Пошло оно всё nach...

- Я его ненавижу, – говорит Марко, пялясь в телевизор. По идее, раз так бесит, то логичнее не смотреть, но отвернуться было выше его сил. Огромный экран занимает чуть ли не всю стену, а больше глазам деваться некуда. Если только в окно, но там нет ничего интересного, на что можно было бы отвлечься. Идет семьдесят вторая минута матча Германия – Словакия, и вместо Жерома Боатенга выходит Бенедикт Хёведес, а Дракслера меняет Лукас Подольски. - Где-то я это уже слышал, – вздыхает Марсель Форнелль. Марко не считал, сколько раз сегодня произнес «Я ненавижу его», имея в виду Юлиана Дракслера. До начала игры Ройс держал себя в руках. Пока эксклюзивный платный футбольный канал показывал, как разминается Мануэль Нойер, а Марио Гётце картинно тискается с Анн-Катрин, стоящей возле заграждения в компании выделенного специально для нее сопровождающего волонтера, Марко ни разу не хмыкнул. Но на гимне, когда камера скользила по лицам спортсменов на поле и обнявшихся запасных и тренеров, прошептал «Там должен был быть я». Во время командной фотографии Нойер покровительственно положил руку на плечо Юлиана Дракслера, и Марко выплюнул сочное: - Ненавижу! - Шалькеров? – переспросил Марсель, отследив его взгляд. – Кого-то конкретно или всех коллективно? И бывших в том числе? Камера отъехала, переключаясь на зрителей на трибунах. - Не настолько он бывший, – процедил Марко. - И ты их всех ненавидишь? Марко никак не мог найти слова, чтобы описать свои чувства. Конечно, все шалькеры тут ни при чем, да и в глубине души, под толстым слоем отчаяния и разочарований, все-таки гнездилась гордость за национальную команду, так что при некотором старании можно было бы абстрагироваться и смотреть матч просто в качестве болельщика. Если бы не Юлиан Дракслер, регулярно появляющийся в объективе. На первых минутах на нем грубо сфолили, и у Сами Хедиры был отличный шанс открыть счет. Потом Тони Кроос подавал угловой, и Дракслер побежал в штрафную. Черные палочки единичек на сверкающе-белой ткани футболки буквально выжгли у Марко на сетчатке незаживающие кровоточащие раны, и он даже не сразу сообразил, что Боатенг забил – мастерски вколотил мяч в нижний угол, пробив и защиту словаков, и вратаря, угадавшего направление, но не успевшего к мощному прострелу. Стадион в Лилле, неравно разделенный на ослепительно солнечную и затененную сторону, ликовал, когда Марко уже осознанно, протягивая гласные, повторил: - Неее-наааа-вииии-жуууу… Пока Марио Гомеса валяли по штрафной соперника, а Месут Озил запарывал пенальти, перед внутренним взором Марко непрерывным потоком проносились воспоминания о том, как они с Дракслером всю подготовку к Евро-2012 так или иначе срались. Единственный, кто не замечал, что их подколки быстро перешли грань шуточных подъебов и откровенно перерастали в прямые оскорбления, был Йоахим Лёв. Тогда Марко в шутку бросил Андре, что место в команде будет только для одного из них – либо для него, либо для этого школьника, и вот поди ж ты, все так и вышло. Дракслера отцепили от сборной, и он поехал не в Польшу, а сдавать выпускные экзамены. За эти слова судьба отыгралась на Марко через два года перед чемпионатом мира в Бразилии. Другое дело, что срались они и после мундиаля не менее горячо, а то и с большим энтузиазмом – ровно до того момента, когда дошедший до ручки от туповатой брани Марко не заткнул Дракслеру рот самым действенным способом – поцелуем, и результат превзошел все его ожидания. Открывшееся поражало. Оказывается, Юлиан мог быть мягким, уязвимым, покорным… и даже веселым. На фоне него Ройс внезапно ощутил себя сильным и уверенным в правильности своих действий, не ведомым, а ведущим. До чего же странно, что в нем это вызвал именно Юлиан, а не те, кого Марко обожал до потери пульса и знал до мельчайших складочек в паху. В конце концов, со временем собачиться они перестали, но в полной мере любить друг друга так и не начали, скорее, привыкли к очевидным плюсам недолгого сосуществования и держали своеобразную дистанцию. Похоже на нечто вроде подписания мирного соглашения против кого-то третьего, правда, в их случае неясно, против кого. Они сходились-расходились на один вечер, плавно перетекающий в утро, по предварительной договоренности, мягко смахивающей на необязательное к исполнению расписание. И, что удивительно, тогда Марко этого как раз и не хватало – прекратить докапываться и врастать в другого человека с корнями. Он позволял Юлиану быть чужим и недопонятым, да и сам не раскрывался нараспашку, а лишь давал посмотреть на себя в щелку. Он спокойно отвечал Юлиану «Нет, не могу» и без трагедий слушал «Не получается». Он не подсел на группы из плейлиста Дракслера, не перенял от него ни одного слова-паразита и ни разу не поймал себя на желании напялить какую-нибудь из его шмоток, хотя размеры у них почти совпадали. В свою очередь, Юлиан не предлагал ему «пойти прогуляться, проветриться и побыть на людях», чем некогда грешил Марио, не вел заумных бесед о прочитанных книгах и просмотренных фильмах в отличие от Матса, не зависал на полчаса от невинного прикосновения, как Андре. Юлиан заразительно смеялся над всеми шуточками Марко – от заезженных еще дедушкой до свежих и от пошлых до иронично-тонких, с затейливой игрой слов, которые из-за языка не всегда понимали Пьер или Роберт. Особенно импонировало то, что никто об их закулисной связи не знал, поэтому им не нужно было вольно или невольно работать на публику. Каждый из них оставался самим собой, не образуя никакого общего «мы» с вытекающими из этого сложностями. Их отношения были напрочь лишены футбольного соперничества. Идиллия из редких встреч и дежурных телефонных звонков продлилась до сборов перед Евро, когда стало понятно, что Марко пропустит турнир. Тень переползает поле, накрывая его целиком. Бутылка безалкогольного пива в руке Марко постепенно пустеет. Германия давит, развивая успех от быстрого гола. Все идет по накатанной. Томас Мюллер в очередной раз не забивает на Евро, Озил тоже стабильно мажет, Нойер чудит на выходах из штрафной, на лавке как ни в чем не бывало милуются Швайнштайгер и Подольски, Гомес падает на траву от малейшего дуновения ветра, а Юлиан Дракслер методично закрывает фланг резвыми проходами. Он дважды за минуту бьет по воротам, оба раза левой, но первый удар блокируют, а второй идет мимо. Юлиан в прыжке принимает мяч на грудь, разворачивается с двумя защитниками практически на спине и лупит выше. Его лицо в кадре – напряженное, вспотевшее, отражающее упорную борьбу – и черт бы его побрал, Марко нравится видеть его таким. Однако… - Ненавижу. Марсель пожимает плечами. Он терпит Марко всяким – даже таким, каким сам Ройс себя терпеть не может. Дракслер совсем не виноват в его травме и в том, что он опять в пролете, но Марко не оставляет мысль, что Юлиан занял его место. Дракслер пробегает по бровке и выдает передачу на Гомеса с края поля, Марио достаточно было стоять, не шевелясь, и мяч от него отскакивает в сетку. - Уууух! – искренне восхищается Марко. - Красота! – Марсель тянет ему руку, чтобы поздравить, словно и Марко был причастен к голу. – Молодцы! Стадион нестройно подвывает «Seven nations army», и Марко прикрывает веки, пытаясь ощутить себя там, где он должен был бы находиться по праву – на поле среди игроков, обнимающих Гомеса и ободрительно потрепывающих по короткостриженому затылку Дракслера. Улыбка у Юлиана чуть-чуть растерянная, будто он не понимает, за что его хвалят. Он вообще обычно больше улыбается глазами, чем губами, они у него узкие, их все равно почти не видно, а вот темные глаза искрятся от счастья. Марко не в состоянии оторвать от него взгляд. Это действительно красиво, не поспоришь. - Вот зараза, – констатирует Марко на замедленном повторе. Шикарный пас. С такого забила бы и одноногая парализованная девочка. Марсель деликатным движением убирает из-под локтя Марко бутылку. Вовремя, как чует. Еще немного, и Марко вполне мог бы швырнуть ее в телевизор. Настроение у него очень подходящее для злобного дебоша. Весь перерыв он скрипит зубами и едва ли не протирает экран телефона до дыр, листая приложения социальных сетей по тегу #GERSLO. Тони снова пробивает угловой, Матс скидывает головой в штрафную. Роскошный мах ногой – Юлиан финтит неприхотливо и легко, демонстрируя отменную растяжку, – и замысловато закрученный мяч влетает в ближний верхний угол. Три – ноль. - Нате вам, подавитесь! – Марко хлопнул кулаком по столу. Игра решена. - Ты как-то странно радуешься, – говорит Марсель. - Я не уверен, что радуюсь. Последней каплей в чаше терпения Марко становится поведение Матса Хуммельса. Этот сразу подбегает к Юлиану и не просто обнимает, не просто отбивает ему по ладоням, не просто улыбается своей самой сладкой улыбкой, Матс, наклонившись к нему, прижимается лбом к его лбу, и между ними на миг повисает интимность – вопреки многотысячному стадиону и десяткам камер. Это абсолютно неуместный и нетипичный для Матса жест, и Марко приходит на ум, что Хуммельс сделал так нарочно, чтобы взбесить его – или кого-то другого, этот вариант нельзя исключать. Матс, насколько Марко было известно, никогда особой приязни к Юлиану Дракслеру не питал, стараясь по возможности избегать его и игнорировать в быту сборной. Юлиан тоже ни разу его добрым словом не помянул. Да уж, в Бундестим, видимо, многое изменилось. Когда Матс пару минут спустя получает желтую за негрубый подкат, Марко высовывает язык: - Так тебе и надо, выпендрежник. Левый фланг вспахан Юлианом на отлично, хоть кукурузу засевай. Слава богу, его меняют. Дракслер был чертовски хорош сегодня, Марко не может этого не признать, но смотреть на него на экране – чистое издевательство. - Ненавижу, – бросает он в спину усталому, но довольному Дракслеру, присаживающемуся на лавку. Теперь, наверно, нет смысла следить, словаки будут огрызаться, но переломить ход игры им явно не под силу. - Ты бубнишь «ненавижу» с самого начала с перерывами секунд в сорок максимум, – невозмутимо заметил Марсель. – Не то чтобы я считал, но раз двести точно сказал. - И че? – огрызнулся Марко. Спасибо за информацию, блять. - Я могу тебя спросить, кого ты так яро ненавидишь эти два часа? - Его! – Марко никак не мог заставить себя произнести имя Юлиана, слишком нежные звуки присутствовали в нем, к тому же наполовину совпадающие со словом «люблю». Зато фамилия у него на редкость подходит для ругательств – вся такая острая и колючая, пока выговоришь, язык обрежешь и зубы поломаешь… Марко с остервенением ткнул в повтор третьего гола. Убил бы. - Почему? - На нем, блять, моя футболка! – заорал Марко. – Мой одиннадцатый номер! Мой, доставшийся мне от Миро по наследству! А тут с ним рассекает этот гаденыш! Забивает и раздает передачи! А я… - Успокойся, – скривился Марсель. – Я не хочу слушать эту истерику. - А я больше не могу об этом молчать! Я крепился месяц, но… Руки лихорадочно шарят по столику. Единственное, что там нашлось, это какой-то журнал, и Марко рвет его пополам и кидает обрывки в потолок. Марсель подскакивает из кресла, ласково прижимает его голову к своему животу и гладит по волосам, пока Марко плачет и шепчет отборные проклятья. Он взрывается слезами – от обиды, от боли, от ревности, от осознания несправедливости. Юлиан здесь и не причина даже, а просто повод дать выход эмоциям, но Марко кажется, что он готов избить Дракслера до смерти собственным костылем. Обнаживший торс Матс лезет к трибуне целоваться с Кэти, Лукас Подольски целуется с фанатами под флагом Кёльна, Юлиана Дракслера называют лучшим игроком матча, а Марко Ройс сморкается в бумажные салфетки.