Пошло оно всё nach...

Нойштедтер чрезвычайно приветлив и весел. Он ведет себя легко и непринужденно, он искренне смеется, пожимает руки Марко и членам съемочной группы, кокетничает с гримершами, с умным видом пялится на режиссера, вдумчиво прислушивается к его словам, понимающе кивает, мол, да-да, конечно, как вы говорите, так мы и сделаем, будем стараться. Марко смотрит на Романа украдкой, мимоходом, исподтишка. Он не желает признаваться, что боится встретиться с ним взглядом и в ту же секунду сгореть изнутри от его улыбки, от его мягких жестов, от его черных глаз – новоявленному представителю «горняков» хватит угля, чтобы испепелить все вокруг своим горячим взором. А Марко-то всерьез считал, что он уже справился. Ни хрена он не справился. И до Рурского дерби остается лишь неделя. Нойштедтер разом очаровал всех на площадке, а Марко стоит в углу и молча хмурится. Это не потому, что «Шальке» на строчку выше в таблице, нет. Это потому что у Романа такая красивая родинка на челюсти, от нее никак не отвести глаз. Глядеть сил нет, не глядеть невозможно – и так и хочется потрогать. Они успешно доиграли сезон в Гладбахе, они общались по телефону – много, много раз, почти ежедневно до отъезда Марко на Евро, а потом и после его возвращения, впрочем, по сути, болтали ни о чем, не затрагивая того, что могло бы вызвать между ними неловкость. А теперь Марко в присутствии Романа время от времени испуганно замирал, ожидая какого-нибудь подвоха. Хотя, казалось бы, ему уже нечего страшиться – куда уж больше, чем он пережил? Роман движется плавно, как пантера, вживую его голос обволакивает, затуманивает, дурманит, а Марко только что шипы не выпускает от вспышек фотокамеры. Эй, Марко, прекрати, не кипишись. Ничего особенного не происходит. Вот это на самом деле и бесит. Должно же что-то произойти, не так ли?.. - Волнуешься? – интересуется Роман. - Перед дерби? А надо? – легкомысленно заявляет Марко и задирает нос. – Принимает «Вестфален», это вам надо волноваться. - Перед съемкой, – обезоруживающе уточняет Нойштедтер. - Нет. Скажу лишь, что Хуммельс выдохнул с облегчением, что дернули не его. Любопытно было бы посмотреть на Романа рядом с Матсом. Черти в аду не смогли бы предугадать, кто кого уделает в этом дуэте по части превращения ближнего своего в соляной столп. А Марко довелось побывать в этой роли. Дважды. Нойштедтер, стоя лицом к стене, переодевается в форменную футболку гельзенкирхенской команды. Марко не может не отметить, что она ему удивительно идет – подходит к его смуглости, к цвету пигмента татуировки на его руке, к его глазам и волосам так, будто он всегда ее носил. А футболка Марко – ярко-желтая, такая же светлая, как и весь он со своим высветленным чубчиком и почти не поддающейся загару кожей – выглядит по-детски. - Хэй! – Роман игриво пихает его в бок локтем, и Марко растягивает губы в вымученной улыбке. Ему не по себе. Все, что отбрасывает тень, насквозь пропитано ложью, верить никому нельзя. Дружеские посиделки в «Доменико» остались в прошлом. Мы планировали провести лето, но оно провело нас. - Смотрите глаза в глаза! – командует режиссер. – Но так построже, повнушительнее, это же поединок. - Мохнатый шмель, – бормочет Роман. Далее неразборчиво, но Марко пробивает на хи-хи. Они не могут глядеть друг на друга без смеха дольше пары секунд, к пятому дублю это ясно даже режиссеру, и он бросает попытки их усмирить. Что ж, так, пожалуй, будет натуральнее. - А я плейбой, а я плейбой, никто не водится со мной, – напевает Марко. - Ройс, черт тебя дери, – Роман фыркает и лихо притискивает его к себе так, что Марко вынужден взирать на него снизу вверх. – Поехали потом ко мне? И шелуха недосказанности слетает. Марко только пару часов спустя осознал, что он успокоился и стал делать то, что велено, лишь когда ему пообещали большой леденец в золотой обертке. А стоило бы продаться подороже! - Да! – хохочет он и на следующем же дубле поддается шутливым заигрываниям Романа, обнимая его со спины, на миг тыкается носом в прикрытый кепкой загривок… и ощущает, как Нойштедтер вздрогнул от этого прикосновения. Неужели он тоже?.. - Попытайтесь устроить ничью, это было бы идеально, – просит режиссер. Марко вспоминает их последний FIFA-марафон и отвечает за двоих: - Да без проблем. Как нефиг делать. - По-другому и не умеем, – поддакивает Роман. Помнит, блин, все-то он помнит. Значит, все-таки было. Все-таки правда. Впрочем, в процессе игры становится легче – надо смотреть не в лицо оппоненту, а на экран. - Кто все эти люди?! – тычет пальцем в футболистов Роман. – Я их в первый раз вижу, в «Шальке» таких рож нет! - А Марио прям вылитый, – удовлетворенно отмечает Марко. – Да и я, чего уж скромничать, похож. - Ага, узнал бы ты себя без своего фирменного хайера, – качает головой Роман, придирчиво рассматривая своих игроков. – Вот это – не я. Это кто угодно, только не я. - Ну, так на то хайер и фирменный, – пожимает плечами Марко. Роман бросает на него задумчивый взгляд. Игра расслабляет и успокаивает. Марко больше не чувствует себя листом бумаги, вырванным из тетради и исписанным мелким курсивом вдоль и поперек. А вот Роман почему-то теряет свою самоуверенность перед объективом. Обычно он гораздо эмоциональнее. Неужели именно сейчас хочет нарушить неписаные традиции и выиграть у Марко? Это не мешает им кричать практически хором – слишком свыклись друг с другом, реакции одинаковы. При счете 2:1 Марко внезапно представляет, каково было бы тогда в душевой, если бы можно было вести себя погромче, они бы так же простонали «Да!» на одной ноте? Черти в аду радостно хлопают в ладоши и кидаются попкорном. Режиссер доволен донельзя и чуть ли не прыгает до потолка. 4:4 – это идеально для промо восьмого тура Бундеслиги, нарочно не придумаешь. Роман и Марко жмут руки и позволяют сфотографировать себя со всех сторон. Марко разваливается на меховом пуфике, Роман напротив, устало сгорбившись, наклонился вперед. - Фффух! – он сдергивает кепку и начинает ей обмахиваться. – Ну что, едем ко мне? - Едем, – соглашается Марко. В комнате жарко от осветительных приборов и большого количества народа. Подойти бы сейчас к занавешенному тяжелыми черными шторами окну, открыть его нараспашку, впуская холодный октябрьский воздух… Кажется, мысли Романа заняты тем же, потому что он тянется снять с себя футболку. - Не снимай, – говорит Марко. Роман оборачивается к нему и удивленно поднимает брови: - В смысле? - Мне нравится, как форма «Шальке» на тебе сидит. Тебе очень идет. Оставь. Нойштедтер словно взвешивает его слова на невидимых весах: сколько в них правды, сколько в них шутки. Но и у самого Марко нет ответа на этот вопрос. Ему просто приятно думать о том, что они теперь по разные стороны баррикад. От этой мысли как-то проще воспринимать Романа немного отчужденно, не как некогда близкого друга, а как человека, которого только начинаешь узнавать: сначала по лицу и по имени, затем по голосу и по движениям. Марко встает и идет к холодильнику за минералкой. У несчастных рекламщиков там нет ничего более калорийного, чем минеральная вода спонсорской марки в бутылках двух видов – побольше и поменьше. - Ты сегодня странный, – заявляет Нойштедтер ему вслед. Марко не торопится объяснять, что он имел в виду. Вместо этого он медленно, осторожными глоточками цедит минералку. - Разберемся, кто круче, наедине и до дерби, – роняет он в конце концов. - Обязательно. – Нойштедтер просительно протягивает руку к бутылке, и Марко пристально следит, как Роман жадно допивает ее ледяное и кристально прозрачное содержимое до дна, но в результате становится от этого только темнее и горячее. - Не снимай футболку, – повторяет Ройс. - Жарко, – кривится Роман и высовывает кончик языка, поддразнивая. - Я хочу сделать это сам, – вздыхает Марко. – Так что едем к тебе как можно скорее.