Изгои тоже люди.

       Поднимаю голову со стола, на котором спала сегодня ночью. Осматриваюсь. Я в той части Изгоев, где, обычно, никто не решается спать. А мне вот здесь комфортно. Никто не жужжит у тебя над ухом, никто не испускает газы из пятой точки, никто не дает волю рвоте и прочее.        Единственный минус этого места - приходится спать, посадив себя на стул, и скрутиться. После трех ночей сна в позе сидя, у меня начинает ныть спина, что порой не разогнуться. Но выхода нет, я не вернусь в тот участок, где жила до этого. И на то есть веские причины.        Эпидемия кишечных паразитов просто живет в той части, где проживает основное количество Изгоев. Вши, глисты, всякие венерические заболевания. Я хоть и не неженка по своей натуре, но лучше откажусь от совместного проживания.        Отныне голодные смерти среди нас не редкость. После обстрела Изгоев у нас стало резко не хватать припасов, еды, воды, одежды. Чувствую себя какой-то элитой, так как, не смотря на голодные смерти, я успеваю даже набрать вес. Спасибо Эрику. Эвелин всячески пытается придумать способ, чтобы мы зажили, как раньше. Но, увы, у нее ничего не происходит. Однако, никто даже и не думает скинуть ее поста лидера Изгоев.        Кроме меня. У меня личные счета на нее. Я хоть и определена к фракции Дружелюбие, а ведь основное правило этой фракции - прощать людей. Жизнь у Изгоев отобрала у меня эту склонность. Эвелин стала доверять мне, я теперь на ровне со Стей. Может это просто отрицание человека, но Эвелин мне не нравится. Она двуличная и страшна натура, по край мере, мне она такой кажется.        Встаю со стула и иду к своей кладовой. О ней, разумеется, никто не знает. Сажусь на корточки, что дается, кстати, сильным трудом, так как все мои мышцы затекли. Расстегиваю молнию рюкзака, осматриваясь. Я не жадина, я всегда отдам еду, кому она больше нужна. Дело в ином. Если кто-то увидит, что я ныкаюсь, то мне не поздоровится.        Зубами впиваюсь в свежий хлеб, который вчера получила от Эрика. Последний раз мы виделись в день Выбора, следовательно, мы не виделись неделю. Вчера он сам пришел сюда, отдал мне рюкзак и поспешно скрылся. Я даже догонять его не стала. Да и смысла не было. Получила бы очередную пощечину за курение или бы оглохла из-за его крика. Теперь наши отношения можно назвать: "или-или". Или мы вместе, или мы не вместе. Увы, ответа я не знаю.        Смотрю на наручные часы, десять часов утра. Сегодня отселение неофитов, которые не справились. Но меня это совершенно не колышет. Сгибаю ноги под себя, продолжая есть хлеб.        Неудивительно, что я поправилась. Я ем лишь один хлеб. А порой хочется овощей, фруктов, сладкого чего-нибудь. У меня течет слюна по щеке. Представляю, что беру карандаш и закатываю себе губу. Издаю стон. - Не думал, что ты здесь, - шепчет мужской голос сзади.        Я не дергаюсь. Это Эрик. - Где мне еще быть? - отзываюсь я, - вот ем твой хлеб, пока другие Изгои умирают. - Прекрати, - зловеще отвечает Эрик, - никто не виноват, что среди вас прошлась эпидемия. - Ты зря пришел, - рявкаю я, - не замечаешь, что все изменилось? - он молчит. - Молчишь? А я замечаю. Ты не рассказываешь ничего, я ничего не рассказываю. Изгои пачками умираю, а я не могу им помочь. Ты что-то мутишь от меня в стороне. Что происходит, Эрик? Разве мне нельзя доверять? - Не начинай, прошу, - он закатывает глаза, - я пришел не для скандалов.        Меня это задевает, я загораюсь, подобно спичке. Эрик, может быть, и не хотел меня обидеть, но у него это вышло. Встаю на ноги, подходя к нему. В его глазах холод. Нет той страсти, которая была в наши ночи. Нет того интереса, который был во время инициации. Нет той заботы, которая была в наши первые встречи. В его глазах ничего нет.        Абсолютно. - Я просто пришел поговорить, - выдыхает он, - только не психуй. - Конечно, не буду, давай, поговорим, - ору я.        Эрик резко набрасывается на меня, сбивая с ног и закрывая мне рот своей рукой. Мне больно, но я не подаю виду. Драки среди нас стали уже обычным делом. Я вцепляюсь в руку Эрика ногтями, пытаясь пнуть его, согнув ногу. Я забыла половину основных приемов, которые выучила год назад.        Плевать.        Эрик жмет на мой рот сильнее, и кажется, что просто раздавит мой череп, освободив головной мозг от черепного плена. Кусаю его за ладонь, но он терпит и не отпускает руку.        Сгибаю ногу, ударяя его в спину, теперь рука Эрика соскальзывает с моих губ. Быстро встаю на ноги, испепеляя взглядом лидера. Он чертыхается. Его руки сжаты в кулаки. Пускай ударит. Привыкла. - Нам не стоит больше видеться, ради нашего блага. Пойми, - произносит он, выставляя руки вперед, - Прости, что бросаю тебя перед твоим днем рождением, ведь оно завтра.        Эрик достает серебренный кол и вонзает мне его прямо в сердце. Кровь капает из моего носа, я валюсь на землю, произнося его имя. А Эрик растворяется в воздухе. А я остаюсь умирать здесь, истекая кровь, произнося лишь его имя. Эрик. Лидер. Эрик.        Вот, что я чувствую сейчас. Сначала я не даю волю слезам, ведь Эрик любит меня за сильную душу. Любил. Он любил меня. Или нет? Слеза катиться по щеке, и я это чувствую. Эрик поджимает губы, когда наши взгляды снова встречаются. - Хорошо, - киваю я, - хорошо. - Прости. - Это все, что ты можешь сказать? - повышаю голос я, - да Господи, какой же ты ужасный, Эрик! Ты всегда был таким холодным, ты был зверем. Тебя никто не изменит. Как тебя вообще родители терпели! Ты ужасный человек, Эрик. Ты грязь. Умри, - выдыхаю я, захлебываясь слезами, - упади под поезд.        Осознание слов, которые я сказала, до меня доходят слишком поздно. Согласна, что Эрик поступил ужасно, но сейчас я сделала нечто ужасное, чем слова Эрика. Он подходит ко мне, я закрываю глаза.        Удар резкий, боль отдается по щеке и льется по всему телу. Я не злюсь на него. По крайней мере за удар. Просто у меня слишком длинный язык. Я сделала Эрику гораздо больнее, чем он мне. - Поверить не могу, что действительно любил тебя. Из-за твоих слов я и принял это решение. Ты никогда не думаешь о том, что мелишь, - плюет Эрик на землю, рядом с моими ботинками, - ты тоже грязь, Никки. - Убирайся, - ору я, держась за щеку, - и захвати это.        Я хватаю рюкзак и бросаю в Эрика, он его ловко ловит и, резко разворачиваясь, швыряет рюкзак обратно в меня. - Надеюсь, что умрешь не голодная, - произносит Эрик и, пнув стеклянную бутылку, которая разбивается при прикосновении с землей, уходит.        Камнем падаю вниз, накрывая себя какой-то газетой. Я плачу слишком долго, даже, когда начинаю задыхаться, продолжаю реветь. - Я все равно буду ждать тебя, - шепчу я, но он этого не услышит.        Потому что он ушел.