Звездная смальта

Марика сидела каменной статуей и слабо всхлипывала. По ее щекам текли крупные слезы, и уже не только лицо, и вымок уже не только платок, а даже фартук. А был такой красивый, с кружевной оборкой, которая теперь испортится. Сидящий напротив нее Кесслер сурово сказал: - Выпейте воды, а я подожду, пока вы не успокоитесь, фройляйн фон Фейербах. Она кивнула и взяла протянутый стакан. Он был очень тяжелый и скользкий, выворачивался из пальцев, но Марика все же сумела сделать несколько глотков. - Это я виновата, - простонала она, когда наконец смогла освободиться от комка в горле. – Это я во всем виновата. - Поясните, фройляйн, вы что, готовы взять на себя ответственность за столь тяжкое преступление? - Я не преступница, - Марика мелко затряслась. – Я никогда бы не смогла… - Тогда почему вы говорите, что виноваты? - Я во всем виновата! Если бы я была внимательнее, если бы я не заснула, ничего бы не случилось. Глаза у Кесслера были очень внимательные и немножко злые, и Марика закрыла лицо руками, чтобы только их не видеть. - Если бы вы не заснули, вас могли убить, - Кесслер говорил как будто по-доброму, и Марика решилась на него глянуть сквозь пальцы. – Эти люди не остановятся ни перед чем, - продолжал он, - если уж решились на такое дерзкое преступление, как похищение юного императора. Поэтому вы должны рассказать нам все, что помните. Каждая мелочь может нам помочь. Вы понимаете? - Понимаю, - Марика кивает, и распущенные волосы лезут ей в глаза. Она торопливо их откидывает, заодно смахивая опять набежавшие слезы. - Вы хорошо себя чувствуете? Мы можем отложить беседу. - Я все равно ничего не помню. Только Лили, - всхлипывает Марика. - Лили? Это уже кое-что. Кто такая Лили? - Это одна из горничных. Такая красивая, высокая, рыжая, стриженная. Я помню. Она приходила. Мы говорили. Не помню о чем. У нее волосы распустились, такие длинные, рыжие, они все маячили, маячили. А потом я заснула. Марика взялась за виски: голова болела нещадно. - Хорошо, мы это учтем. А пока отдохните в своей комнате, если вам что-то нужно, вам все принесут. Но не покидайте дворца, договорились? - Договорились, - Марика зябко дрожит, а голос у нее срывается. - Какое у вас там заклинание от всех бед? Бокс-букс? - Покс-покс-биджибус, - Марика улыбается сквозь слезы. - Вот и говорите его почаще. Все будет хорошо, Марика, не бойся. И Марика ему поверила. *** - Вот все, что я узнал, ваше величество, - сказал Кесслер. Женщина с покрасневшими глазами, состарившаяся лет на двадцать за эти дни, но все еще прямая, гордая и спокойная, кивнула. - Значит, Марика невиновна ни в чем? Хотя бы это радует. - Да, без сомнений. Мы осмотрели вещи, оставшиеся от... - Ничего, ничего, Кесслер, говорите. - Да, мы осмотрели одежду и обувь. Хорошо, что у его величества были две похожие пары башмаков. Когда его уносили, то обули в два левых. Если бы фройляйн фон Фейербах одевала его величество, то никогда бы не допустила такой ошибки. Это мог сделать только мужчина. - Да, я понимаю, мужчина, но ведь вы говорили о горничной. - О нет, просто нарушения восприятия, вызванные наркотиком, сыграли с фройляйн фон Фейербах злую шутку. Она запомнила рыжие волосы, но спуталась, когда вспоминала, кому они принадлежат. Позднее фройляйн додумала, что это горничная Лили, потому что была с ней знакома. Молодого врача она не знала. - Что это за врач? – равнодушно спросила императрица. – Почему вы вообще о нем вспомнили? - Потому что у фройляйн Лили Веймар было безупречное алиби. Мы стали искать того, кого можно с ней перепутать, и нашли. Его зовут Людвиг фон Тюринген, он носит длинные рыжие волосы, приходится дальним родственником покойному герцогу Брауншвейгу, наконец, его дядя и старший брат двенадцать лет назад переехали на Терру. Подозрений достаточно, не так ли, ваше величество? - Подозрения еще не доказательства. Тюринген сознался? - Нет, увы. Вы же знаете, ваше величество, терраисты – отъявленные фанатики. - Да. Фанатики. - Но можете не сомневаться, ваше величество, скоро он скажет все, что ему известно. Кайзер Александр вернется во дворец. - Благодарю вас, Кесслер, - императрица Хильдегарде кивнула. – Я не хочу вас больше задерживать. Ступайте и исполняйте ваши обязанности. - Да, ваше величество, - и Кесслер вышел, коротко поклонившись, - реверансы и преклонение колен теперь были не в чести.