Младший: Записки Карвера

Натаниэль Хоу задал мне бешеный темп тренировок. Поднимал затемно и дотемна гонял по полосе препятствий, оборудованной во внутреннем дворе. Затейливые снаряды — врытые в землю, подвешенные на тросах и движущиеся на шарнирах — напоминали орудия пыток. Хорошо, что отец в свое время позаботился, чтобы наши мышцы и суставы стали подвижными. Иначе мне бы сейчас пришлось совсем несладко — Констебль готовил меня в бродячий цирк, не иначе. В первый раз в жизни я взял в руки лук: раньше никогда не возникало в нем нужды — все время рядом был кто-то, кто выполнял работу стрелка. Мой наставник заставлял меня стрелять на бегу и по движущимся мишеням, а это оказалось совсем не просто. Но если лук и метательные ножи я еще мог понять и простить, то баловство вроде всевозможных кульбитов и ходьбы по шесту невероятно меня сердило. До тех пор, пока Натаниэль не рассказал, как на Глубинных тропах дорога осыпалась в бездну прямо под его ногами, оставив узенький, не шире ладони, карниз. После этого я стал относиться к таким занятиям с большим уважением. Но все равно, меня не оставляла мысль, что Констебль меня торопил. Может, чтобы побыстрее пополнить мной строй и вернуться к своим важным делам? А, как выяснилось, дел тут хватало. Несмотря на то, что Мор был побежден год назад, страна все еще бурлила. Нашего гарнизона Стражей катастрофически не хватало для войны с порождениями тьмы: около шестидесяти бойцов на всю огромную территорию — этого мало, ужасно мало. Деревни продолжали гореть, сельхозугодий становилось все меньше, торговля остановилась — в Ферелден пришел голод… Вербовщики приводили новых рекрутов, но пополнение едва покрывало потери — воины гибли как при самом Посвящении, так и на полях сражений. Так что, мои новые товарищи не засиживались в казарме. То небольшими группами, то поодиночке, они покидали Башню Бдения, и каждый раз им говорили: «Прощайте, мы вас не забудем». Стражи могли прийти уже на следующий день, пропасть на полгода, или не вернуться совсем. Как я понял, не все задания были боевыми. Некоторые возвращались загоревшими и обветренными, словно проводили время на корабле под палящим солнцем. Многие привозили с собой экзотические сувениры, вроде тевинтерской стеклянной статуэтки в виде дракона, которая стояла на тумбочке Паулы. Когда Стражи возвращались, их неизменно ждала шумная пирушка. Нередко она начиналась с поминовения павших, а заканчивалась тем, что несколько парочек уходили в отдельные комнаты. Устойчивых союзов я здесь не заметил, да и флирта, в моем понимании, тоже. По-моему, они просто снимали так нервное напряжение. Однажды Веланна, вернувшись из своего похода, взяла меня за руку и без слов увела в такой кабинет. Сперва я хотел отказаться, но посмотрел в ее глаза… Если у женщины во взгляде такой ужас и такая тоска, оставлять ее одну — преступление. После ни она, ни я, ни разу об этом не обмолвились. Но я заметил, что острая на язык эльфийка стала относиться ко мне чуточку мягче, чем раньше. А вот с прочими Стражами, за исключением Паулы, девушки-мага из Круга Вал Шево, и Огрена, отношения расклеились… Не раз и не два я слышал слово «любимчик», презрительно брошенное за своей спиной. Меня это ужасно бесило, но опровергнуть это прозвище я никак не мог. В первый раз на Глубинные тропы меня взяли лишь после полугода занятий. Вечно пьяный Огрен, ставший нашим командиром, обмолвился, что это странно, обычно в Орден приходят уже готовые ко всему бойцы. Я обрадовался этому походу, как подарку судьбы — желание быть полезным и не чувствовать косые взгляды доедало меня все эти месяцы. Боевое крещение не принесло никаких неожиданностей, кроме усилившегося шепота в голове и участившихся кошмаров — но это было такой безделицей! Кошмарные сны и раньше приходили ко мне с завидной регулярностью. А от шепота была несомненная польза — чем громче он становился, тем ближе я подбирался к порождениям тьмы. Этих тварей я убивал и прежде, но теперь делал это с нескрываемым наслаждением. И, если честно, более эффективно — скверна что-то во мне изменила. Да и тренировки Натаниэля оказались кстати. Ощущение, что эта гнусь больше надо мной не властна, пьянило не хуже эля. Разваливая пополам очередного генлока, я поймал себя на том, что подбадриваю себя яростными воплями — совсем, как моя сестра. Как и она, я делал грязную, но такую нужную работу. По большому счету, гораздо более нужную, чем ее зачистки подворотен. Но главное — в отряде, состоявшем из шести Стражей, я, наконец-то, почувствовал себя своим. Мы ели из одного котла, перевязывали друг другу раны, вместе радовались победе в бою и вместе огорчались, обнаружив очередной незапечатанный лаз… Лучшей наградой мне стали слова Фредерика, ветерана наемников, потерявшего отряд во время битвы за Амарантайн и пришедшего к Стражам сразу после этого. — А ты Хоук, вроде из наших. Не слюнтяй, не трус, не тряпка… — сказал он. И тут же стер мою довольную улыбку следующей фразой. — Одного не пойму, какого гарлока ты все время возле начальства трешься? И я не нашелся, что ему ответить… Когда мы вернулись из рейда, меня, еще шалого от пережитого, вызвала к себе Командор. Очутившись в ее просторном и изысканном кабинете, я слегка сник. Этот разговор за закрытыми дверями наверняка снова испортит мне репутацию… Леди Эдукан налила бокал вина и предложила мне. Я от растерянности согласился. Стол Командора находился на небольшом постаменте, она сидела, выпрямившись в своем высоком резном кресле, как королева на официальной аудиенции. И на этот раз действительно возвышалась надо мной. Может, робость возникла еще и от этого? Я смотрел на нее снизу вверх, и по ее черным глазам опять было невозможно прочесть, о чем она думает. — Ты изменил свое мнение о Стражах, Хоук? — спросила Середа Эдукан неожиданно. — Да, миледи, — неловко улыбнулся я. — Мы делаем грандиозное дело, и я горжусь, что… — Сейчас ты снова его изменишь, — перебила она меня нейтральным голосом. — И, возможно, тебе придется делать это неоднократно. Тайны Серых Стражей горьки на вкус и жгут язык, как кровь порождений тьмы, которую мы пьем на Посвящении. Как думаешь, Хоук, зачем мы ее пьем? — Чтобы чувствовать присутствие порождений тьмы и не умирать от скверны, если нас заразят? — ответил я, удивленный вопросом. Командор едва слышно вздохнула и положила подбородок на сплетенные в замок пальцы. — На самом деле, мы от нее умираем. Просто медленнее, чем остальные. Но самое страшное даже не это. А то, что скверна изменяет нас раньше, чем мы успеваем от нее умереть. Я сидел, как громом пораженный. Оказывается, это выражение очень бледно описывает состояние после удара, прошивающего мозг и нервы, и следующего за ним оглушения. Все, что я мог делать, это сжимать в руке тонкую ножку бокала и смотреть с отвисшей челюстью на женщину, уже второй раз вот так легко опрокинувшую мой мир. Через несколько секунд я влил в себя вино и, наконец, выдохнул. — Как… как долго? — По-разному. Но редко, кому удается протянуть более тридцати лет. Когда изменение дает о себе знать, Стражи начинают слышать Зов, похожий на странную, но прекрасную музыку. А потом уходят на Глубинные тропы, чтобы умереть, оставаясь собой и прихватив как можно больше врагов… По ним, еще живым, устраивают поминки гномы из Легиона Мертвых и самые близкие друзья. А потом провожают до одной из опасных троп и оставляют одних… Я молчал, ошеломленный нарисованной картиной, уставившись на блики свечей, играющие на стеклянной поверхности бокала. И снова мысли цеплялись друг за друга острыми углами, не желая укладываться по своим местам. — Значит, мы обманываем не смерть, а себя самих? — медленно спросил я ее. Командор тихо произнесла: — «Победа в войне. Бдительность в мире. Жертвенность в смерти». Теперь наш девиз стал звучать для тебя по-иному? Великая цель требует великих жертв, Хоук. А тридцать лет — это не так уж мало. Можно успеть многое. Очень многое. — Мне будет пятьдесят, — так же тихо отозвался я. — Так же, как моему отцу. Пожалуй, да. Он многое успел. Я тоже… постараюсь успеть сделать как можно больше. Только скажите, Командор, почему вы не сказали об этом раньше?! — Знания должны падать в подготовленную почву. Иначе они не дадут нужных плодов. Скажи я раньше — ты возненавидел бы меня, Орден, своих товарищей. Я не хотела этого. Я еще ниже опустил голову. Меня грызла не открывшаяся правда, а осознание, что всех нас обманули и предали. Гнев нарастал, и слова полились сами. — Я верю в то, что мы вместе делаем великое дело, — начал я низким от сдерживаемых чувств голосом, и понял, что рано или поздно все равно сорвусь на крик. — И все мы ради него готовы жертвовать собой. Пить мерзкую отраву, уже только этим рискуя жизнью. И, демон с ней, пусть она даже сокращает нам годы! Но вот, чего я не пойму: отпускать своих братьев и сестер во тьму, чтобы они в одиночестве приняли ужасную смерть? Что может быть отвратительней?! — хрупкое стекло треснуло в моей руке, и я не сразу это заметил. — Захватить как можно больше врагов?! Что за романтический бред! На самом деле — дать себя растерзать, растечься слизью по вонючим коридорам! Так нельзя поступать с теми, кто тебе дорог. Я бы предпочел, чтобы мои друзья приняли более достойную смерть! И сам бы предпочел умереть по-другому! — Бросился бы на меч? — в голосе Командора была лишь бесконечная грусть. — Возможно… Или попросил бы о смерти от руки близкого мне человека. В непроницаемых глазах леди Эдукан сверкнули искры. — Кем же надо быть, чтобы убить того, кто тебе дорог? — Надежным и любящим другом, — твердо ответил я. — Я видел такое. Когда мы убегали из Лотеринга, моя подруга оборвала жизнь своего мужа, заразившегося скверной. И я уверен, что не будь рядом Страуда, моя сестра сделала бы для меня то же самое. — Но именно она заставила тебя пойти в Серые Стражи. — Только для того, чтобы продлить мою жизнь. Если бы она знала, что значит быть Стражем, она бы позволила мне выбрать. — И что бы ты выбрал, Хоук? Знай ты все, что знаешь сейчас? Я стиснул в кулаке осколки. — Сначала Орден выбрал меня. А потом я выбрал Орден. И мое решение не изменится только из-за того, что мне не нравятся ваши обычаи. Но когда ко мне придет Зов, я поступлю по-своему! — Когда-нибудь ты все поймешь, Карвер, — в первый раз она назвала меня по имени. Ее голос звучал спокойно и убежденно. — Наши тайны будут открываться тебе слой за слоем. Даже я, сидя в этом кресле, не уверена, что знаю их все. Но уже сейчас я могу сказать тебе одну вещь — и это знание не должно уйти дальше моего кабинета. Я снова посмотрел на нее. Командор упиралась ладонями в стол, как будто была готова вскочить или взлететь из-за него. Ее лицо было… одухотворенным. Чувствуя, что она ждет от меня чего-то, я судорожно кивнул. — У нас есть план. Очень длительный и сложный. В нем задействовано множество сил и средств, и многие действуют в его рамках вслепую. Тебе я тоже пока не могу раскрыть все детали. Но если у нас все получится, мы прогоним скверну из нашего мира! Мы окончательно излечим Тедас! И я надеюсь, что мы все увидим это своими глазами! В тот момент у Командора было такое вдохновенное и возвышенное лицо, что ее волнение передалось мне. А потом меня пронзила мысль: — Это значит, что. .? — Скверны не будет, — леди Эдукан улыбнулась мне тепло и светло. — Мы все исцелимся… Но прежде нам предстоит много работы. Поверь, тебе тоже не придется стоять в стороне. Поэтому усиль свое рвение на тренировках. Уже скоро тебе предстоит отправиться в путь. Я встал со стула, не зная, куда девать перепачканные собственной кровью осколки. — Просто брось их, — подсказала Командор. — Это все неважно. Важно то, что ты по-прежнему с нами. И что я в тебе не ошиблась. Что любви в тебе больше, чем ненависти. Знаешь, Хоук, мы все должны любить друг друга. Любить ведь легче, чем ненавидеть. И если ты это поймешь — станешь намного сильнее. Когда я вышел из ее кабинета, у меня было ощущение, что мы оба — и Командор, и я, увидели друг друга заново. Я шел в казарму и думал, что готов сражаться и жить не только ради нашей общей цели, но и ради своего командира. И от этого чувства почему-то теплело на сердце.