Неприступная крепость

В эту ночь природа, наверное, решила взять реванш за все те относительно теплые сентябрьские дни. В воздухе то и дело вспыхивали молнии, одна за другой, на мгновение озаряя все вокруг, а затем вновь погружая во тьму бесконечные крыши многоэтажек, в паутину которых был крепко-накрепко закован город. Небеса содрогались, и мощные раскаты грома гулким эхом разносились на всю столицу, заставляя почти каждого ее жителя, включая Пелагею, вздрагивать каждый раз. Она, кажется, не спала всю ночь; завернувшись в одеяло и поджав под себя ноги, устало переключала каналы, тупо глядя на экран телевизора, его мерцание было сейчас единственным источником света в холодной комнате. Иногда девушка переводила взгляд на окно, по стеклу которого уже битый час барабанили крупные капли дождя, быстро стекая вниз. Очередной взрыв небес. Она невольно поморщилась и, обхватив руками свои плечи, прилегла. Голова все еще болела, боль пульсировала где-то в затылке, а испорченный чизкейк все еще напоминал о себе, хоть и немного меньше, чем несколько часов назад. Ей бы сейчас поспать, да только вот мысли в ее голове были настолько громкими, что не давали и глаз сомкнуть. Воспоминания о минувшем дне и тех сорока завершающих его минутах, которые они с Димой провели как будто бы вместе, не позволяли и глаз сомкнуть, а тонкий аромат его духов, оставшийся легким шлейфом на ее одежде и виске, куда он поцеловал ее, просто вынуждал вспоминать все вновь и вновь, вынуждал переживать снова те эмоции. Она действительно задремала там, сидя в его машине, но проснулась еще за десять минут до остановки. Ровно тогда, когда его машина притормозила на светофоре, а пара удивительных, совершенно бездонных глаз, прожгли ее насквозь. Девушка проснулась, но не посмела открыть глаза, попросту не желая нарушать эту тонкую атмосферу, эту тишину. На это имели право лишь тихая мелодия, доносившаяся из радиоприемника, да глухой шум мотора, смешивающийся со звуками проезжающих мимо автомобилей. Если бы ей дали право выбора, Поля бы просидела тут целую вечность, вот так, с ним. Но вопреки ее мечтам, машина таки остановилась, а теплый свет, который тут же зажегся в салоне, проник сквозь ее плотно сомкнутые веки, слегка раздражая глаза. Он спросил, не спит ли она. А она, затаив дыхание, словно маленький ребенок притворилась, что спит. Еще минута — его руки подняли ее тело, а блондинка бессознательно вдохнула его запах. Сладкий, немного терпкий, родной. Пелагея старалась не думать о том, сколько же раз сожаление об этом опрометчивом поступке, об этой мимолетной, секундной слабости, этом желании близости посетит ее теперь беспокойную душу. Ей нужно было это. Хотя бы сегодня, хотя бы на эти пять минут. И пусть потом будет жалеть, пусть. Все это потом. Она чувствовала, что сейчас не выживет без этого тепла, его тепла. - Я люблю тебя. — Легкое касание губ до раскаленной кожи. Совсем легкое, почти неощутимое, как дыхание ветра в солнечный день, однако, этого хватило, чтобы пара троек холодных мурашек пробежали от ключиц по шее и обратно. — Я не смогу без тебя. — Опять касание, но только не губами, а словами. И не кожи, а души, самых тонких ее струн. Опять это адское смешение чувств — любви и ненависти, горькой обиды и безропотной нежности. Кажется, это называется амбивалентностью. Она прочитала это совсем недавно, в какой-то новой и весьма неплохой книжке. — Амбивалентность… — Произнесла она тихо, по слогам, в очередной раз прокручивая эту сцену в своей голове. — Так вот что это. Пелагея закрыла глаза, натягивая одеяло на голову. Тот самый момент, момент сожаления о содеянном, наступил еще в миг, когда за Биланом закрылась входная дверь ее квартиры, и теперь терзал ее, грыз изнутри. После его слов все стало еще даже более непонятным, чем оно было до этого. Непонятным для нее. Часы показали 5:30 утра. Половина шестого, с ума сойти. Всю эту чертову неделю дядюшка Морфей будто бы издевался над ней, насмехаясь и кружась над самым ее ухом, не спеша забирать ее в свой плен. Но даже самым сильным, самым стоическим воинам время от времени нужен отдых. Поэтому Пелагея, мысленно поблагодарив всех, кого только можно и нельзя за то, что впереди еще целых полтора дня отдыха, забылась наконец таким долгожданным сном. И только дождь продолжал стучать по ее окну, будто просясь войти внутрь. Сегодня он стал ее колыбельной. *** Звонок домофона. Такой нелепо громкий для этого странного утра. Хотя утром это было сложно назвать. Когда она выставила руку из-под одеяла с целью нащупать мобильник, было уже около четырех часов дня. Суббота. Пелагея, кажется, выспалась и даже целую минуту была счастлива. Боль в голове утихла совсем, а настроение было не то, чтобы хорошим, но вполне терпимым, чтоб прожить этот день без слез. Первый такой за все предыдущие шесть дней. — Кто? — Спросила она, привалившись к стене и рассматривая себя в зеркало. — Доставка хорошего настроения для девушки по имени Пелагея. — Незнакомый и чужой мужской голос с нотками веселья ответил ей на том конце провода. — Курьер. — Добавил парень и рассмеялся так молодо, как смеются в девятнадцать лет, сидя где-нибудь в парке в компании своих лучших людей. Пелагея пожала плечами и привычным жестом поправила волосы, открывая дверь. — Это вам. — Молодой человек в джинсах и светлой футболке с лейблом магазина, так внезапно появившийся на пороге, протянул ей букет больших ромашек, каждая из которых напоминала солнце в миниатюре, и ослепительно улыбнулся. — А от кого это? — Поинтересовалась блондинка, изогнув бровь и не спеша принимать подарок. — А этого я вам сказать не могу. — Тот развел руками, всем своим видом давая понять, что больше он ничего не скажет, сколько бы его ни расспрашивали. Пелагея взяла в руки букет, вдыхая медовый аромат и почти наверняка зная отправителя. — Спасибо. — Тихо улыбнулась она и уже собралась закрыть дверь, как парень вдруг обернулся, явно собираясь что-то сказать на прощание. — Я не могу вам сказать, кто это. — Он указал пальцем на цветы. – Но, знаете, похоже, вы ему очень дороги. — Его голос звучал уверенно, но осторожно, каждое слово было будто взвешено и обдуманно. — Это было очевидно. — И почему же? — Девушка сложила руки на груди, посмотрев на него, испытывая и ожидая ответа. Ей действительно было интересно услышать его доводы. — По глазам видно. По вашим, кстати, тоже. — Курьер тихо хмыкнул и, немного помедлив, добавил, — вы прекрасна, только улыбки не хватает. Прощайте. — Его рука коснулась кнопки вызова лифта. Поля успела сказать этому парню, доброму волшебнику, который всего парой слов сумел сделать ее день лучше, «спасибо» до того, как его спина исчезла из поля зрения. Уголков ее губ несмело и робко коснулась улыбка, образуя две ямочки на щеках, которые тут же покрылись румянцем. Из оберточной бумаги вдруг выпал сложенный вчетверо листок бумаги. Легким движением руки Пелагея подняла его с паркета и, поставив букет в стоящую на тумбе вазу, развернула его. Я люблю тебя больше, чем Море, и Небо, и Пение, Я люблю тебя дольше, чем дней мне дано на земле. Ты одна мне горишь, как звезда в тишине отдаления, Ты корабль, что не тонет ни в снах, ни в волнах, ни во мгле. Она прочитала это шепотом. Почерк Билана. Он не забыл. Не забыл, что это одно из любимых ею стихотворений. И, видимо, он помнил, как она читала его ему на ухо, обжигая кожу и обнимая его спину сзади. Она вздохнула, затем, немного подумав, пошла на кухню и, распахнув форточку, впустила свежий воздух в помещение и свою голову, решая, что суббота, начавшаяся в три часа дня с букета любимых цветов и неожиданной улыбки, — тот самый день, когда стоит приготовить что-нибудь вкусное. Иногда стоит отодвинуть все проблемы на второй план и просто насладиться моментом, даже если эта чертова амбивалентность, пожирающая ее нутро и граничащая с безумством, не давала сделать этого в полной мере.