Плен

Багровое солнце растекалось по небу, подобно расплавленному металлу, но сегодняшний закат был бледен и невыразителен. О таких закатах не поют в песнях, с ними не сравнивают прекрасных дев. Эта природная панихида раздражала гнома. Торин захлопнул ставни, запирая их на засов. Освещение в комнате стало теплее, от блеска свечей каменные стены словно покрывались золотом. Или ему снова это кажется? Гном так и стоял у закрытого окна, глядя в никуда. Он ощущал себя уставшим и потерянным. И эта душевная разбитость заглушала чувство стыда. Возможно, поэтому Торин не уделял отдыху слишком много времени. — Я отыскал некоторые рукописи. Не то чтобы в Эреборе было много записей об эльфах, но имеются упоминания о Валиноре. Я подумал, может тебе туда надо? — Дубощит горько усмехнулся, оборачиваясь и глядя на лежащего на просторной ложе эльфа. Трандуил спал, мерно дыша, не меняя позы и за последние сутки ни разу не открыв глаз. Торин хмыкнул. — Высшие создания… Взяв со стола миску с водой, он подошел к кровати, что, к слову, была достаточно большой для гнома, но едва ли подходила для высокого эльфа, который с трудом помещался в ней так, чтобы ему не приходилось сгибать ноги в коленях. Гному было бы удобно и на кровати меньшего размера, но горным мастерам был не чужд и бытовой комфорт, особенно если это касалось королевских убранств. Когда Торин забирал Трандуила из подземелий, он особо не задумывался, куда нести Владыку Лихолесья. И, казалось, впервые за эту тяжелую и невыносимо долгую для Торина неделю, Балин был с ним солидарен. Но кто бы мог подумать, что король гномов будет содержать пленного эльфа в собственных покоях. — Вы вообще спите, эльфы? Нужен ли вам сон? Может, ты спишь впервые в жизни? Торин задавал эти бессмысленные вопросы зная, что не получит на них ответа. Он присел на край кровати, взяв в руки чуть влажную тряпку, смочил её водой и, поднеся к лицу Трандуила, осторожно сжал сильными пальцами, так, что тонкая струйка пролилась на эльфа, попадая в щель между его чуть приоткрытыми губами. Его кадык дёрнулся, а губы сжались, не позволяя воде более попадать внутрь. Тогда гном, отжав оставшуюся воду обратно в миску, провёл сложенной тряпкой по лицу Лесного Владыки. Его кожа заблестела от влаги, и оставшиеся капли на щеках эльфийского короля напомнили слезы. Торин поспешил стереть их. — Тоже мне, изнеженное растение, — фыркнул гном, бросая тряпку в миску. А затем снова погрузился в раздумья. Солнце, должно быть, уже скрылось, оставляя за собой мёртвый гнилой след на некогда прозрачном дневном небе. Настало время наконец принять решение. Пока ещё горят свечи, и пока дышит эльфийский король. Скрепя сердце, Торин отставил миску и, сев за стол, взял чистый пергамент и чернильницу. Пальцы сжали хрупкий стержень пера. Вскоре на пергаменте появились короткие лаконичные предложения, впрочем, в полной мере наполненные смыслом. Сообщение было готово в считанные минуты, ибо Торин продумал для него каждое слово задолго до того, как у него хватило духу написать послание. Остаток ночи он провёл, разглядывая эльфа, изредка подходя к нему, смачивая водой его губы и протирая бледное лицо. Не то чтобы он понимал, зачем делает это, но подобные занятия, как ни странно, успокаивали мятущуюся душу. Новорожденное солнце билось в закрытые ставни, проникая в самые мелкие щели. Один из лучей дотянулся до эльфа, замерев на золотых волосах. Те, будто в самом деле выкованные из драгоценного металла, заблестели, отражая дар дневного светила. Торин, несколько утомленный бессонной ночью, подошёл к окну, открывая засов. Словно только этого и ожидая, солнечный свет разлился по комнате, ложась на эльфа невесомым золотым шелком. Кожа Трандуила также приобрела едва заметный золотистый оттенок. Он был похож на статую, прекрасную, но неживую, холодную, как камень. Драгоценный, искусно огранённый, но всё-таки камень. Написанное письмо вскоре было передано посыльному. Никто и не подозревал, что это первая и единственная записка, адресованная лесным эльфам. О том, почему он так и не послал за выкупом раньше, гном предпочитал не думать. И без того его разум будто смеялся над собственным хозяином. Когда вторая половина дня подходила к концу, на горизонте, со стороны Лихолесья показалось движение. То были эльфы, получившие послание и нынче спешившие к главным вратам королевства гномов. Остановив коней, они спешились и подняли головы наверх, оглядывая могучую гору. Король вышел к ним лично и без сопровождения. Он держаться так, будто ему и в самом деле нечего было опасаться. Кто-то из эльфов бросил на гнома взгляд, полный надежды. Другие смотрели на Торина обречённо. Светловолосый эльф со слегка вытянутым лицом, заострённым подбородком и от природы удивительно лукавым взглядом шагнул к королю, с почтением склонив перед ним голову. — Мы приветствуем короля Эребора и благодарим за вашу помощь. Мы прибыли, чтобы забрать Владыку Трандуила домой, где он получит должное лечение. Оказанная вами услуга бесценна, но если мы можем как-то отблагодарить вас, мастер гном… Торин смотрел на эльфов холодным непроницаемым взглядом, словно видя их насквозь. Без короля те казались лишь бледными тенями. Удивительно, как они вообще могли принимать решения. Впрочем, какое вообще решение можно принять, получив письмо, в котором говорится, что их горячо любимый Владыка был найден без сознания на окраине Эред Митрин и любезно доставлен гномами в Эребор? — Будете обязаны, — произнёс гном и, заведя руки за спину, развернулся и направился обратно, ведя за собой эльфов. Те же, едва завидев своего Короля, словно ослепли.Едва убедившись, что Трандуил жив и крепко спит, они забрали Лесного Владыку быстро, тихо и без лишних слов. Никто из проживающих в королевстве гномов так и не узнал, что Трандуил находился в Эреборе, а те, кто видел эльфов на берегу, решили, что те были здесь проездом, направляясь в ближайшие селения для налаживания торговли. Торин не провожал их. Он оставался в своих покоях еще какое-то время, глядя на смятую переворошённую эльфами постель. И в какой-то момент, подойдя вплотную, опустился на колени, склоняясь к ней головой. Гном сделал глубокий вдох, стараясь уловить запах, свидетельствующий о недавнем присутствии здесь Лесного Владыки. Но бельё пахло лишь мылом и соломой. Мёртвые цветы не источают аромата.