Изгои тоже люди.

       Ловко спрыгиваю с поезда на крышу соседнего здания. Странно, что мои ноги не подкашиваются, и я не лечу с крыши вниз. Собираю чистые волосы в хвост и отряхиваю грязь, которая прилипла в поезде. Прикусываю губу.        Уже достаточно прошло времени со смерти Ребекки, но я до сих пор не могу отойти окончательно. Мотаю головой в разные стороны. Этого не было. Смотрю на вход в Бесстрашие. Этого не было. Задираю рукав свитера, дотрагиваясь до вены, на которой красуются следы от многочисленных уколов. Капельница. Этого не было.        Эрик хватает меня за ворот, когда мои ноги ведут меня к краю крыши. Он прижимает меня к себе, поглаживая по волосам. Заставляю себя открыть глаза. Мир приобретает краски, каких не имел раньше. Все должно быть так, каким есть.        Я не должна сходить снова с ума, не должна. Потому что обещала Эрику. У него просто нет уже столько лекарств, столько морфия, чтобы окончательно привести меня в себя после смерти Ребекки.        Я стараюсь придти в себя, правда, очень сильно, но не выходит. Ее образ везде. Даже в самом Эрике. Все, что меня окружает - все связано с Ребеккой. Даже свитер, который полностью покрыт заплатками, напоминает о ней.        Из моего горла вырывается крик. Чувствую, что Эрик закрывает мне рот тыльной стороной ладони. Глаза слезятся. - Да, приди же ты в себя! - рявкает он. - Она везде, Эрик. Если я ее отпущу, то она исчезнет. И я останусь одна, - тараторю я. - Мне тоже было больно.        Я киваю. Эрику тоже было больно, когда Корнелия умерла. Но все же, Эрик знал ее несколько недель, а я Ребекку знала достаточно долго. Мотаю головой в разные стороны.        Я хочу отпустить ее.        А теперь не хочу.        А теперь снова хочу. - Эрик, ответь на один вопрос, он очень важен. И ответь честно, прошу, - настаиваю я. - Как же меня раздражают твои переходы. То ты орешь, то ты хочешь покончить с собой, то еще что-то, - плюет он. Его голос снова холодный. Мне страшно. Он поджимает губы, - ну, задавай.        Встаю на ноги, скрещивая руки на груди. Снимаю резинку с волос, распуская хвост, и снова скрещиваю руки на груди. Ветер раздувает мои волосы в разные стороны, и из-за них я не вижу Эрика. Он щурится из-за солнца, которое светит ему прямо в глаза. Порой мне кажется, что даже солнце не сможет растопить глаза и душу Эрика. - Элоиза, точнее Ребекка, - поправляю себя, - сказала мне одну вещь перед тем, как уйти. - Какую? - спрашивает Эрик. Его голос не дрожит. Его голос вообще никогда не дрожит. - Эрудиция, а иными словами, твоя бывшая фракция, - делаю паузу, - и Бесстрашие, а иными словами, моя бывшая фракция, действительно заключили союз?        Эрик лишь вскидывает бровями. На его лице нельзя ничего прочесть. Ни удивления, ни испуга. Что он думает на самом деле? Испугался он того, что информация просочилась в чужие уши? Или удивился тому, что я уже все знаю? - Правда, что Эрудиция и Бесстрашие на днях пойдут против Отречения, применив оружие?        Он молчит, обдумывая каждое мое слово. Я опускаю взгляд и снова поднимаю. Эрик скрещивает руки на груди, повторяя за мной. Он всегда так делал, когда изучал тактику неофитов. Прикусываю губу. Эрик даже не смотрит на меня. - Допустим, правда. - Разреши спросить, с какой же целью? - Этого я тебе уже не скажу, ты и без меня знаешь достаточно много. Это совершенно секретная информация. Услышали бы наш разговор, нас бы, без заседаний совета, расстреляли. Никки, твою мать, когда ты перестанешь лезть туда, куда тебя не просят? - злится Эрик. - Я обещала Ребекке, что все будет хорошо. Эрик, они ни в чем не виновные люди! - Ты и мне много чего обещала, Никки. Видишь, я зову тебя полным именем, как ты и хотела. Я выполняю свои обещания, а ты нет. Ради твоей же безопасности, мне легче тебя просунуть в ряды Бесстрашия и убедиться, что тебе вкололи сыворотку. - Ты такой болтун, когда злишься. То есть люди Бесстрашия не будут осознавать того, что они делают? А есть ли люди, на которых сыворотка не действует? - и мысленно отвечаю на свой же вопрос, - дивергенты. Они ни на что не реагируют. Вы убьете двух зайцев сразу, - восклицаю я, - и избавитесь от Отречения, и вычислите дивергентов. - А тебя точно тест определил к Дружелюбию? Никки? - с недоверием спрашивает Эрик. - А ты точно баран или ты притворяешься? - вскидываю бровями я. - Я тебя прошу, умоляю, Никки, - его голос становится жестче. - Как всегда, Эрик, - щебечу я, - я клянусь, что ничего не буду делать.        Эрик хватает меня за руку и выворачивает ее, поворачивая меня к нему спиной. Он убирает часть волос на другую сторону и дотрагивается до вены на шее. Второй рукой он что-то ищет у себя в кармане. Пытаюсь рыпаться, но Эрик схватил меня мертвой хваткой. Боковым зрением вижу, что в руках лидера шприц, в котором красуется яркая желтая жидкость. Улыбка с моего лица пропадет, как и беспокойство. Эрик вводит иглу мне под кожи, но не нажимает на поршень. - Мне сделать это? Думала, что все шуточки? - произносит Эрик ледяным голосом, от которого у меня бегут мурашки по телу, он делает глубокий вдох, - мне сделать это?        Я стараюсь не паниковать. Спокойно дышу, не обращая внимания на боль в руке, которую держит Эрик. Эрик сворачивает ее еще, что я начинаю морщится. Лучше мне не рыпаться, он в любом случае меня не отпустит. - Никки, - говорит он твердо, но лучше бы кричал. Спокойный голос Эрика пугает сильнее, чем его ор, - мне сделать это? Мне стоит нажать на поршень и все. И буквально через несколько дней ты проснешься и прискачешь сюда. В твоих же интересах проснуться раньше и придти ко мне до того, как начнется действие. Я тебя переодену, а потом, если ты, конечно, не дивергент, ты возьмешь оружие и отправишься в Отречение. Ты убьешь людей, но зато, ты будешь около меня. И не наделаешь глупостей, как с Изгоями, - он хватает меня за вторую руку и держит, я словно в какой-то ловушке. - Хочешь сказать, что мне лучше убить людей под воздействием сыворотки, чем направить отряд Изгоев против вас? - рычу я. - Да. Знаешь, зато я буду уверен, что твоя безмозглая голова не надумает себе приключений. Поверь мне, - ухмыляется Эрик, - позовешь изгоев спасть серые задницы убогих, или как ты там их называешь, сухарей - жертв будет в тысячу раз больше. - Я не буду совершать глупостей, Эрик, - твердым голосом произношу я. - Если бы я каждому верил на слово, то лежал бы в каком-нибудь укромном местечке, или, как Вия, с дыркой от пули в глазу. Заставь меня поверить тебе. Знаешь, за год ты истратила этот навык. - В день нападения я буду здесь, с тобой, - уточняю я. - Думаешь, я настолько тупой, что не знаю твой тупой характер? До нападения у тебя в кармане еще несколько дней, ты успеешь растолдычить всю информацию изгоям.        Эрик вытаскивает из под кожи иглу шприца и, закрыв иголку клапаном, убирает его обратно в карман штанов. Он слегла толкает меня, отпрыгиваю вперед, разминая затекшие руки. Он уходит с крыши, не посмотрев на меня.        По пожарной лестнице слезаю с крыши, где только что Эрик хотел сделать меня живым оружием, и бегу к Эвелин. Из-за курения мне приходится останавливаться каждую минуту и переводить дыхание.        Она сидит на своем стуле, все такая же, как и всегда. Невозмутимая. Как же я ее ненавижу. Разумеется, мы все знаем, что она из Отречения. Якобы мертвая жена Маркуса Итона, главы нашего города. И думаю, что расстрел ее бывшей фракции, должен задеть сердце стервы. - Какие люди, - отзывается она. - Рада видеть вас, Эвелин, - обращаюсь к ней по имени.        Губы Эдварда, который стоит за ней, дергаются в улыбке. Поднимаю на него глаза, он улыбается, когда наши взгляды встречаются. Нас ничего не связывает с ним, кроме того явного факта, что мы оба на побегушках этой отреченной дамочки.        Кроме той ночи, что мы провели, сидя на сырой земле. Когда я плакала, вспоминая Ребекку, никто больше мне не помог. Только Эдвард помог мне в ту ночь. До сих пор задаюсь вопросом, почему он решил это сделать.        Им двигали человеческие качества или какая-то немая симпатия ко мне? Не знаю. Эдвард, после Стей, единственный, кому я здесь могу верить. После смерти Майры Эдвард доверяет лишь мне. Он часто пытается дотронутся до меня. - Что опять случилось, Никки? - спрашивает Эвелин, отпивая вино из своего бокала. - Это касается вашей бывшей фракции, - начинаю я издалека. - Союз Эрудиции и Бесстрашия против Отречения? - смеется она. - Вы знали? - кусаю губу. - Я не идиотка. И разумеется, знала, - пожимает плечами она, - только вот, тебе какое дело то собственно? - Вы ничего делать не будете? - пожимаю плечами я, - но это же ваша бывшая фракция! Там же ваш муж, Тобиас был бы там, если бы не выбрал Бесстрашие. - Я очень удивлена тому, каким тоном ты разговариваешь со мной. Именно из-за твоей храбрости ты стоишь еще здесь, - улыбается она, - это все? - Вы не собираетесь действовать? - Нет. Отречение не моя фракция, - Эвелин подается вперед, - можешь идти, Никки. - Вы мне противны, - напоследок говорю я.        Я хлопаю ее дверью и покидаю сектор изгоев.        Я не давала обещаний Эрику. Сказать - одно дело. Пообещать - другое. Я понимаю, что возможно поступлю подло. Но я это сделаю.        Я разделю лагерь изгоев на две части. Те, кто хочет дальше плясать под дудку Эвелин, останутся. Другие пойдут со мной против Бесстрашия и Эрудиции. Я не знаю, как я буду это делать, учитывая, что время наступает мне на пятки. Но я это сделаю. Сделаю, чтобы все было мирно.        Сделаю, потому что Ребекка не хотела войны.