировался. О какой отставке вообще могла идти речь? Гарп настолько замотался, что и не заметил, как пролетели четыре года. Дрогнувший было панцирь снова начал крепнуть. Однако Судьба обожает подбрасывать ему, как и другим Д, сюрпризы. И не всегда приятные. Новость о родном внуке свалилась на Гарпа так же неожиданно, как и всё в его жизни.       Тогда он взял отпуск ненадолго, чтоб проверить Эйса, как на пороге дома появился сын, которого Гарп не видел уже более восемнадцати лет. Тогда это был совсем зелёный мальчишка лет пятнадцати, который заявил, что в гробу и белых тапочках видел он и его Дозор, и справедливость. А потом собрал пожитки и растворился во мраке ночи, казалось, навсегда покинув отчий дом, но тот день, когда у Гарпа появился ещё один внук, вообще был странным.       — Здравствуй, отец.       Монки Д Гарп моргает, зевает и трёт глаза. Драгон к его действиям остается равнодушным, только поправляет капюшон, да поплотнее укутывает корзинку для пикника, пряча её содержимое от холода. За спиной революционера стоит густая белая пелена, снег пошел ещё вечером и с тех пор превратился в настоящий буран. Дозорный снова протирает глаза, но этот странный сон не собирается исчезать.       — Ну, проходи, коль не шутишь, — Гарп отходит от прохода, позволяя сыну пройти в помещение, и чешет одну ногу о другую. Драгон, не изменяя своей серьёзной мине, вошел внутрь, и лёгкий ветерок сдул с его плаща снежинки. Старик только усмехнулся этому. Слухи о том, что сынок съел дьявольский фрукт, он самолично затирал в архивах ещё лет пятнадцать назад.       — С чем пожаловал? — Гарп растирает кожу и захлопывает дверь. Смысла драться дозорный не видит, да и спать слишком хочется. К тому же, он не уверен, что это не глюк и не сон.       — Как бы ни было неприятно в этом признаваться, но мне нужна твоя помощь, — Драгон присаживается на край дивана и осторожно ставит рядом корзинку, выпутавая её из полы плаща.       — Я не ослышался? Тебе? От меня? — Гарп падает в кресло, отмечая про себя, как бережно сын касается своей поклажи. — Я дозорный - не забыл?       — У тебя отпуск. Тем более, это дело семейное, — голос Драгона остаётся равнодушным, но в нём проскальзывают едва уловимые нотки беспокойства.       — Тогда говори, — благодушно усмехается Гарп, широко зевая. Однако раздавшийся из корзинки плач заставляет старика резко закрыть рот, прикусывая язык, и полностью преображает Драгона.       Революционер мягко улыбается, а голос его становится поразительно ласковым.       — Тихо, волчонок*, — а потом, без перехода, бросает. — Кухня всё там же?       — Ага, — обалдело хлопая глазами, тянет Гарп. Это действительно слишком похоже на галлюцинации. Старик помнит сына разным, но ему кажется, что Драгон так и пришел на этот свет серьёзным. Он даже не заплакал после рождения, а просто осмотрел всех излишне понимающим взглядом и пару раз агукнул. Потом он начал расти, становясь всё более серьёзным и мрачным, но сохраняя при этом усмешку на губах. Драгон даже с матерью общался отстранёно, пытаясь казаться взрослее и сильнее, чем он есть, а тут такие нежности. Однако то, что это не галлюцинация, доказывает стол, о который стукается мизинец Гарпа. Боль оказывается настолько же реальной, насколько и мурлыканье с кухни. Кажется, Саке Бинкса. Неожиданно старый дозорный осознаёт одну простую истину: он дедушка.       — Мальчик или девочка? — он, как ураган, влетает на кухню, попутно сметая стол и жадно всматривается в детское лицо. Драгон кормит своего сына онигири, и его явно не волнует, что маленьким детям такое нельзя. А мелочь жрёт, и его тоже это не волнует.       — Мальчик, — коротко отвечает революционер, не отвлекаясь от кормления сына. — Монки Д Луффи, родился пятого мая, ему год и восемь месяцев. Любит, когда ему поют про пиратов.       — Ух ты, — вздыхает Гарп, оседая на стул от вида этой идиллистической картины. — А мать?       — Не знаю, — Драгон мрачнеет, но его движения остаются нежными. — Я даже имя её не знаю. Настоящее.       — Ты-то? — старик хотел было рассмеяться, слишком уж невероятен тот факт, что этот человек ничего не знает о своей пассии, но мрачное лицо сына останавливает его. — Да ладно тебе. Не шутишь?       — Представь себе, — раздраженно бросает революционер, а по комнате проносится лёгкий ветерок, вызывая у ребёнка радостный смех. — Может, из твоих или ещё кто. То имя, под которым я её знал, ничего не дало.       — И какое же? — Гарп на память может назвать с десяток женских псевдонимов из Дозора.       — Ака Д Лило*, — Драгон укачивает на руках ребёнка, а тот сонно зевает, засыпая. — Роковая женщина.       — А от меня-то ты чего хочешь? — уже зная ответ, спрашивает вице-адмирал, подпирая щёку своим знаменитым кулаком.       — Спрячь его, — революционер осторожно целует сына в лоб, не прекращая бормотать. — Дай ему время вырасти, а там будь что будет.       — Хоть что-то в твоей голове умное есть, — хмыкает Гарп, наблюдая за этим своеобразным прощанием. — Останешься?       — Нет, — качает головой Драгон, убирая со лба сына пару смоляных прядей, точно таких же, как у него самого. — Пока, волчонок. Пусть тебе небо благоволит, — и приговаривает совсем тихо, так что Гарп почти не слышит. — Я тебя люблю.       А потом революционер отдаёт ребёнка отцу, и глаза у него в тот момент отражают целую гамму эмоций. На памяти Гарпа такое случалось только один раз, когда сын уходил из дома. И старик всё понимает. Главе революционной армии опасно долго оставаться на одном месте. Он сделал всё по уму, как и Роджер в своё время, спрятал ребёнка там, где не подумают искать.       Детский плач настигает Драгона уже в дверях. Он оглядывается, махает рукой, создавая поток зелёного воздуха, и мальчик неожиданно начинает смеяться. Революционер улыбается, а потом мрачнеет и исчезает в белом мареве бурана.       Полгода отпуска пролетают в один миг. Луффи оказался той ещё егозой, способной находить неприятности везде. Он активно ползал там, где не мог пройти, а где мог — носился как угорелый, а так же так много и задорно смеялся, что Гарп не мог не смеяться вместе с ним. Луффи в один момент занял практически главное место в сердце старика, стал любимым внуком, который виделся вице-адмиралу достойным представителем фамилии и прекрасным военным.       Перед самым отъездом, оставив внука на улыбчивую соседку-барменшу, он поставил перед собой задачу — как можно чаще бывать дома. Если понадобится, то перевестись на ближайшую базу и забрать туда внука. А сколько в нём тогда было надежды на благополучный исход этого предприятия.       Но не везёт ему в этой жизни. Перевестись? Быть больше с внуком? Уйти? Как бы не так. Сенгоку вцепился в него просто бульдожьей хваткой и, подключив к этому и "старую цаплю", уговорил-таки не пороть горячку, а просто брать отпуск почаще, но решающую роль сыграло начальство. Главнокомандующий вызвал его на ковёр и долго пространно вещал о достижениях, о наградах, о карьере Гарпа, о его семье, о справедливости, о законах. Нет, вице-адмирал прекрасно знал, что полностью в тайне сохранить своё кровное родство с Драгоном не получится, но всё же рассчитывал, что догадаются об этом попозже. В голове билась вдолбленная годами службы фраза: "Преступник должен быть наказан". Условия неразглашения оказались предельно просты: Гарп служит ещё пятнадцать лет, работает тренером и никаких лишних телодвижений. Взамен получает молчание о внуке и его связи с Драгоном. Не сказать, что старик сильно волновался за сына или собирался помогать ему, не маленький ведь уже, но вот внука в обиду давать не собирался. Договор был заключён в официальной форме со всеми оговорками и придирками со стороны Гарпа, а он сам закрыл все лишние мысли и желания на замок и окончательно восстановил свой панцирь, который так легко разбили друг-соперник, сын и внуки. Вице-адмирал прекрасно понимал, что не всесилен, что без якоря в такой противоречивой ситуации просто потеряет себя и что если он сойдёт с ума или умрёт, то некому будет заботится о Луффи и Эйсе. Поэтому он выбрал самую сильную метку — службу. Ещё одним бзиком стало ярое желание видеть внуков дозорными. Он повёл их по тому же пути, который проделал в детстве сам, не осознавая, что тогда проделал его по своей воле, а их заставляет, однако добился совершенно иного результата, чем надеялся. Они оба стали его сторонится, а потом вбили себе в голову какую-то дурь про пиратов. Вице-адмирал думал, что с лёгкостью выбьет её из них, но не тут-то было. Мальчики оказались такими же волевыми и упрямыми баранами как он сам, поэтому у них быстро дошло до вооружённой войны. Он нафантазировал внукам адмиральские плащи, да вот только Эйс и Луффи, а потом и приблуда Сабо, отстаивали своё мнение до последнего.       Чутьё и намётанный годами учительской практики глаз сразу увидел огромный потенциал. Чего стоил только их домик на дереве, где они прятались. Будь его Хаки Вооружения хуже развита, а мальчишки вели б себя капельку потише и осторожней заметали б следы, то вице-адмирал их бы не нашел. На всём острове нет людей с этой силой, а тому, что юнга Роджера научил маленького мальчика пользоваться ею или распознавать её владельцев, он не верил. Это каким параноиком и садистом-извращенцем надо быть, чтобы учить такому ребёнка с ещё не сформировавшейся психикой? Хаки, как известно, очень разрушительная сила и требует много ментальных сил и уверенности в себе. А по ребёнку Хаки бьёт с удвоенной силой и часто вызывает психические отклонения. Нет, бывают спонтанные выбросы у тех детей, жизненный опыт которых превосходит опыт обычного обывателя, но тут опасаться не следует, ведь подсознание само всё отрегулирует, не давая вредить сознанию. Поэтому развивают эту силу, обычно, только когда минует первый десяток лет. Так что стихийные выбросы внучков его очень радовали и оставалось только выбить из них эту дурь. Вот возьмёт он долгосрочный отпуск и тщательно ими займётся. Тогда их не спасёт ни убежище, ни Хаки, ни сплочённость: всех выловит и вправит мозги на место.       Как оказалось, что-то он всё же упустил в воспитании ребят, которые его если не ненавидели, то презирали и боялись точно. Нет, они храбрились, не смущаясь отстаивая своё мнение, и всячески противостояли ему, что не каждому взрослому под силу. Даже большие шишки не всегда решались спорить с известным сорвиголовой Монки Д Гарпом, а тут сначала два, а потом и три сосунка перечили ему после устроенной трёпки, и кто-то даже стукнул Королевской Хаки, жаль только вице-адмирал не понял, кто.       Тогда он, как тренер и учитель, как фанат своего дела, предвкушал, как огранит эти алмазы, что были перед ним. Его восхищал потенциал всех троих, а фронт работ будет просто космическим.       Но небо явно его ненавидит, потому что вслед за ним в штаб прилетела весть о пожаре в Сером Терминале. Он сразу сорвался с места, и никто, даже Сенгоку, не решился его остановить. Там обнаружилось отсутствие одного из внуков. Сабо он знал недолго, но мелкий и дипломатичный блондин успел запасть ему в душу. Тогда всё сразу пошло наперекосяк. Он переволновался в дороге, узнал о смерти мелкого, нашел двух других в наиплачевнейшем состоянии. Всё это вылилось на внуков в привычной ему манере: тумаками и агитацией в Дозор. Но тут вылезла старая подруга-сестра. Вечно злая и недовольная ведьма-Кёрли защищала мелких, как Ганда когда-то своих приёмышей: яростно, отчаянно, искренне и совершенно не скрывая свои чувства. Слова поднимали воспоминания, а стойкость к Хаки невольно вызывала уважение. Мальчики, его любимые внуки, жались к атаманше и смотрели на него озлобленными взглядами, а после слов Луффи в голове вспыхнул сначала образ злого, уходящего сына, а потом его собственный и матери, стоящей между ним и отцом.       "У меня был такой же взгляд, как и у них" — с ужасом понял Гарп, а не сильный, но ощутимый сдвоенный удар Королевской Хаки (Луффи излучал его намеренно, а Эйс рефлекторно, вслед за братом, сам не замечая этого) и разозлил, и отпугнул, заставляя махнуть на мелких рукой на этот раз.       Целых полтора года он потратил на разработку стратегии и манеры поведения с внуками. Ему не хотелось стать для них тем, кем был для него отец: воплощением всего ненавидимого и презираемого, - чтобы все люди с его профессией у них ассоциировались только с плохим, а он стал самым ненавистным человеком, на могиле которого они с радостью станцуют. Он специально выбрал день рождение Эйса датой приезда. Именно в январе родила его первого внука Руж, именно в этот месяц Драгон принёс Луффи, как неудивительно, но и с Сабо он тоже познакомился в первый календарный месяц.       Это казалось хорошей приметой обычно скептически настроенному военному. Он купил подарок, приехал и постоянно напоминал себе, что стоит сдерживать свой дурной характер. Сначала всё было нормально не считая того, что Эйс отказался принимать подарок и мусолил в руке сигареты Дадан, а потом Гарп узнал одну очень важную вещь о Луффи. Он и представить не мог, что его любимый маленький внучок, улыбчивый и радостный, мог видеть сквозь время. Эйс правильно сказал, ему не хватало времени. Нет, Гарп действительно волновался о них обоих, но он слишком мало бывал дома, чтоб узнать о них столько, сколько знают обычные дедушки. Гарп ощущал себя последним дураком. Сколько ещё он упустил и не знает о жизни внуков?       Отповедь Луффи ранила, подтвердила большую часть худших подозрений, а потом разбудила память о матери, которую он старательно гнал, которую поднимал как две капли похожий на неё Драгон и зеркало каждый день. Её тёмно-карие глаза, смех и улыбку. Каждое слово — вскрытая рана, каждая фраза — болезненная правда, каждый взгляд — отражение его самого в зеркале глаз отца. А потом внуки ушли, и он остался один на один со своим прошлым. Его разбили и морально уничтожили. Потому Гарп ушел, не зная, что ему делать.       Свой долгосрочный отпуск вице-адмирал потратил весьма и весьма оригинальным способом.       Сначала посещал могилы. Матери, дедушки и бабушки. Он говорил, говорил и говорил, а потом отправился в Новый Мир, бороздить бывшее прекрасно знакомым лет двадцать назад море, которое сейчас, без Роджера, показалось совершенно чужим и до странности пустым. Современные детишки ошибочно считают его своим, но на самом деле оно принадлежало только одному человеку. И без него оно устало и присмирело. Хотя остались ещё из их старой гвардии. Тот же Сенгоку, Белоус, Чинджао не считаем, его бур давно сломан, и ныкающийся где-то на Сабаоди Рейли. И, вроде, всё.       К слову, с Белоусом они там и встретились. Разгромили их обычный островок, забронированный как раз на разгул таких титанов как они, а потом Гарп подбил давнего соперника на выпивку. Они долго и методично надирались, пока изливали друг другу душу. Вице-адмирал рассказывал Усатику о своей семейке и спрашивал советов, у него ведь семья большая, кораблей н-дцать; точно разве подсчитаешь? Эдик долго ржал, а потом объяснил, что "за двумя пиратами погонишься — ни одного не поймаешь". Это был довольно толстый намёк на то, что происходило двадцать лет назад, но Гарп чувствовал себя настолько убитым горем, что наплевал на это. Вот после этого Белоус действительно забеспокоился и принялся выбивать дурные мысли и друга по старинке. Повторная драка, отпаивание до потери пульса и последующая реабилитация у "дочерей" Усатика, сильно проветрили голову вице-адмирала, и он решился на серьёзные действия.       Сначала нашел сына (пришлось месяц гонятся, но всё же получилось) и довёл его до нервного срыва выяснением того, кто не прав был в их ситуации, а потом извинился. Распили на двоих бутылку рома (Драгон грозился изжогой, но вроде всё в порядке). Кстати, там же нашелся якобы мёртвый внучок светлой окраски. С ним он разобрался по-плохому и прочистил его сознание на предмет написания хоть каких-то записок родственникам. Сабо клялся и божился, что обязательно пришлёт хоть одно, а так же сообщил, что любит и его, и сына, и двух других оболтусов.       И всё это время Гарп размышлял о прошлом.       Усатик был прав. Совершенно прав. Нельзя одновременно оставаться дозорным и при этом сохранить хорошие отношения с свободолюбивой семьей, полностью отрицавшей нынешние устои общества. Гарп уже не молод, но в то же время очень волевой человек. Меняться всегда сложно, да и полностью отказываться от собственных принципов не нужно. Только решить, что ему больше нужно: служба, которая только забирает все у него, не давая ничего взамен, или родная кровь?       Гарп скрупулёзно перебирал все факты, все плюсы и минусы. Всё. Очень тщательно и подробно шестерил свою память, пытаясь вспомнить, что вообще знает о близких. Оказалось, что ничтожно мало.       Даже когда Драгон был ребёнком, Гарп сына почти не знал, пропадая на работе почти всё время и оставив его воспитание на строгую жену. Почти все его знания были подчерпнуты из отчётов и докладов, а так же того единственного разговора. Тогда дозорный наконец увидел настоящего сына, без его вечной маски. Драгон кричал, ругался, разрушил стол и отшвырнул его непонятно откуда взявшейся Королевской Хаки. Гарп не знал, настолько сын его ненавидит, но с тех пор он появлялся на пороге его дома только один раз: когда принёс Луффи. Их последний разговор показал, что на самом деле это дозорный был не прав, а претензии Драгона им ещё разгребать и разгребать. Но первый шаг сделан, так что всё не так страшно.       Об Эйсе, как оказалось, Гарп знает только родословную и качества, присущие Роджеру. Импульсивность, моментальное выхождение из себя, когда задевают тех, кто ему дорог, и нежелание отступать, когда позади него есть семья. Но также мрачность, замкнутость, отсутствие улыбки. Однако Эйс оказался невероятно заботливым и надёжным, когда дело касалось братьев. А также он не привередлив в еде, нянчится с Луффи и ненавидит своё происхождение.       Информация о Сабо тоже была известна ему из архивов и совсем немного из слухов. Он сын знати, сбежал из дома, встретил мальчиков, неоднократно был замечен в воровстве, драках и прочих нарушениях общественного порядка. С братьями был очень дружен, еще он остроумен, хитёр и силён. Имеет зачатки Хаки как минимум двух типов, но у него такой темперамент, что не грех и третий иметь. Гениальный стратег, по крайней мере, из штаба сына его отпускать назад на остров Гоа не хотят и заверяют, что и воспитают хорошо, и выучат, но такой потенциал не дадут забрать.       Луффи. Вот тут абсолютный тупик. Нет, Гарп знает его улыбчивым, недалёким, прожорливым мальчишкой, который совершенно не боится высказывать своё мнение и готов на всё ради своей мечты и цели. Только вот это оказался только верхний слой. А мелкий-то, как выяснилось, провидец, Волю использует как банальную физическую силу и знает много такого, за что военные обычно либо поднимаются по службе до уровня вице-адмирала, либо навсегда исчезают на Шестом Уровне Импел Дауна, которого вроде и нет.       Конечно, легче всего было б забить на всё и жить как жил, но присущее всем Д упрямство заявило, что не успокоится, пока Гарп не наладит свои отношения с семьёй и не уйдёт с работы, которая окончательно его достала. И старик принял решение.       В Дозоре его держал только договор, куча хвостов и опасность для семьи. Если по поводу договора можно было надавить на Сенгоку, то вот хвосты и опасность пришлось долго и упорно зачищать. Почти два года он очень старательно регулировал всю информацию в этой сфере, вплоть до слухов, пока не остался только тот минимум, который невозможно уничтожить.       Поэтому, плывя на семнадцатый день рождения Эйса, он очень надеялся на то, что этот январь, наконец, будет светлым и удачным. Со службы его провожали ребята с линкора. Они говорили, пили и вообще веселились, но Гарп был не уверен. В качестве подарка он вёз не какую-то побрякушку, а письмо от Сабо. Это наверняка позволит ему немного успокоить внуков и найти способ исправить их отношения.       Только вот удача изменила Гарпу и здесь. В Ист Блю разразился ураган, более свойственный Новому Миру по неожиданности и силе. Шквальный ветер чуть не сорвал паруса, и их пришлось срочно убрать, а также кинуть якорь, чтоб наверняка не унесло и чтобы не напороться на подводные скалы. Если б старик не знал, что сын сейчас в том самом Новом Мире, то списал бы на него странный взбрык природы.       В родной деревне оказывается настоящий разгром. У кого-то сорвало ставни, кое-где ветер сорвал часть крыши, но самой большой проблемой была поломка "крыла" мельницы. Так что занятые ремонтом люди проигнорировали дозорных. Дела насущные важнее. Макино, барменши, на месте не оказалось и Гарпу пришлось наскоро попрощаться со своей, уже бывшей, командой, а потом отправится к Дадан.       У горных бандитов тоже оказалось неспокойно, что сильно насторожило старика. Из дома, который помнит ещё его шалости, разносится плач не одного человека, но завывания ведьмы-Кёрли перекрывают всё другие голоса.       "Не дай бог с мелкими что-то случилось!" — думает Гарп, открывая дверь.       Картина, что перед ним предстала, выглядит как минимум странно для человека, знающего местный контингент. Разбойники, бандиты, "работники ножа и топора" сидят кружком, рыдая в платочки и завывая, как оперные певцы на распевке.       — Что тут ещё за похороны? — мрачно, с ноткой угрозы, буркает он.       — А! Это ты, старый хрыч, — Дадан отмахивается от него, высмаркиваясь в платочек. — Мы тут просто мальчиков проводили.       — Ну да, проводы это пов... — начинает было Гарп, но осекается. В его голову приходит безумная идея:       — Куда проводили? На тот свет?       — Типун тебе на язык! — Дадан вздрагивает, а потом зло рыкает. — В море они уплыли. В море.       — Что!? — задушено хрипит Гарпа, ослабляя свой галстук. Все его планы разрушились в оно мгновенье, словно карточный домик.       — Куда уплыли? Какое море? Ладно я, ладно Эйс, но Луффи-то всего четырнадцать! Он же слишком мелкий ещё. Где он?       — Мелкий? Тебе было одиннадцать, когда ты свалил в Дозор. А мальчики ушли вместе, как решили после смерти Сабо. Не захотели расставаться.       Гарп начинает было оседать, но быстро берёт себя в руки и стрелой вылетает из домика. Дадан и Догра обмениваются говорящими взглядами.       — Ты его глаза видел? — атаманша раскуривает сигарету и глубоко затягивается.       — Как раньше. Видимо, Луффи его серьёзно задел все-таки, — Догра вытирает платком оставшиеся слёзы и молчаливо подаёт подруге метлу.       — Сейчас я ему задену мозги. Да так, что мало не покажется, — Дадан тушит сигарету о камень в очаге, а потом берёт инструмент и тоже выходит за дверь.       — Они сошлись. Волна и камень... — на память цитирует Догра какой-то стих из натасканных сюда книжек Сабо, а потом разгоняет народ заниматься повседневными делами.       Ещё в детстве Гарп отличался буйным нравом и привязанностью к одному особому месту. Это обрыв, с которого открывается прекрасный вид на море и которое хорошо продувает ветер. Он пришел сюда как его сын и как внуки. Или они как он. Дадан уже давно перестала разбираться в причинах и следствиях психики этой семьи. Даже несмотря на то, что сама к ней принадлежит.       — Эйс, Луффи! Ну попадитесь мне, сосунки! Я научу вас, как с дедом не прощаться! — Гарп кричит так, что закладывает уши. Дадан поудобнее перехватывает метлу и огревает друга по седому затылку.       — Ну? — грозно осведомлется она. — Выпустил пар?       — Заткнись, рыжая стерва, — огрызается Гарп, потирая макушку и начиная вещать, — Ну что у меня за семья, а? Сын об отце вспоминает лишь когда надо ребёнка спрятать, один внук не пишет, что живой, а другие даже не попрощались. Ну вот в кого они такие?       — Наверное, в моего брата. — Дадан тяжело падает рядом, складывая метлу поперёк коленей. — Такого смешного, хамоватого и очень наглого мальчишку. Как две капли... Только вот куда он мог деться? Ты не знаешь?       — Я думал, что он умер. Умер ещё в тот день, когда один из новых членов банды вонзил нож в спину его матери, — Гарп грустнеет, но поддерживает такую манеру повествования. — Только вот с ним, как с Сабо: жив, да забился так далеко, что еле нашли.       — Что!? — женщина резко вскинулась и угрожающе сжала древко. — Сабо жив?       — Ну да, — мужчина отодвигается от подруги и выуживает из-за пазухи конверты: один вскрытый и два запечатанных. — Я после того разговора с Луффи...       — Точнее, сеанса макания в свои ошибки, — бесцеремонно прерывает его Дадан. Гарп смущённо хмыкает и продолжает.       — Так вот, после того случая я выследил сына, — женщина удивлённо приподнимает брови, зная, что выследить Драгона — большой подвиг. Сама его растила.       — И представь моё удивление, когда там обнаружился мой третий внук. Сын, жук такой, спас мелкого и нянчится в своё удовольствие. А мне - ни слова.       Дадан заходится в приступе истеричного смеха, выпуская напряжение и понимая, почему парни были так спокойны: Луффи знает об этом своим экстрасенсорным чутьём. А, зная удачу этой семейки, можно твердо сказать — они ещё встретятся.       — Пришлось тогда вправлять внуку мозги, чтоб связи с родными не терял, — как ни в чём ни бывало продолжил Гарп. — Вот первые письма. Своё я прочитал, а тут ещё тебе и мелким.       — Но это же не единственная причина твоего приезда? А, точнее, просто предлог, да? — сейчас Дадан чувствует себя молодой девочкой-сироткой с разбитым носом и разодранной коленкой, которую приютила и растит прославленная атаманша Монки Д Ганда, что ведёт обычную беседу с другом-братом, а не с вице-адмиралом и прославленным героем Дозора.       — Мать права была, — Гарп устремляет взгляд вдаль, и она видит мальчишку в потрёпанной грязной одежде со свежим синяком под глазом и содранными локтями и костяшками, а волосы у него засаленные и немытые.       — Семья — сокровище. А я его практически собственными руками угробил. Как думаешь, они меня ненавидят?       — Тьфу ты. Как был идиотом, Гаппи, так им и остался, — Дадан использует его детскую кличку. — Я — не они, да и сказать по ним ничего нельзя. Особенно про Луффи, порою, у него такие же глаза, как у тебя после возвращения с затяжных конфликтов. Взгляд побитого жизнью и судьбой человека, который не раз проливал чужую кровь, но всё ещё знает цену жизни и дружбе. Только вот, как бы ни был похож, он — не ты! Запомни.       — Не я. И это к лучшему, — соглашается он, проводя рукой по своим значительно поседевшим волосам. — Мне в нём мать чудится. Она никогда ничего о себе не рассказывала, а знала... Я, уже прослужив десять лет, узнал, что такие знания дают только в знатных семьях.       — Неожиданно, — Дадан крутит в пальцах сигарету, припоминая, как Ганда ругала её за порчу лёгких и организма в целом.       — Да, и ни в одном архиве нет упоминаний о рождении женщины с таким именем, — Гарп так и не сводит взгляда с горизонта, мусоля в руках конверт, посланный ему внуком. — Не знаю, кем она была по происхождению. Может, дочь знати, может, ребёнок ещё более разыскиваемого, чем Роджер, преступника или просто сирота, которая взяла себе это имя. Только вот, похоже, даже само имя проклято. Или наш клан — Д. Ты ведь помнишь, как она любила книги? Может, оттуда всё. Хотя, наверно, это и к лучшему, что я не знаю. Мама навсегда так и останется для меня женщиной, что вырастила меня и банду малолетних преступников, при этом была готова поддержать любой мой выбор.       — "Какой выбор ты не сделаешь, я тебя всегда поддержу", — на память цитирует Дадан, раскуривая сигарету и улыбаясь от нахлынувшей ностальгии. — Она нам всем это говорила. Для меня, Догры, Вупаона и остальных, она навсегда останется матерью. Что с мелкими делать будешь? — неожиданно перескакивает она на другую тему.       — Ждать. Я же теперь не дозорный и связи свои использовать не могу. Так что дождусь первой награды и найду их. Надо отдать письмо.       Дадан хохочет почти истерично. Этот человек перед ней словно привет из прошлого. Гарп знакомо усмехается.       — Мальчика достали, надавали по его птичьим мозгам и заставили бороться. Но кроме письма я им ещё синяков наставлю. Чтоб в следующий раз неповадно не прощаться было.       — В твоём духе, — качает головой ведьма, кидая так и недокуренную сигарету в обрыв. — А идея фикс?       — Посмотрим. — важно кивает бывший вице-адмирал, а потом коротко хмыкает. — Тем более, вариант с Шичибукай ещё никто не отменял!       Дадан уже хрипит, не в силах смеяться.       — О Господи, ты никогда не исправишься, — всё-таки терапия Луффи хорошо подействовала на Гаппи, и тот теперь стал больше похож на себя прежнего, но не сломался, а просто перестроился. Будет действительно прекрасно, если семья всё же встанет для него на первое место.       — Пошли выпьем, что ли? За удачу моего потомства!       — Пойдём.       Не отказываться же от такого подарка, ведь утерянный брат вернулся домой.       Они пили всю ночь, вспоминая всё на свете. Прошлое, смешные моменты, Ганду. И делились знаниями: Дадан о мелких, а Гарп о службе.       Судьба хмурится, недовольная сменой уже прописанной жизни этого человека, но потом расплывается в жестокой улыбке. Надо будет платить по счетам, малыш. А я возьму сполна.       "Здарова Приветствую, страшущая ба Дадан.       Я бы написал, как обычно, но над моим плечом стоят подруга и Драгон—сан, так что нужно быть вежливым.       Во-первых, спасибо. За то, что приютила. Я вам совсем чужой, а вы ко мне были так... Своеобразно добры.       Во-вторых, за заботу. Понимаю, мы причинили много неприятностей, да и вообще, были теми ещё гадами. Так что я премного благодарен.       В-третьих, вы намного лучше, чем моя мать. Луффи и Эйс никогда такого не знали, а я знаю. Для нас вы — единственная мать (я бы не писал эти глупые нежности, но когда в комнате с закрытыми окнами гуляет ветер, ещё и не такое накропаешь).       Надеюсь, это не перехватят, а то должность нашей болевой точки — самая неприятная в мире.       В общем, за всё спасибо. И от меня, и Драгон-сана, и деда, и братьев.       Твой сын, Сабо."