Северус еще некоторое время сидел с Поттером, пока тот не уснул, когда сумел успокоить его после приснившегося кошмара. Он знал, что мальчик плохо высыпается из-за этих снов, а также из-за страха, что на него в любой момент могут напасть. Он прошептал Поттеру, что уроки окклюменции помогут ему защититься от кошмаров, — они и ему когда-то помогли справиться с ними. От этих слов Гарри расслабился еще больше, чему Северус был очень рад, и даже слегка улыбнулся.
Незадолго до Рождества Гарри решил вновь заняться тем, что скрашивало его дни в доме Дурслей: рисованием. Стены чулана служили ему не только тюрьмой, но и холстом приблизительно с трех лет вплоть до одиннадцати. В чулане мало чем можно было заняться, разве что смотреть на стены или слушать, как переговариваются и ходят по дому Дурсли — иными словами живут своей жизнью по ту сторону закрытой двери, где Гарри видеть не хотели и появляться не разрешили. Вот он и разрисовывал свои стены, чтобы они были чуточку интереснее. Чуточку напоминали дом.
Самое первое, что появилось на стене, было выведено зеленым мелком — не больше мизинца, — который Гарри однажды нашел за батареей, когда драил пол в кухне. Он написал «ГАРИНА КОМНАТА» печатными буквами слева от двери, закрасив каждую вторую букву. Остальные он решил заполнить позже, когда найдет другой цвет, — уже в три года или около того он хотел, чтобы глазу было приятно смотреть на эту надпись. Когда же он пошел в школу и узнал, как правильно пишется его имя, Гарри чуть не сгорел от стыда за такую глупую ошибку и нарисовал новую подпись на противоположной стене — которая была продолжением лестницы на второй этаж, — и на этот раз буквы были еще красивее, а слова стояли в правильном порядке и склонении. Но его первая надпись все еще находится на своем месте, неисправленная.
Первое время, чтобы рисовать на стене под лестницей или на пустых стенах своей «комнаты», Гарри использовал мелки, огрызки карандашей или шариковые ручки, если удавалось их достать. Ведь, если дядя или тетя чего-то не видят, они не могут за это наказать. А они и не подумают заглянуть к нему в чулан, в комнату
урода. Зачем им это? Будучи еще маленьким, Гарри начинал со схематичных фигурок, но их головы были нелепыми и уродливыми. Однако он все равно рисовал их, придумывая ситуации, о которых знал не понаслышке: он рисовал, как человечки пропалывают сад, готовят на плите или красят гараж.
Только во время рисования Гарри мог представить себя где угодно или
кем угодно. Только на стенах был он, пожелавший жить так, как захочет сам, а не как ему сказали Дурсли. Цветы в его воображаемом саду могли быть самых невероятных оттенков, а гараж, который он нарисовал почти в пять лет, напоминал радугу, и полосы на нем были совершенно одинаковой толщины. Когда Гарри подрос и обзавелся карандашами, они стали его самым любимым инструментом, отодвинув в сторону мелки: рисовать ими было удобнее, а еще они помогали сделать рисунки глубже благодаря прорисовке теней, контуров и всего прочего. До Хогвартса, впрочем, у Гарри никогда не было возможности попробовать рисовать чернилами, так что, когда в последние дни декабря он решил порисовать, чтобы занять чем-то руки, пока расслабляет сознание, он начал с простых форм.
Он решил подарить профессору Снейпу один из своих рисунков лишь за день до Рождества. Вчера он сделал быстрый набросок того, как Снейп работает над котлом, и сейчас пробовал работать с перспективой фона, рисуя кабинет профессора с его многочисленными полками склянок и бутылей. Посмотрев на набросок, Гарри на мгновение нахмурился. Он сидел на кровати под закрытым со всех сторон пологом скрестив ноги; на коленях покачивался альбом, за которым он отправлял Хедвиг несколько недель назад, а в босых ногах покоилась чернильница. Всего несколько слизеринцев осталось на зимние каникулы, и все из них были старшекурсниками, так что Гарри никто не побеспокоил бы в спальне, но ему нравилось рисовать, когда полог отрезал его от остального мира. Закрытые шторы вокруг прятали его от любопытных глаз, напоминая о старом чулане, в котором Гарри был в безопасности.
Нет, решил он, глаза профессора вышли плохо. Он набросал на другом листе пергамента несколько пар глаз, пока не добился правильной формы. Следующий час он ставил на этой удачной паре свет и тени, чтобы понять, какие свет и тени он хочет видеть на рисунке. Когда он рисовал на стенах в чулане, он так же набрасывал вместе несколько деталей — глаза, руки, губы — и тренировался рисовать то, что у него не получалось, сравнивая варианты между собой.
Сейчас очень аккуратно Гарри стирал глаза профессора на рисунке, сглаживая остающиеся неровности, а при особой необходимости используя скребок. Он рисовал уже несколько лет и редко нуждался в том, чтобы перерисовывать что-то несколько раз в одном и том же месте. Но чернила все-таки были для него новым инструментом, и с ними Гарри делал сейчас больше ошибок, чем за долгое время, что он рисовал карандашами, даже цветными. Когда в Сочельник Гарри дорисовал картину и остался ею доволен, было уже больше одиннадцати вечера.
Отложив художественные инструменты, он осторожно обернул рисунок в тонкую бумагу, раскрашенную в разные цвета, на которой практиковал чары. Эти чары предложила Милли, когда неделю назад они обсуждали рождественские подарки и переживали, что ни у кого нет карманных денег на обертку подарков. Милли даже назвала книгу, в которой можно было найти эти чары: «Праздничные чары на любой случай» Лимана Лемарда. Это был мамин подарок, когда Милли пришло письмо о поступлении в Хогвартс, и сейчас Милли одолжила ему эту книгу на зимние каникулы.
При поисках заклинания для раскрашивания Гарри наткнулся на Уменьшающие чары, созданные для того, чтобы было легче переносить несколько вещей или помещать большие предметы в карманы и сумки, уступающие им по размерам. Гарри пробежал глазами, что говорится о заклинании на следующей странице. У всех чар и заклинаний была история происхождения, а также собрание из легенд, баек и собственного расследования Лемарда. Как Гарри прочел дальше, этот вариант Уменьшающего заклинания изобрел Святой Николас, который когда-то рассылал подарки бесчисленному множеству детей каждое Рождество. Гарри в этом сомневался, впрочем, он перестал верить в Санта Клауса задолго до того, как узнал, что магия существует… не то чтобы тот вообще приносил ему подарки хоть когда-нибудь.
Но в душе Гарри улыбался от мысли, что собирается применить к подарку те же чары, которые использовал сам «Веселый Старый Эльф». Прежде чем уменьшить запакованный рисунок, Гарри потренировался в чарах на чистых листах пергамента. Когда заклинание сработало, подарок стал размером с книжную обложку.
Гарри до самого конца сомневался, стоит ли дарить этот рисунок профессору, и не подписывал его. От Дурслей он знал, что некоторые ученики дарят своим учителям что-нибудь по праздникам — по крайней мере, маггловские ученики дарят. Дадли дарил подарки
своим учителям каждый год — конечно же, дорогие, купленные тетей Петуньей. Для большего впечатления их обертке уделяли особое внимание. Гарри заметил, что это походило на взятку, будто Дурсли полагали, что если учителям понравится подарок их Дадлечки, то они не завалят его на экзаменах. Жаль, но это никогда не срабатывало.
Была ли подобная традиция в Хогвартсе, Гарри не знал. Никто с его факультета не говорил ничего о том, чтобы дарить что-либо кому-то из преподавателей, не говоря уже о профессоре Снейпе. И Снейп, похоже, человек закрытый — не будет ли он раздражен подарком Гарри? А что, если он смутится, решит, будто Гарри пытается заменить им отца или добивается чего-то еще глупее? Гарри знал, что ничего подобного не сделает, он даже
не хотел нового отца. Но профессор помог ему выпутаться из крупных неприятностей, и они много времени провели, рассматривая фотографии мамы и за всяким другим. А вдруг он подумает, что
Гарри дает ему взятку, чтобы улучшить оценки?
Тяжело вздохнув, Гарри смял ярлык для подарка и выбросил в корзину, затем кинул уменьшенный запакованный рисунок в чемодан. В общем, подарков он никогда не дарил, и не хотел портить отношения со Снейпом. Он и друзьям никогда до этого не делал подарков и надеялся, что сейчас как минимум не оплошал. Раннее этим вечером он отослал Хедвиг к Милли и Тедди, чтобы она успела доставить подарки к утру. А также он подарил подарок Драко Малфою — еще до того, как тот отправился домой. Драко много рассказывал о том, как сильно защищено его поместье, и Гарри не хотел, чтобы Хедвиг попала в какие-нибудь неприятные чары «против сов Поттера», которые Малфои могли поставить на Рождество. Драко не открыл подарок — профессиональные гоночные перчатки для квиддича из зеленой кожи, — но поблагодарил Гарри с тем самым почти стыдливым видом, как если бы он издевался над кем-то, а этот кто-то сказал ему комплимент. Гермионе он также отдал подарок заранее, перед тем как она села на поезд до дома. Он не знал, как ее магглы-родители отнесутся к совиной почте на Рождество, и не хотел напугать их в праздничный день. Завтра за ужином он подарит Хагриду рисунок Клыка, дремлющего перед камином, который он, так же как и для профессора, нарисовал карандашом и чернилами. Хагриду он дарить подарок не стеснялся: тот, в конце концов, подарил Хедвиг
ему, так что ничего такого в том, что Гарри подарит ему что-то в ответ.
Гарри лег спать, так и не решив ничего насчет подарка профессору зельеварения. Он принялся выполнять одно из упражнений по медитации, которым профессор Снейп учил его последние пару недель, чтобы к нему не пришли худшие из его кошмаров. Гарри совсем не хотелось, чтобы в Сочельник Снейпу пришлось будить его от плохих снов. В последнее время ему все реже снилось, как Эйвери пристает к нему, и было бы замечательно, если бы выходило не думать о том, что с ним сделал этот ублюдок, и во время бодрствования. Однако ему по-прежнему снился Квиррелл — или Волдеморт? — который надвигался на него в каком-то темном месте наподобие пещеры; он видел его багряные глаза с узкими, как у змеи, зрачками. Квиррелл-морт говорил на парселтанге и угрожал Гарри в темноте, а у того от этих слов волосы вставали дыбом и болезненно сжималось сердце, пока он отчаянно скреб стены в поисках двери. Такие сны Гарри видел не каждый день, и все же довольно часто.
Впрочем, сегодня Сочельник, и Гарри заснул с мыслями о завтрашнем пире, о веселье, и совсем не ожидая, что кто-нибудь приготовил для него подарки. Но, проснувшись рано утром, он увидел небольшую горку свертков на своей кровати в ногах. Ему пришлось дважды протереть глаза, чтобы убедиться, что ему не померещилось. Подарки! Для него! Он выпрыгнул из-под одеяла, изумленно уставился на кучку коробок и схватил одну из них так быстро, будто бы она могла исчезнуть из-за его промедления.
Подпись на нем гласила: «Гарри, от бывшего тайного друга, Гермионы». Ха! Наконец-то она подписалась, подумал он, тихо посмеявшись, и разорвал обертку так же, как делал Дадли так много раз и на Рождество, и на дни рождения, и на множество других праздников. Снова шоколадные лягушки! Гарри не удержался, тут же открыл одну из них и засунул в рот. Его первый рождественский подарок! Как вкусно. Пока шоколад таял во рту, Гарри взглянул на вкладыш: Альбус Дамблдор. Нахмурившись, он бросил карточку на прикроватную тумбу и потянулся за следующим подарком. У него уже куча таких вкладышей.
Следующая коробка была от Милли. Открыв подарок, Гарри рассмеялся, увидев квиддичные перчатки, почти такие же, какие он подарил Драко. Следующий сверток был обернут в плотную коричневую бумагу, а на ней было написано: «Гарри, от Хагрида». Внутри находилась грубо выточенная из дерева флейта. Видимо, Хагрид сам ее сделал. Гарри подул в нее — ее звучание было похоже на совиное уханье. Он тихо улыбнулся про себя, подумав о Хедвиг, и потянулся к следующей посылке, очень маленькой, содержащей записку: «Мы получили твое сообщение, внутри твой подарок на Рождество. От дяди Вернона и тети Петуньи». К бумаге была прикреплена монета в пятьдесят пенсов. «Мило», — протянул Гарри. Ну, это было лучше использованного носового платка или сломанной вешалки для одежды. Глядишь, летом получится купить лимонад на деньги дяди и тети.
Еще был подарок от Тедди: книга заклинаний. А также был еще один сверток, в котором, похоже, тоже находилась книга. Гарри долго смотрел на открытку, прежде чем развернуть подарок: «Для твоего дальнейшего обучения. Счастливого Рождества, Гарри. От С. С.» Должно быть, это профессор Снейп.
Северус Снейп, как к нему обращался Кровавый Барон.
Профессор подарил
ему подарок. Он подарил
Гарри подарок.
Значит, он примет и подарок от Гарри, верно? Он пулей соскочил с кровати, выхватил рисунок Снейпу из чемодана и быстро подписал записку, чтобы приклеить к подарку, который он вручит сразу же, как… Он остановился, вспомнив, что даже
не открыл подарок профессора! Гарри покачал головой и вернулся на кровать, прижимая сверток, напоминающий по форме книгу, к груди еще несколько ударов сердца, чувствуя будто что-то застряло в горле. Не то чтобы он поперхнулся, нет. Но что-то близкое к этому. В груди же странно болело, словно там была пустота. С трудом выдохнув, Гарри сорвал упаковочную бумагу и увидел: Оскар Китинг, «Закрытое сознание». Быстро просмотрев содержание, Гарри понял, что это была одна из книг серии, написанной этим Китингом о таких ментальных науках, как окклюменция и легилименция, первую из которых Гарри будет скоро изучать.
Окончательно растроганный последним подарком, Гарри едва не пропустил еще один сверток, заметив его, лишь когда снова начал вставать с кровати. Он взял его и ощупал. Подарок был легким. Гарри разорвал упаковку, и из нее выскользнуло что-то воздушное, серебристо-серое и улеглось на пол, посверкивая складками. Сверху на это нечто опустилась записка, и Гарри поднял ее, не касаясь ткани; он же не глупый.
Узким витиеватым почерком, которого Гарри раньше не видел, было написано: «Незадолго до своей смерти твой отец оставил эту вещь мне. Пришло время вернуть ее его сыну. Используй ее с умом. Желаю тебе очень счастливого Рождества». Подписи не было.
Гарри посмотрел на записку, затем на светящуюся ткань. Он знал, что сказал бы Тедди, более того, он знал, что сказал бы Снейп. Поэтому некоторое время он проверял эту вещь на различные проклятия, но ничего плохого не обнаружил. Наконец Гарри нерешительно поднял светящуюся серебром одежду с пола. На ощупь она была странной, словно сотканной из воды. Как только он поднял ее, стало ясно, что это какая-то мантия или плащ, но, когда Гарри набросил ее на плечи, его ноги пропали!
Не может быть!
Гарри соскочил с кровати и кинулся к зеркалу. На него точно смотрело его отражение, голова его висела в воздухе, а тело было совершенно невидимым. Гарри надел мантию и на голову, и его отражение исчезло полностью.
Потрясающе!
Нужно срочно показать это профессору Снейпу!
* * *
Попив какао и поблагодарив профессора Снейпа за подарок, Гарри начал продвигаться к выходу. В дверях он вынул из книги маленький тонкий сверток и вложил в руки профессору. Прикусив губу, он сказал: «Вам сначала надо ее увеличить. Извините, это скромный подарок. Счастливого Рождества, профессор». Затем он бегом бросился в общежитие, чтобы переодеться, прежде чем подробнее рассмотреть свои новые вещи, особенно книгу от профессора, поскольку тот подчеркнул, что Гарри следует ознакомиться с указателем и первой главой перед завтрашним занятием.
Но едва он открыл Китинга, как ему пришлось отвлечься на очередной сюрприз: Снейп вложил в эти страницы две фотографии мамы Гарри. Две по-настоящему его фотографии, которые он может рассматривать когда угодно. Когда только захочет. Вновь в горле появилось то странное чувство, будто в нем что-то застряло и рвется наружу. Гарри пришлось с усилием сглотнуть несколько раз, чтобы это чувство прошло. А между тем Лили села на скамейку под боярышником, смотрела на него ярко-зелеными глазами и махала ему с какой-то тоскливой улыбкой.
* * *
Никогда в жизни Гарри не бывал на таком рождественском обеде. Сотня жирных запеченных индеек, блюда с сардельками, горошек в масле, серебряные соусники с густой подливкой и клюквенным соусом — и повсюду на столе горы волшебных хлопушек. Эти фантастические хлопушки не шли ни в какое сравнение с жалкими маггловскими, которые обычно покупали Дурсли, с маленькими пластмассовыми игрушками и нелепыми бумажными шляпами внутри. Гарри с четверокурсником с Хаффлпаффа потянули волшебную хлопушку, и она не просто хлопнула, она взорвалась, окутав их облаком голубого дыма, а из нее выпали настоящая адмиральская шляпа и несколько живых белых мышек. За преподавательским столом Дамблдор, сменивший свою остроконечную шляпу на цветастый чепчик, хихикал над шуткой, которую рассказывал ему профессор Флитвик.
За индейкой последовали пылающие рождественские пудинги. Один из Уизли едва не сломал зуб о серебряный сикль, попавший в его кусок. На эти каникулы все Уизли остались в Хогвартсе: как слышал Гарри, их родители отправились в Румынию, навестить их старшего брата, который работал с драконами.
Во время обеда Гарри несколько раз пытался поговорить с Роном Уизли, увидев, что они с ним были среди оставшихся самыми младшими. Он подумал, что они могли бы провести вместе по крайней мере последующие две недели без оглядки на однофакультетников. Рыжий ему понравился, когда они ехали в Хогвартс-экспрессе, и пусть Рон, наверное, считает поступление на Слизерин предательством, Гарри хотел думать, что прошлое осталось в прошлом. Наконец Рон согласился потянуть с ним хлопушку, и из этой после взрыва выпали шахматы и золотая рыбка в круглом аквариуме. Рассмеявшись над тем, как Гарри пытался поймать шар с рыбой, не потеряв ни капли воды — или рыбы, — Рон спросил, не хочет ли он сыграть с ним позже в волшебные шахматы. Гарри счастливо согласился.
Когда Гарри наконец встал из-за стола, его карманы топорщились множеством разных вещей из волшебных хлопушек. Там были пачка нелопающихся светящихся воздушных шаров, набор вырасти-себе-бородавки и новый комплект волшебных шахмат. Белые мыши куда-то исчезли, и Гарри не мог избавиться от неприятной мысли, что они закончат свою жизнь на рождественском столе Миссис Норрис.
Гарри, хаффлпаффцы и все Уизли, за исключением того, кто был старостой, чудесно провели остаток дня в яростной битве снежками во дворе. Затем, замерзшие, промокшие и запыхавшиеся, Гарри с Роном вернулись в Большой зал, где Гарри с разгромом проиграл ему партию в свои новые волшебные шахматы.
Однако поражение было не самым худшим в этом матче: Снейп пришел, пока они играли, и стоял за спиной Гарри, а потом Снейп и Рон обменялись колкостями, и Рон заработал штрафные очки. Гарри был подавлен случившимся и, когда Рон поспешил уйти, сидел в тишине Большого зала, несколько минут смотря на шахматную доску перед собой. Прижав руки к лицу, он вздохнул снова: «Большое спасибо, Снейп».
Прозвучало не совсем любезно. Сам Гарри, еще когда только началась эта стычка, удивился тому, что профессор занял его сторону, попытавшись защитить от насмешек Рона. Может, он хотел показать… доброту? Нет, не ее, а… преданность? Наверное. Но, видимо, Снейп не вполне понимает, как проявить эту преданность, не вызывая чей-то гнев. Гнев Рона, конечно, вызвать проще простого. Даже Джордж и Фред Уизли это подтвердили сегодня во время снежной битвы. Они очень хотели, чтобы Гарри и Рон были в одной команде, чтобы Рон не мог обвинить Гарри в обмане или чём-то подобном и чтобы у них мог сложиться командный дух. Кажется, близнецы думали, что им пойдет на пользу дружить друг с другом. Жаль, что их не было здесь, чтобы выручить его.
Еще пару минут спустя Гарри сложил шахматы и отправился в слизеринское общежитие. Может быть, Снейп научит его, как играть, и тогда в следующий раз Гарри сможет играть с Роном, не выслушивая его оскорблений.
Если бы да кабы, в огороде Хагрида выросли б грибы.
* * *
Несмотря на случившееся в Большом зале, это было лучшее Рождество в жизни Гарри. Но весь день его не отпускала мысль об одной вещи, и лишь перед сном у него была возможность хорошенько обдумать ее: его беспокоили мантия-невидимка и некто, подаривший ее. Гарри свесился с кровати и достал из-под нее мантию. Мантию его отца, как говорила записка… она принадлежала его отцу. Джеймс Поттер, должно быть, надевал ее. Прямо в этой школе! Гарри пропустил ткань через пальцы: гладкая, как шелк, легкая, словно воздух.
Используй ее с умом, нарекалось в записке. Но кто прислал эту мантию? Почему отдал ему именно сейчас? Почему не в тот день, когда он переступил порог школы? Почему не много лет назад, сразу после смерти отца? Гарри бы очень хотелось владеть чем-то, что принадлежало его отцу, все эти десять лет: эта мантия напоминала бы ему, что он когда-то был чьим-то сыном.
Гарри вспомнил странный взгляд Снейпа, возникший, когда Гарри показал ему утром, как работает эта мантия. Было очевидно, что Снейп уже видел эту вещь, возможно даже, в руках у Джеймса Поттера, и воспоминания о тех временах были нерадостными. Может быть, отец сыграл множество шуток над Снейпом при помощи этой мантии. Тогда все становится понятно, учитывая слова Снейпа о том, что с ней нужно быть осторожным.
Гарри соскользнул с кровати и укутался в мантию-невидимку. Он взглянул на свои ноги, но увидел лишь тени и лунный свет. Забавное чувство.
Используй ее с умом.
Ему бы хотелось сейчас отправиться в коридоры Хогвартса под этой мантией и исследовать замок, не беспокоясь, что кто-то увидит его и помешает. Не боясь, что кто-нибудь нападет на него в темных коридорах. Если Снейп не поставил сигнальные чары на общежитие, чтобы знать, когда кто-нибудь из слизеринцев захочет покинуть его после отбоя, Гарри мог бы прогуляться прямо сейчас. Он мог бы…
— Я забеспокоился, когда узнал, что он собирается отдать тебе мантию, Гарри Поттер.
Гарри резко сделал пару шагов назад, покрутился вокруг и заметил Кровавого Барона, висящего возле двери в уборную.
— Мерлин! Я не видел вас.
Призрак слегка склонил голову:
— Я знаю.
Не сдержавшись, Гарри рассмеялся, а затем спросил:
— Вы, значит, знаете? Знаете, кто подарил мне ее?
— Знаю.
— М-м?
— М-м…
Гарри закатил глаза:
— М-м, и кто же это?
— Тот, кому твой отец отдал ее незадолго до того, как был убит.
Гарри нахмурился. Кровавый Барон порой мог быть чертовски раздражающим, но обычно не был настолько непонимающим.
— Это тайна? Или вы не можете мне сказать?
В глазах призрака мелькнуло удовлетворение.
— Молодец, Гарри Поттер. Вторая причина.
Гарри коротко кивнул и стал перебирать в уме всех, кто мог отправить ему эту мантию. Список получился коротким.
— Если я назову имя, вы сможете сказать, правильно ли я угадал?
Очередной проблеск гордости в глазах, и Гарри невольно выпрямился под взглядом призрака.
— Да.
— Это Дамблдор, так ведь?
Барон тут же кивнул.
— А почему директор не хочет, чтобы я знал, что это он прислал?
Гарри скомкал мантию и сложил ее в чемодан, чтобы не поддаваться искушению покинуть общежитие, даже
зная, что Снейп разозлится на него за это. Он затолкал скользкую ткань под запасные носки так, чтобы никто не увидел ее, если вдруг заглянет в чемодан, и через плечо посмотрел на призрака. Барон отлетел от двери и изучал его уже полупустую коробку с шоколадными лягушками.
— Или он не хочет, чтобы я знал, что мой отец оставлял мантию ему?
— Последнее, — вновь ответил призрак.
— Странно, — пробормотал Гарри, не понимая, зачем Дамблдору хранить это в секрете. На мгновение ему подумалось, что Дамблдор и вовсе не хотел отдавать ее, хотел оставить ее себе, но отдать пришлось из-за кого-то… или чего-то. Из-за обещания, например. Гарри потряс головой, прогоняя подобные мысли прочь. Неважно, на какую жизнь директор обрек Гарри в доме Дурслей, он вряд ли мог поступить с Гарри как последний вор, укравший у мертвеца. По-прежнему хмурясь, Гарри вернулся на кровать и положил на колени книгу Китинга.
— Как по-вашему, что означают слова
«используй ее с умом»? Он написал в записке к мантии использовать ее с умом.
— Я не могу ответить тебе на этот вопрос, — каким-то неестественным тоном ответил Кровавый Барон. — Он хочет, чтобы это ты тоже понял сам.
— Ага, и дал декану повод подвесить меня в подземельях за пальцы? — Гарри передернуло, и он откинулся на подушки. — Обойдусь.
Барон подлетел к его кровати и взглянул на книгу в руках:
— Подарок Северуса Снейпа?
Не в силах сдержаться Гарри улыбнулся и кивнул:
— Ага. На Рождество. Завтра у нас первый урок по окклюменции. Мне надо прочесть первую главу сегодня. Он сказал, это будет полезно.
— Уверен, так оно и будет.
— А вы знаете что-нибудь об окклюменции?
Призрак призадумался, а затем очень медленно кивнул:
— Не на своем опыте.
— Но вы знаете людей, которые ее изучали? — с нажимом спросил Гарри.
— Кроме вашего профессора Снейпа? — Барон приподнял бровь.
— Ну да.
Гарри снова просмотрел содержание, а затем раскрыл книгу на «Введении» и начал читать. Прошло немало времени, прежде чем он вспомнил, что Кровавый Барон все еще в комнате, не говоря уже о том, что он задавал ему вопрос. Поэтому он вздрогнул удивленно, когда призрак произнес низким, тяжелым голосом:
— Знал, дитя. Альбус Дамблдор и Том Риддл изучали самую сильную магию, чтобы защитить свой разум от вторжения, но также, что немаловажно, они способны и на такую магию, которая позволит им проникнуть в чужой разум; обмануть
твой разум, извлечь правду из твоих мыслей, порыться в твоей памяти в поисках информации.
Барон говорил, подбираясь все ближе к кровати Гарри. В конце концов он налетел прямо на нее, так что кровать делила его тело пополам. Тело призрака окутывал мерцающий туман, а на постельном белье перьями проступал иней от внезапно замерзшего воздуха. На одежде сверкали кристаллики льда. Загнанные серебристые глаза Барона находились сейчас в нескольких дюймах от Гарри, и в них были такие мука и ужас, что Гарри ощутил, как екнуло сердце.
— Т-том Риддл? — прошептал Гарри не в силах оторвать взгляд от устрашающих глаз Кровавого Барона и почти не дыша. Его горло обжигал холод, а кожа покрылась мурашками. Сильная дрожь заставила Гарри обхватить себя руками.
Рот Барона находился совсем близко, так что Гарри мог сосчитать в нем зубы. А еще Гарри готов был поклясться, что ощутил морозное дыхание призрака на своей щеке, когда тот пропел:
— Том Риддл — величайший волшебник во всей истории и одновременно с этим самый ужасный. Слизеринец с необычайными хитростью и жестокостью и с еще более выдающимися амбициями. Если бы он мог, он бы обманул саму смерть. И он способен уничтожить любого, кто встанет на его пути.
— Волдеморт, — предположил Гарри, уверенный, что угадал верно.
Кровавый Барон сверлил его взглядом.
— Ты обязан защищать свое сознание от него и от снов, которые он напускает в твой разум. Ты
обязан.
Гарри захлопнул книгу по окклюменции, положил ее на грудь и выдохнул, освобождая легкие от болезненно морозного воздуха:
— Я буду защищать. Я клянусь.
Гарри зажмурился от яркой вспышки света, а когда мгновением позже открыл глаза, Кровавого Барона в комнате не было. Обычно призрак уходил, просачиваясь сквозь стены или время от времени медленно исчезая в воздухе. Но Гарри никогда не видел, чтобы тот уходил в одну секунду, как сейчас. Однако сильнее поражало впечатление, которое на призрака производил Волдеморт, точнее Том Риддл: Кровавый Барон явно тревожился из-за него, может даже, боялся его. Если вспомнить, что Волдеморт убил как минимум двух людей — а возможно, и больше, если верить рассказам Драко, — можно с уверенностью сказать, что он весьма опасен и, может даже, психопат. И все же непонятно, почему его боится призрак.
Дрожащими руками Гарри снова открыл книгу и усердно изучал ее еще несколько часов, прежде чем лечь спать.
