***
Миссис Айла Лайон служила в родовом поместье МакЛаудов уже больше сорока лет. После того, как её муж Гобиас умер от драконьей оспы, молодая и бездетная миссис Лайон не нашла другого выхода, как уйти в работу. Её брат, мистер Эндрю МакФасти, и его жена Бирта заботились о Черных Гебридских драконах, проживающих на острове Скай с семьсот двадцать девятого года, и, поскольку драконы её совсем не интересовали, она решила попробовать заниматься чем-то более женским. В тысяча девятисотом году она пришла в дом МакЛаудов и попросилась взять её на работу хотя бы поварихой, однако леди Нера МакЛауд нашла для неё лучшее применение. Каждой уважаемой себя светской даме просто необходима была личная камеристка, и леди Нера решила, что молоденькая Айла как раз может справиться с этой работой, которую позже стала совмещать с постом управляющей. Миссис Лайон видела в этом доме всё: тяжёлые роды первой дочери Альфидии, ещё более тяжелые роды второй дочери Сифильды, — девочка родилась со слабыми ножками, а леди Нера до конца жизни поле этих родов страдала жуткими мигренями. Она видела египетских мумий и Говарда Картера в этом доме, и самое страшное — она видела резко изменяющийся нрав её любимца Малкольма: всегда весёлого, игрового маленького мальчика будто подменили после окончания Хогвартса. Каким он стал с годами, грубым и заносчивым, окруженным толпой девиц, она не любила вспоминать, так же как и то, что всё в итоге закончилось его смертью и пылающим Данвеганом восьмого августа двадцать пятого года. Не видела мисисис Лайон только одного человека — единственную внучку МакЛаудов Магдалену. Всё время, пока господа отсутствовали в Дангвегане, миссис Лайон старалась держать дом в чистоте и порядке, следила за реставрацией и ждала того дня, когда маленькая черноволосая девочка с колдографии, которую хранил на столе в своем кабинете сэр МакЛауд, однажды посетит свой родной дом… Глаза миссис Лайон расширяются, когда она наконец видит её. Она была настолько красивой, насколько и отталкивающей. МакЛаудовские зелёные глаза, но не лучистые и тёплые, а с колючим и холодным взглядом, высоко вздёрнутые брови, кожа настолько бледная, что показалась миссис Лайон ледяной. Девушка посмотрела ей прямо в глаза и доброжелательно улыбнулась. На её щеках появился слегка заметный румянец. — Добрый день, миссис Лайон, — сказала она. Голос был мягким, совсем не подходящим к её строгой внешности. Если бы она не дала и минуты её разглядывать, а сразу же заговорила, то впечатление было бы своем другим. Её голос мог расположить к себе даже дьявола. От непонятного чувства, постигшего её, миссис Лайон совсем забыла, что должна была поздороваться первой. Был ли это шок? Или это было дежавю? Очень уж сильно молодая леди напомнила ей Малькольма. — Рады приветствовать Вас в Данвегане, госпожа, — почтенно ответила миссис Лайон, продолжая рассматривать лицо девушки, освещённое тёплым светом свечей канделябра. Вокруг неё вертелись домовые эльфы с чемоданами и с её четырьмя собаками, — один из них уже нёс ей плед в зелёно-синюю МакЛаудовскую клетку. — Прикажете разжечь камины в замке? — Нет-нет, я быстро согреюсь и без них, — ответила девушка, с интересом разглядывая портреты, висящие на стенах в большом холле. — Я просто слегка недооценила местную погоду. Когда я приехала в Портри, стояла жара, а когда мы ехали в Данвеган, поднялся сильный ветер. Пока они поднимались по лестнице, миссис Лайон мысленно удивлялась и одновременно ужасалась её сходству с Малкольмом. Всё, даже манера речи, несмотря на немецкий акцент, даже привычка время от времени смотреть будто сквозь собеседника, — так сильно было похоже на него. У неё пышные волосы, точь-в-точь как у покойной миссис МакЛауд. И веснушки. Сейчас, наверное из-за лета, их так много, что на носу они образовали коричневое пятно…***
Остров красив. Он правда безумно красив. Магдалена представляла, как он будет выглядеть, пока ехала в поезде сюда, но это превысило все её ожидания. Всё самое красивое, что есть в Шотландии, собралось на острове Скай. Издали он казался тёмно-фиолетовым, и Магдалена может поклясться, что за всё время путешествий по Шотландии она не видела ничего прекраснее. День был удивительно тёплым для Шотландии. Вообще лето в этом году выдалось даже слишком жарким. Широкий арочный мост, растянувшийся над проливом, остался позади. Поля медленно то поднимались, то опускались в направлении неровных силуэтов холмов, покрытых самой зелёной травой, которую Магдалена только видела. Они выглядят неровными и зубчатыми, будто под собой скрывают какой-то другой подземный мир, и шпили его домов пытаются вырваться к нам наружу. За холмами начались болота, покрытые вереском и полные гудящих пчел. При въезде на остров её встретил городок Портри — маленькое рыбацкое поселение с яркими разноцветными домиками. Другие, более старые каменные дома, покрытые ярким зелёным мхом, тесно прижимались к холмам и создавали суровый вид. Стоящие на причале корабли кажутся игрушечными — просто скоплением мигающих точек на фоне летнего грозового неба. Стая лохматых, коричневых Хайлендских коров медленно брела по дороге. «Парикмахерская», «Обувной мастер», «Свежая рыба» — такими вывесками пестрила широкая извилистая дорога, которая дальше пролегала сквозь лес, поля и каменные валуны и в итоге привела девушку к массивным кованым воротам, в которых пара вставших на дыбы геральдических зверей ожидала гостей замка. Дикий шиповник простер когтистые лапы и карабкается по каменному забору. Когда Магдалена доехала, погода испортилась. Ветры со свистом переваливали через вересковые пустоши. Вокруг дикое безлюдье. Тёмные времена, принесшие шотландским землям столько крови, на всём оставляют свой след, придавая любой усадьбе тревожный вид, любому стогу сена — облик пугающий и неопределённый, а любой камень может показаться скорчившимся человеком. Башни замка укрывались в рощах красивейшего сада с благоухающими цветами и ярко-голубыми озерами. Поднят флаг. На зелёном холме, оставшемся позади, волынщик прохаживался по лугу и наигрывал какую-то мелодию. Её встретили волынкой. Как и подобает встречать хозяев. Это вызывает в ней неприкрытую гордость. Она знает, что каждое утро хозяев Данвегана также будят волынкой. Она воображала Данвеган в виде романтического утёса, укрытого туманом, но он оказался совсем другим. Серый и мрачный. Его стены с одной стороны обвивает плющ, упрямо тянущийся к самому верху. Много окон. В этом его прелесть. Магдалена любила окна. Внутри замок был обставлен более весело, но всё равно атмосфера дикого одиночества никуда не исчезала. И портреты. Так много портретов, как будто родственниками Магдалены является добрая половина Шотландии. — А это кто? — Спросила она, когда миссис Лайон вела её мимо портрета леди в тёмно-коричневом бархатном платье, расшитом жемчугом и золотом и украшенном высоким кружевным воротником на испанский манер. — Это леди Амалия Маклауд, получившая прозвище Безумная, — ответила ей миссис Лайон. — Портрет работы шестнадцатого века. Отравила своего мужа и всех своих детей, однако одному ребенку, будущему сэру Драммонду Маклауду, всё же удалось выжить. Это был третий раз, когда клан МакЛаудов стоял на грани полного исчезновения. — Исчезновения… — Задумчиво произнесла девушка, внимательно разглядывая жемчуга в рыжих волосах леди на портрете. — Воистину безумная женщина. Должно быть, у меня хорошая наследственность, — с некоей долей сарказма сказала она. Пока эльфы раскладывали вещи в спальне, которую миссис Лайон отвела для молодой леди, она провела девушку в кабинет, находящийся в вершине западной башни. Большое окно в комнате немного сглаживало мрачный вид, однако не спасало всю комнату от угрюмого настроения, царящего здесь. — Это самая старая башня в замке, поэтому комнаты в ней не подверглись реставрации. Но, если Вам что-нибудь тут не нравится, мы всегда можем это переделать, — сказала миссис Лайон. — Нет-нет. Я не хочу ничего тут менять, — сказала Магдалена, осматривая комнату. Она открыла окно, и резкий холодный ветер ударил ей в лицо. Из-за такого ветра залив, окружающий замок с западной стороны, превратился в бушующее море, и его волны с рёвом били по стенам замка. Голова закружилась, когда девушка наклонилась и посмотрела на белоснежную пену, собиравшуюся внизу у холодных серых скал. Глубоко и прерывисто вдохнув чистый воздух, она посмотрела вдаль на горизонт, который словно был скрыт в тумане. — Прикажете подавать обед сейчас? — Услышала она голос миссис Лайон позади себя. — Нет, я, пожалуй, дождусь гостей. Пока принесите мне просто что-нибудь перекусить. — Магдалена закрыла окно и повернулась к женщине. — В шесть в Портри приедут мои друзья, пожалуйста, организуйте их приезд в Данвеган. Мисс Вальбурга Блэк, мистер Энтони Лестрейндж, мистер Абраксас Малфой, мистер Рэндальф Нотт и мистер… — Магдлена на секунду задумалась, о том как правильнее стоит называть Тома. Всё это время она продолжала называть его по отцовской фамилии, но он был Гонтом. — Мистер Томас Гонт. — Гонт? — Камеристка с удивлением посмотрела на Магдалену. — Разве Гонты не… — Гонты что? — Миссис Лайон заметила, что в тоне девушки появились металлические нотки. Перемена была настолько внезапной, что женщина была поражена и даже немного испугана. — Пожалуйста, попросите эльфов приготовить всем спальни. — Хорошо, госпожа. Я могу Вам быть еще чем-то полезной? — Спросила миссис Лайон. — Нет, спасибо, — поняв, что допустила ошибку, Магдалена смягчила тон. — Дом находился на Вашем попечении долгое время, и я знаю точно, что смогу положиться на Вас во всех домашних делах, — последние слова были попыткой задобрить миссис Лайон, что удалось, так как на лице женщины мелькнула едва заметная улыбка. — Я приготовила Вам спальню в Южном крыле, она обставлена по-современному. Оттуда открывается вид на наш лес, и с этой башни есть проход на дальний пляжик. Сейчас холодно, но летом к вечеру вода в заливе нагревается достаточно для того, чтобы поплавать. В конюшне у нас живет четверо гранианских лошадей. И, если Вам что-нибудь не понравится, обязательно скажите об этом мне. — Хорошо, миссис Лайон, спасибо, — ответила Магдалена. Потом она бродила по пустым и темным комнатам, зашла в библиотеку, где хранились бесценные книги в переплетах из тёмной телячьей кожи, которые столетиями собирали МакЛауды, спустилась в мрачные и холодные подземелья, где в своё время, наверняка, кого-то держали в заточении. Как любое смертное ложе, этот дом был исполнен печали. Оставшееся время Магдалене было, чем заняться, — облачившись в домашний шелковый халат, она принялась отвечать на приветственные письма от жителей острова Скай, попивая чай с бутербродами. Некоторые, помимо приглашений посетить их дома, присылали также и подарки. Семья Макленнан, владеющая винокурней, прислала несколько бутылок их лучшего односолодового виски и овечий сыр, МакФасти — саморасширяющийся ридикюль из драконьей кожи, — землевладельцы Ирвинги из острова Харрис — свежевыловленных лосося и крабов на сегодняшний ужин, — МакДональды — вересковый мед и иллюстрированную книгу гоблинской работы об истории острова Скай. Были также пледы, черничные пироги, варенье, пиво, самопишущее перо белохвостого орлана… Магдалена наугад открыла странице в книге, текст в ней был написан готическим шрифтом, а иллюстрации оказались яркие и очень правдоподобные — гоблины явно подошли к делу со всем своим дотошным старанием. »Реликвии клана МакЛаудов
Исторически на острове Скай было два сильных конкурирующих клана — МакЛаудов и МакДональдов. В наше время замок Макдональдов стоит разрушенный, в то время как Замок Маклаудов — Данвенган — существует до сих пор благодаря своему могуществу и не без помощи известнейших реликвий этого рода — Знамя МакЛаудов, кубку Данвегана и Рогу сэра Рори Мора. Девиз клана МакЛаудов гласит: «Будь стойким». Его автором считается Малкольм I МакЛауд, сразивший в одиночку бешеного быка. Когда Малкольм возвращался со свидания с женой главы клана Фрэзеров, который владел областью Гленэльг, он столкнулся с диким быком, жившим в местных лесах. Гленельдский бык уже давно терроризировал округу. Вооружённый только дирком, Малкольм МакЛауд заколол животное и взял в качестве трофея один из бычьих рогов. После такого доблестного поступка супруга главы клана Фрэзер оставила своего мужа и ушла к Малкольму, тем самым породив долгую клановую вражду между Фрэзерами и МакЛаудами. Из рога быка изготовили изящный кубок — Рог сэра Рори Мора. По семейной традиции МакЛаудов каждый новый глава клана обязан одним залпом осушить этот сосуд наполненный кларетом**. Рог вмещает в себя одну и три четверти бутылки вина. Кубок Данвегана — деревянная церемониальная чашка, украшенная серебряными пластинами, датируется 1493 годом. Она была изготовлена по заказу леди Кэйтрион, жены Джона Магуайра, Лорда Фермана. Есть несколько повествований о том, как эта чаша попала в дом МакЛаудов. Официальная же версия гласит, что эта чаша появилась в доме МакЛаудов в XVI веке в качестве подарка от давно канувшего в лету магического клана О’Нейл, как благодарность за помощь в борьбе с английской королевой Елизаветой I. Среди прочих сокровищ — волшебная волынка МакКриммонов, принадлежащая бессменным волынщикам вождей МакЛаудов на протяжении тридцати поколений. Серебряная трубка для волынки, которая делала её пение неповторимым, дело рук гоблинов из их поселения на архипелаге Сент-Килд.*** Самая важная из реликвий — знамя клана МакЛауд. Как гласят легенды, в XI веке МакЛауды получили его от темной волшебницы Морганы для того, чтобы спасти от страшной болезни единственного наследника. Маленького мальчика завернули в кусок шелковой ткани, тут же послышалось сладостное пение. В песне говорилось, что, если клану будет угрожать опасность, достаточно развернуть знамя, и все беды минуют. Использовать знамя можно только три раза, после третьего оно утратит силу. В первый раз его развернули, когда враждебный клан МакДональдов вторгся на остров Скай. Преимущество было на стороне врага, но волшебное знамя переломило ход битвы. Во второй раз знамя пришло на помощь после атаки МакДональдов на деревню Трампан, что на севере острова. МакДональды подожгли местную церковь, в которой собрались их соперники, и ничего не подозревавшие МакЛауды погибли в пламени. Лишь одной женщине удалось выжить и донести страшные вести до вождя. Вместе с горсткой воинов он поскакал навстречу неприятелю, размахивая знаменем. И случилось чудо. Вместо небольшого отряда МакДональды узрели огромное воинство, которое неслось прямиком на них. В качестве подкрепления выступали кентавры, селки и великаны. Захватчики бросились бежать, но были пойманы и перебиты. В третий раз знамя было использовано в 1579 году, когда жена Олафа МакЛауда Амалия отравила своего мужа и их троих детей, однако одного ребенка удалось спасти: самоотверженная няня Дэвэна МакЛоур забрала из рук обезумевшей Амалии её сына Драммонда и замотала его в знамя, чем удалось прекратить действие яда. Считается, что с того времени былая слава клана стала меркнуть, а само знамя утратило свои магические свойства и превратилось в старое истлевшее от времени полотно…» Закрыв книгу Магдалена откинулась на кресле и оглядела комнату. Без сомнения, её обустраивал дед по своему вкусу. Много тёмного дерева, массивной мебели, египетских безделушек. Посередине комнаты стоял коричневый кожаный диван и телефонный столик. Такой же аппарат был и на Гордон-стрит, но Магдалене никогда не доводилось им пользоваться. Зачем он здесь нужен? Философски хмыкнув, девушка принялась осматривать ящики стола. Бумаги, письма, открытки, свёртки пергамента с непонятными для Магдалены египетскими иероглифами — всё осталось таким, будто дед отошел на пару минут из комнаты. То, что его тут давно не было, выдавала разве что пустая пепельница на столе. А вот тетрадь в кожаном переплете. Дневник деда. Можно ли читать дневник давно усопшего человека? Аморально ли это? Эти вопросы всплали в сознании Магдалены сразу же, как только она взяла тетрадь в руки. Девушка совсем не знала свою семью, совсем не знала деда, интерес к его жизни никогда не угасал, и, возможно, дневник был единственным способом узнать всё, что её интересовало. Магдалена бегло начала просматривать дневник; жёсткая бумага громко шуршала в её руках. «1 апреля 1892 года Не понимаю, что произошло со мной? Я стал совершенно другим человеком. Одна лишь мысль движет мною, одна картина перед глазами: всегда она и только она, моя Н. Я влюблён. Но как долго я знаком с ней? Всего лишь несколько часов, и я влюблён по уши…» «24 августа 1892 года Весело гуляли в нашем лесу, Нера долго смеялась, когда узнала, что охотничьи домики в нём предназначались для многочисленных любовниц одного из моих предков…» «9 ноября 1893 года И вот мы стали мужем и женой. Не верится. Моя прекрасная Нера теперь моя жена! Я чувствую лёгкость и счастье. Волынщики были восхитительны. Словно камень упал с моей души…» «13 июня 1896 года Нам был послан сын, которого мы нарекли Малкольмом. Радость случилась неописуемая, я сразу же бросился обнимать мою дорогую жену, которая была невероятно бодра…» «22 декабря 1902 года Крошка Альфидия развивается так быстро! Если поставить её на пол, она может простоять без поддержки несколько секунд. Теперь, понимая, что в кроватке делать нечего, она постоянно просится на пол!» «10 мая 1906 года Сложно поверить, но мы с Нерой с сегодняшнего дня родители уже троих детей! У нас родилась вторая дочка, которую мы назвали Сифильдой. Малкольм от радости случайно поджег платье няньки. Нера очень слаба после этих родов…» «3 ноября 1915 года Не понимаю, что в последнее время происходит с Малькольмом. В нём проявляется своенравие, жестокость и эгоизм, что страшно расстраивает Неру, из-за чего уже практически каждый день нам требуется вызывать целителя Хоффмана…» «22 июня 1923 года Альфидия вернулась из Германии окрыленная и говорит, что познакомилась с чудесным мужчиной. Меня, как и любого отца, это одновременно пугает и настораживает…» «14 августа 1923 года Их воспитание и взгляды на жизнь очень непохожи и во многом различны. Огромное терпение потребуется с обеих сторон… Он, на самом деле, очень бесцеремонен, высокомерен и эгоистичен, чем может шокировать людей. Это и не мудрено! Альфидия говорила, что Макс единственный и очень поздний ребенок в семье. Где же Альфидия научилась так плести интриги? Сегодня обсуждали, как пришлось ей потрудиться, чтобы переубедить нас с Нерой, поскольку мы изначально были против такого союза. Я сказал Нере, что она переоценивает Альфидию. Но она ответила мне, что это я её недооцениваю. Свадьба назначена на сентябрь.» «10 октября 1923 года На самом деле, Макс оказался вполне себе отличным парнем. Мы прекрасно поохотились сегодня на лисиц.» Последующие записи в дневнике пестрили арабским языком и египетскими иероглифами. Что послужило такой резкой перемене к шифровке оставалось только догадываться. Магдалена открыла последнюю страницу и увидела, что внизу, посередине, словно нацарапанный иголкой, виднелся мелкий текст. Данвеган — это земли где ты сам по себе. Закрыв тетрадь, она провела пальцами по столу, ощущая теплоту красного дерева, покрытого чёрной патиной, отражающей огонь стоявших перед ней свечей. Колдографии, стоящие на столе, говорили о том, как сильно любил свою семью человек, ранее работающий за этим столом. На официальных портретах, висящих по всему дому, они представлены во всём своем величии и в бесценных украшениях. Но наиболее трогательное впечатления производят вот такие колдографии, где изображены все значимые и незначимые мгновения жизни: свадьба её родителей, Сифильда с маленьким драконом у МакФасти, ещё молодая бабушка с букетом цветов в саду, гости и государственные персоны, ранее посещающие этот дом, смеющиеся и беззаботные. И ещё одна маленькая колдография в круглой резной рамке. Сквозь пелену времени на Магдалену смотрел ребенок. Были видны солнечные блики в его зрачках, длинные ресницы. Пристальный, сосредоточенный, слегка вопрошающий взгляд. Когда этот мальчик подрастет, он станет тем, кто поставит под угрозу уничтожения всю семью и родовое гнездо. Такова иронии судьбы: Магдалене сейчас известно, что его ожидает в будущем, а ему тогдашнему — нет. Ещё ничего не предвещает трагедии, более того, её еще можно предотвратить. Больше тридцати лет мальчик пристально глядит в объектив. Нет уже, наверное, и того аппарата, и самого человека, делающего колдографию. Остался только портрет мальчика, один лишь взгляд которого с белого листа бумаги переносит нас к нему сквозь время и расстояние. Магдалена положила дневник обратно в верхний ящик и, закрыв его на ключ, задумчиво посмотрела через стол на статую Анубиса, стоящую возле двери. Странное ощущение присутствия чего-то рядом не покидало её все время, пока она находилась в комнате. Чувство было таким сильным, что заставило Магдалену подойти лицом к лицу к той статуе, дабы успокоить свою разыгравшуюся фантазию. Демонические глаза шакальей головы статуи, сделанные из каких-то драгоценных камней, своим взглядом пронзали девушку с высоты. Разглядев холодный свет, исходящий от его глаз, Магдалена вздрогнула и замерла, прислушиваясь к шипящим звуках исходящим снизу, где у ног Анубиса застыли две кобры. И вдруг из-за неясных контуров бронзовой статуи появилась какая-то тень. Она имела очертания человека, но Магдалена не могла разглядеть её толком. Ей стало очень холодно, казалось, кровь застывает в жилах. Тень стала надвигаться на неё, вынуждая девушку пятиться от двери. Она наклонилась к лицу Магдалены и, прошептав что-то на непонятном языке, рассеялась в воздухе. — Магдалена! — Вдруг слышит она сбоку от себя и от неожиданности подскакивает. — О, Мерлин! — Выдыхает Магдалена, держась за одной рукой за статую и судорожно дыша. — Том! Это ты! — Я что, так тебя напугал? — Он улыбается, поглощая её взглядом. Том взял её за руку, и ощущение надежности и одновременно предчувствие чего-то неизвестного заполнило душу девушки. Вся комната, стол, вещи оставались такими же, как и несколько мгновений назад, но в ней появился Том. — Нет-нет, — быстро ответила девушка. — Это не ты… — Она ещё раз посмотрела на статую, а затем на Тома. Без сомнения, это был он. За время их разлуки он совсем не изменился, разве что стал ещё выше и красивее. — Привет, — улыбнувшись, сказала она. — Неужели уже вечер? Я совсем засиделась тут. — Да, мы только что приехали, — ровным тоном ответил он, заключая девушку в объятия. — Я сразу же пошел искать тебя. Так что случилось? — Не обращай внимание. Этот дом наводит на меня тоску. У меня просто разыгралась фантазия. Тут в холле висит портрет одной моей прабабки, которая отравила всю свою семью. Думаешь, в этом доме хорошая атмосфера? Тут всё просто кишит скелетами в шкафу. Отпуская Магдалену из объятий, Том скользнул ладонью по её спине, и жаркая волна пробежала по телу девушки. Он пожал плечами и сказал: — Не стоит обращать на такое внимание. Всё зависит только от твоего ментального восприятия этого дома. Понимаешь? — Сказал он, проходя в комнату и присаживаясь на диван. — Если ты будешь воспринимать его, как таковой, значит, он таким и будет. Магдалена только открыла рот, чтобы возразить, и как раз в эту минуту на пороге кабинета появился домой эльф Донни. — Британский музей на проводе, госпожа, — доложил он. Магдалена с недоумением уставилась на него присев на подлокотник дивана. — Что? — Телефон, госпожа. Мы используем его не так часто, обычно сэр Дугэл пользовался им, когда что-то касалось дел с магглами. — Просто возьми трубку и говори, — сказал ей Том. Откинувшись на спинку дивана, он с довольной ухмылкой сплел пальцы перед собой. Магдалена с опаской посмотрела на телефонный аппарат, затем на Тома. Она аккуратно подняла трубку. Там послышалось шипение и гудение, а потом раздался чей-то зычный голос, такой, что она не могла понять, кто говорит, — мужчина или женщина. — Мисс Сеймур? — Да, это я, — ответила Магдалена. — Меня зовут Бесси Грей. Я секретарь Британского музея. В Лондоне снова бомбёжки, и я бы хотела узнать, возможно ли некоторую часть из Египетской фонда переместить в Вашу квартиру на Гордон сквер? Это было даже забавно. Голос женщины, находившейся сейчас в Лондоне, она слышала за несколько сотен километров в Данвегане. Что-то наподобие того, как можно в мире магов связаться через каминную сеть. Магдалена перевела взгляд на Тома. Уголок его рта слегка приподнялся, и девушка почувствовала, как два кончика пальцев уверенно легли на внутреннюю сторону его бедра. Три. Четыре. Пять. От неожиданности Магдалена непроизвольно открыла рот и втянула в себя воздух. Мерлин бы побрал Тома: его рука действительно на её бедре. Дыхание участилось, а ноги напряглись. Магдалена вынуждена была прикусить губу, чтобы не улыбнуться. Она не может. — Мисс Сеймур, Вы меня слышите? — Прозвучал голос сотрудницы музея в трубке. — Да-да, — поспешно ответила Магдалена, не отрывая взгляд от Тома, который уже крепко сжал её бедро, продолжая улыбаться. — Конечно, Вы можете рассчитывать на нашу помощь. Свяжитесь с нашим управляющим в Лондоне и договоритесь с ним. — Спасибо, мисс Сеймур. Всего доброго. В трубке послышался короткий щелчок, который означал, по-видимому, конец разговора. Магдалена положила в трубку и в следующее мгновение прильнула к Тому, и их губы слились в поцелуе. Чем больше он целовал её, тем сильнее становилось возраставшее в ней напряжение. Атмосфера в комнате изменилась от определённо гнетущей и холодной до откровенно жаркой. — Подожди, Том. — Магдалена отстранилась. — А где все? — Думаю, уже внизу, — ответил он, наматывая на палец прядь её волос, — когда мы приехали, там как раз накрывали ужин. — Твои волосы стали длиннее, — говорит он. — Мне нравится. Магдалена улыбается и дотрагивается до его волос: — Как и у тебя, — говорит она. — Но мне не нравится. Она снова улыбается, давая понять ему, что шутит. По бокам они короткие, на макушке длинные и идеально тёмные. — Ты помнишь тот день, когда мы впервые увидели друг друга? — Спрашивает Том. Она без слов сказала «да». — Я уже тогда хотел тебя поцеловать. Ты знаешь, как я ненавидел тебя за это? Ты хотела меня поцеловать? — Да. По глазам Магдалены Том видел, что она снова вспоминает тот день. День, когда всё перевернулось с ног на голову. В ответ на его признание она улыбнулась: — У тебя невероятная выдержка. Он медленно покачал головой. — Если бы это было так, сейчас бы меня не было рядом с тобой. Магдалена ухватилась за это признание, пытаясь понять смысл скрытый в нём, но как только губы Тома вновь накрыли её губы, она забыла обо всём. Когда он отстранился, её сердце закричало так громко, что, если бы этот звук был реальным, его бы услышали за океаном. Его брови нахмурены, глаза закрыты. Не отпуская из рук её лицо, Том наклонился к её лбу. Магдалена чувствует, как в нём происходит скрытая борьба. — Мэдди… — Он тихо произносит её имя. — Мне нравится, — он открыл глаза и посмотрел на неё. — Мне нравится тебя целовать, Мэдди. Ему было трудно признаться, — она это чувствует, потому что к конце предложения он понизил свой голос, будто попытался себя остановить. Как только он сказал это, он отпустил Магдалену и встал с дивана. — Наверное, нас все ищут, — сказал он. — Иди к ним, я сейчас переоденусь и спущусь. — Магдалена поднялась за ним и поправила волосы. — Не могу понять, что в тебе изменилось. — Том забавно прищурил глаза, осматривая Магдалену. — Ты выросла ещё, что ли? — Не переживай, — девушка вплотную подошла к нему и подняла голову, чтобы заглянуть Тому в глаза. — До тебя я уже вряд ли дорасту. Потом, когда Магдалена спустилась к ужину, Том понял, в чём дело. За этот месяц, пока её не было рядом с ним, она повзрослела. Разительно. Чёрное платье совсем не скрывало то, что исчезла угловатость. Её фигура округлилась и приобрела мягкие очертания, грудь налилась и распирала тонкий шелк её платья. Но самое главное — её лицо. Скулы стали ещё чётче прорисованы, черты лица стали резче, глаза более распахнуты, а взгляд стал жёстким и прямым. Даже там, в кабинете, она больше не отводила свеого взгляда застенчиво, как раньше. Она стала ещё прекраснее: зрелая, манящая и женственная. Сейчас она была настоящей хозяйкой в этом доме, сидевшей во главе стола с бокалом красного вина в руке, блестяще поддерживающей дружественное настроение за ужином. А всё остальное было, как и раньше: она обнимается с Вальбургой так, что слышно, как хрустят их кости; она бросается с Тони в друг друга шуточками, а когда им надоедает, кто-то из них наконец применяет Quietus к оппоненту; они спорят с Рэем обо всем на свете вечером у камина; она наблюдает за тем, как курит Том с Абраксасом. Когда ей предлагают, она отказывается. Пока. Том знает, что она будет курить. Он видит, что ей это нравится, хотя сейчас она противится мысли об этом. Но действительно ли была эта перемена? Или он просто лучше узнавал её?***
Следующим вечером Магдалена и Вальбурга с визгом бежали в холодную воду залива на пляжике Данвегана. Молодые собаки Тоби и Сехмет с истерическим лаем наматывали круги вокруг них с бешеной скоростью. Старые, вести Нефтида и кокер-спаниель Тот, лениво лежали на солнце, подставляя под его теплые лучи свои милые мордочки. Абраксас наблюдал, как Рэй с воинственным криком гонялся за собаками, а Том курил, наблюдая за горизонтом, и время от времени со смешком отвлекался на Рэя. С ними не было только Тони: он, взяв лошадь в конюшне, решил осмотреть остров. Вот Магдалена выходит из воды и направляется в сторону Абраксаса. У неё влажные волосы, которые она только что собрала наверх с помощью заколки, но несколько непослушных прядей всё равно выбиваются. Капельки воды искрятся на её теле. Магдалена. Магдалена, Магдалена, Магдалена. Её имя столь необычно, как и она сама. У него онемели ноги и руки, когда он услышал её голос впервые, тогда, после распределения. Магдалена, Магдалена, Магдалена. С каким наслаждением он произносит её имя каждый раз… Оно как мелодия. — Здесь неплохо, не так ли? — Магдалена улыбается и садится спиной к его спине. Она опирается всем телом о его спину, и Абраксас чувствует, как она запрокидывает голову. Он тёплый, она, как всегда, холодная. — Я очень надеюсь, что ты не держишь на меня зла, Абраксас. Её голос охрип от криков и звучит ещё более волнующе. Абраксас делает глубокий вдох, но пытается это скрыть. Бесполезно. Она ведь опирается о его спину, как она может это не почувствовать? — Сразу было понятно, что у меня нет никаких шансов. Абраксас почувствовал, как мокрая ткань купальника Магдалены отлипла от его спины, и её подбородок лег ему на плечо. — Мы просто слишком разные. Холодные капли с её волос текут по его разгоряченной на солнце груди. Она говорит правду. Они слишком разные. Он почувствовал её губы на своей щеке. — Ты обязательно встретишь девушку, которая полюбит тебя. Абраксас молчит. Его сердце сжимается от её слов, но он заставляет себя улыбнуться. Он знал, что она это скажет. Он был готов к этому. Но если это так, почему так адски больно? Через секунду Абраксас чувствует, как её ладони ложатся на его плечи. — Пойдем плавать, — говорит она. — Хватит сидеть на берегу. Часто в памяти всплывает день, когда он провожал её в класс зелий на дополнительные занятия. Она никак не могла запомнить туда дорогу и запомнила её только к концу первого семестра. Она кивает ему в знак приветствия каждый раз. Просто кивает. Но этот кивок — самая удивительная вещь, которую он когда-либо получал от девушки. Он спрашивает, из какого города она приехала. Она отвечает «Мы жили в Гамбурге, а потом в маленьком городке на севере Дании». Он бывал в Гамбурге. Он говорит, что это очень красивый город. Она улыбается. Он смотрит на её губы. Они не симметричны: верхняя губа намного пухлее нижней. Её глаза. Как весенняя молодая трава. Он говорит, что они пришли к классу зелий. Она благодарит его. Её щеки наливаются румянцем. На них веснушки. Затем её взгляд меняется. Исчезает улыбка. Она смотрит куда-то позади его спины. Он оборачивается. Том. Она не улыбалась Тому так, как ему. Женщины так непросты. То, что ты можешь воспринять как благосклонность, на самом деле окажется простой любезностью. На Тома она просто смотрела. Всегда серьёзно, без какого-либо флирта. Так, как и он на неё. У Тома на висках вздувались вены. Они играют в гляделки. Постоянно. Абраксас это видит. И в этих гляделках больше интима, чем во всём интимном, что он видел за всю жизнь. И однажды Том просто уводит от него Магдалену. Она в белом платье. Вечер Слагхорна. Он всё понял. Она — его. Сейчас она пахнет яблоками. Яблоки — запретный плод. Она для него запретный плод.***
Когда они начали собираться домой, наручные часы на руке Рэндальфа показывали половину восьмого. Они как раз успевали на ужин. Девушки высушили головы с помощью палочек, и у обеих волосы забавно завились, — только у Вальбурги в крупные локоны, а у Магдалены — мелкие, словно мягкие пружинки. Вальбурга, подхватив Рэя и Абраксаса под локти, весело щебетала о том, что это один из самых чистых пляжей, которые она видела. Дорога на него лежала через лес, и было трудно поверить в то, что после мшистого леса может начинаться пляж с белоснежным песком. Собаки лениво волочили свои тела возле Тома с Магдаленой. — Тони в восторге от ваших лошадей, — говорит ей Том, когда троица друзей скрылась из виду. — Я раньше тоже любила ездить верхом. Норман говорил, что я выглядела как валькирия на лошади, — ответ прозвучал безэмоционально и ровно. Риддл удивился тому, что ответ прозвучал в прошедшем времени. — И почему ты перестала? — Ты не поймешь, как ужасен Вагнер, пока не просидишь несколько часов на концерте, ощущая у себя на бедре легкую руку штандартенфюрера, — она наклонилась к Тоби и почесала его за ухом, а затем выпрямилась и посмотрела на Тома. — Мне было четырнадцать тогда. На летних каникулах я пошла в театр. С тех пор я не ездила верхом. У него меняется поза. Выражение его лица замирает так, будто эти слова потрясли его как молния. Он действительно потрясен. Мысли сбились в кучу: Магдалена, маггл, и его рука на её бедре. Ему трудно что-либо сказать ей, но нужный вопрос звучит сам собой. — Он ничего больше тебе не сделал? — Нет. Хотя, я думаю, он очень хотел. — Том увидел, что губы Магдалены чуть изломились. — Парадокс, но «Фауст» Вагнера всё равно остаётся моим самым любимым классическим произведением. Они молчат смотрят друг на друга. Том отворачивается и идёт вперед. — Я видела его в Нью-Йорке, Том, — говорит ему вслед Магдалена. — Конечно, это был он. Я узнала бы его из миллиона. Наверное, чувствуя, что рейху конец, он сбежал, как крыса с тонущего корабля… У него дочь. Ей лет пять или шесть, не больше. Том молча идёт впереди, и Магдалена не видит его глаз, чтобы понять, что он чувствует. — Получается, он делал это уже когда родилась его дочка. — Голос Тома звучит тихо. — Ты бы хотела, чтобы он ответил за это? Том обернулся. Магдалена закусила губу и прикрыла веки. Он видел, как резко и быстро раздуваются её ноздри. — Конечно. Её ответ краток и понятен. Том смотрит на неё с того места, где остановился, примерно в метре от неё, с непроницаемым взглядом. С его глазами это должно быть запрещено. — И он скоро за это ответит, — добавляет Магдалена. Что? Что она сказала? Том подлетает к ней и впечатывает в дерево. Он опирается о дерево ладонями по обе стороны от девушки и наклоняется ещё ближе. На ней рубашка в милый цветочек, которая совсем не гармонирует с тем, что она только что сказала. — Утром я послала письмо нужным людям и сообщила о его местонахождении. В Рейхе знают толк в расправах с предателями. Губы Тома складываются в легкую ухмылку, а затем он говорит: — Теперь я точно понимаю, почему выбрал тебя. Он удовлетворён этим. И снова у дерева. Как и в первый раз. Интересно, они осквернят все деревья в Британии? Том неотрывно смотрит на Магдалену. Она улыбается. Он понял, в чём дело. Она не боится его дальнейших действий, как раньше. Не дрожит, не отводит взгляд. Она ждёт его последующих манипуляций с улыбкой на лице. Выжидает. Как охотник. Раньше в их тандеме это была его роль, а теперь они оба — охотники. Её губы накрыли его губы. Он выиграл, — она сдалась. Или наоборот: это он проиграл, и это был её контрольный выстрел по добыче?