Младший: Записки Карвера

Примерно через неделю после нашего разговора Командор вновь пригласила меня к себе в кабинет и с улыбкой спросила: — Все еще хочешь стать храмовником, Хоук? — Монна, я ведь говорил, что Орден Серых Стражей полностью меня устраивает, — пробормотал я, снова сбитый с толку этой невероятной женщиной. — Натаниэль сказал, что ты делаешь успехи, — леди Эдукан с довольным видом откинулась в кресле. — Это хорошо. — Рад стараться, Командор, — расплываясь до ушей, начал было я, но она перебила: — Поэтому я решила, что твою нагрузку пора увеличить. Теперь твоим главным наставником станет Ойланд. Друг мой, будь добр, подойди. Из-за высоких стеллажей с книгами, которые занимали почти треть кабинета, вышел знакомый мне Страж, держа в руках какой-то пухлый том. Этот неразговорчивый мужчина с тронутыми благородной сединой висками уехал сразу же после моего появления в Башне Бдения. И вернулся только сейчас, потому что в казармах я его еще не видел. Ойланд хмуро посмотрел на меня, потом на Командора и заявил: — Натаниэлю не больше пары часов в день. И никаких миссий месяцев пять минимум. — Как пожелаете, мессер, — развела ладонями Середа Эдукан. — Э… Я могу узнать, что здесь происходит? — поинтересовался я вежливо. — Ойланд — бывший храмовник, Хоук. — Вроде бы сегодня не мой день рождения, — оторопел я, когда до меня дошло, что это значит. Командор усмехнулась. — Не благодари. Все, можете идти! Радость довольно быстро сменилась отчаянием. В этой области ученик из меня вышел совсем бездарный. По крайней мере, так говорил мой новый учитель. Если я думал, что бесчеловечными были тренировки Хоу, я сильно ошибался! Потому что Натаниэль издевался на плотью, а Ойланд взялся за мой бедный разум. Тут-то я вспомнил, как сестры рыдали горючими слезами после особо сложных занятий с нашим отцом. А я над ними посмеивался, потому что мне было невдомек — как может уставать голова? Сидишь себе над книжкой: ни синяков, ни новых ссадин — сплошной отдых! И если Малькольм Хоук был к дочерям безжалостным, то сер Ойланд оказался настоящим изувером. Ему процесс обучения не доставлял ни малейшего удовольствия, и он согласился только потому, что его попросила об этом Командор. Я слышал об этом по двадцать раз на дню. Сразу после того, как мы вышли из кабинета леди Эдукан, мой наставник объявил, что курс молодого бойца будет ускоренным. И что церемониться он не будет. Раз изучение церковных ритуалов и священных текстов в наши планы не входит, мы будем заниматься только контролем магии. И если я не начну делать успехи хотя бы через три месяца, он бросит это бесполезное занятие и доложит Командору, что не будет тратить свое время на тупицу. И на следующее же утро принялся трудолюбиво вытрясать из меня душу. Выглядело это именно так. Хотя он называл это совместной медитацией. Когда он сунул мне в руку кружку с почти забытым острым запахом, я разочарованно подумал, что не ошибся в своих подозрениях, и Создатель здесь ни при чем: божественную силу с успехом заменял лириум. Делая первый глоток этого отвара, я ждал, что меня вышибет в Тень, как это было с Мариан и Бетани. Но оказалось, что на обычных людей, не магов, эта гадость действует совершенно иначе. Меня просто выкинуло из тела. Я здорово испугался, когда в первый раз увидел со стороны собственную тушку, нелепо распростертую на полу. Ойланд, сидевший с суровым видом рядом с моей бренной оболочкой, спокойствия не добавил. — Думаю, что ты меня уже слышишь, Хоук. Твоя душа вышла из тела. Не вздумай тут летать, как одуванчик. Это тебе не баловство. Нащупай связь с физической оболочкой и начинай дышать. Ты же не хочешь задохнуться? Я заметался в приступе паники. Хорошо, что для тренировки бывший храмовник подобрал одну из каменных келий, что пустовали в цокольном этаже Башни. Улетать особо было некуда. С трудом справившись со смятением, я попытался нащупать — где же эта клятая связь? А когда рассмотрел свое тело повнимательнее, обомлел. Оно, словно лучи, испускало в разные стороны странные разноцветные нити. Судя по всему, нащупать мне предлагалось ярко-белую — ту самую, что удерживала мое невидимое «я» над ним. Другую нить, густо-черную, рожденную скверной и уходящую куда-то вниз, я тоже узнал. Именно о ней был мой первый кошмар сразу после Посвящения — она связывала меня с порождениями тьмы. Но была еще одна нить — бледно-золотистая, почти прозрачная, которая уходила вверх. «Неужели, я все-таки ошибся, и Создатель и в самом деле благословил храмовников?» — мелькнула мысль. Но, подумав, я ее отмел: я ведь не храмовник! Тогда что это такое? Размышления прервал резкий удар по лицу. Я очнулся в своем теле. Горела не только ушибленная челюсть, но и легкие. Я вдохнул с долгим жадным всхлипом и сел. — Ты просто возьми и сигани с крыши Башни, — с осуждением посоветовал Ойланд. — Раз уж тебе жить надоело. И не будем тратить мое время… Я заверил его, что впредь буду осторожнее, и мы продолжили. И у меня снова не получилось. И так раз за разом, день за днем. Интересно, как быстро развивается зависимость от лириума? Мысль об этом не давала мне спать. Но я упорно продолжал занятия. Потому что перед глазами вновь и вновь проплывали призраки из прошлого: безумное, ухмыляющееся лицо Тароне, закатившиеся глаза Децимуса, чувственные губы Идунны, слюни, текущие по подбородку Данзика, злой прищур Грэйс, и хороводы из скелетов, демонов и одержимых… Командор дала мне шанс, от которого я просто не имел права отказаться. В очередной раз кружа над своим телом и пытаясь скользить по белой нити, так, как учил Ойланд, я нечаянно задел золотую. То, что последовало дальше, я не мог объяснить. Может быть, две нити вошли в резонанс? Но меня внезапно дернуло вверх и вбок, словно воздушного змея, подхваченного мощным порывом ветра. Промелькнули и исчезли перекрытия Башни, сама она, с трудом узнаваемая в таком странном ракурсе, тоже быстро исчезла где-то внизу. По тому, что у меня было вместо глаз, мазнули клубы белого пара — и я понял, что лечу. Выше гор, выше птичьего полета, выше облаков! В детстве мне часто снился такой полет: медленный и плавный, когда направление изменяется напряжением плеч, а высота — наклоном шеи. И я попытался взлететь еще выше! К самому небу! К солнцу! Это было неизъяснимо прекрасно: бесконечное синее небо наверху, и моя смутная распластанная тень на белом клубящемся пологе облаков. Но тут я почувствовал, что вторая, белая, нить натянулась до предела. Странно, но черной я в тот момент не ощущал вовсе. Может быть, потому, что все заслонила неожиданная, тягучая и нестерпимая тоска по свету, простору и скольжению в потоках воздуха? И я потянул белую нить еще немного, и она почти поддалась… Но тут меня сверху накрыло другой тенью, обдало ветром от чужого крыла. Небо и облака закувыркались, меняясь местами, в странном калейдоскопе мелькнули и исчезли золотые глаза, а края сознания коснулся голос: «Вот, дурачок! А ну, брысь!» И я снова был в келье и крепко держался за белую нить, и ощущал, как по ней непрерывно течет что-то жизненно-важное, как сок, который дерево качает из земли. И я сумел проследить за этим потоком, и, наконец, понял — как он связывает меня и мое тело. И прежде, чем рука Ойланда вновь опустилась на мое многострадальное лицо, тело внизу выгнулось дугой и вздохнуло. Позже, когда мы шли из кельи, я спросил бывшего храмовника — что это за золотая нить? И он меня не понял. По его словам, выходя из тела, каждый рисует свои собственные образы и выстраивает свои связи. Кто-то видит Создателя, кто-то — цепи или свою кровь. Я наморщил лоб: в нашей семье никто не был особенно религиозен. То, что я увидел, имело мало отношения к образам Создателя или его возлюбленной пророчицы. Но и о драконах я тоже никогда не задумывался. До этого момента.