Прости

- где ты был? – очень тихо и неуверенно спрашивает Чансон, когда по прошествии пятнадцати минут, безуспешных попыток открыть дверь, они наконец таки успокоились, принимая суровую реальность, того, что их заперли. (ох, этот дьявол) - какая разница! – как-то очень грубо отвечает Никун. От сложившейся ситуации хочется провалиться сквозь землю, он бы вышиб эту чёртову дверь, но что-то его остановило. И это «непонятно что» сейчас заставляет сердце сжиматься от боли, когда он видит, насколько разбитым выглядит его, всегда весёлый мальчик, и всё тоже «что-то» постоянно твердит, что это его, Никунова вина, вот тогда становится вообще невыносимо. Чансон же, услышав тон старшего, не выдерживает, сильно долго он терпел, повторял, что сильный, взрослый, мужик, в конце концов. Слишком долго он держал эти эмоции в себе. И теперь, всего пара слезинок, быстро скатились по его щекам вниз. Пытаясь скрыть это, Чансон опускает голову вниз, пряча мокрые глаза, под ровной, шелковистой чёлкой. Он не хочет выглядеть слабым. Но Никун всё равно замечает это, и его начинает слегка потряхивать от разрывающих чувств и душевных терзаний. С одной стороны, ему хочется подбежать и утешить «малыша», обнять крепко, крепко, сказать о том, как он его любит и то, что очень сожалеет о сказанном ранее, что сожалеет о том, что заставил волноваться и не спать всю ночь, а с другой стороны… С другой стороны собственное, задетое самолюбие, эгоизм, который присущий каждому из нас. С другой стороны, ему хочется, впечатать младшего в стенку и прорычать ему в лицо, что тот сам виноват во всём случившемся, что сам позволил себя целовать. А раз такое случилось раз, случится и второй, и третий, и так пока он не переспит, с кем ни будь левым, подталкивая Никуна на двойное, особо жестокое убийство, а потом и на самоубийство. Но он ничего не делает, он стоит и косо смотрит на младшего, который тихо прислонившись спиной к стене, низко опустил голову, нервно заламывает пальцы на руках. - ты же знаешь, что это случайно вышло?! – тихо говорит он даже не глядя на Ника. Чансон чувствует себя безумно виноватым, но всё же. Старший, в два шага преодолевает, то и так небольшое расстояние, что было между ними, оказываясь прямо перед Чаном. С силой ударяет рукой около головы Чансона, а второй хватает его за подбородок, заставляя посмотреть макне в глаза. - как такое? Может произойти случайно? – шипит он, в то время как Чан питается отвернутся от него, но пока лишь только пытается, не используя всю свою силу. - случайно! – ещё раз повторяет Чан, уже питаясь руками отцепить от себя Ника, который до синяков сжимает ему лицо. Никун видит, как парень питается, слабо, но вырваться, и это злит его ещё больше, чем невнятные оправдания. Он сжимает руку ещё сильнее, что на скулах от пальцев начинает белеть кожа, младший сильнее начинает выворачивать голову и стонет, сквозь плотно сжатые губи от боли, в конце концов, не выдерживает и с силой отталкивает от себя Никуна. Тут же хватаясь за пострадавшее лицо, на котором чётко отпечатались красные следы от пальцев, к вечеру они обязательно посинеют, превращаясь в синяки. - ты с ума сошёл? садист чёртов! – обиженно шипит на Никуна Чансон, в этот раз с вызовом, не боясь, смотрит ему просто в глаза, все ещё не убирая руку от лица. - а если и так? Как ты думаешь почему? - отвечает ему Ник, резко сжимая и разжимая кулаки, пытаясь хоть немного унять вскипающую внутри злость. - неважно, но ты ведёшь себя как подросток! А не как взрослый человек! Устроил тут конец света, даже не разобравшись как следует! Что? гормоны играют? Сбежал как пятнадцатилетняя девчонка, а теперь вот ещё и рукоприкладством занимаешься! Как какая-то малолетка, прости Господи. – Чан на одном дыхании выговорил старшему всё, о чём он думал, не спя всю ночь. - замолчи – сквозь зубы шипит Никун. Чансон что-то ещё собирается сказать Нику, что-то до жути ядовитое и болезненное, что-то, что заставит Ника прибить его просто на месте, но не успевает. На первом же вылетевшем слове его с силой впечатывают в стенку руки Никуна, а рот затыкают, горячим и обжигающим поцелуе, а может даже укусом, сложно понять. Удар о стену вышибает из макне весь воздух, а вдохнуть новый не позволяют губы Ника. Чансон не отвечает, а даже наоборот начинает снова вырываться. Нет, он любит Никуна, он хочет его, и только его, НО… ему хочется, что бы его целовали с любовью, а не со злостью, которая сейчас руководила старшим. Чансон выше и немного крупнее Никуна, но в данный момент, старший в состоянии схожем с аффектом, и просто неуправляем, поэтому в разы сильнее слегка прибитого и измученного бессонной ночью Чана. Он с силой заламывает ему руки и разворачивает лицом к стене, прижимая к ней. Ник больно кусает Чана за предплечье сквозь футболку, заставляя того застонать от боли и упустить тот момент когда его руки отпускают и стаскиваю вниз штаны. Слишком больно, слишком унизительно. Его насилует сейчас человек, которого он действительно любит. А это очень, очень больно. Никун входит в младшего быстро, резко, без подготовки, заставляя того стонать и выгибаться от пронизывающей боли. Заставляя слёзы боли течь по лицу парня, заставляя закусывать до крови губы, что бы не закричать, заставляя царапать ногтями каменную стену. Чансону безумно больно и плохо, разноцветные круги и пятна расплываются у него в глазах, боль разрядами проходит сквозь каждую клеточку тела. Он чувствует, как Никун оставляет синяки на его талии и будрах, как по ногам начинает стекать кровь, и ему хочется просто умереть, или хотя бы потерять сознание. Но только не чувствовать всего этого. Чансон не знает сколько времени прошло перед тем как кончив, Ник отпустил его. Он уже ничего не понимал. Как только его отпустили, Чансона накрыло такое благословенное беспамятство. Проснулся макне в комнате одногрупников, на кровати Чунсу. Он не понимал где находится и что вообще происходит, сколько сейчас времени и какой вообще день. Попытка подняться обернулась полным крахом. Воспоминания вместе с саднящей болью накрыли его измученное сознание. Он тихо проскулил, падая обратно на кровать. Дверь в комнату распахивается и в неё как ураган влетает Чуно. - ты как? Уже проснулся? Что болит?- начинает тараторить Чуно. Прикладывая руку ко лбу макне с тревогой осматривая его. - что происходит? – прохрипел Чан, горло болело ужасно в прочем как и всё остальное. - ты провалялся с лихорадкой два дня. – тихо отвечает Хоша, садясь рядом на кровати с Чаном, подавая ему стакан с водой и какие-то таблетки, одновременно помогая сесть. Чансон выпил их, даже не интересуясь, от чего они. - как два дня? – просто ошеломлён. - ты приходил в сознание. Разве не помнишь? – сочувственно спрашивает Чуно, забирая пустой стакан из рук макне, тот в ответ лишь отрицательно качает головой. - я помню только как кто-то запер меня с Никуном в студии. Врёт он, хотя думает, что остальные и так догадались, что там произошло между ними. -да, когда мы обнаружили вашу пропажу, то вернулись, ты тогда спал, Никун сказал, что ты уснул сразу же, как только мы ушли. - заснул? – удивление и некое недопонимание, значит остальные не знают, что случилось? - странно, что ты не помнишь, ты хоть и в полудрёме но на своих двух до общаги добрался, а к вечеру случилось то что случилось – мягко, с небольшой долей грусти улыбнулся Хоша. - что? – не понял Чан. - Балда! – рассмеялся Чуно – заболел ты! Температура и всё остальное. - аа!- Протянул макне. На протяжении нескольких часов его посетили все кроме Никуна, спрашивая о его самочувствии и т.д. и т.п. бегали как квочки вокруг цыплёнка, то поили то кормили, в общем, всё как положено. Текён, даже извинялся, за тот неприятный инцидент, объясняя это как неудачную шутку и проигранный спор. Чансон лишь криво улыбнулся ему, отвечая, что всё нормально, и он на Тека не злится. Ведь действительно он на него не злился и не обижался, ведь во всех его проблемах Тек виноват в последнюю очередь, на его месте мог быть кто угодно. - а где Никун? – осторожно поинтересовался он у Чуно, когда тот вечером заглянул к нему спросить, как тут больной поживает. - так он в Таиланд улетел, ещё тогда, сразу после записи. – удивлённо отвечает парень.