Звездная смальта

Я сажусь к пианино, смотрю на наше с тобой фото, улыбаюсь – как будто ты можешь увидеть мою улыбку – и начинаю играть. Я всегда любила играть древнюю классику и музыку эпохи заката федерации, а теперь иногда пробую подбирать легкие мелодии, под которые танцуют на площадках. Особенно одну – ту единственную, под которую танцевали мы с тобой, помнишь? Я помню. Трудно забыть, как мы делили музыку на троих. Немудреная мелодия до сих пор звучит у меня в ушах, когда я закрываю глаза. А вот тебя я помню смутно: на меня почему-то напала неловкость, и я смотрела не тебе в глаза, а на зеленую ткань кителя. Аккорды совсем простые, и я играю машинально, думая о тебе. Мне кажется, ты услышишь ее, во сне или наяву, и она принесет тебе удачу. И ты обязательно победишь. Помнишь, ты так горел желанием непременно стать лучшим на курсе и каждой своей маленькой победой готов был похвастаться мне, но больше никому. Ты действительно побеждал, потому что был прилежен и безупречен – во всем. И ко всему ровен. То есть… тебя волновали знания, а не отметки, ты закапывался в книги, забывая о спортивной подготовке, у тебя горели глаза, когда ты пересказывал тему реферата по предмету, который никому из твоих сокурсников не сдался. Ты бы заработал хорошие деньги, если бы подрядился писать работы своим товарищам, но никогда не имел феззанской жилки. Почему-то всегда, когда я играю коротенькую незатейливую коду, мне вспоминаются дурные дни – так я их про себя называю. Твою специальность закрывали – и ты блуждал, как потерянный. Ты отличный тактик и стратег, так что быстро просчитал, что бороться будет бесполезно. Только ты все равно боролся – придумал эти плакаты, листовки, чуть ли не предложил студентам бастовать. Тогда ты был еще студентом. Ничего, как ты и предупреждал, не вышло. Ты был скептиком и советовал бросить это занятие, а потом, когда я промерзла и промокла под дождем, а эти несчастные буклеты улетали, подхваченные ветром, и падали в лужи, под ноги редких прохожих, жалел меня и старался обогреть. Я помню, ты вздыхал и вспоминал какое-то странное стихотворение. Я его почти не запомнила, потому что оно было без ритма и рифм. Только каждая строка начиналась со слова «когда». Странное стихотворение, странная жизнь. Закончив играть, я закрываю крышку пианино и поднимаю глаза. Сверху стоит твоя фотография. У тебя, я знаю, тоже есть мое изображение – в виде голограммы. У тебя есть другое фото, в рамке. Там нас трое. Оно снято не так давно, но мне кажется, что нас на этой фотографии – веселых и легкомысленных – отделяет от нас теперешних лет двадцать. Мы смеемся, мы веселы, мы втроем. Если бы кто-то взглянул на это фото, не зная и не видя нас, он бы ни за что не понял, по ком из вас я сейчас скучаю и кому мысленно посылаю свою мелодию. Если бы я сама могла это понять…