2 года спустя.
— Хёрин! Громогласный оклик, прозвучавший чуть ли не на весь коридор школы Мёнву, остался без ответа. Миловидная девушка семнадцати лет даже не сбавила шаг, уверенной походкой направляясь в сторону школьного совета. — Хёрин! Еще одна попытка, которая так же закончилась полным провалом. — ЛИ ХЁРИН! — Чего тебе, Пак Чанёль? — не выдержала девушка, резко развернувшись и с укоризной посмотрев на приближающегося молодого человека, всё это время пытавшегося её догнать. — Давай встречаться? — тут же выпалил парень, подходя ближе. — Вот ответь мне, Чанёль, где ты растерял последние мозги? — тяжело вздохнув, спросила Хёрин, сверля недовольным взглядом своего собеседника. — Я сын директора школы, — с гордостью в голосе ответил парень. — То есть, ты считаешь, что это достаточно логичный и исчерпывающий ответ на поставленный мной ранее вопрос? — Что? На этот раз к тяжёлому вздоху девушки прибавился и массаж виска. — Мой ответ — нет. Нет, Пак Чанёль, нет и ещё раз нет. Я не буду с тобой встречаться. Когда, наконец, до тебя это дойдёт? — сказав это, Хёрин постучала пальчиком по лбу собеседника. — Ну, Хёёёён, — протянул Чанёль. — Прости, что? — удивленно спросила Хёрин. — «Хён», — повторил Пак, — Это если из твоего имени убрать «ри». Правда, я здорово придумал? — Да ты просто гений. — Могу называть Рин или Хё…. — Или Хёрин. Прекрати, Чанёль, — оборвала девушка полёт его мысли. — Это всё, что ты хотел у меня узнать или есть ещё какие-либо вопросы, которые по своей сути, не имеют никакого существенного значения и смысловой нагрузки? — Почему ты ко мне так относишься? — спросил Чанёль. Потому что ты сын того ублюдка, из-за которого моего отца с позором лишили должности, а нам потом пришлось переехать в богом забытый город, и родители были вынуждены пахать на нескольких работах, чтобы прокормить нас. Потому что папа не выдержал и скончался от инсульта. Потому что из-за этого всего моя мама сейчас находится в психиатрической больнице и не узнает собственного сына, подумала девушка, но вслух произнесла лишь короткое: «Потому что». — Это не ответ, — не отставал Пак. — Ты достал меня, Чанёль. Давай договоримся так: через месяц у нас промежуточная аттестация и, если ты наберешь по всем предметам более девяноста баллов, я схожу с тобой на одно свидание. Понял? — спросила Хёрин, и, дождавшись утвердительного кивка, добавила — А ну, повтори. — Если я пройду аттестацию, ты будешь со мной встречаться. На этот раз Ли не удержалась и приложила руку к лицу в известном у молодёжи жесте. — Так, ещё раз, Чанёль, внимание, — пощёлкав пальцами перед носом у Пака, сказала Хёрин, — все, я ещё раз повторяю, все аттестационные экзамены выше, чем девяносто баллов и, как результат, одно, Пак Чанёль, одно свидание. Не встречаться! Один раз я согласна потратить на тебя своё время, но не больше. — Да понял я, понял, — сказал Чанёль, — все больше, чем на девяносто баллов, и у меня будет один день, что бы ты мне сказала «да». — Ну, хоть так. А теперь, извини, я, в отличие о тебя, лоботряса, не располагаю столь большим количеством свободного времени, — сказала Ли и продолжила свой путь. Лишь скрывшись за поворотом, девушка устало выдохнула и, помассировав виски, перевела взгляд на окно и посмотрела на свое отражение в стекле. — И чем ты ему так понравилась? — тихо спросила она у своего отражения, поправляя прядь шикарных, слегка вьющихся каштановых волос, доходящих до талии. А затем недовольно чуть сморщила аккуратный носик из-за того, что упрямая прядь никак не хотела ложиться нормально. — Дурацкий парик, выкину тебя к чертям собачьим.Месяц спустя.
— БЛЯТЬ, КАК? — бушевал «маленький огнедышащей дракон» по имени Бён Бэкхён по прозвищу Ли Хёрин. —Хёрин? — удивленно спросил Ким Чунмён — глава школьного совета, отрывая взгляд от бумаг, лежавших перед ним на столе. — Нет, я серьезно спрашиваю. Как? Как, мать вашу, этому дебилу удалось написать всё на гребаную сотню баллов? — не обращая внимания на коллегу по школьному совету, не унимался Бён. — БЭК! — крикнул Чунмён. — А? — удивленно спросил Бэкхён. — Может, расскажешь, чем тебя так задел результат экзаменов Чанёля? — Как ты понял, что я о нём? — удивленно спросил парень, но по скептическому выражению лица собеседника догадался сам. — У нас сделка: если он напишет экзамены больше, чем на девяносто баллов, я пойду с ним на свидание. — Ну и в чём, собственно, проблема? Сходишь с ним, погуляешь… — На хуй иди, а? Слушай, может, ты скажешь, что завалил меня работой, и Пак от меня отстанет? — Ну, уж нет, в свои разборки с этой семейкой меня не впутывай. Я, как твой давний друг, согласен не раскрывать секрет и закрывать глаза на всё, что ты тут делаешь, но в это меня не впутывай, я хочу спокойно закончить школу. — Ага, друг он, как же, — пробубнил себе под нос Бён, углубляясь при этом в составление обобщенного списка результатов промежуточной аттестации. — Ну, брат, если тебе так больше нравится. — Ты приёмный сын двоюродного брата моего отца, так что брат ты мне тоже так себе, — отмахнулся Бён. — Ну, значит, и развлекайся со своими проблемами сам. — Оппа-а-а, — тут же елейным голосом протянул Бэкхён, при этом очаровательно хлопая глазками. — Обомлеть не встать, — поражённо сказал Ким. — Никогда так больше не делай. — Да иди ты, — насупился парень. — ХЁРИН! — через несколько минут раздался вопль из-за двери, а затем эта самая дверь распахнулась, грозясь слететь с петель, являя следом Пак Чанёля. — Когда? Сегодня? Завтра? На выходных? Когда? — тут же затараторил Пак, зайдя в кабинет школьного совета. — Никогда, — вздохнув, ответил Бэкхён. — Хё-ё-ёри-и-ин. — Всё, всё. В воскресенье у станции Ангук в час дня. Я выхожу из метро и, если тебя не вижу — уезжаю домой. Уяснил? — Да! — тут же отозвался Чанёль, при этом широко улыбаясь. — Повтори. — Мы в час дня идем пить традиционный чай в Инсандоне. — Сойдет. — Может, на всякий случай, дашь ему свой номер телефона? — как бы невзначай предложил Чунмён, радуясь тому, что взглядом убивать Бён ещё не научился. — ДА! — тут же поддакнул Чанёль. — Нет! А теперь, Чанёль, извини, но свали отсюда, — сказала Хёрин, медленно вставая из-за стола. — Ты его убьёшь? — с явно наигранным беспокойством в голосе спросил Пак. — Нет, но покалечить обещаю. Чанёль, за дверь, или пойдешь как соучастник, ЕГО соучастник. — Понял, понял, — поднимая руки вверх и отступая к двери сказал Чанёль. — Пока, малышка. — Мал. Что? Пак! — крикнула девушка, под аккомпанемент захлопнувшейся двери, удаляющегося топота и громкого смеха Кима. — Я убью вас обоих. Клянусь. — Ты поедешь? — отсмеявшись, спросил Чунмён. — Рехнулся, что ли? В воскресенье жуткий холод обещают. Снегопад! Я планирую этот день провести дома, в тепле и уюте. — Какая же ты сука, Бён Бэкхён Ли Хёрин. — Завались, Сухо. Нашелся тут защитник униженных и оскорбленных.Воскресенье. 13:10
— Ты реально будешь ждать, Чанёль? — спросил Бэкхён, сидя в кафе у окна, откуда открывался отличный вид на Ангук. — Посмотрим, на сколько тебя хватит. Устроившись поудобнее, юноша начал наблюдать за тем, как через дорогу, стоя на улице, мучается в ожидании Чанёль. Через час Бэкхёна начало уже подташнивать от чая, ещё через час он начал гадать, как быстро Пак превратиться в снеговика, скрывшись под толщей снега, который, не прекращаясь, падал с неба. Еще чуть-чуть, и Бён был готов почти согласится с Чунмёном в том, что Хёрин все же сука. Чанёль всё не уходил, его уже явно трясло от холода, а букет цветов в его руках можно было теперь смело выставлять на выставке ледяных скульптур. С учётом того, что, когда Бэкхён выходил из метро в половине первого дня, Пак уже был на месте, то остается только гадать, во сколько же он пришёл и сколько уже времени провёл на холоде. Что-то в душе Бэкхёна все же начало его грызть за то, что «эта стерва» так и не явилась, заставляя Чанёля мерзнуть и рисковать собственным здоровьем, столько времени проводя на улице. Сегодня Бён не был в образе Хёрин, сегодня он был собой. Сегодня вместо очаровательной зеленоглазой девушки с чуть подкрашенными ресницами и едва заметной линией подводки для глаз, с красивыми волосами и в идеально выглаженной школьной форме, Бэкхён видел в отражении себя: молодого человека с короткими черными волосами, с очками в белой роговой оправе на носу, в потёртых джинсах и тёплом белом свитере. За всё прошедшее время в Сеуле он приучил себя не обращать внимания на воспоминания, не оборачиваться назад, не реагировать на, казалось бы, позабытый взгляд друга. У него была чёткая цель, которая требовала жертв, и Бён был уверен, что готов на них. Но с каждым днём, проведенным в школе, каждый раз пытаясь оттолкнуть Пака как можно дальше, он где-то на задворках сознания, где-то очень глубоко в своей душе, начинал себя презирать. Возможно, сегодня — лишь сегодня — он позволит себе чуть больше. Ведь никто же не узнает о том, что он всего на несколько часов позволил себе эту слабость, а на следующий день всё будет как раньше. Но сегодня он побудет тем, у кого за спиной множество теплых воспоминаний из прошлого. В том числе и воспоминаний из детства о лучшем друге, с которым пришлось расстаться, но не забыть. Бён прекрасно помнил то время, когда он, рыдая, умолял родителей не уезжать, а через некоторое время, всё так же громко плача и стоя на коленях, просил разрешения хотя бы позвонить своему другу, просто услышать его и быть уверенным, что с ним всё хорошо. Он бесчисленное количество раз слышал резкий отказ в своей просьбе. Даже спустя время разрешения он так и не получил, а потому запрятал те воспоминания глубоко в своём сознании, со временем отказавшись от идеи связаться с другом, стараясь не обращать внимания на ту тоску, которая грызла его изнутри, когда он был там, далеко в другом городе. В городе, который, по мнению маленького Бэкхёна, был другим измерением, которое находится не за несколько сотен километров от его друга, а в совсем другой реальности. В той реальности, где не было его улыбчивого, доброго и заботливого тонсена, с вечно ободранными коленями и чуть ли не всего заклеенного пластырями. Сегодня он был тем маленьким Бэкхёном, которого в детстве так яро защищал Чанёль от всего на свете, которого так крепко прижимал к себе, когда он начинал плакать по малейшему поводу, а, возможно, и без него. Сегодня он был тем, кто нежно перебирал волосы Пака, пока тот спал на его коленях, утомлённый после суматошного дня игр и бесконечной беготни. А сам Бён в тот момент обещал спящему ребенку, что он, Бэкхён, в будущем будет отличным, сильным и смелым хёном, и тот будет им гордиться. Он был тем, кто просто до безумия был рад тому, что в его жизни есть такой ещё маленький, но очень важный для него, близкий и родной человек, как Пак Чанёль. — Чанни, — сорвалось с губ Бэкхёна, но он тут же закрыл глаза, силясь отогнать ненужные воспоминания, которые заставляли внутри что-то болезненно сжиматься. В четыре часа Бэкхён не выдержал и вышел из кафе. Переходя улицу, он всё ещё сомневался в том, что ему сделать: просто уехать, чтобы не видеть, чем всё закончится или же… — Что? Тоже не пришла? — спросил Бэкхён, подойдя к Чанёлю. Тот лишь грустно на него посмотрел в ответ, не переставая дрожать. Только сейчас Бён заметил, что Пак одет явно не по погоде. «Дебила кусок, ты бы хоть прогноз погоды посмотрел, перед тем, как выходить» — подумал Бэкхён. — Вы с ней здесь договорились встретиться? — не унимался Бён. В ответ Пак лишь кивнул, видимо, говорить он уже был не в состоянии. Кажется, стук его зубов слышала вся улица. — В котором часу? — В час, — ответил Чанёль, при этом стараясь не сильно стучать зубами. — Оу, боюсь, тогда у меня плохие новости. Она не придёт. Сейчас уже начало пятого, — сказал Бэкхён, похлопав парня по плечу. — Я знаю, — тихо ответил тот, шмыгнув носом, заставляя тем самым Бэкхёна ещё чуть больше согласиться с Чунмёном. — Слушай, меня тут тоже «прокатили» со свиданием, так что, если ты не против, пойдём куда-нибудь? Тебе это явно нужно, а мне всё равно теперь нечего делать. — Пойдём, — немного подумав, все так же тихо ответил Чанёль. — Меня Бэкхён зовут. Бён Бэкхён, — представился юноша, за что сразу же получил внимательный, точнее, больше изучающий взгляд Чанёля в ответ, который на мгновение заставил парня напрячься. — Пак Чанёль, — после непродолжительного молчания ответил юноша. Дальше парни молча направились в ближайшее кафе, отогреваться от холодной улицы, по дороге избавившись от уже ненужного букета — Чанёль просто впихнул его в руки какой-то проходящей мимо девушке, у которой день тоже явно не заладился, судя по опущенным плечам и тяжелой походке. Пак просто подошёл к ней и отдал букет со словами: «Такой красивой девушке не следует грустить. У тебя всё будет хорошо, не расстраивайся» и пошёл дальше, а девушка, еще немного посмотрев вслед Паку и улыбнувшись, чем вызвала укол необоснованного недовольства Бэкхёна, пошла своей дорогой. Завалившись в кафе, парни сели в самый дальний угол и, заказав себе горячие напитки, стали просто осматриваться по сторонам, не зная, с чего начать разговор. Точнее, это Бён смотрел по сторонам, а Чанёль изучал взглядом самого Бэкхёна. — Эм…- неуверенно начал Чанёль, привлекая внимание юноши. — А ты… учишься в школе ещё? — Да, иначе почему, ты думаешь, мы сидим в кафе и ждём безалкогольный глинтвейн? При другом раскладе мы бы сидели в каком-нибудь баре и безбожно напивались, топя горе от неудавшихся свиданий в алкоголе, — улыбнувшись, ответил Бён. — Мне семнадцать. А ты? Думаю, ты тоже ещё школьник. — Да, ты прав. — Может, расскажешь о себе? Надо же нам как-то завязать разговор. — Нечего рассказывать. Мне тоже семнадцать, учусь в школе, живу с отцом, играю в компьютерные игры, тусуюсь с друзьями, иногда играю на гитаре и… и… и я больше не знаю, что сказать. Никогда не умел рассказывать о себе. — Маленький словарный запас… читай больше книг, развивай воображение, — поучительным тоном ответил Бэкхён. — Ты сказал, что живешь с отцом. А мама где? — Она погибла десять лет назад в автомобильной аварии, — ответил Чанёль, переводя свой взгляд с Бэкхёна на окно, за которым был снегопад. — Я совсем не помню её. Только видел на фотографиях. — Мне жаль, — тихо сказал Бэкхён. — Все в порядке, слишком много времени прошло. Да и, как я уже сказал, я её не помню, я вообще ничего не помню до восьми лет. Мама была не одна в машине, а со мной. Папа сказал, что мы ехали навестить родственников, но встретился пьяный водитель. Мама погибла на месте, я провёл полгода на больничной койке. Врачи говорили, что память вернётся, но она так и не вернулась. — На самом деле это очень грустно. Не помнить себя, маму — это ужасно. — У меня есть папа, друзья и моя Хёрин. Мне большего и не надо. — Хёрин? Это та девушка, которая не пришла? Расскажи о ней. Мне интересно, почему ты ждал столько времени, зная, что она не придёт? — сказал Бэкхён, и тут же добавил, как бы извиняясь за своё любопытство, — Моя девушка, например, просто заболела. Бэкхён сам не знал, зачем спросил, просто ему вдруг стало необходимо знать, какой видит Хёрин Чанёль. Почему он столько ждал на морозе? — Тёплая, — тут же выдал Чанёль, чем немало удивил собеседника. — Прости, что? — удивлённо переспросил юноша. — Она тёплая, — повторил Пак, — Когда вижу её, становится как-то по-особому тепло, её хочется защищать постоянно, от всего. В ней есть что-то такое, из детства, что-то родное и очень-очень тёплое. Мне кажется, она напоминает мне маму. В голову приходит сравнение с тем, как после долгого дня беготни, игр, засыпаешь рядом с кем-то родным, а этот человек просто ласково перебирает твои волосы, радуясь просто тому, что ты есть в его жизни. Я готов на всё, лишь бы она всегда улыбалась, потому что когда она улыбается, мне становится легче дышать. Видимо, поэтому рядом с ней я прикидываюсь дурачком-простофилей, но когда я так делаю, она улыбается, скрывая это, но глаза её выдают, а иногда, совсем незаметно, но уголки её губ приподнимаются. Она редко улыбается, большую часть времени грустит, по ней это не заметно, но я почему-то уверен, что ей очень тяжело и грустно. В её жизни явно было что-то плохое, страшное и болезненное, и я хочу, чтобы она перестала об этом думать, я хочу, чтобы она жила с улыбкой в глазах, а не с болью. «Заткнись. Заткнись, Пак, чёрт тебя дери, Чанёль» — судорожно думал про себя Бэкхён. Он скучает. И сейчас он ощутил это так остро, как никогда раньше. Бэкхён безбожно скучал по своему другу. Как бы он ни старался забыть, стереть из памяти, отказаться от уже не нужных воспоминаний о его детстве, у него это не получалось. И, слушая слова Чанёля, все те воспоминания, которые были запрятаны на самое дно его сознания, одно за другим начали всплывать, напоминая о том, как сильно он был привязан к своему другу и как на самом деле он тоскует по нему даже сейчас. Как бы сильно он ни ненавидел Пака-старшего, на самого Чанёля эта ненависть не распространялась. Бэкхён не мог, да и не хотел винить Чанёля. Во-первых, он действительно был не виноват, а во-вторых, Бэкхён всё еще помнил их детство и тот день, когда его семья покидала Сеул, уезжая на машине в сторону аэропорта, а маленький Чанёль бежал вслед за машиной, захлебываясь слезами и умоляя Бэкхёна остаться с ним. И если закрыть глаза, Бэкхён видел всё как наяву, как тот бежит, затем падает, раздирая колени в кровь, а, поднявшись, вновь бежит за машиной, не переставая звать его. А если прислушаться, то в ушах все ещё стоял тот крик «Бэкхён! Вернись, не оставляй меня одного. Пожалуйста, хён!.. Бэкхён… Бэкхён… Бэкхён» — Бэкхён! — А, — очнувшись от воспоминаний, откликнулся Бён. — Прости, задумался. Ты что-то спрашивал? — Ты пить будешь? — переспросил Чанёль, взглядом указывая на кружку с горячим напитком, которая стояла перед Бэкхёном. — Да. Да, конечно, — поспешно ответил юноша, хватая кружку и делая большой глоток, но не рассчитал, насколько напиток был горяч и, как результат, обжёгся. С трудом проглотив напиток, Бён высунул язык, при этом махая на него рукой, чем вызвал тихий смех своего собеседника. — Обжёгся? — спросил Чанёль, а, получив согласный кивок в ответ, Пак чуть нагнулся вперёд и начал дуть на обожжённый язык, помогая остужать горящий участок кожи. От подобного действия Бэкхён даже перестал махать, недоумённо застыв с широко раскрытыми глазами и ртом, смотря практически в упор на Чанёля. — Лучше? — через несколько секунд, показавшихся Бёну вечностью, спросил Чанёль. — А. Да. спасибо, — сконфуженно ответил юноша, при этом отводя взгляд. — Теперь твоя очередь. Расскажи о себе, — сказал Чанёль. — Ну, родителей у меня, фактически, нет. Папа умер четыре года назад, а мама в психиатрической клинике, из родственников у меня только бабушка осталась и дядя с семьей. — Прости. — Ничего, я уже свыкся. Не радужный у нас с тобой разговор выходит. Может, сменим тему? Ты сказал, что любишь компьютерные игры. А какие именно? У меня вот не получается играть, как бы я ни старался. Геймер из меня никудышный. Остаток вечера прошёл в непринуждённой обстановке, за разговорами обо всём и ни о чём одновременно. Парни, не сговариваясь, больше не затрагивали тему своих семей и неудавшихся свиданий, девушек, которые «не пришли», чему несказанно радовался Бэкхён. Под конец незапланированного знакомства телефонные книжки парней пополнились ещё одним номером.***
— Чунмён, давай встречаться? — с порога предложил Бэкхён в образе Хёрин, открывая дверь кабинета школьного совета, три месяца спустя после его «знакомства» с Паком на станции Ангук. — Спасибо, но нет, я ещё не собираюсь прощаться с этим миром, — не отрываясь от изучения бумаг, ответил Чунмён. — С чего это? — удивлённо спросил Бён, заходя в кабинет, не забыв плотно прикрыть за собой дверь. — Прости, «с чего» что именно? С чего — нет, или с чего я не собираюсь умирать от рук Чанёля? — Да всё вместе. Чунмён, ну, пожалуйста, мне очень надо, — не сдавался Бэкхён. — Бэкхён, если я начну с Хёрин встречаться, мне Чанёль яйца оторвёт и съест за завтраком, не забыв хорошенько их прожарить и приправить специями. А я не хочу ещё прощаться с ними, они, так сказать, дороги мне не только как память. Найди кого-нибудь другого. — Не вариант, кого-нибудь другого Чанёль сожрёт живьем на месте, не церемонясь с готовкой. — А в чем, собственно, дело? На кой-тебе вдруг парень понадобился? — Ну, вот смотри, я — красивая, очаровательная, милая девушка, а за всё время, что я здесь учусь, у меня даже одного свидания не было. Я тоже хочу сидеть в столовке с девчонками и обсуждать подарки, сколько мы с ним проговорили по телефону за вечер, и куда пойдём на выходных, а ещё как классно с ним целоваться и, возможно, мы скоро зайдём дальше поцелуев. Мне нужен парень, а кроме тебя, ко мне Пак и раньше-то никого не подпускал, а в последнее время вообще озверел. За примером даже ходить далеко не надо: сегодня ЧунХён позвал меня посидеть вечером в кафе, мы с ним договорились на семь, а буквально двадцать минут назад он ко мне подошёл, белый как сама смерть, ну или как ты с утра, так же, в общем, дерьмово выглядел. Так вот, он ко мне подошёл и сказал, что сегодня никак, у него какие-то планы резко нарисовались, и он не может, и вообще как-нибудь в другой раз. — Ну, может у него и вправду какие-то важные дела? — осторожно сказал Чунмён, при этом что-то активно ища в компьютере. — Нет! Потому что как только он мне всё это выложил, то сразу же свалил, а уже через пять минут я в окно сама видела… — Сам видел. — Без разницы, так вот, я видел, как он шёл с опущенными плечами, а рядом с ним шёл Чанёль и похлопывал его по спине. Вот мне слабо верится, что он утешал его по поводу обломившегося свидания. Поэтому, Сухо, защитник ты наш доблестный, защити мою честь и встречайся со мной. Надо мной скоро уже вся школа смеяться будет, за всё то время, что я здесь, у меня даже одного захудалого свидания не было. Я уже не могу слушать эти перешептывания за спиной и то, каким надменным взглядом на меня смотрят девушки, у которых есть молодой человек. — Вот, держи, — сказал президент, протягивая лист бумаги. — Доктор Чжан? — прочитал Бён. — Кто это? — Психиатр, как говорят, очень хороший. — Ты вообще страх потерял? — спросил Бён. — Бэкхён, если ты забыл, то я тебе спешу напомнить, у тебя дешёвый парик, сиськи накладные и член между ног. Ты не должен сидеть в столовке с девчонками, обсуждая всю эту хрень. И, вообще-то, ты не сидишь в столовке с девчонками, никогда не сидел, да и не в столовке, кстати, тоже. — А если бы у меня был парень, то мог бы и сидеть, да и парик ни черта не дешевый. Мён, я хочу романтики и отношений, моё маленькое нежное сердечко требует заботы и любви, — предпринял Бэкхён свою последнюю стратегию в вопросе уговоров Чунмёна. — Ты сейчас про тот мелкий черствый кусок биомассы в твоей груди? Да я в Санта Клауса быстрее поверю, чем в то, что эта штуковина внутри тебя способна хоть что-то чувствовать, — сказал Ким, за что сразу же получил мягкой игрушкой в лицо, а до слуха донеслось тихое: «мудак». — Откуда он у нас? — спросил Сухо, взяв в руки ту самую игрушку, которая только что прилетела ему в лицо — ей оказался плюшевый медведь с красной атласной лентой на шее. — Не твоё дело, — тут же ответил Бэкхён, вырывая медведя из рук друга и нежно прижимая его к себе, мягко поглаживая плюшевую шерсть. — В этой школе есть нормальные парни, в отличие от вас, двух мудаков, отравляющих мне жизнь. — Ну, так и встречайся с ними! — Не могу, — тихо сказал Бэкхён, отворачиваясь от друга и направляясь к своему рабочему месту. — Ли Хёрин, зайдите в кабинет директора, — вдруг раздалось по громкоговорителям школы. — Это ещё с чего? — Не смотри на меня, сам не в курсе. Иди, потом расскажешь. Посадив игрушку на свой стол, Бён направился в кабинет директора, на ходу бросив другу: «Не смей трогать моего Ёли». Бэкхён отсутствовал час пятнадцать, и за это время Чунмён у себя в голове уже успел состроить тысячу и одну отмазку на тему: «В душе не знаю, почему Хёрин вдруг оказалась сыном бывшего директора школы. И нет, мы не родственники, ну, может, очень-очень дальние. Я его вообще впервые вижу, классным журналом клянусь!». Но открывшаяся дверь рассеяла все опасения президента школьного совета. Точнее, едва не слетевшая с петель дверь, а затем и влетевший в комнату Пак Чанёль. Как маленький Бэкхён смог зашвырнуть Пака в кабинет, Сухо так и не понял, но факт оставался фактом. Чанёль в кабинет именно влетел, а за ним зашла злая, как тысяча чертей, Ли Хёрин с какими-то бумагами в руках. — Хёрин, — осторожно начал Чанёль, но быстро передумал что-либо говорить под грозным взглядом девушки. После этого в кабинете установилось напряжённое молчание. Чунмён и Чанёль сидели на своих местах, боясь лишний раз издать малейший шум, а Бён ждал этого шума, ему срочно надо было на кого-то наорать, но как назло повода никто подавать не хотел. За полтора года уже все в курсе были, что, когда заместитель президента школьного совета не в духе, лучше её обходить стороной, желательно, через соседние планеты. К тому же все были осведомлены, что девушка изучает хапкидо, прецедентов физического насилия, конечно, не было, но рисковать никто не решался. Всем хватало морального издевательства над личностью от Ли Хёрин. — Ну, почему я? — вдруг спросила Хёрин, нарушая затянувшееся молчание — Это был риторический вопрос, Пак. Сиди молча, если жить хочешь. Чанёль лишь согласно кивнул и продолжил ковырять пальцем пол кабинета школьного совета, при этом слегка раскачиваясь, так как встать и пересесть на стул с момента своего влёта в кабинет так и не решился. Хёрин же всё это время просидела за своим столом, гипнотизируя календарь на стене. — Слушай сюда, — ещё через какое-то время нарушила тишину в кабинете Хёрин. — Сегодня же пойдешь в магазин и купишь вот эту книгу, — на этих словах девушка быстро написала на листке название книги и отдала его Чанёлю, — Сегодня у нас среда, к понедельнику ты читаешь её всю, от и до, непонятые моменты помечаешь. В понедельник после занятий ты приходишь сюда, и мы начинаем заниматься, занятия будут проходить сразу же после уроков по понедельникам, средам и пятницам. Если все понял, молча покачай головой и вали отсюда. Энергично кивая, Чанёль встал с пола и постарался как можно быстрее покинуть кабинет. Со стороны это выглядело, будто он пытается научиться телепортироваться, и у него явно в этом есть успехи. Сухо, даже не дожидаясь, когда Пак покинет кабинет, откинул бумаги, с помощью которых последние десять минут активно делал вид, что работает, и выжидающе уставился на друга. — Этот… — только начал Бён, как его прервал Чунмён. — Который, старший или младший? — Оба. Смотри, — сказал Бён, передавая президенту бумаги, с которыми вошёл в кабинет, и которые, как оказалось, до сих пор держал в руках. — Это результаты последних контрольных Чанёля по английскому. — Впечатляет, — резюмировал Сухо. — Ты тоже впечатлён тем, что этому кретину удалось доучиться до третьего класса с нулём по английскому? — Да, и, насколько я вижу, тут все очень-очень печально. — Да, Чанёль не просто ошибся в ответах, он даже не понял сути заданий. Может, наугад ответы понаставил? — Боюсь, что нет, он действительно пытался ответить правильно, иначе бы он не делал бы столько исправлений. И суть проблемы, я так понимаю, в том, что тебе, — тут Чунмён сделал глубокий вдох и продолжил голосом, подозрительно точно походящим на голос директора школы, — как лучшему в нашей школе знатоку этого языка, победителю многих олимпиад, как школьных, так и внешкольных, надо его подтянуть. — Бинго, — щелкнув пальцами, ответил Бён, — правда, с маленькой ремаркой: мне надо его дотянуть до уровня Национального Сеульского университета. На другой вариант его драгоценный папочка не согласен. — Ну, в принципе за год… — только начал было Чунмён. — Я тебе кто, Гендальф? Магистр Йода? Гарри Поттер? — Скорее уж Волан-де-Морт, Саурон и Император в одном лице — себе под нос прошептал Сухо. — Я каким, блять, образом должен это сделать?! За Императора, кстати, спасибо, за всё остальное потом уши надеру. У меня нет кольца Всевластия, я не могу запихнуть свои мозги ему в голову, и магия вне Хогварста запрещена. А за год с его уровня до уровня Национального не дотянуть, даже если заниматься сутки напролёт весь год. У меня нет на это времени! И это если даже не учитывать тот факт, что за всё время, которое мы изучали этот язык, его знания настолько плачевны, что он даже элементарное предложение не может прочитать и перевести! — Ну, откуда ты… — Проверил. Ты думаешь, где я час шлялся? В истерике бился где-то в углу кабинета директора? — Да, — не задумываясь над ответом, ответил Чунмён. — Да пошёл ты! — на этих словах Бён взял свою сумку и вышел из кабинета, не забыв при этом гневно хлопнуть дверью.***
Тем же вечером телефон Бэкхёна начал разрываться от входящих звонков. Сначала Бён думал просто их игнорировать, но на пятнадцатом звонке его неокрепшая нежная психика дала трещину размером с Марианскую впадину и, выговорив телефону всё, что Бён сейчас думает о Чанёле, парень все же отвечает на семнадцатый по счёту звонок. — Да! — Бэкхёёён, — раздался в трубке жалобный голос Пака. — Молю, спаси меня. Только ты мне сможешь помочь, на тебя вся надежда. Мне больше не к кому обратиться. — Что случилось? — без капли энтузиазма в голосе спросил Бён. — Мой отец хочет, чтобы я поступил в Сеульский, а для этого надо сдать английский, а я ни черта в нём не шарю. А папа договорился с девушкой, которая мне нравится, что она меня подтянет, она дала книжку, которую я должен прочитать и отметить то, что я не понял, но я вообще всё там не понял. Бэк, спаси меня, она меня и так за человека не считает, а если ещё и это? Бэкхён, прошу, умоляю, ты же знаешь английский, помоги, — чуть ли не плача, говорил Чанёль. — Прости, у меня у самого времени нет. Я бы помог, но не могу, — ответил Бэкхён, не забыв при этом изобразить вздох, полный раскаяния. — Ясно, прости, что побеспокоил. Пока, — тихо проговорил Пак и сразу же завершил разговор. А Бэкхён так и остался сидеть с трубкой у уха, смотря в зеркало на себя самого. — Ну, почему Хёрин может ему сказать «нет», а я не могу? — тихо спросил Бён у зеркала. — Манипулятор хренов. Ещё немного в таком темпе, и я точно заработаю раздвоение личности. Посидев ещё немного в таком положении и поразглядывав своё отражение, Бён разблокировал телефон и быстро набрал сообщение, при этом активно убеждая себя в том, что это всё ради мести, а не потому, что он хочет помочь Паку. Перечитав сообщение, в котором было короткое: «Жду тебя» и адрес квартиры Бэкхёна, он нажал кнопку «отправить», а уже через минуту пришел ответ: «Буду через полчаса», а следом пришло: «Ты лучший на свете хён». — Ты даже представить себе не можешь, Чанни, как ты ошибаешься, — грустно улыбнувшись сказал Бён, начав убирать всё, что может натолкнуть Пака на мысль о том, что в этой квартире живёт кто-то помимо самого Бэкхёна. В принципе, этот звонок его мало удивил, он, можно сказать, ждал его. Дело в том, что с момента их первой встречи ещё тогда, в декабре, парни довольно сблизились в общении. Чанёль мог позвонить Бэкхёну и начать разговор, который, как правило, растягивался на несколько часов. Также он мог предложить просто встретиться на выходных, а Бён в свою очередь не отталкивал его. Просто твердил себе, что всё это только ради мести. План мести Бэкхёна был до безобразия прост: Хёрин, пока работает в школьном совете, копает под директора, собирая на него малейший компромат, а под конец третьего года она обнародует все накопленные материалы. И уже сейчас собранных материалов было достаточно, чтобы на долгий срок запихнуть старика за решётку, но как говорится «тише едешь — дальше будешь». Роль Чунмёна заключалась в том, чтобы не задавать вопросов, не лезть в это и просто закрывать на всё глаза. Роль самого Бёна изначально не была запланирована, но со «знакомством» появилась и она. Суть её сводилась к тому, чтобы привязать к себе Чанёля и затащить его в постель. Новость о том, что сын директора Пака гей, будет последнем гвоздем в крышке гроба директора школы. Конечно, был вариант того, что Чанёль до мозга кости натуральный натурал, но в двадцать первом веке различных препаратов существовало великое множество на все случаи жизни, найти подходящий — не большая проблема. Большей проблемой всего плана мог стать сам Бэкхён и его привязанность к старому другу. Но пока что он смело игнорировал это, ссылаясь на то, что это всего лишь минутная блажь и толика воспоминаний из прошлого. А тот факт, что Чанёль своим растерянным взглядом, веселым смехом или, не приведи Бог, печальными глазами мог из Бёна веревки вить, наглухо игнорировался и в расчёт вообще не принимался. Пак приехал, как и сказал, ровно через полчаса, и первое, что услышал Бён, открыв дверь — это громкий «чих». — Ты ещё и заразить меня решил, — сказал Бэкхён, отходя в сторону и позволяя гостю пройти в квартиру. — И это твоя благодарность? — Прости, хён, — сказал Чанёль, опустив взгляд на свои кроссовки. — Знаешь, я бы, может, поверил в то, что тебе стыдно, но Пак, мать твою, прекрати так довольно улыбаться. — А я тортик принес. «Лучше бы ты принёс свои давно потерянные мозги» — подумал Бэкхён, беря торт и параллельно отмечая, что его друг опять, в который уже раз, одет не по погоде. — Чанёль, я тебе обещаю, что в ближайшие выходные мы с тобой пойдём в магазин за новой курткой. Ты себе воспаление легких заработать хочешь? — отчитывал Бэкхён Чанёля, пока тот раздевался. — Хён, ты такой заботливый, — ответил Пак, пытаясь обнять хозяина квартиры. — Правда, у меня самый лучший хён на свете. — Окей, подхалимаж засчитан, ты прощён, но куртку мы тебе всё равно купим. Кстати, а ты чего это в школьной форме? — Я ещё не был дома, — сказал Чанёль, и все-таки обнял со спины своего хёна, — Сразу же после школы пошёл в магазин, так там и остался, пока пытался разобраться с книжкой. — И что мне с тобой делать? — со вздохом спросил Бэкхён, при этом подняв руку и потрепав Пака по волосам. — Ты есть будешь, голодный ведь, наверное? — Я тортик принес, — довольным голосом сказал Чанёль, зарываясь носом Бэкхёну в волосы. — От тебя вкусно пахнет. — Пойдем, покормлю тебя и, Чанёль, ради Бога, отлипни от меня, — пытаясь скрыть улыбку, ответил Бэкхён. — Нет, так теплее. — Пак Чанёль, быстро отпустил меня, надел тапки и телепортировался на кухню, — честно пытаясь быть строгим, сказал Бён. Сам Чанёль на это лишь сильнее сжал в объятиях Бэкхёна и подтащил его к месту дислокации тапок, а, надев их, тихо выдохнул в затылок другу: «Где кухня?». Бэкхён лишь махнул рукой в сторону искомого помещения. Сказать как-то не получилось из-за вдруг пересохшего горла. Бэкхён постарался себя убедить в том, что горло просто пересохло, так бывает, и Чанёль со своим шёпотом тут абсолютно не при чём. Выходило откровенно хреново. В голове всё же зародилась мысль о том, что, если бы Пак спросил не о месте нахождения кухни, а где, например, находится кровать, то Бён бы ему уже и рассказал, и показал, и карту бы для верности нарисовал. Да и ещё, зная ориентацию друга, выдал бы инструкцию о том, что, куда, и зачем вставляется. Бэкхён всю жизнь старался не врать себе, а потому пришлось признать свою не совсем нормальную ориентацию, по общепринятым меркам «нормальности». Но сам он ничего особо криминального в этом не видел. В конце концов, у всех были свои недостатки: кто-то жил тем, что преследовал знаменитостей, кто-то увлекался зоофилией, кто-то марки собирал, а кто-то был бисексуалом Бён Бэкхёном. Опыта в отношении с парнями, конечно, у него, в его не полные восемнадцать лет, было катастрофически мало, точнее — его вообще не было, но смириться с мыслью, что его все же заводят парни, пришлось. А еще пришлось признать и то, что Пак Чанёль входит в круг тех, кто «заводит». Не то что бы при виде Чанёля у Бэкхёна «плавно разъезжались ноги, а тело старалось принять горизонтальное положение», но переспать с Паком Бён был бы не против. А то, что от вида грозного Чанёля у него колени подгибаются и сразу же становится жарко, он с чистой совестью просто списывал на буйство гормонов: в семнадцать это нормально, когда хочется трахаться практически со всем, что движется, и конкретно сам Пак Чанёль тут абсолютно не при чём. В общем, врать себе Бён не врал, но мозги пудрил знатно. За вечером среды последовал вечер четверга, потом пятницы, потом суббота, затем воскресенье. Пак приходил, Бэкхён ругался на то, что тот снова одет не по погоде, Чанёль тихо смеялся и обнимал друга со спины, зарываясь носом в волосы, а через пару секунд тащил того на кухню и неизменно жаловался на то, что хочет кушать. Так прошли ещё две недели с ежедневными встречами по вечерам. К полному удивлению Бэкхёна, Пак, как оказалось, был вполне способен изучать заморскую речь, а на вопрос: «Какого хрена ты тогда запустил все до такого состояния?», Чанёль лишь улыбался и неизменно отвечал, что его раньше учил не Бэкхён. Бёну это льстило, а ещё льстило то, что на все попытки прекратить занятия Чанёль говорил, что без помощи друга он не справится. А через две недели и три дня от начала занятий Пак не пришёл, и не просто не пришёл, а не написал, не позвонил, не ответил ни на одно смс и даже не поднял трубку ни на один звонок. В тот вечер голову Бэкхёна впервые посетила мысль, а не заигрался ли он в доброго хёна? Когда Чанёль, по пунктуальности которого можно было выставлять время на часах, опаздывал уже на семнадцать минут, Бён перестал гипнотизировать входную дверь и начал гипнотизировать телефон, через двадцать минут он решил позвонить, и только через тридцать пять минут позвонил. Ещё через два часа Бэкхён подумал, что Чанёль на телефон не ответит, через три часа, двенадцать звонков без ответа и шесть сообщений, он в этом убедился. На следующий день будущий труп объявился, коротким смс возвещая о том, что он заболел. Бэкхён решил, что отвечать или же хоть как-то реагировать на сообщение он не будет. Через четыре минуты и сорок две секунды телефон Чанёля пополнился одним сообщением, в котором говорилось, что, если Бэкхён ещё хоть раз увидит его в осенней куртке зимой, то уши самого Чанёля окажутся у него же в заднице так глубоко, что ни один консилиум из патологоанатомов и проктологов их не достанет. Через тридцать секунд телефон Бёна сообщил ему, что он лучший на свете хён. Серьёзно. Чанёль появился на пороге квартиры Бэкхёна уже через неделю, в субботу, с вкусно пахнущей выпечкой и в новой зимней куртке, и плевать, что зима скоро должна закончиться. Бэкхён дрожал, когда Чанёль привычно обнял его со спины. Дрожал, потому что Пак даже не снял куртку, потому что Бён после душа, и то, что Чанёль тихо прошептал ему на ухо: «Ты лучшее, что случилось со мной за последнее время» тут совершенно не при чём. А потом Пак добавил: «Конечно, после Хёрин», и Бён, ответив: «Конечно», ушёл в комнату переодеваться. Чанёль ещё не знал, что примерно через восемь месяцев он больше не будет так считать. Никогда уже не будет.