Четыре раза, когда Кирк должен был сказать правду

Очередной бумажный журавлик был только что завершён и готовился вот-вот полететь — предположительно, в мусорную корзину возле стола — но его только начавшуюся жизнь без всякой жалости прервала увесистая папка, бухнувшаяся на стол откуда-то сверху. — О’Райли! Журавлик был безнадёжно раздавлен. Из-под папки безжизненно и печально теперь торчала треугольная белая голова. «Просто иллюстрация всей моей жизни, — Кирк мрачно хмыкнул. — Сидишь себе такой, крылья отращиваешь, мечтаешь, может, о высоком и вечном, весь такой одухотворённый и полный наивных надежд… а потом, блядь, приходит какой-нибудь мудак и кладёт на всё это огромный такой хуй!» Он издал душераздирающий вздох и поднял на О’Финнегана взгляд потревоженного в своей келье святого мученика. — Да? — спросил он замогильным голосом. — Последний отчёт тут — переделать! Срочно, слышишь? Кирк удивлённо поднял бровь: по его мнению, последний отчёт был не хуже и не лучше остальных. — А что с ним не так? Суперинтедант выглядел раздражённым. — Не прикидывайся! Оформлен неправильно, сам знаешь. Ты, чёрт возьми, застрелил этого парня, и для отчёта мало написать «обвиняемый проявил сопротивление при аресте» для указания причины смерти. И вообще, у нас проверка документации грядёт, сделай милость, пиши более подробно! С этими словами О’Финнеган ушёл распекать кого-то ещё, а Кирк остался наедине с отчётами и погибшим во цвете лет журавликом. Вот ведь незадача. А он-то думал, на отчёты всем глубоко плевать, и никто их особо не читает. Да и, в общем, парня того он застрелил просто потому, что тот где-то умудрился МакАлистеру дорогу перейти. Мда. Не писать же это теперь? Кирк отправился к кофеварке со своей чашкой. Затем, задумчиво прихлёбывая растворимую бурду, достал чистый лист и решил, что сейчас — самое время открыть в себе некие новые таланты. «Был хмурый, дождливый день, — писал он, не забывая отпивать жидкое топливо из кружки. — Небеса исторгали воду на грешные головы возгордившихся людей. Великая Тьма поселилась в самом сердце этого прогнившего города пороков — Тьма, от которой не было бы спасения, пробудись она в полную силу… Но я, Кирк О’Райли, простой сержант полиции, намерен был это предотвратить. Этому городу нужен был свой герой. И я был готов им стать. Моя цель, моя Немезида явила своё лицо. Мой исконный враг, за которым я охотился так долго, наконец больше не мог от меня убегать. Этой ночью нам суждено было сразиться в последний раз, и мы оба знали это. Мы сошлись для этой битвы в морском порту, знаменуя все пройденные нами границы. Как только мы оказались один на один, враг явил своё истинное лицо. Его кожа стала слезать, обнажая скелет, чёрный, как его сердце. Его лик постоянно изменялся, испытывая мой разум на прочность: это была то голова мёртвого ребёнка, смотрящая на меня чёрными провалами вырванных глаз и раскрывавшая беззубый рот в крике, то голова прекрасной женщины, дразнившей меня длинным змеиным языком, то многоглазая и многоротая чудовищная морда. Он изрыгал из горла толпы чёрной саранчи, чтобы пожрать меня, изливал огонь, чтобы меня испепелить, насылал на меня видения смерти моей и смерти мира, видения, в которых гибли праведники и распутствовали грешники. Но я не убоялся. Моя рука была тверда, мой пистолет был заряжен освящёнными пулями, и я был благословлён на правое дело. Я знал, что это мой час. Я поднял своё оружие, как длань Господню… …и прострелил нахуй этому мудаку его ебучую башку. Конец истории.» Затем Кирк перечитал написанное, удовлетворённо кивнул и с чувством выполненного долга показал «отчёту» средний палец. После чего вложил лист в папку и решил, что работу свою делает просто прекрасно.