Vёjes

Язычок пламени, порхая над желтоватой свечой, плакавшей восковыми слезами, тянулся вверх, то вырастая, то превращаясь в едва заметный огонек. Его отблески отражались в фиалковых глазах Таргариена, окрашивали серебристые волосы в розоватый, играли на крохотных рубинах, которыми был расшит трехглавый дракон на груди его дублета, мерцали на серебре кубка, что Рейегар задумчиво крутил в руке. Красный жрец уже допивал штоф, в то время, как король едва пригубил содержимое кубка. Пил Торос почти так же много и увлеченно, как говорил о Владыке Света, но после слов об Азор Ахае Рейегар уже едва его слушал, погрузившись в свои мысли. Принц, обещанный в пророчестве. Тот, кого предсказали его деду много лет назад. Долгие годы Молодой Дракон жил с мыслью, что это он. Избранный. Принц, рожденный в дыму Летнего Замка, посыпанный пеплом погибших там и политый солеными слезами выживших. Король, перерожденный в едком зареве дикого огня на плитах тронного зала, умытый горькими слезами собственной жены. Как можно сомневаться, когда Семеро посылают столько знаков? Он появился на свет под кровавой звездой, под ней и проведет свою жизнь, которую посвятит исполнению пророчества. Принц, который был обещан. Кто он такой, чтобы противиться своей судьбе? Своему року? Vējes. Это слово на языке старой Валирии звучало приказом. Надеждой и обещанием для мира, приговором - для него самого. Рейегар вздохнул. Узнав о пророчестве, он превозмог себя, покинул все, что было дорого, дабы, если придется, стать тем, кто спасет мир от Вечной Ночи. Он отринул то, что считал неотъемлемой частью себя самого, посвятив жизнь борьбе, и преуспел. Его любили, его уважали, его боялись. Не встречал он еще соперника, которого не смог победить. Казалось бы, вот он - знак. Но порой Таргариен боялся, что ошибся. Вдруг пророчица говорила не о нем? Вдруг дед ошибся, как заблуждался и сам Рейегар? Он старался забыть о словах из книги, молил Семерых о сыне, который был бы, разумеется, куда более достоин стать Принцем, однако Боги оставались глухи как к молитвам крестьян, так и королей. Рейнис не была драконом, пусть от этого Рейегар и любил дочь ещё сильнее. И его маленькое черноокое дорнийское солнышко пахло апельсиновой водой с корицей, медом и сладостью, а не дымом и кровью. На брата надежды было ещё меньше. С каждым годом Рейегар все больше опасался, что недуг отца передался и Визерису. Мать разделяла его страхи, хоть и любила сыновей больше жизни. Она покинула Королевскую Гавань в тот день, когда Визерис стал лордом Драконьего Камня, и больше не оставляла его одного. С тех пор каждое письмо королевы Рейлы было пропитано горечью, и Рейегар делал неутешительные выводы: он - последний дракон. Принц-Дракон, Король-Дракон, Тряпичный Дракон... Рейегар поднял глаза на жреца, тот как раз красочно вещал о том, как темна ночь, как полна она ужасов, и о том, как свет Владыки может рассеять все эти напасти, стоит лишь принести ему скромную жертву. Язык Тороса уже заплетался, и король вскинул руку: - Довольно. Жрец замолк, удивленно глядя на Таргариена, поднявшегося со своего места. Рейегар обошел стол, задумчиво глядя то на толстяка в красном, то на его меч, лежащий на столе без ножен. Прошло не так много времени с тех пор, как Торос зажег его собственной кровью, наглядно иллюстрируя легенду о Светозарном. Сейчас клинок лежал на столе, чуть мутноватый, но холодный и не подающий никаких признаков волшебства. Конечно, Рейегар не верил, что сталь загорелась по слову жреца, но и какую-то странную силу, исходящую от пламени, игнорировать не мог. Драконы всегда питали нездоровую страсть к огню, которую Рейегар, признаться, никогда особо не разделял, и, вероятно, мириец пытался сыграть на этом, явившись с просьбой к самому королю, однако Таргариен не был глуп. И безумен. Его отец пришел бы в восторг, увидев фокус, и тут же собрал половину казны, дабы построить Красный Храм в Королевской Гавани в кратчайшие сроки. И, милостью Семерых, не велел бы при этом снести Септу Бейелора, дабы освободить место. Молодой король был осмотрительней, пусть сердце его билось чаще, а мысли то и дело возвращались от прошения жреца к легендам о Принце. Он поднял клинок, взвесил его на ладони - ничего необычного или выдающегося. Разве что рукоять чуть теплая, но это Рейегару могло и показаться. - Ваше Величество? Кажется, он молчал чересчур долго, и жрец набрался наглости - ещё бы, столько вина выпить, - окликнуть короля. Однако он его не осуждал. Таргариен поднял взгляд на Тороса, и его тонкие губы тронула улыбка. Мириец был пьян, но глядел вполне осознанно, потому Рейегар решил не тянуть. - Я даю свое разрешение на постройку храма. Лицо жреца исказилось, сменив за мгновение гримасу удивления на недоверие, радость и даже некоторое разочарование. Кажется, к тому, что король так легко согласится, он был не готов, и, наверняка, у него в запасе имелось множество красивых историй, которые должны были убедить правителя, однако у Рейегара не было ни малейшего желания их слушать. По крайней мере, сейчас. - Ступай, Торос из Мира. Да прибудет с тобой благословение твоего бога. - Таргариен отошел к окну, давая понять, что разговор окончен. - Милость Владыки Света всегда сопоставима деяниям человека, мой добрый король. - Поклонился жрец и, лукаво улыбнувшись, удалился. Рейегар взглянул на огни города, лежащего вокруг стен Красного Замка. Он и забыл, когда в последний раз бывал там не по делу. Однажды Серсея уговорила его, и они, переодевшись в простую одежду, вышли на улицы и гуляли там до полуночи, пока их не остановила стража. Надо было видеть их лица! Пожалуй, тот день был одним из самых счастливых в их недолгом браке. Королю не хватало его королевы, и это его печалило. Вчера вечером он даже попытался сложить песню о ней, вот только "любовь" упорно рифмовалась с "кровью", а "Серсея" с "сожалея". - Ваше величество, простите, что отвлекаю... - мягкий голос Вариса отвлек Рейегара от размышлений, однако не удивил. Он не слышал, как открылась дверь, и Паук, как всегда, вышел из тени, будто бы по волшебству, - видать, Торос не был единственным колдуном в комнате. - Да, лорд Варис? - Король отвернулся от окна и возвратился за стол, на котором лежала увесистая раскрытая на середине книга в черной обложке из блестящей кожи какого-то невиданного зверя. - Я не лорд, мой король, и вам это прекрасно известно. - Печально вздохнул евнух, беззвучно подойдя к столу с елейно-добродушным выражением лица. - Известно, - согласился Рейегар, невольно улыбаясь. Ему нравился этот человек, пусть король и не был уверен до конца, может ли ему доверять. - Я дважды предлагал тебе титул, но ты отказывался. - Никто не обращает внимания на паука, мой король, но все изменится, стань он бабочкой. - Варис сел напротив, предпочтя стул, соседний с тем, на котором сидел жрец. Он сложил напудренные пухлые ручки на груди. - Если назвать паука бабочкой, крылья у него не вырастут, - возразил Рейегар, задумчиво вглядываясь в огонек зажженной свечи. - Возможно, ваше величество, но пауки - существа не рисковые. - Таргариен усмехнулся, но дальше спорить не стал. - Вы приняли предложение жреца? Рейегар нахмурился: - Зачем спрашивать то, что и так уже знаешь? Хочешь услышать ответ из моих уст или просто стараешься придерживаться приличий? Варис пожал плечами и скромно улыбнулся: - Приличия - то немногое, что доступно нам, простым людям. - Да, я принял его предложение. Паук составил домиком редкие брови: - Но разумно ли это, мой король? Верховный Септон будет немного огорчен этим решением. - Увы, но удовольствие Его Святейшества - не первоочередная моя задача. - Отмахнулся Рейегар. - Смею полагать, благочестивым подданным оно так же может прийтись не по вкусу... Проницательные глаза Вариса следили за каждым движением Рейегара, от этого делалось немного не по себе. Король устало вздохнул: - Нам следует налаживать контакт с Эссосом, в этом вопросе Королевская Гавань отстает от того же Дорна или Староместа. Мы должны открыть умы для чего-то нового, и это принесет выгоду всем. Пусть не все это сразу заметят. - Он помолчал и добавил: - А подданные изменят свое мнение, когда красные жрецы покажут парочку своих фокусов. Они превосходные фигляры, ты знал? - Варис покачал головой. - А Септоны утихомирятся, стоит только намекнуть, что процент от доходов Красного Храма будет отдан Церкви. Как бы то ни стало, но Таргариен говорил искренне. Он верил, что сотрудничество с Востоком способно принести Семи Королевствам много нового. Однако, были и иные причины, о которых с Пауком он говорить не собирался. - У вас ни капли веры в людей, мой король. - Притворно всплеснул руками евнух. - Как и у тебя, друг мой. - Невесело покачал головой Рейегар.