Futend (Фьютенд)

«Однако вот Лазарь должен лежать здесь на панели у порога Богача, словно кит на мели, и это еще несуразнее, чем айсберг, причаливший к одному из Молуккских островов». Герман Мелвилл «Моби Дик, или Белый кит» Штат Нью-Йорк Психиатрическая лечебница «Сан-Джоанна» 2004 год Иногда Джареду кажется, что человеческая судьба действительно предрешена. Что жизнь расписана по минутам и секундам, и кто-то там наверху лишь смеется над жалкими попытками людей что-то изменить. И тогда этот кто-то посылает людям видения, предчувствия, дежа вю, и на какую-то секунду завеса будущего открывается, и человек может заглянуть в него. Но это длится всего миг. Преждевременное знание всего одного слова, жеста, эмоции… А потом знание начинает ускользать. И человек снова погружается в свою иллюзию власти над судьбой и самим Богом. Но истина в том, что все уже известно, до мельчайшей песчинки, что окажется под ботинком, и именно поэтому человек может предугадать. Потому что на самом деле он не гадает - он знает, просто забыл об этом… Джаред не был верующим человеком, но что-то екнуло у него внутри, едва он услышал звук открывающейся двери, предчувствие чего-то окутало его плотным коконом, а сердце забилось быстро-быстро, потому что каким-то непостижимым мистическим образом он уже знал, кто войдет в комнату. И все же он оборачивался с замиранием сердца, и из его горла вырвался слабый рыдающий звук, когда он увидел, что прав. - Дженсен… - прошептал он. И прислонился к стене, боясь, что ноги перестанут держать. - Вы знаете Дженсена, мистер Падалеки? - как сквозь вату донесся до Джареда мужской голос, в котором помимо воли говорящего проскальзывало сожаление. - Это… Дженсен, - повторил Джаред. Перед его глазами все расплывалось, но он не чувствовал, что плачет. Когда он поднес руки к лицу, на пальцах осталась влага. Джаред яростно стер ее со щек и на несколько мгновений зажмурил глаза, но когда его взор прояснился, Дженсена в комнате уже не было. - Дженсен!!! - Джаред бросился вперед, но его остановила сильная рука, сжавшая плечо. - Мистер Падалеки, - произнес все тот же голос, - полагаю, нам стоит кое-что обсудить. - Что? - Откуда Вы знаете Дженсена? - терпеливо спросили Джареда снова. - Он мертв, - тупо сказал тот. - Он был мертв. Мужчина рядом с ним вздохнул и убрал руку с его плеча. Он взял Джареда под локоть и повел к двери, но не той, через которую пришел Дженсен и через которую исчез. Этого мужчину звали доктор Лоренс, но здесь, в психиатрической лечебнице Сан-Джоанна, его все называли Ларри. За многие годы вполне заурядная фамилия трансформировалась в не менее заурядное прозвище. Его проще запомнить пациентам, а персонал чувствует себя увереннее, общаясь с начальником. В этой больнице продумано все, любая мелочь, даже имя врача. Доктор Лоренс - Ларри - опустился в кресло в своем кабинете и жестом пригласил Джареда присесть на диван. Стены в этом кабинете - болезненно белого цвета, они ярко контрастировали с мебелью из черной кожи, большим столом и застекленным сервантом из красного дерева, явно сделанными на заказ. - Расскажите мне, - сказал Ларри так, как умеет только опытный психиатр: словно он твой учитель, противник и любовник одновременно. Таким особенным тоном, снисходительным, располагающим к доверию и немного, совсем немного, зачаровывающим. Джаред сглотнул, не зная с чего начать. В голове все мешалось. - Дженсен… он… он мой лучший друг, самый близкий человек, единственный, кого я… - Джаред запнулся и продолжил не то, что хотел сказать: - Я знал его с самого детства, с самого рождения, - он провел рукой по лицу, снимая оцепенение. - Может быть, даже раньше. Ларри улыбнулся на это заявление улыбкой профессионала. У него были синие глаза, холодного, кристального оттенка, они не двигались, даже когда Ларри наклонял голову или откидывался на спинку своего кресла. Эти глаза на бледном холеном лице выглядели зловеще, делая своего обладателя на десяток лет младше… А, может, и старше. Сказать, сколько же на самом деле лет этому мужчине, было невозможно. Если только заглянуть в его свидетельство о рождении, например. - Ясно. Ларри словно подводил итог первой части рассказа, первой части жизни Джареда. И ждал. Ему на самом деле все это было неинтересно, он все это уже слышал. Может, и не теми же словами, не о тех же событиях, но уже и не сосчитать, сколько людей вытирали слезы, сидя в этом кабинете с белыми стенами и говорили ему, что им больно. Больно-больно-больно. Но сколько бы они это ни повторяли, их родным, находящимся на попечении Ларри, лучше не становилось. И Ларри знал, что однажды эта боль уйдет и слезы высохнут. Они всегда высыхали. - И что же случилось? - Он умер. - Как же так? - Ларри смотрел с вежливым удивлением, но было видно, что ему даже не любопытно. - Вы видели его сегодня. Он жив. - Да. Жив. - Повторил Джаред и запнулся. - Но как? - Мы ходим по кругу, мистер Падалеки, Вам не кажется? - Он взорвался на машине два года назад. Я не верил, что это он, тело обгорело до неузнаваемости, но кольцо, - Джаред указал себе на левую руку, хотя на ней не было никаких украшений, - на его пальце убедило всех. - А теперь давайте я скажу Вам, как это выглядело для меня, - Ларри подался вперед и сложил руки на столе в замок. - Дженсен Эклз пришел в нашу больницу два года назад. Он попросил помощи и приюта. Он перевел на счет больницы некую денежную сумму, которой, как ему казалось, должно хватить на то время, что он проведет здесь. - Постойте, постойте, - Джаред прервал врача, не обращая внимания на укоряющий взгляд. - Пришел? Пришел сам? Но зачем? Зачем ему это понадобилось? Никогда не страдавший косноязычием Джаред запинался, сглатывал и начинал вновь. Ему казалось, что собственные мысли восстали против него. - Мистер Эклз болен, - сказал Ларри. Джаред почувствовал, как его обдало холодом. Хотя… разве не очевидно было то, что только что прозвучало? - Чем? Врач раздумывал, казалось, вечность, прежде чем ответить. Он протянул своему собеседнику документ, в котором утверждалось, что Джаред не имеет права разглашать услышанную информацию. Джаред подписал не глядя. - Болезнь Альцгеймера. - Мне это ни о чем не говорит, доктор. - Это один из видов сенильной деменции, - «пояснил» Ларри. - Это дегенеративное заболевание, мистер Падалеки, а у Дженсена еще и очень редкая форма. По правде сказать, этот случай - первый в моей практике. - Дегенеративное? - переспросил Джаред единственное услышанное им слово. - Дегенеративное?! Врач снова вздохнул. На миг в его голове мелькнула мысль об успокоительном, но он отверг ее. За годы практики он хорошо усвоил, что сделать последний укол он успеет всегда. - От того, что вы повторите это слово даже с десяток раз, ничего не изменится. Да, дегенеративное, - и добавил жестче, чем хотел: - Дженсен теряет рассудок. - Почему? - Вас в самом деле интересует этот вопрос? - и снова это чертово снисхождение в голосе. - Ему можно помочь? - Всем можно помочь, мистер Падалеки. - Джаред содрогнулся от того, как ласково это было сказано. - Можно заботиться о человеке до тех пор, пока он не перестанет в этом нуждаться. До самого конца. - Ответьте прямо! - закричал Джаред в отчаянии. - Это можно вылечить?! - Нет. - Боже… - Эту болезнь нельзя ни излечить, ни замедлить ее развитие. Сознание Дженсена медленно затухает, функции его организма перестают работать. Он уже практически не осознает реальность. Джаред вцепился пальцами в подлокотник дивана. - Расскажите мне все, - попросил он, зажмуриваясь от собственных слов. Он не хотел знать, но не мог не спросить. - Я не понимаю… Он погиб, я так думал… а теперь… Просто в голове не укладывается, что он жив, и эта болезнь… Расскажите! Увидев горящий взгляд Джареда, Ларри сдался: - Я не могу ответить на Ваш вопрос о том, почему Вы думали, что Дженсен мертв. Вы же должны это понимать, верно? Джаред кивнул, подчиняясь рентгеновскому взгляду. Это, оказывается, так страшно - подчиняться тому, что говорит тебе человек, знающий твой разум лучше тебя самого. - Но я могу рассказать о другом. У Дженсена очень сложное заболевание, даже в наше время нет ответа на вопрос, почему это происходит с людьми, каковы причины. Разумеется, мы можем предполагать, и многие ученые уверены, что их доводы верны, но по большому счету все это - только теории. - Дженсен всегда был нормальным, - произнес Джаред, чувствуя, как коряво это звучит, как неправильно. - Нормальным? Если я правильно понимаю, в последний раз Вы видели его два года назад, как раз перед тем, как Дженсен пришел к нам. Скажите, Вы не замечали изменений в его характере? Состояние, сходное с депрессией? Возможно, излишняя раздражительность, агрессивность, постоянные перемены настроения? Ларри задавал вопросы так, словно Джаред находится на приеме у семейного психолога и просил совета, что ему делать с собственной женой, у которой внезапно началась послеродовая депрессия. Он не хотел отвечать, он хотел лишь одного - снова видеть Дженсена, но понимал, что ему не позволят. - Мы жили вместе, и Дженсен ни в какую не хотел идти ни на какие компромиссы, отчего мы часто ссорились, - на одном дыхании выдал Джаред, боясь, что в любую секунду может сорваться. - Даже слишком часто. Но он был таким сколько я его помню, то есть всегда. Правда… иногда он забывал то, что только что произносил. Или не мог запомнить большой объем информации. Это меня сильно беспокоило, но он отказывался идти к врачу. Ларри кивнул, удовлетворенный ответом. - Обычно первые симптомы этой болезни принимают за минутные вспышки гнева, рассеянность, забывчивость – как раз то, что Вы перечислили. Согласен, эти симптомы незначительны, и человеку можно сделать скидку на тяжелый день или проблемы в семье. Некоторые люди такие сами по себе. - Но ведь рассеянность и забывчивость - это же… не смертельно! - Сами по себе симптомы не несут смерть, - с неохотой ответил Ларри. - Они лишь указывают на то, что действительно это делает. Альцгеймер - прогрессирующее заболевание. Обычный временной период от пяти до семь лет. Хотя, известны случаи, когда больные жили и четырнадцать лет. Но не дольше. Да и не жизнь это вовсе. Обычно Альцгеймер развивается медленно и равномерно, но Дженсен… Это и впрямь особый случай. Его болезнь развивается скачками. Год он живет на одной стадии, и внезапно наступает утро, когда он уже не может произнести «Три ведьмы разглядывают трое часов “Свотч”»*. А еще через год - и собственное имя. - Дженсен, - прошептал Джаред, закрывая глаза. - Что же ты ничего не сказал? Врач деликатно кашлянул, привлекая к себе внимание. - Это еще не все, мистер Падалеки. Видимо, Дженсен не рассчитывал прожить так долго или же ему было все равно, что с ним станет после того, как его разум откажет окончательно… В любом случае, те деньги, что он перевел на счет нашей больницы, заканчиваются. Поймите меня правильно, это частное заведение, и если у нас не будет средств, чтобы содержать Дженсена, его переведут в государственную больницу. А я, честно признаться, не хотел бы в такую попасть. Обуреваемый противоречивыми эмоциями и ошарашенный свалившейся на него информацией, Джаред лишь вновь кивнул. - Я хочу его видеть, - попросил он. Ларри чувствовал привычное желание обнять убитого горем человека, поддержать не так, как его учили это делать на последнем курсе лучшего медицинского колледжа в стране, а так, как научил его опыт. Но он знал, что пока не время. Потому он покачал головой. - Простите, нет. У Дженсена свой распорядок дня. - Завтра? - Хорошо, - с этим доктор согласился легко, но взгляд, которым он смотрел на Джареда, придавливал его к земле, словно тонна кирпичей. *** Это была пытка. Медленная пытка, где Джаред был обязан сидеть на своей кровати в восемь часов утра, в одежде и ботинках, слушая мерное тиканье часов и сжимая в руках бесполезный кусок электроники, первый раз в жизни не приносящий ни радости, ни успокоения. Джаред посмотрел на камеру в своих руках и бережно отложил ее в сторону. Не стоило быть к ней так близко сейчас, когда негативные эмоции льются через край, а сердце бьется сильно и гулко, смешиваясь звуком с тиканьем часов. Как и любой человек искусства, Джаред в какой-то степени был суеверен. Он не хотел своими страхом и неуверенностью нанести вред самому светлому, что было в его жизни. Его мечте, его цели, тому, что так же правильно и неотъемлемо, как дыхание, тому, что так же восприимчиво и хрупко, как человеческая психика. Он сделал глубокий вдох. Ларри сказал приехать к часу дня, но было еще раннее утро, а Джаред уже не мог усидеть на месте. Он смотрел на камеру рядом с собой с неким нездоровым благоговением, и снова взял ее в руки только тогда, когда почувствовал, что в его мыслях и эмоциях не осталось ничего лишнего. Так делают певцы, выходя на сцену, так делают гениальные музыканты, садясь за фортепиано, так делают актеры, стоя под светом софитов перед камерами, и так делают режиссеры, приводящие в порядок хаос из сценария, мнения продюсера и личного видения актеров, создающие и созидающие на экране истинный шедевр, истинное произведение искусства. Джаред включил камеру и уставился на пустой голубой экран. Ему было смешно и грустно от того, что он так много чувствует, но все еще не сделал абсолютно ничего стоящего. Просто - абсолютно ничего. *** Разумеется, он приехал раньше. Много-много раньше, и совершенно не удивился, поняв, что Ларри уже давно его ждет. - Мистер Падалеки, - поприветствовал он Джареда, когда тот зашел в кабинет. - Вы рано. Джаред поморщился, садясь в кресло. Отчего-то его раздражало поведение врача, хотя тот вроде бы еще ничего не успел сделать. - Не мог ждать дома, - Джаред тоже говорил очевидные вещи, которые они оба знали, но этикет требовал их устного произношения. - Понимаю, - согласился Ларри, откладывая в сторону бумаги, которые заполнял до прихода Джареда, и начиная вертеть в руках ручку. Жест, выдающий нервозность. - Однако Вам, в таком случае, придется подождать здесь. Я не могу вносить внезапные изменения в жизнь пациентов. Позже наступят часы, в которые мы разрешаем пациентам выходить на улицу, тогда Вы и сможете встретиться с Дженсеном. - Хорошо, - покладисто сказал Джаред и даже сложил руки на коленях, затем сплел пальцы в замок. Кончики едва заметно подрагивали. Ларри мялся, осознавая, что разговор не клеится. - Может быть, Вы хотите что-то спросить у меня? Джаред поднял голову и пожал плечами. Сегодня было довольно тепло, и на нем была только футболка, летняя куртка и джинсы из тонкой ткани, но он все равно чувствовал, как скатывается по спине капля пота и появляется влага на висках, у самой кромки роста волос. Он нервничал, одновременно желая убежать отсюда и взмолиться, чтобы время шло быстрее. - Я не знаю, что спросить, - наконец, ответил он как можно честнее. Ларри улыбнулся. У него светлые волосы и глаза - весь его вид внушает успокоение и желание подчиняться. Джаред не знал, от рождения ли Ларри был наделен этим даром или ему пришлось научиться так смотреть и выглядеть. - Поговорим о том, зачем Вы приходили ко мне вчера, - предложил врач. - Что? Зачем я… О! - Джаред вскинулся, и Ларри явственно увидел, как оживают, как загораются его глаза. - Мой проект! - Ваш проект, - кивнул доктор Лоренс. - Расскажите подробнее. Джаред поерзал в кресле от возбуждения, блокнот и ручка как по волшебству оказались у него в руках. Ларри невольно позавидовал, что у этого человека есть нечто такое, мысли о чем могут перекрыть все остальное, независимо от того, как бы сильно оно не было. - Да… да. - Джаред набрал в грудь побольше воздуха и затараторил: - Я учусь на втором курсе колледжа, изучаю режиссуру. Обычно практика начинается с четвертого курса, но мой преподаватель предложил мне начать раньше. Понимаете, я мечтаю об этом с детства, и этот проект - мой шанс. Если он понравится комиссии, я могу начать более профессиональное обучение, и возможно, что в будущем у меня появится возможность реализоваться в этой области. - Вы с детства мечтали стать режиссером? - уточнил Ларри. - Ну, можно сказать и так, - уклончиво ответил Джаред, не желая вдаваться в подробности. - Это интересная профессия, - согласился врач. - В чем заключается Ваш проект? - Короткометражный ролик, - быстро ответил Джаред. - Сюжет не столь важен, как само воплощение, так мне сказали, но я считаю, что чтобы получилась достойная работа, нужно продумать каждую мелочь, не говоря уже о сюжете, и я… - И Вы выбрали сюжет о психиатрической лечебнице? - с легким недоумением перебил Ларри. - Да. Это вроде как и есть то, о чем я мечтал. Снять настоящий фильм о таком месте, как это. Не какой-то среднестатистический фильм ужасов, а реальную драматическую историю. - И у Вас есть сюжет? Джаред криво усмехнулся, теребя в руках блокнот. - Пока нет. Только каркас. Я предоставил наброски ролика своему куратору, и он предложил обратиться за помощью к тем, кто работает в интересующей меня области. А Ваша лечебница лучшая в штате. Когда они закончили обсуждение, часы над головой Ларри пробили полдень. Джаред смотрел на тонкие черные стрелки, и что-то внутри него сжалось, когда он понял, что просидел здесь почти два часа и ни разу за это время не вспомнил о Дженсене. Он проклинал и себя, и свою озабоченность дурацким проектом, а больше всего то, что даже сейчас, осознав это, он не считал его таковым. Ларри продиктовал Джареду несколько телефонных номеров, по которым тот мог бы связаться с другими психиатрами, если хочет получить больше информации, и Джаред записал их, но почему-то, где-то на периферии сознания у него зрела мысль, что наверное он никогда им не позвонит. Слишком стыдно от того, что ему хочется этого так сильно, что он готов забыть обо всем остальном. Ведь так… неправильно, когда любишь. Чувство вины появилось внезапно и преследовало Джареда все время, пока Ларри вел его по длинным прямым коридорам лечебницы к большим воротам, выходящим на задний двор. *** Дженсена Джаред заметил сразу. Тот сидел за узким деревянным столом, расположенным под большим ветвистым деревом, прямо у высокой глухой стены, отделявшей лечебницу от всего остального мира, и смотрел куда-то вверх. Ларри жестом пригласил Джареда следовать за собой и направился прямо к Дженсену. По пути он что-то показал знаком двум охранникам, следящим за порядком, и невысокой черноволосой девушке, по всей видимости медсестре. Та кивнула в ответ и склонилась над другим пациентом с платком в руках - молодой мужчина, рисовавший какие-то фигуры на большой листе ватмана, только что засунул испачканные краской пальцы себе в рот. Путь через весь двор показался Джареду и длинными, и коротким одновременно. Ларри оказался около Дженсена быстрее и положил руки ему на плечи, но продолжал при этом смотреть на Джареда. Смотреть так, словно в любой момент был готов передумать и отменить встречу. Недаром те самых охранники отчего-то находились к Дженсену намного ближе теперь, когда его уединение нарушили. Прямым как рентген взглядом Ларри пытался дать понять, что если Джаред сейчас откажется, передумает, Ларри его не осудит. Он поймет, потому что сам уже два года желал помочь Дженсену, но боялся, заведомо понимая, что любое действие будет ошибкой. Он корил себя за малодушие и беспомощность. Даже лучшие психиатры мира не могут помочь самим себе. И другие лучшие психиатры не могут помочь им. Потому что все они слишком хорошо знают людей. И знают, чего те боятся больше всего на свете. Но Джаред еще мог удивить доктора Лоренса. Он сделал осторожный шаг по направлению к Дженсену, не зная, чего ожидать. Дженсен ведь может испугаться постороннего, верно? Дженсен как в замедленной съемке опустил голову. Теперь он смотрел прямо перед собой. Сейчас, коротко подстриженный, в белом больничном халате, худой, с потухшим, бессмысленно устремленным в пространство взором, он казался Джареду искусственной копией того Дженсена, каким он был два года назад и раньше. Нет, Джаред не мог не признать, что копия была прекрасной, цельной, завершенной, словно автор продумал каждый штрих, но в ней был один серьезный недостаток - она была искусственной и ничто не могло вдохнуть в нее жизнь. Словно та прекрасная скульптура, в которую влюбился бедный принц, отчаянно надеясь, что она оживет и ответит ему взаимностью. Но у камня нет и не может быть чувств, и пусть Дженсен дышал - медленно и глубоко - это не делало его живым больше, чем эту скульптуру. - Дженсен, - позвал Джаред и втянул носом воздух, сдерживаясь, потому что пальцы чесались от желания прикоснуться. - Он меня слышит? - Слышит, мистер Падалеки, - отозвался Ларри, не отпуская плечи своего пациента. - Но он Вас не узнает. - Он… - Джаред не отрывал от Дженсена взгляда. - Он не испугается, если я дотронусь до него? Губы Ларри сжались в тонкую ниточку с такой мукой, будто его кто-то заставлял это сделать. - Какой ответ бы Вас устроил? - проворчал он, но все же ответил по существу: - Нет. Дженсен не поймет ни кто Вы, ни чего Вы хотите. Ему даже в голову не придет, что Вы можете причинить ему боль. И тогда Джаред сделал это. Он сел рядом с Дженсеном и обнял его. Сжал его в руках, положив его голову к себе на плечо, не обращая внимания на отсутствие реакции, и отрывисто несколько раз поцеловал в макушку. Волосы у Дженсена пахли чем-то горьковатым, как бывает, когда после последнего посещения душа проходит больше суток. - Мне плевать, как ты здесь оказался, - прошептал Джаред Дженсену на ухо. - Я увезу тебя отсюда. И только произнеся эти слова, он понял, что сказал. *** У Дженсена Эклза были зеленые глаза, веснушки на лице, русые, с едва заметной рыжиной волосы. Он был высокий и стройный, и у него была обаятельная улыбка. Дженсен Эклз был красивый. Вот так просто. Простите, я не писатель и не поэт, да и не думаю, что фотографии передают все грани его красоты, но другого источника у меня нет. Хм. Вам не показалось, что это прозвучало довольно грубо? «Источник». Словно и не о человеке вовсе. Полагаю, все это оттого, что мне редко доводилось говорить о чем-то настолько… прекрасном? Да, это подходящее слово. Но, признаться, мне нравится говорить о красоте. Должно быть, это у меня от отца. К слову сказать, я мало чего повидал в жизни. Наверное, мне стоит радоваться, что это так, а не печалиться. Кто знает, что могло бы произойти, не так ли? Кто знает, насколько это травмировало бы меня, насколько изменило бы мою жизнь? Боже, страшно подумать… И все же речь не обо мне. Размышляя о Джареде и Дженсене я все больше склоняюсь к мысли, что им очень повезло вновь обрести друг друга. Вы, должно быть, думаете, что это звучит дико. Как может человек быть счастлив, видя страдания другого? Как может быть счастлив, страдая вместе с ним? Поверьте, может. Бывает любовь, похожая на одержимость. Бывает любовь, похожая на болезнь. Бывает любовь, в которую падаешь, будто в пропасть, в которой тонешь, словно в океане. Бывает любовь страстная, опасная, безрассудная… нежная. Но любовь Джареда к Дженсену не была похожа ни на что. Она просто была… слишком сильной, чтобы Джаред мог его отпустить. Из дневника Дина Падалеки 19 февраля 2068 года *** Джаред все еще сидел на той самой скамейке под деревом, поставив локти на стол и запустив пальцы в волосы. Дженсена и остальных пациентов уже давно увели в здание, а он все еще был здесь. Вместе с Ларри, который стоял рядом и смотрел вверх, как Дженсен совсем недавно, и, Джаред был готов поклясться чем угодно, точно так же ничего там не видел. - То, что Вы сказали… - начал Ларри, когда на улице начало темнеть. Страшно было подумать, что они провели здесь в молчании целый день. - Почему об этом не знает его семья? - спросил Джаред. Его голос охрип то ли от долгого молчания, то ли от слез, жгущих его глаза изнутри. - О том, что Дженсен здесь? Он сам так захотел. - Но почему? Ларри пожал плечами и поморщился от боли в затекшей шее. - Дженсен подписал бумаги, в которых говорится, что он отказывается от любой посторонней помощи, а я не имею право отменять его решение. В этих документах и истории болезни Дженсена отмечено, что на момент подписания бумаг он находился в адекватном состоянии, поэтому даже теперь я несу ответственность за свои слова и действия в отношении Дженсена, и не имею права нарушить договор. Там даже есть отдельный пункт, гласящий, что становление в известность семьи Дженсена о его болезни является грубейшим нарушением этого договора и влечет за собой определенные последствия для больницы и меня лично. - Дженсен готов был шантажировать Вас, только бы его семья ничего не знала… - Верно. - Он никогда таким не был. - Полагаю, что-то заставило его так поступить. Я никогда не винил его в этом решении. К счастью, Ваша с ним встреча произошла почти случайно. В первый раз за день Джаред поднял голову, чтобы посмотреть Ларри в лицо. Тот улыбался. - Почти? - Жизнь - странная штука, да, Джаред? - философски спросил доктор Лоренс. Без такого привычного уже «мистер Падалеки» Джареду стало неуютно. Словно все это взаправду, словно все это намного сложнее, чем он себе представляет. Намного… страшнее. - Никогда не знаешь, с кем она тебя сведет? - вопросительно продолжил он. Врач усмехнулся. - Совершенно верно. Когда Вы позвонили мне по поводу Вашего проекта я был безмерно удивлен. Даже не принимая во внимание то, что я не думал когда-либо встретить человека с именем Джаред Падалеки, я разговаривал с Вами первый раз в жизни, а мне казалось, что я отлично Вас знаю. - Значит, он… - Джаред обернулся ко входу в лечебницу, словно надеясь увидеть там Дженсена, хотя тот покинул территорию много часов назад, - говорил обо мне? И при этих словах улыбка на лице Ларри стала намного теплее. - Пока мог - постоянно. Вы появились так внезапно, по истечении двух лет, и я… даже не знал, как реагировать. Сначала я решил, что Вы - не тот Джаред Падалеки, о котором говорил Дженсен, но все совпадало: Ваш возраст, Ваше увлечение и Ваша внешность, насколько я могу судить по рассказам моего пациента. - Вы, должно быть, решили, что я каким-то образом узнал о местонахождении Дженсена и решил обманом проникнуть сюда? Вечернее солнце освещало высокую фигуру Ларри, и в этом свете глаза его уже не казались холодными, скорее очень-очень старыми. - Не дольше нескольких секунд, - произнес он в ответ. Джаред отвернулся, глядя на стену совсем близко от его правой руки. - И правильно, - горько сказал он. - Я думал, что он мертв. Первое время искал его, конечно. Почти год искал, не хотел верить, а потом… - Перестали. Не вините себя, Джаред, все однажды перестают. Нельзя найти того, кто по-настоящему, отчаянно не хочет, чтобы его нашли. - Я все могу понять: болезнь, лечебница, нежелание говорить кому-то… Но эта авария, черт возьми! Кто попал в эту аварию? И если не Дженсен, то куда делся он? Внезапно на голову Джареда опустилась рука, и он резко обернулся, чтобы увидеть, как доктор Лоренс проводит ладонью по его волосам. Джаред подумал, что если этот человек может себе это позволить, то он наверняка, все же, старше Джареда где-то раза в два. От того, кто годится тебе в отцы вполне можно такого ожидать. - Не быть Вам детективом, Джаред, - со смешком сказал Ларри, но ласковая рука не давала веселому голосу смазать впечатление, что о нем, Джареде, заботятся. Почему, не понятно, но то, что это есть - факт. - Специально? - прошептал он. - Он сделал это специально? Эта авария - тупой розыгрыш?! Чтобы все думали, что он мертв, а он на самом деле жив?! - Он надеялся, что так всем будет легче, - пояснил Ларри, и Джареду мучительно не хотелось, чтобы он убирал руку с его головы, иначе он точно не выдержал бы и расплакался, как малолетка. - Легче его семье пережить смерть сына один раз, чем переживать ее каждый день в течение нескольких лет, и легче для него самого, для его… - Гордости? - зло перебил Джаред. - Сердца. Не думаете же Вы, что ему было просто оставить Вас - человека, которого он любил так сильно. - Вы и об этом знаете? - О, я догадался, - сказал Ларри, и тогда Джаред все же заплакал. - Я его все равно заберу, - сквозь рыдания сообщил он. - Хоть через суд, хоть выкраду, мне все равно. - Вы не сможете быть с ним. - Смогу! - Вы не выдержите. Но Джаред, безрезультатно вытирая катящиеся по щекам слезы, вспоминал, как всего несколько часов назад обнимал Дженсена. Как прижимал его к себе, словно котенка, словно любимую мягкую игрушку, словно что-то очень маленькое и дорогое, и в то же время как нечто, за чем он сам мог спрятаться, на что мог опереться, как делал всю жизнь. И как вопреки всему в этот миг он ощущал спокойствие. - Я выдержу. Черт его знает, может быть в ту минуту Джаред искренне верил в свои слова. Как-никак для этого у него была не одна причина. Сан-Антонио, Техас 1993 год Когда Джаред учился в школе, ему завидовали практически все мальчишки в классе, потому что только с «этим Падалеки» общался Дженсен Эклз - старшеклассник, отличник и главный оторва школы в одном лице. На самом деле Дженсену было всего двенадцать лет, и через несколько месяцев он переходил в среднюю школу в городе Сан-Антонио, но семилетним малышам, которым до этого события еще предстояло пять лет обучения в начальной школе, казалось, что дружба с Дженсеном Эклзом - это престижно и наверняка очень здорово. Но кроме Джареда никто из школьной мелкоты не мог похвастаться подлинным знанием. - Эй, Падалеки! - выкрикнул кто-то. И затих, но в этом оклике - насмешка. Джаред привык, к нему так обращались едва ли не с первого дня его появления в школе. Он обернулся, но так и не понял, кому принадлежал голос. Ухмылка на его лице наверняка выглядела немного жутко, хотя бы потому что у семилетнего ребенка не может быть такого выражения лица. Ему просто незачем так смотреть. Но и к этому Джаред уже привык. Он знал что такое зависть, и детская, необтесанная временем и будущими разочарованиями гордость поднималась в нем, росла, смешиваясь с еще неосознанным, но уже наметившим себе путь в его разуме ощущением собственного отличия от остальных. Он еще ничего не добился в жизни, еще ничего не достиг, но уже понимал, как люди относятся к тем, у кого есть нечто, желанное другими. Возможно, Джаред пока что совсем не ценил это нечто и, сидя на уроке думал, что это даже здорово - то, что он не смог идентифицировать голос, потому что, - он был уверен - в его жизни таких голосов будет еще очень и очень много. Безликих, пустых голосов, способных только выкрикивать что-то ему в спину, и никогда - в лицо. Возможно, он еще не осознавал всей важности происходящего, но в будущем обязательно настанет день, когда он поблагодарит Дженсена Эклза за то, что однажды тот научит его различать то, что ценно, и то, что нет. Сан-Антонио, Техас 1996 год Когда Дженсен поступил в юридический колледж и уехал из города, этот миг наступил. Тогда Джареда успокаивали обе семьи: Эклзы и Падалеки. Только теперь все они понимали, что не стоило позволять Джареду так привязываться к старшему другу, ведь с самого начала было ясно, что однажды их дороги разойдутся. И, оказывается, так действительно бывает, когда что-то видят все вокруг, кроме тебя самого. Но, видимо, такова была судьба Джареда Падалеки - строить свою жизнь вокруг Дженсена Эклза. И когда его лишили этого права, он банально растерялся. Полгода, которые Дженсен обучался в колледже, Джаред звонил ему каждый день, немало его удивляя этим, но однажды понял - он уже в прошлом. Дженсен не сказал ему этого прямым текстом, но Джаред умный парень, и все понял сам. В то же время он начал увлекаться режиссурой, хотя, конечно же, тогда еще не знал, что правильно это называется именно так. Да он и не раздумывал над тем, как правильно. Ему просто нравилась камера, нравилось держать ее в руках, нравилось нажимать на кнопку «play» снова и снова. Камера занимала все свободное время Джареда, мечты о том, что именно ему хотелось бы снять - мысли, и в конце концов в мире Джареда и его камеры не осталось места для Дженсена… Так же, как его не было когда-то давно, в эгоистичном сознании семилетнего мальчика. Так продолжалось до тех пор, пока Дженсен внезапно не объявился на пороге дома семьи Падалеки через год после того, как уехал в колледж. Дженсен сообщил, что бросил учебу. Джаред забросил камеру без какого-либо сожаления. Он снова мало что понимал, но чувствовал, как внутри ломается что-то очень важное. Что-то, составляющее часть его сущности, но от этого не менее гадкое и ложное. Так бывает, когда кто-то становится тебе ближе, чем ты сам. Сан-Антонио, Техас 1998 год Джареду было шестнадцать лет, у него все еще ломался голос, руки и ноги были все еще непропорционально-длинными по сравнению с остальным телом, начиная смеяться он не мог остановиться, и никто не мог заставить его серьезно относиться к школьным занятиям. По некой роковой случайности у Джареда не было друзей его возраста (что поделать, Джаред и сам не стал бы дружить с тем избалованным мальчишкой из начальной школы, которого он был бы рад забыть, да так и не сумел), но у него была огромная семья. Его мать, отец, младшая сестра, старший брат и все семейство Эклзов в таком же составе, только относительно Дженсена. А еще у Джареда был сам Дженсен… и камера. И он не думал, что ему чего-то не хватает для счастья. Не думал до тех пор, пока однажды Дженсен не положил руку ему на плечи, прижимая к себе, а у Джареда перехватило дыхание, а ладони стали влажными. Они сидели на одном бревне около костра, была ночь, и их старшие братья купались к кажущейся черной воде, сестры лежали в высокой траве и, прислушиваясь к стрекотанию кузнечиков, пытались определить местоположение насекомых, а родители уже разошлись по палаткам. Дженсен продолжал обнимать Джареда, рассказывая что-то ему на ухо, и Джаред прикрыл глаза. Ему было тепло и уютно, как никогда. - Расскажи мне про колледж, - попросил он и вздрогнул, потому что рука Дженсена на его плечах резко напряглась. - Ну, это здание, - сказал тот, словно небрежно, но Джаред почувствовал фальшь. - Большое такое здание со множеством коридоров, кабинетов и лестниц. - И чем это отличается от школы? Дженсен хмыкнул устало и сдержанно, и Джаред понял, что зря начал этот разговор, хотя и терялся в догадках - почему зря? - Говорят, там круче. - Говорят? Дженсен посмотрел в ответ таким взглядом, что Джаред мгновенно заткнулся. Он не знал почему, но теперь рука Дженсена уже не казалась ему успокаивающей, теперь она придавливала его к земле. Он хотел извиниться, но промолчал, и через несколько минут все снова было в порядке. Джареду все еще было шестнадцать лет, когда он понял, что Дженсен Эклз ему не только друг, но и единственный человек, ради которого Джаред готов на все. Наверное он знал это всегда, но только прикосновения Дженсена каждый раз заставляли его понимать истину снова и снова. Он ждал рук Дженсена, мечтал почувствовать их на себе, он едва ли не заглядывал Дженсену в рот, когда тот говорил. Они проводили очень много времени вместе, но Джаред больше никогда не спрашивал, почему Дженсен бросил колледж. И почему он так разражается от одного упоминания об этом. Дженсен вообще очень раздражительный, - раньше Джаред этого не замечал, - но ему плевать. Сан-Антонио, Техас 2000 год Они целовались так, словно умирали. Каждый вздох отдавался болью в груди, каждое прикосновение губ пульсацией крови в висках. Когда они оторвались друг от друга, губы у Джареда пощипывало. Он подался назад и ударился спиной о стену. Дыхание сбилось еще больше, когда Дженсен дернулся следом за ним. - Почему сейчас? - спросил Джаред, его рот касался рта Дженсена. Дыхание смешивалось, аромат парфюма Дженсена коротил что-то в мозгу. Дженсен нахмурился. - Что? - Я так долго ждал, - простонал Джаред. - Почему сейчас ты… ты сделал это? Теперь Дженсен улыбался, но отчего-то в этой улыбке Джаред не видел веселья. Лишь легкую светлую грусть. - Я понял, что больше не могу терять время, - ответил Дженсен. - У нас его так мало. Тогда Джаред подумал, что это безумно романтично. Через две недели они съехались. Они легко преступили барьер отрицания гомосексуальных отношений. Они любили свои семьи, но оба решили ничего им не рассказывать. Они скрывались ото всех. Они жили лишь друг для друга, в своем личном, уединенном мирке, и Джаред, лежа в объятиях Дженсена каждую ночь, мечтал, чтобы так было всегда. В его мечтах все так и остается, даже когда через два года после начала их отношений, полиция принесла Джареду известие о том, что Дженсен взорвался на машине. Джаред искал его почти год, не желая верить в его смерть. Но время шло, и в конце концов Джаред заставил себя смириться с реальностью. Он снова взял в руки камеру, чувствуя к ней такую тягу, как никогда в жизни. С опозданием он поступил в колледж, где начал изучать режиссуру. Одновременно с этим он зачитывался книгами о психиатрии и смотрел документальные и художественные фильмы на эту тему. На втором курсе Джареду выпала возможность попробовать себя в деле. Как источник интересующей его информации он выбрал психиатрическую лечебницу «Сан-Джоанна» и, прихватив блокнот и ручку, отправился на запланированную встречу с главврачом. По пути к больнице он пребывал в полной уверенности, что однажды его мечта принесет ему успех. _______________________ *«Три ведьмы разглядывают трое часов “Свотч”»: шуточная американская скороговорка. В оригинале звучит так: 1). Three witches watch three swatch watches. Which witch watches which swatch watch? Три ведьмы разглядывают трое часов "Свотч". Какая из ведьм разглядывает какие часы? 2). Three switched witches watch three Swatch watch switches. Which switched witch watches which Swatch watch switch? Три ведьмы-трансвеститки разглядывают три кнопочки на часах "Свотч". Какая из ведьм-трансвеститок разглядывает какую кнопочку на часах "Свотч"? 3). Three swiss witch-bitches, which wished to be switched swiss witch-bitches, watch three swiss Swatch watch switches. Which swiss witch-bitch, which wishes to be a switched swiss witch-bitch, wishes to watch which swiss Swatch watch switch? Три швейцарских ведьмы-сучки, желающих изменить свой пол, разглядывают три кнопочки на часах "Свотч". Какая из швейцарских ведьм-сучек, желающих изменить свой пол, разглядывает какую кнопочку на часах "Свотч"?