Бусы из ореховых скорлупок

После принятия Закона, позволяющего девушкам вновь появляться на "мужской" половине Дома, многие чувствовали себя странно. Как на смотринах. Было море неловкости и уйма глупых фраз. Кто-то, кому позволяло отсутствие скромности, справлялся с этим быстрее и уже к вечеру первого дня обзаводился подружкой, кто-то долго ходил вокруг да около понравившейся особы, томно вздыхая и всячески пытаясь привлечь внимание. Кто-то становился "своим парнем" без претензий на что-то большее, а кто-то даже и не стремился ни с кем познакомиться. Табаки был уверен, что знает всех обитателей Дома, в том числе и с "женской" половины. Но никто не знал, кто такая Русалка и как давно она здесь живет. И даже Рыжая не могла с уверенностью сказать, что она — старожил, но все равно относилась к ней очень хорошо, совсем не так, как к новичкам. Когда Табаки увидел Русалку впервые, он был очарован до умопомрачения. Милая, бесконечно улыбчивая и светлая. Табаки готов был поклясться, что влюбился. Точно, как есть, влюбился и все! Кто ж виноват, что его привлекают чешуйчатые? Да и как можно не влюбиться в такую прелесть? Русалка вся была соткана из тепла и любви, отчего казалась слишком идеальной, слишком эфемерной для этого места. Когда Табаки говорил с ней, то чувствовал, что никто в мире не понимает его лучше нее. Она внимательно слушала и кивала, отчего колокольчики, вплетенные в волосы, мелодично позвякивали, невольно зачаровывая. Когда она говорила сама, Табаки слушал, раскрыв рот, и даже ни разу не пытался ее перебить. Если в спальне заходила речь о Русалке, Табаки весь обращался в слух. Он никогда никому не давал ни словом, ни делом ее задеть или обидеть. И всегда стремился защитить. Но у Русалки уже отыскался защитник получше. Большая часть ее любви и вся безграничная нежность принадлежали лишь одному-единственному человеку, которым Табаки не смог бы никогда стать, как бы сильно ни пытался. И существовала лишь одна весомая и неоспоримая причина, почему такая девушка, как Русалка, обратила внимание именно на Сфинкса. — Никогда бы не подумал, что твое сердце способно на такое, — с усмешкой заметил он, обратившись к Слепому, когда, кроме них, никого не осталось в спальне. — Врешь. Не думал бы, не дал бы яйцо, — Слепой стоял у окна и курил, выпуская дымные кольца в потолок. — Но не на такое же! В нее все влюбляются с первого взгляда, она такая... такая... видно, что нездешняя, но ей невозможно налюбоваться. И так хочется защищать, — вещал Табаки с воодушевлением, катаясь туда-сюда по комнате. — Тогда хорошо, что я незрячий. Я бы не хотел влюбиться в то, чем наполнил ее душу, — Слепой искривил губы в саркастичной усмешке и слишком уж быстро — как будто нервно — затушил окурок в пепельнице. — Ты бы и не смог. Это же все-таки твоя любовь к нему, получившая подобное воплощение. — Может, он хотя бы ее полюбит. Все это для него. Закон, Русалка. Все эти глобальные перемены. Может, хотя бы так он поймет и перестанет бояться? — Слепой хмыкнул. Ну да, конечно, поймет и перестанет. Наивный! — Пора на ужин, если только ты не намерен отдать свою порцию какому-нибудь Псу или Логу. Табаки проводил стремительно удаляющегося Слепого задумчивым взглядом и тихо вздохнул, разворачивая Мустанг и направляя его к двери.