Младший: Записки Карвера

Авелин и Донник ушли в самом начале вечера — не прощаясь и стараясь привлекать как можно меньше внимания. Мариан скользнула за ними в холл, а когда вернулась, выглядела встревоженной и злой. Но прежде, чем я успел подойти к ней и узнать, в чем дело, сестру взял в оборот Варрик. Он всучил ей объемистую плетеную бутыль с жутко дорогим орлейским вином и принялся, прихохатывая, рассказывать какую-то байку. Сестрица сосредоточенно и надолго припала к горлышку, а потом, отдышавшись, расслабилась, сбросила хмурый вид и, хлопнув Варрика по плечу, с хамоватой непринужденностью ввинтилась в центр гостиной. Ее обаяние непрошибаемой бесшабашности вновь сделало свое дело — никому и в голову не пришло спрашивать Мариан о чем-то серьезном. Я сокрушенно покачал головой, молча пообещав устроить Защитнице допрос чуть позже, и мы с Мерриль продолжили круг по комнате. Думать о чем-то грустном здесь и сейчас не получалось — вечер располагал к беззаботности, а не к размышлениям. В гостиной было светло, как днем — десятки свечей, беспорядочно расставленных по всем поверхностям прямо в стаканах, надежно разгоняли сумрак. И каждый огонек словно заговорщицки подмигивал: «Жизнь прекрасна!» Не смолкая, гудели голоса — громко, радостно и вразнобой, то и дело раздавался смех и мелодичный звон бокалов. Уютно потрескивали дрова в камине, наполняя воздух приятным теплом, а на коврике рядом с решеткой, раскинув лапы и высунув язык, блаженно валялся на спине абсолютно довольный собой и жизнью Грэй. И, как это обычно бывало на вечеринках с участием моей сестрицы, мягкая волна всеобщего братства подхватила всех присутствующих: Фенрис, наконец, перестал хмуриться и голодной акулой преследовать Мариан. Устроившись возле Себастьяна и Каллена, он не то прислушивался к их разговору, не то дремал вполглаза, крепко ухватив за горлышко какую-то запыленную бутылку. С лица Андерса ушла застывшая вымученная улыбка, и он завел с Элегантой спокойный разговор на профессиональные темы. Даже Страуд распрощался с маской вежливого равнодушия, оживленно болтая с Варриком. А Томвайз уверенно наседал на оробевшую от неожиданности Орану. Я и не знал, что это дитя Клоаки умеет так отчаянно и красиво флиртовать! Его не смутили даже угрозы сестры оборвать ему уши, если он позволит себе лишнего. Он просто прижал руку к сердцу и клятвенно заверил, что с легкостью прочтет, где пролегают границы дозволенного, по лицу своей дамы. Водоворот веселья потихоньку раскручивался, набирая обороты. Орана сбегала наверх за лютней, Достойн извлек из-за пазухи флейту, а Изабела взяла на себя роль вокалистки. Пела она не слишком искусно, но зато громко и с большим чувством. Ее песенки становились все фривольнее и разухабистее. Мариан, подобравшаяся к ней поближе, сначала увлеченно притопывала и подпевала, а потом, не удержавшись, поставила бутылку на столик и закружилась по центру гостиной, выдернув подвернувшегося под руку Каллена и расталкивая гостей. Тот сперва прятал смущение за усмешкой, но быстро поймал ритм и сам увлекся пляской. Глядя на них, Элеганта оставила Андерса в одиночестве, сменив его на более куртуазного и сведущего в танцах святого брата, и Ваэль не посрамил ее надежд. А потом не утерпела сама Изабела, и, распевая на ходу, втащила в образовавшийся круг Мартина. Следом за ней и Томвайз, строя зверские рожи, вырвал из моих рук хохочущую Мерриль. Пары кружились по оказавшейся вдруг такой тесной гостиной, менялись партнерами, увлеченно оттаптывали друг другу ноги и сшибали с мест столы, и я улыбался до ушей, наблюдая за этим безобразием. Мерриль разрумянилась от вина и отдавалась празднику с восторженным самозабвением: заразительно смеялась над самыми незамысловатыми шутками Варрика, радостно шушукалась с Ораной и отважно пила на брудершафт с Достойном. Я все время держался рядом с ней, медленно поцеживая вино, и наслаждался ее лучистым взглядом — слишком измотанный и ослабевший, чтобы веселиться по-настоящему, и слишком умиротворенный, чтобы желать чего-то еще. Но темп, заданный моей сестрой, быстро утомил непривычную к спиртному Мерриль: она начала душераздирающе зевать и клевать носом уже через пару часов. Когда я предложил проводить ее до дома, она лишь улыбнулась беспечно и сонно. Мариан перехватила нас в холле, когда я с удивлением разглядывал дверь, запечатанную затейливой руной и заращенную толстым слоем льда. — Сегодня никто никуда не расходится! — весело объявила сестра. — Уложи Мерриль в своей комнате. И не вздумайте спорить! — пресекла она возражения. — Посмотри на своего кавалера, Маргаритка — его же ветерком уронит… — Не преувеличивай… — начал было я, но Мариан уже схватила нас за руки и потащила обратно. — Слушай Защитницу, серостражек, — ворчала она на ходу. — Она плохого не посоветует… Если вас пришибут где-нибудь в подворотне, я этого не переживу. И не надо тут мне про «сами с усами»! Знаю я ваши усы, котяточки мои кровожадненькие… Скатались в клубочек на мою голову… Запихнув нас в комнату, Мариан окинула Мерриль суровым и задумчивым взглядом, мрачно бросила: — Сейчас вернусь, — и куда-то умчалась. Мы только и успели, что недоуменно переглянуться, как она влетела обратно. — Вот, — буркнула сестра, вручив ей небольшой сверток. — Если мой брат тебе доверяет, значит и я тоже… Постарайся, чтобы я об этом не пожалела, — и она снова упорхнула. Мерриль начала разворачивать тряпицу с такой непередаваемой смесью счастья и недоверия, что я невольно рассмеялся: — Я же говорил, что она его тебе отдаст! Даже просить не пришлось. Мерриль со слезами на глазах прижала к груди отдающую странноватой магией деревянную штуковину, похожую на секстант, и прошептала: — Хоуки, вы такие… внезапные! — Неплохое завершение неплохой вечеринки, а? — подмигнул я. — Всех вас люблю, всю свою стаю! — пробормотала Мерриль, забираясь под одеяло в обнимку с арулин’хольмом. — Даже Фенриса с Андерсом, хоть они и ворчат на меня все время. Только Каллена боюсь… Он всегда на меня смотрит так, как будто прицеливается. И глаза у него становятся холодные-прехолодные. Даже когда мы танцевали, — она вздохнула. — Наверное, все-таки нельзя любить сразу всех, да? — Боюсь, такое даже Андрасте было не под силу, — отозвался я, заботливо подтыкая ей одеяло, а потом ласково поцеловал в лоб. — Спокойной ночи, da'len. Мне еще нужно кое с кем поговорить. — Но ты придешь? — с тревогой спросила она, приподнимаясь на локте. — Конечно. Спи, мa vhenan, — я задул свечи на камине и вышел. Спускаясь по лестнице в гостиную, я старательно пытался перенастроиться на серьезный лад, но в голову лезли только разные глупости вроде: что бы было, если бы я поцеловал ее не в лоб, а хотя бы в щеку? Демона с два я бы ушел тогда так быстро… Из романтической задумчивости меня вывел голос Солвитуса, поджидающего под лестницей: — Думаю, вот это тебе сейчас пригодиться больше, чем вино, — усмиренный протянул мне глубокую глиняную кружку, в которой исходило паром какое-то варево. — Что это? — проворчал я, недовольный тем, что меня застали врасплох. — Кровевосстанавливающее зелье, — с бесконечным запасом вежливости в голосе ответил тот. — Я заметил знакомые симптомы и решил озаботиться. — И зачем же ты этим озаботился? — поинтересовался я, принимая из его рук лекарство. — Без спроса, да еще и задаром? Усмиренный пожал плечами. — Это доставляет мне удовлетворение. Мне нравится быть полезным не только Казематам, но и команде Хоук. Кроме того, здесь, на кухне, комфортнее работается. Ну а главное — твоя сестра называет меня своим другом. Хорошо, когда кто-то не отшатывается от тебя, как от прокаженного, а принимает таким, какой ты есть. Я утолил твое любопытство? Смысл слов и эта маловыразительная мимика и скупые жесты сочетались плохо. Я посмотрел на Солвитуса более внимательно. — Если честно, только раззадорил, — прихлебывая ароматное зелье, признался я. — Какой-то ты слишком живой и эмоциональный для усмиренного… Прости, если обидел, — прибавил я поспешно. — Не обидел, я привык, — он снова пожал плечами. — Я — человек. Почему-то все забывают об этом. Нас принято считать чем-то вроде големов, но это не так. Я действительно не испытываю сколько-нибудь сильных чувств и желаний, но я абсолютно разумен, а значит, способен отличать добро от зла. А что до эмоциональности… Представляешь, каким я был до усмирения? Я фыркнул в кружку: — Что-то вроде вулкана? Язвительного и любящего пошутить? — Что-то вроде, — согласился он. — Обрыв связи с Тенью не убивает личность. Я и сейчас ценю хорошие шутки. Правда, способен оценивать их только умом. — Значит, мне не показалось, и ты действительно намеренно дразнил Андерса? — с ухмылкой спросил я. Солвитус с беспокойством потупил взор. — Было заметно? Ох, плохо, если рыцарь-капитан придет к таким же выводам. Дело в том, что рядом с этим магом со мной что-то происходит. Ко мне словно возвращаются забытые цвета, звуки и запахи. Я снова могу чувствовать. Опасное ощущение. Обычно я стараюсь держаться от него подальше: огорчительно заново слепнуть и глохнуть, знаешь ли. Но возвращению кристально-ясного мышления я только рад. Ты не представляешь, насколько проще думать, когда не отвлекают эмоции. Я принял верное решение, когда попросил меня усмирить. Работать и жить так намного проще. Иногда я задумываюсь — насколько лучше был бы мир, если бы все разумные лишились связи с Тенью… Ни войн, ни убийств, ни преступлений. Лишь покой и целесообразность. Я похолодел — за простыми словами Солвитуса громоздилась неохватная и беспросветная жуть. Его рассказ совершенно выбил меня из колеи… И полностью изменил представления об усмиренных. — Ты говорил об этом с Мариан? — осторожно спросил я, возвращая ему кружку. — Говорил, — кивнул тот. — Она поглядела на меня с жалостью, как на калеку. Мы больше не возвращались к этой теме — меня гораздо больше устраивает, когда она обращается со мной, как с равным. С тобой поговорить тоже было приятно, младший Хоук. Но мне пора возвращаться на кухню, думаю, ведро антипохмельного зелья завтра будет уместно. Кстати, постарайся не пить сегодня — это перегрузит твою печень. Будь здоров! — И ты не хворай, — задумчиво пожелал я ему уже в спину. «Интересно, что не так с Андерсом? Может, дело в его одержимости, которая связывает его с Тенью?» — запоздало мелькнуло в голове. Я окинул взглядом гостиную, но его не обнаружил, так же как сестры, Фенриса и Каллена. Прочие же продолжали резвиться и пить, как ни в чем не бывало. Я выглянул в холл, и, увидев все так же запечатанную дверь, снова расслабился. Куда бы ни делись эти четверо, дом они не покидали. Что ж, поместье нам досталось большое — есть, где побродить. Для начала я отправился в библиотеку и сразу же угадал — Андерс сидел в кресле, положив посох поперек коленей, и по его напряженной позе было понятно, что он с трудом сдерживает какие-то сильные эмоции. Я привычно коснулся Тени, чтобы узнать — какие именно, но получил неожиданный отпор. — Руки прочь, смертный! — громыхнуло по краю сознания, и я невольно отшатнулся. Андерс тоже вздрогнул и поднял на меня глаза — рассредоточенные и на редкость несчастные. Кажется, он не сразу меня узнал. — Прошу прощения за вторжение, — сказал я вежливо, плотно закрывая за собой дверь. — Опять ты, — обреченно протянул он. — Чего тебе опять от меня надо? — Тебя послушать — так я тебе прохода не даю, — усмехнулся я, присаживаясь напротив. Андерс вздохнул, потер виски, и посох, соскользнув с коленей, с грохотом покатился по полу. Я с удивлением осознал, что он смертельно пьян — а ведь раньше всегда воздерживался от алкоголя. Подобрав посох, я протянул его Андерсу. — Это просто смешно, — сказал он в пустоту. — Слышишь, Справедливость? Я ничего не хочу об этом знать! И тебе тоже нечего туда лезть! — Семейные разборки? — спросил я с притворным участием. — Или дебаты о судьбах магов всея Тедаса? Андерс вновь сконцентрировал на мне загнанный взгляд. В нем было столько душевной боли, что меня уколол стыд. — Серый Страж Хоук, — сказал он медленно. — Кружит вокруг меня, задает вопросы, подначивает. Ненавидит, презирает и не доверяет. Какая скука… До чего ж вы все одинаковые. Заткнись, Справедливость! Я хочу с ним поговорить. Может, мне тоже интересно — каково ему хлебать все это дерьмо? Жрать эту скверну на завтрак, обед и ужин, запивать собственной желчью, кровью и блевотиной? А может, ты из этих — чистеньких, безупречных? Рыцарь в сером плаще, эротический кошмар амарантайнских дам… Сесть-встать, подъем-отбой, к гарлокам мозги и сердце… — Накипело за все годы? Думал, сбежал, а оно вон как все обернулось? — сарказм в моих словах мешался с сочувствием — его глаза лихорадочно горели темными болотными огоньками безумия, а лоб блестел от испарины. — Давай, поговорим, я никуда не спешу, а тебе, глядишь, полегчает. Андерс зло хмыкнул и заговорил, намеренно растягивая слова: — Я голыми руками разорвал нескольких твоих братьев по Ордену. Я до сих пор помню их искаженные ужасом лица, вкус их крови и плоти. Я — убийца, предатель, одержимый и беглец… С чего бы Старшему Стражу, брату самой Хоук, снисходить до разговора со мной? — Отчего бы и не поговорить с таким замечательным собеседником? Честность в этом мире на вес золота. — Честность? — он громко фыркнул, как рассерженный кот. — Да кому она нужна? Вы все всегда предпочитаете приятную ложь! — Обожаю удивлять, — пожал я плечами. — Развлекаться пришел? Посмотреть на чужую боль, в ране поковыряться? Этому тебя Хоу научил? — Андерс шипел, сжимая подлокотники и брызгая слюной, но я чувствовал, как он выходит из пограничного состояния, вытесняя духа из своего разума. — Хоу? Почему Натаниэль, почему не леди Эдукан? При звуке имени Командора Андерс слегка съежился, прикрыв лицо рукой. — Она никогда бы… Заткнись, заткнись! Чего ты сюда притащился?! Чего тебе надо?! — Может, я помочь хочу. А то озвереешь, наворотишь опять кучу трупов, я от этого расстроюсь. — Тебе что за дело до чужих трупов?! — рявкнул Андерс на пределе своих легких. — Ты же Серый Страж: плюнул и прошел мимо! — Это мой дом все-таки, — с укоризной напомнил я. — И моей сестры. Чужих трупов тут не будет — все свои, знакомые. Он согнулся в кресле, скорчившись, как от боли, и спрятал лицо в ладонях. — Что все-таки произошло, Андерс? — спросил я мягко. — Кто тебя так достал? — Засунь свое милосердие, знаешь, куда? Меня от этого тошнит! — простонал тот. — Экий ты переборчивый, — заметил я с неодобрением. — И ненависть тебе не по нраву, и от милосердия тебя тошнит. Ты уж определись, чего ты хочешь. Плечи Андерса задрожали от смеха пополам с рыданиями, а потом он ответил совершенно трезвым и печальным голосом, от которого становилось еще более жутко: — Чего я хочу? А то ты не знаешь… Я кричу об этом каждый проклятый Создателем день, только меня никто не слышит. Я хочу свободы! Мы же люди, Младший! Мы обычные люди, а не чудовища. Мы не заслуживаем такой ненависти, такого презрения… Мы не заслуживаем рабства! Я хочу вернуть нам право самим распоряжаться своей судьбой, хочу перестать носить свой прекрасный дар, как постыдное клеймо… Я хочу вернуть нам самоуважение и веру в будущее. Я и сам хочу верить в будущее! Не отводить взгляда, снова гордиться собой. И сделать уже, наконец, что-то настоящее! Хочу доказать ей, что она неправа! Что она выбрала не ту сторону и не тех людей! Храмовник в этом доме, каково, Младший? Даже его общество ей приятнее, чем… А, что толку… Андерс вновь безнадежно замолчал. Я глубоко вздохнул, загоняя тоску поглубже. Я мог бы много чего сказать ему в ответ — и у меня было, что ему сказать, но мне пришлось произнести давно приготовленную фразу: — Я могу тебе помочь, Андерс. Орден может тебе помочь — и дать отступникам второй шанс… Он медленно поднял голову и посмотрел на меня с такой яростью, что мне на миг показалось, что на меня глядит Месть. — Одно дерьмо вместо другого, а, Младший? Одно рабство заменить другим?! Такую ты предлагаешь помощь? Я спокойно выдержал его пылающий взгляд и возразил: — Я предлагаю им выбор. Всю жизнь быть загнанным зверем или жертвой, или же получить шанс обрести новую семью, свободу, уважение. Сколько из отступников или беглецов согласились бы рискнуть жизнью в обмен на это? Ты не имеешь права решать за всех, Андерс. Я предлагаю отлаженную схему переправки рекрутов в Ферелден — причем, легально. А ты расскажешь своим соратникам об этой возможности и поможешь доставить магов на пункты вербовки. Прошлое мага значения не имеет — ты же знаешь, Посвящение искупает все грехи. Андерс помолчал, буравя меня бешеными глазами, а потом спросил свистящим шепотом: — Ты же понимаешь, какую гнусь на самом деле ты мне предложил, да, Хоук? Почти работорговля. Я рывком встал со своего места, быстро подошел к его креслу и встряхнул за плечо: — Хватит, Андерс! Включи уже мозги и подумай еще раз! На пункт вербовки приходят отступники. Их с помощью Права Призыва официально объявляют рекрутами и этим легализуют. В течение какого-то времени набирается группа, которую через Недремлющее море на нанятом судне перевозит один Страж… Один Страж, Андерс! У нас нет ресурсов на целый отряд — в Ферелдене до сих пор разгребают последствия Мора! Он же ведет их от Амарантайна до Башни Бдения… Мне продолжать?! И тут до него дошло. Глаза его округлились, рот приоткрылся, и он прошептал срывающимся голосом: — И вы не будете искать тех, кто сбежал по дороге?.. — Делать нам больше нечего! У нас и своих проблем по горло! Пусть в Орден вступают те, кто этого действительно хочет. Андерс встал и с чувством пожал мне руку: — Дружище, прости! Я так ошибался на твой счет! И леди Эдукан… Это ведь ее идея? Подштанники Андрасте! Каким же ослом я был… Я поморщился. Происходящее нисколько мне не нравилось, но это в последнее время стало почти нормой. — Я не обещаю, что все будет так уж гладко. Если число беглецов станет слишком заметным, храмовники попробуют вмешаться. Так что имей в виду — как минимум половина рекрутов должна добраться до Башни. Мы не сможем списать на потери при Посвящении всех, кто решил нас перехитрить. Интересы Ордена — прежде всего. — Да, да, — как-то суетливо закивал Андерс. — Половина рекрутов, Создатель! — он нервно рассмеялся и заявил, — Мне нужно написать несколько писем. У вас будут рекруты. — Бумага и чернила тут есть, — хмуро сказал я. — Ну, не буду мешать, — и вышел из библиотеки. Настроение, подпорченное разговором с Солвитусом, упало окончательно. В словах Андерса была своя правда, но от мысли, что Ферелден наводнят толпы отступников, было на редкость неуютно. Однако маги нам действительно были нужны и срочно — с порождениями тьмы в стране нужно было заканчивать как можно скорее, пока неурожаи, голод и безобразно плохая торговля не угробили ее окончательно… Возвращаться в гостиную не хотелось, идти в комнату к Мерриль в таком пасмурном расположении духа тоже казалось неправильным, так что я решил свернуть в галерею, ведущую к зимнему садику. Каково же было мое удивление, когда я застал в ней Фенриса. Он привалился к стене с таким отрешенным и мрачным видом, как будто стоял в засаде на своего Данариуса. — На месте не сидится? А я думал, ты вполне доволен обществом Себастьяна и Каллена, — усмехнулся я, подходя поближе. Фенрис отвернулся и процедил: — Каллен с Хоук в оранжерее, — с таким видом, как будто это все объясняло. — Ты ее охраняешь? Настолько ему не доверяешь? — я мгновенно подобрался. Хоть Фенрис и параноик, но чутье на настоящую опасность у него было, что надо. — Настолько! — клокочущим голосом ответил он и полоснул меня неистовым взглядом. Я вздохнул, немного расслабился и примирительно спросил: — Ревнуешь, что ли? Он не ответил, но по его напрягшимся скулам я понял, что попал в точку. — Зачем тогда было ее бросать? — Не лезь, куда не звали, Младший! — яростно рыкнул Фенрис. А потом прибавил с неожиданной тоской. — Я бы все отдал, чтобы… Но так — лучше. Не вмешивайся больше. И держи язык за зубами, ясно? — Ясно, ясно, — проворчал я, продолжая путь по галерее, с твердым намерением выяснить — чего это моя сестра уединяется с Калленом? Неужто рыцарь-капитан и вправду вскружил ей голову? Дверь в зимний сад была открыта. Я увидел сестру еще издалека — она сидела на резной скамейке, понурившись и сгорбившись, а Каллен стоял рядом, положив руку на ее плечо. — Держись, дружище, ты справишься, — донесся до меня его полный сочувствия голос, а потом он меня заметил и, отдернув руку, замолчал. Мариан повернула голову на мои шаги. — Карвер? Я думала, ты давно спишь, — произнесла она устало. — Что случилось? — спросил я встревоженно, потому что выглядела сестрица неважно — лицо было бледным и осунувшимся, под глазами залегли тени, а жест, которым она убрала со лба волосы, был слишком нервным. — Я пойду, — тихо сказал ей Каллен. — Попрошу Сэндала, чтобы закрыл за мной дверь. Мариан обреченно кивнула: — Ладно, до завтра, — и скривилась, как будто нечаянно отхлебнула помоев. Он ободряюще ей улыбнулся и, проходя мимо меня, спросил: — Можно тебя на пару слов? — Конечно, — и я, насторожившись, последовал за ним. Почему-то вспомнился Фенрис, вот так же отозвавший меня на пару слов в Крепости наместника. Посередине галереи Каллен остановился и сказал серьезно: — У твоей сестры завтра трудный день. Попробуй уговорить ее лечь спать, хорошо? Ей с утра на совет, а она упрямится. — Ладно, попробую. А в твои обязанности теперь входит следить за ее здоровьем? Каллен прищурился. — Теперь? Я присматриваю за ней уже три года. Ее хорошее самочувствие и безопасность города часто взаимосвязаны. Она — наш лучший наемник. А теперь еще и Защитница. — Маг на службе у храмовников? — с иронией переспросил я. — Не думал, что у Мередит настолько широкие взгляды… Лицо Каллена стало жестким. — Рыцарь-коммандер всегда славилась своей дальновидностью, — отрезал он. — И насколько дальновидно, по ее мнению, доверять магу? — с сомнением произнес я. — Пока Хоук не дает поводов себе не доверять, — с непроницаемым видом отозвался он. — Чего не могу сказать о ее спутниках. Скажи, Карвер, Андерс действительно все еще Серый Страж? Он не складывал своих полномочий и действительно служит под началом Героини Ферелдена, как утверждает твоя сестра? И та действительно примет ответственность за все его поступки? Я внутренне похолодел — ситуация была довольно двусмысленной, но вслух спокойно сказал: — Бывших Серых Стражей не бывает, Каллен. Но наш Устав запрещает обсуждать миссии друг друга, так что о приказах Командора Андерсу мне ничего не известно. От себя добавлю — все мы люди. Мой собрат вполне может действовать и в каких-то своих интересах. Что касается ответственности… Ты, кажется, был знаком с леди Эдукан? Она что, произвела впечатление безответственной? Каллен слегка смутился. — Нет. Конечно, нет, напротив… Прошу прощения, я никоим образом не собирался ее оскорблять, — он быстро собрался с мыслями и снова спросил. — А что насчет Мерриль? Она ведь долийка, верно? — Капитан, — сказал я мягко. — Мы ведь не на допросе? Я бы не хотел обсуждать свою девушку в личном разговоре с посторонним мужчиной. Каллен иронично приподнял бровь: — Свою девушку, вот как? — Надеюсь, ты не из тех, кто осуждает межрасовые отношения? На этот раз смутить его не удалось. — Ни в коем случае, но, насколько мне известно, у Серых Стражей личная жизнь под запретом. Наши два Ордена в этом схожи. — Запрет и неодобрение — разные вещи, — грустно усмехнулся я. — К тому же, сердцу не прикажешь, слыхал о таком? Так что, не торопись осуждать. Да и сам не зарекайся… Каллен помолчал, что-то обдумывая, а потом сказал: — Спасибо за честные ответы, Карвер. И… будь осторожнее. Если выяснится, что твоя девушка — маг, ее даже Хоук не спасет. Всего доброго, — и он зашагал прочь. А я немедленно вернулся в оранжерею. Мариан сидела, не меняя позы и полностью уйдя в какие-то невеселые думы. Присев рядом с ней и откинувшись на спинку скамьи, я тихо сказал: — Какой длинный день… — Бесконечный, — согласилась сестра умучено. — Всех ненавижу. И долбанных кунари, и Киркволл с его тупыми жителями, и Орсино с Мередит… И зелье твое — дрянь. Башка трещит. — То есть, пара литров вина тут, конечно же, ни при чем? — не удержался я от подковырки. — А, заткнись, — беззлобно и устало отмахнулась Мариан. — И так тошно. Бежать в гору с еще одной горой на плечах — это уже перебор. — Хорошо, поной, полегчает, — вздохнул я. — Хотя, чего ныть? Сбылась мечта, ты всех спасла и теперь будешь вертеть этот город, как хочешь. — Дадут мне его повертеть, как же… — уныло возразила сестра. — Вот прямо разбежались. Что Бран, что Мередит, что Орсино… Упыри фиговы. А Авелин некогда в совете сидеть. Она настоящим делом занимается — порядок наводит. И только мне в приказном тоне велели сидеть дома и не рыпаться. Если так дальше пойдет — уйду из Защитниц! — Ну, попробуй завтра за это отыграться. Памятник себе потребуй, например, — предложил я. — Пятиметровый! Конный! На центральной площади! — восхищенно согласилась Мариан. — И куча расчлененных рогатых трупов под копытами. Чтоб этих хреновых киркволльцев тошнило всякий раз, когда мимо пойдут! Мы синхронно ухмыльнулись друг другу. — Гадить на улице запрети, — продолжил я выдавать дурацкие идеи. — Не послушаются, конечно, но зауважают. — Фу, — сказала сестрица. — Что ж я, зверь какой? Да и мелковато для моего величия. Лучше уж сразу умирать запретить. Кто ослушается — того казнить. Мы помолчали — шутки выходили натужными и кособокими, словно навалившаяся на нас обоих тяжесть перекрыла свежий воздух. — А если серьезно? Есть идеи? — спросил я. — Угу, — кивнула она. — Я свою «Птичку» расширю. И еду в Клоаке чаще раздавать буду. Сделаю благотворительные балы еженедельными — и пусть попробуют не прийти! — «Птичку»? — не понял я. — А, ты же не в курсе. Хотя, какого хрена ты не в курсе, если всюду бродишь и свой нос суешь? Я открыла детский приют в Нижнем городе, намалевала на входе нашего ястреба, вот и прозвали «Птичкой». А теперь еще несколько зданий под такой же вывеской открою — беспризорников в городе хоть отбавляй. И лечебницу открою, вроде Андерсовой, только легальную. Из казны деньги выбью. — Святая ты женщина, Мариан, — сказал я потрясенно. — Я такая, — согласилась она. Мы еще помолчали, а потом она воскликнула: — Ой, чуть не забыла! Я же Лария в Нижнем городе видела! И даже письмо вашим отправляла. Знаешь, что мне ответили? Никакого Лария нет и не было, и никакой Джанеки, и никакого Корифея, и никакой тюрьмы в Виммарке. Тебя тоже нет и будешь нескоро. Мутные вы типы, Стражи. — Ты куда письмо отправляла? — снова напрягся я. — В Орлей, в Вал Шевэн. Ты же сам говорил, что важную корреспонденцию лучше туда слать, мол, так до Вейсхаупта дойдет быстрее. — Об этом бы лучше было напрямую Командору сообщить… Ладно, сам ей отпишусь. И что Ларий в Нижнем городе делал? Как выглядел? Сестра обиженно пожала плечами. — Как вурдалак он выглядел — такой же потертый и облезлый. Но вел себя вроде разумно. И знаешь, с кем он разговаривал? С Самсоном! Помнишь его? — Это бывший храмовник, которого ты в поисках мальчика–мага застращала? — Ага. Они так увлеченно спорили, что не сразу меня заметили. А как заметили — тут же смылись… Я и подумала, что какую-то пакость замышляют. — Наверняка, — задумчиво согласился я, чувствуя, как по хребту пробегает холодок дурного предчувствия. — Хорошо, что ты мне сказала. Обязательно расскажу Эдукан. — Ох, до чего же приятно перекладывать на других ответственность! — сладко потянулась Мариан. — Теперь понимаю, почему ее все на меня валят. Удовольствие получают. Я фыркнул. Похоже, сестру начало отпускать. — Храмовники тоже? Ясно-ясно, у них же с удовольствиями все туго. — Да ну тебя, балда! — сестра отвесила мне подзатыльник. — Я, если хочешь знать, у них почти на зарплате. Помнишь, мы на эту тему шутили? Дошутились. — И как же так получилось? — Из-за Каллена, — тепло улыбнулась она. — И моего великолепия, естественно. — С великолепием все ясно, но Каллен производит впечатление мужика упертого. С чего это он для тебя сделал исключение? — Ну, он еще про нашу первую встречу рассказал Мередит и предложил лично за мной понаблюдать. Мол, на свободе я буду более полезна Ордену. Она разрешила, под его ответственность, и не прогадала. Мы с ним за три года вместе пуд соли съели. А сколько малефикаров поймали — я уже со счета сбилась. Поначалу собачились, конечно. Но потом ничего, даже подружились. Он, оказывается, тоже из наших — из защитничков… Хороший человек. Но поломанный и слишком уж правильный. А быть хорошим человеком и хорошим храмовником одновременно почти невозможно. И я за него боюсь, если честно. Однажды его долг его сожрет… Переедет, как телега ломовая. Мариан вздохнула. — Сама держись, сестренка. Как бы тебя не переехало — с твоими-то закидонами, — сказал я тихо. — Политика штука такая… — Прорвемся, — усмехнулась она невесело. — Ладно, заболтались что-то. Спать пора. Завтрашний день будет еще длиннее… Когда мы вернулись в гостиную, там сидел только Фенрис, уткнувшийся в книгу и старательно водящий пальцем по строчкам. Мариан задержалась, а я, пожелав им спокойной ночи, снова поднялся наверх, в свою комнату. Мерриль крепко спала, так и не выпустив из рук арулин’хольм. Полюбовавшись на нее с минуту, я расстелил на полу плащ и привычно в него завернулся. Остаток вечера и все эти разговоры по душам окончательно меня доконали, и я уснул, едва прикоснувшись головой к полу.