Алексис
Ранее утро бодрящим пинком под зад выталкивает меня из-под теплого одеялка. М-да, пригрелась в мягенькой постельке, что еле выдрала себя из сна. Это вам не на пружинках кемарить. Надо завязывать таскаться по фракции после отбоя, совсем не высыпаюсь. С трудом подавляя зевки, тащусь на разминку, где меня уже поджидает новая порция шуточек Аарона о нелегкой и бессмысленной жизни блондинок… Эх. — Ну что, Плейсед, нравится обитать в подвале, с крысами уже подружилась? Или ты хочешь сдохнуть так же, как погибают клетки мозга блондинки? В одиночестве… А может, ты сбежала в подвал, чтобы там заниматься дополнительными тренировками в положении лежа? Нашла уже себе покровителя, а? — шипит мне этот придурок. — Громли, мне так лениво тебя послать нахуй, я жду, что ты сам уйдешь. Из положительных качеств у тебя только резус-фактор. — Я отмахиваюсь от него, как от назойливой мухи, осторожно поглядывая на командира. У меня сердце отчаянно срывается в самые пятки только от одной мысли, что он сейчас может потребовать от меня объяснений, какого хрена я делала в его комнате. А что на это ответить, я совершенно не знаю. Пока я грызу ногти, думая, как буду отмазываться, пропускаю мимо ушей какую-то гадость от Громли. — Знаешь, как заставить блондинку изменить мнение, идиотка? — подрывается парень, обслюнявив мне мочку и гадко ухмыляясь. — Подуть ей в ухо. — Подул, доволен? Теперь отвали от меня, пока по носопатке не схлопотал. Меня уже задолбали твои глупые подъебки. Чего ты добиваешься, Громли? Я же вижу, как остальные на меня косятся, твоих грязных лап дело? Надеешься, что я пиздец как огорчусь тому, что все уже в курсе моих мотиваций побега из Искренности и я из-за душевных переживаний провалю инициацию, освобождая тебе дорожку по продвижению в рейтинге? Да вот хрен ты угадал, паскудник, это ты будешь мыть сортиры. С твоими показателями ты до сих пор никак не продвинулся, а я тебя обогнала в рангах. Сегодня ты точно будешь самым последним и останешься в красной зоне. Так что можешь стараться и дальше, но я-то точно знаю, откуда у этих слухов ноги растут. — Кто ищет, откуда «ноги растут», чаще всего там и оказывается, Плейсед, — нарочито спокойно цедит Аарон, но вот его взгляд… От него просто пупырышки идут по коже. Громли действительно думает, что я потихоньку набираю очки в рангах не потому, что пашу как вол, а обязана какому-то покровителю? Ну надо же, какой волшебный недоумок! Интересно, а остальные считают так же? Первый в моей жизни выезд за Стену — это словно необычайное предвкушение особого праздника. Эйфория закипает в середине груди газированным фонтаном, разливаясь по венам целой волной. Меня будто макнули в норадреналиновое озеро. Радость скачет внутри меня взбесившимся метрономом, а сердце расходится не на шутку, порываясь выскочить из груди. Но даже скудная похвала от инструктора не может так ошеломить, как небольшая потасовка, устроенная командирами. Пока грозные инструкторы и матершинник, вытаскивающий инициируемых из сетки, поддавшись какому-то мальчишечьему порыву, швыряются друг в друга обмундированием, переходники буквально поднимают свои челюсти с пола, несказанно удивляясь, какая муха их покусала. В жизни бы не подумала, что наш «живодер» умеет так улыбаться, не от удовлетворения, что наиздевался всласть над неофитами, или оттого, что отрезал своим любимым ножичком мне волосы, а просто так. Внутри что-то снова горит… горит. Комок колючей проволоки застревает в глотке, спазм за спазмом терзает грудь. Новый виток потаенной обиды накрывает меня, но не получается отвести взгляда от дурачащейся кучи малы, разбавленной бессвязными воплями радости, что улыбка против воли ползет по лицу. Ну, а что тут такого, и правда, они ведь на самом деле еще мальчишки… Просто в Бесстрашии приходится раньше взрослеть, и Эванс, несмотря на свою напыщенность, тоже еще совсем пацан. И у него красивая улыбка, настоящая и заразительная. Блин, да не улыбайся ты так, дура! Оп-ля! А, не, наверное, показалось. Пф-ф, лихая улыбка резко сменяется на вздернутую верхнюю губу в излюбленной презрительной ухмылке. Командир, заметив чужие взгляды, выпрямляется во весь свой немаленький рост, с еще более прямой спиной и вздернутым подбородком, чем раньше, и снова начинает походить на его высокопреосвященство…***
Облачившись в боевую форму Бесстрашия, доезжаем на огромной машине до ворот Чикаго, где к нам присоединяется отряд патрулирующих Стену, видимо, для охраны. Дальше все передвигаемся пешком. Даже Аниша смогла просочиться к нашей выездной группе и теперь на протяжении всего пути потешается над Эйтом, тихонько хихикая. Оказывается, она возится с тремя здоровенными псами. Блин, только бы их не спустили с поводков и не посмели снять намордники! Ой, мама-мамулечка… Только не это, пожалуйста! По спине ползет холодок. Душа возвращается из пяток обратно, куда-то в солнечное сплетение, только тогда, когда лагерь разбит, все доберманы держатся от меня на почтительном расстоянии, а командование начинает учебный инструктаж. Кевин, смачно перемежая слова отборным матом, подробненько объясняет, как скрываться на местности, показывая на деле, как можно замаскировать боевое снаряжение, обмундирование, приборы наблюдения и оружие. — Теперь будем учиться маскировать открытые участки тела бойца. Ну-ка, живо двигайте ближе свои жопы и внимательно запоминайте принцип нанесения боевой раскраски. — Разведчик демонстрирует свое мастерство на Рори, делая ей лесной «мake-up». — Чего точно не должно быть, так это дикой раскраски и ярких цветов, которые будут выделяться на общем фоне неестественными пятнами. Девки, ебт, это вам не штукатурку свою намазывать, так что слушайте и вникайте. Надеюсь, я не охуею, когда вы свои свистки в зеленый цвет наебнете. Разобрали себе по набору краски, поделились на пары и разрисовывайте оппонента, — подключается к инструктажу наш командир. Ребятки хватают контейнеры с краской, разбредаясь по парочкам. Единственный, наверное, с кем я еще могу общаться из переходников, — это Уеллнер: он прекрасно меня знает и не станет слушать бредни Громли, но Джона утаскивает Дани, а без напарника остается только Аарон, черт его подери… Повертев головой по сторонам, я обнаруживаю еще одного неофита, не приступившего к практике художника, и, выдохнув и собравшись с духом, подхожу к нему. — Привет, Вик! Ты не будешь против, если я стану оттачивать свое искусство камуфляжа на тебе? — выдаю тоненьким голоском, делая грустные глазки. Бесстрашный явно удивляется, одна бровь заметно приподнимается, являя мне довольно забавную физиономию. Виктор слегка ухмыляется, но соглашается партнерствовать довольно благосклонно. — Оʼкей, давай, а потом я тебя разрисую, как надо. Ты хорошо запомнила всю последовательность, я не буду похож на подбитую панду? — Ну, вроде запомнила. Если что, ты же мне поможешь, да? Как я понимаю, ты уже умеешь наносить боевую раскраску. Давай, объясняй, я постараюсь все сделать правильно, не беспокойся. — Я плюхаюсь на травку напротив него и поджимаю под себя ноги. — Ладно, давай, начинаем сперва со светлого цвета, — объясняет парень, пока я раскладываю на траве коробку. — Вот этот, свело-коричневый, позволит скрыть все светлые области и визуально разрушить очертания лица, — поясняет Вик, пока я размазываю краску вокруг его глаз. — Хорошо, теперь по вискам и подбородку. — Я старательно, высунув от усердия язык, постепенно распределяю первый фон по его лицу, коварно подрисовав парню усы. — Вокруг глаз нужно нанести побольше, чтобы эта часть лица была особо хорошо скрыта, и сотри мне усы… Неужели ты думала, что я не догадаюсь и не почувствую? — смеется Бесстрашный, пока я поправляю ему раскраску до идеала. — Так, а теперь… — Знаю, знаю, — бурчу я, макая пальцы в зеленый цвет. — Я все внимательно слушала и тщательно рассматривала, между прочим. — Наляпав на нем новых пятен, довольно оглядываю свое творение. — Ага, молодец, давай дальше… Смелее, я не кусаюсь, ты так размазываешь краску, словно боишься протереть мне кожу до дырки. Ну, что дальше делаем? — Он пристально меня разглядывает с какой-то хитринкой в глазах. — А дальше мы будем делать из тебя панду, — подкалываю его, схватив черную краску. — Сперва вокруг глаз, затем немного на щеки и подбородок. — Главное, не переборщи с черным цветом, а то неестественно получится, — хмыкает Вик, пока я подрисовываю ему фингалы под глазами. — Ну как, ничего я? Что у нас дальше по плану? — Тебе идет, не боись. Теперь нужно растереть раскрашенные части так, чтобы один цвет плавно переходил в другой и между ними не осталось четких границ, — довольно выдаю я, растирая его моську подушечками пальцев. — Во-о-от, теперь все готово. Прикольно получилось, мне нравится, — остаюсь я очень удовлетворенной своей работой. — На, проверяй, на панду ты точно не похож, — сую ему под нос зеркальце. Вик придирчиво осматривает себя, но согласно кивает, приступая к маскировке моей мурзилки. — Моя очередь, да хватит уже хихикать-то, — бурчит Бесстрашный, когда моя улыбка уползает до ушей. — А то я тебя сейчас так разрисую, сама не рада будешь. — Мне щекотно, Вик, я не виновата. А эта краска потом нормально смоется или я так и буду ходить еще неделю? — Не ссы, отмоется с мылом, как миленькая, а так краска водостойкая, чтобы не растекалась от пота и влажности. Хоть в болото ныряй, и дождем не смоет, — радует меня парень, заканчивая свои художества. — Уф-ф, пасиб, Вик. Как мне, симпатично получилось, а? Или ты все-таки отомстил за усы? — посмеиваемся мы, оттирая свои руки. — Ну уж явно получше, чем ты выглядела после отстойника. Хотя такая же зеленая, — снова ухмыляется он, прищурив один глаз на солнце. Далее командиры сами прятали подопечных, показывая нам, как нужно, по возможности, использовать естественную растительность для маскировки, как варьировать цвета под определенный вид местности и других географических районов с помощью грязи, угля, краски, глины и других подручных средств. Затем был познавательный урок по макраме: надрав всевозможной растительности, Кевин продемонстрировал, как следует правильно крепить настоящую листву, чтобы использовать ее в своем камуфляже для сливания с общим фоном характерной местности. Инструкторы наглядно показали, как в обязательном порядке мы предварительно должны изучить территорию, в которой собираемся прятаться или устроить засаду, все ее особенности растительности и почвы, чтобы определить лучший вид личной маскировки. — Ты уже придумала, куда сныкаешься и как станешь маскироваться? — интересуется Вик, пока мы шлепаем на отмеченную территорию для предварительного зачета. День сегодня такой хороший… солнечный. Дождя, туч, промозглой сырости как не бывало. — Да, хочу попробовать сделать каркас «паук» из веток, думаю, у меня получится. Это почти то же самое, что строить шалаш. — Ты умеешь делать шалаши, откуда? Разве в Искренности этому учат? — удивляется парень, пиная ногой камушек и подозрительно поглядывая на меня. — По-твоему, что, Искренние совсем тупые? Мы же не всегда сидели в своей штаб-квартире, а меня постоянно на все каникулы родители в лагерь сплавляли, тот, что недалеко от Дружелюбия. Там же местность вся вокруг леса, вот и научилась ориентироваться и ваять времянки. Что-то типа краткого курса бойскаута. Да я и дома могла так спрятаться в квартире, среди мебели и вещей, что меня очень долго искали. В этом я уже еще тот спец, — ляпаю, не подумав, и заливаюсь краской от неприятных воспоминаний. Прятаться-то я пряталась, но вот только не потому, что играла, как нормальные дети, в прятки, а чтобы не нарваться на воспитательную затрещину от пьяного родителя. — Ты что, Алексис, в диверсанты готовишься? Или в разведку уже метишь, а? — Нет, не в разведку. Эйт говорит, что у меня отличный глазомер, может, и в снайперы возьмут… По крайней мере, я всегда попадаю в цель. — Эйт, значит, говорит… — опять хмыкает, да это уже невозможно! Чего они все постоянно ухмыляются? Подбирает с земли камень и дает мне. — Давай-ка, вон в то дупло попадешь? Сейчас проверим твою меткость, — показывает пальцем на одно из деревьев, насмешливо прищурив серые глаза, а я швыряю гальку прямо в яблочко. — Отлично, теперь я, — выдает Вик, отправляя в то же дупло еще один камешек. — Ну все, ты настоящий герой, я признаю это, — смеюсь я. — Вы, урожденные, наверняка с пеленок учитесь обращаться со всеми видами оружия, а я только здесь впервые дотронулась до огнестрела и попробовала выстрелить. И знаешь, мне нравится стрелять, безумно нравится, такое необъяснимое ощущение! Словно ты летаешь, и больше ничего не существует вокруг, но… Вот только, одно дело стрелять по мишеням в тире, а целиться в людей, наверное, я не смогу. Это… страшно. — Бесстрашные ничего не боятся не потому, что не испытывают страха, а потому, что умеют бороться со своими фобиями и стрессовыми ситуациями, умеют быть сильнее их, — менторски принимается бубнить Вик в духе нашего командира. — Ты должна научиться абстрагироваться от всего лишнего, иначе как ты собираешься воевать? Воин должен быть смелым, хладнокровным и решительным! Нужно понимать, что если ты не выстрелишь первой и не убьешь своего врага, то это сделает он, убив тебя или другого бойца… — Да, я знаю это, и Эйт так говорит, — досадливо отмахиваюсь я от его занудства. — Я все прекрасно понимаю, я научусь, конечно… Да, научусь! — Гоняет вас инструктор? Смотрю, постоянно на полосе препятствий отрываетесь? — тянет парень, заинтересованно поглядывая по сторонам, видимо, подбирая себе местечко для маскировки. — О-о да! Эйт похлеще любого живодера будет, особенно со своим прутом, когда учил нас правильно отжиматься. Сколько он им слоев шкуры снял с неофитов? А меня так он на дух не переносит. Да и вообще, кажется, он мало кого любит, такой… злобный, — развожу я руками, подобрав несколько тонких веточек для своего камуфляжа. — Алексис, этот злобный живодер — мой старший брат, вообще-то! — вдруг смеется Бесстрашный, огорошив меня такой новостью. Мать-перемать! Вся охапка веточек, так старательно собранная мною для маскировки, резко осыпается на землю, а я застываю истуканом, открыв рот, глядя во все глаза на усмехающегося парня. Виктор складывает руки на грудине и почти беззвучно хохочет надо мной, так, что его плечи подрагивают. В глазах плещутся искорки смеха. И тут все маленькие частички мозаики сдвигаются воедино, постепенно собираясь в одну картинку, и все становится на свои места. И голос этот, низкий, с хрипотцой, и стальные, словно лезвия ножей, глаза, только у Вика они немного мягче. И до боли знакомая ухмылка с чуть вздернутой губой… Вот-вот, именно такая! Да, да! Совершенно идентичный прищур, и брови хмурят одинаково. Насмешливый изгиб уголка губ, даже нос похож, просто один в один. Черт подери, и когда я успела так выучить это лицо? Ой, бли-ин, брат! Ну, чудесно, если мне не везет, то по полной. Ну почему такая жопа всегда мне? Тяжело и несчастно вздыхаю, чувствуя, как краска заливает лицо, почесываю нос и обворожительно улыбаюсь. Авось прокатит, и Вик меня не сдаст. — Ах ты ж еб твою мать, — совершенно не стесняясь в выражениях от волнения, выговариваю чуть ли не по слогам. — Ну что, походу дела, я теперь живу в отстойнике… или Эйт похоронит меня заживо на полосе, — выдыхаю я. Дуга из бровей стремительно ползет вверх, губы искажает тонкая линия. — Да ладно тебе, не бойся, я тебя не выдам! Но не такой уж он и злобный, как кажется. Алекс год был на периметре, он там не ромашки нюхал, а воевал. У него есть боевое ранение, и, естественно, после того, что он там видел… — Я поняла, он говорил… Не надо… пожалуйста. — Мне сразу вспоминаются слова Аниши, сердце пропускает удар. А в животе скручивается жуткое чувство, подобно холодной змее. Боже! Ну вот почему так? В груди что-то отчаянно начинает щемить. Горечь, жалость? Нет. Жалость — не то чувство, которое нужно и можно испытывать к мужчине. Почему-то мне кажется, что для Алекса подобное бы считалось оскорблением. Не знаю, что. Может, сочувствие или сожаление… Но определенно не жалость. Жалость не для воина. Дальше разговор не слишком складывается, мы почти молча топаем, погруженные каждый в свои мысли. И когда Вик отправляется в лесополосу, чтобы там замаскироваться, я ощущаю некое облегчение: слишком тягостны были нам эти думы. Пройдя вперед еще с полмили, наконец обнаруживаю то, что все это время и искала, а именно неглубокую узкую канавку среди довольно высокой травы и кустов. Здорово-то как, то что надо! Аккуратно раздвинув растительность в стороны, стараясь не сломать веточки, не притоптать нигде лишнего и не оставлять следов, из лапистой тонкой ветки и маленьких веточек кустарников делаю что-то вроде купола или каркаса от зонтика, укладывая конструкцию прямо на канаву. Затем срываю несколько густых пучков травки, навязав из них плотных снопов, натыкаю их среди каркаса так, чтобы они смотрелись, словно нетронутая, заросшая кочка. Еще пяточек содранных свежих веток втыкаю рядом, затенив свое убежище от посторонних глаз, придав им вид молоденьких кустов, и тщательно заметаю все оставленные обломки, обрывки зелени и прочие следы. А потом укладываюсь на живот и осторожно вползаю в супер-дизайнерскую норку… Вот только шевелиться под таким камуфляжем совершенно нельзя, иначе можно случайно задеть часть конструкции и выдать себя лишним шебуршанием. А что, очень даже уютненько вышло. Между веточками паутинки летают. Остается только ждать и не дышать… Ждать приходится долго, притаившись и чуть дыша. С довольной душой наблюдаю, как меня безуспешно ищут. А значит, я получу дополнительные баллы в свой ранг. Но всему есть предел. Давлюсь ехидным смехом, пока Алекс бродит возле моей «кочки», пытаясь меня разыскать. — Лекси, давай, покажись уже, иначе придется тебя с Грефом познакомить! Он очень любит блондинок, особенно на обед! — Агась, значит, всех остальных уже нашли. Понятненько. Подцепив маленький камешек своими корябками, осторожно швыряю ему в спину. Он оборачивается, а я тихонько выползаю из своего убежища, наблюдая за реакцией командира на мой камуфляж. Удивляется, одна бровь слегка приподнимается, изгибается уголок губ. То ли доволен, то ли сейчас гадость скажет. — Эйт, а когда мы будем уже из винтовки стрелять? Мне так хочется попробовать. Мне почему-то кажется, что у меня хорошо получится, — решаю все же поинтересоваться я. Пока сидела в засаде, практически уже в красках себе разрисовала, как буду охотиться с винтовкой на врага… И какую еще маскировку можно применить среди зелени. — А мне не кажется, — отбивает мою подачу Эванс. О как, тоже мне. Сама меткость во плоти! Сам ведь говорил, что у меня талант. Вот надменный индюк! Блин, обидно… — Я уверен, что у тебя получится. Если только не будешь распускать свой поганый язык. Иначе все поедут, а ты останешься во фракции. Давай, поднимайся. Молодец, хорошо замаскировалась. Пошли уже, обедать пора. Он меня хвалит, серьезно? «Бум-бум-бум», — отдается в ушах ускоренный пульс. Я закусываю большой палец, чтобы не улыбаться, попутно отряхиваясь от травы и веточек. Поверить не могу! Где-то под ложечкой ёкает. Внимательно смотрю на широкую спину. Командир расправляет плечи, но не гневается и не раздражен. Вот разбери, что у такого на уме, но вроде он не собирается наказывать. — Эйт, а кто это, Греф? Это собака? — Доберман. Очень милый. Девок любит сильно. Что, даже не погладишь милую зверушку? — едко ухмыляется он. Неужели они и правда спустят клыкастых питомцев? А мне-то тогда что делать? — А зачем тут собаки, они как-то участвуют в маскировке? — аккуратненько интересуюсь, стараясь не выдать своего страха «милых зверушек». — Если мы не сможем вас найти, вас будут искать собаки. Но ты не волнуйся, Кевин опытный разведчик, его отец учил, так что он из-под земли вас достанет. Собак мы взяли, чтобы прогулять их, они тоже теряют квалификацию без выездов. — Ясно, — выдыхаю я, стараясь не грохнуться в обморок. Кевин найдет… Да щаз, чего же он тогда меня сейчас из-под земли не достал, если такой уж профессионал? Мы тоже не пальцем деланные… Но вот против доберманов уж точно мне не сдюжить. Не успели мы с командиром вернуться в лагерь, как на нас налетает Аниша. — О, а вот и Лекси! Алекс, ты ее где откопал, по нюху, что ли, нашел? — Нет, солнце, Лекси я не нашел, она хорошо спряталась, буквально растворившись в пространстве. Иногда этого очень не хватает в Яме. Сразу стало бы меньше желчи, — вредно цедит инструктор. — Смотрю на тебя, Алекс, и становится понятно, что человек произошел от обезьяны. Мышцы накачал, а ума не нажил. Фу! — вступается за меня Бесстрашная. — Аниша, ты меня не беси. А то я не посмотрю… — начинает грозно Эванс, но она его тут же перебивает. — Рычи, рычи в свое удовольствие… Я же знаю, что ты меня все равно любишь… — Аниша уже откровенно потешается над командиром, за что он заваливает ее себе на плечо и шлепает по заднице, словно ребенка. М-да уж, ну и порядочки у них! Я сразу спешу удрать от эпицентра взрыва, зная не понаслышке крикливость Ани. Она верещит так, что мы с Рори просто покатываемся от смеха над новым приступом дурачества командира. Ну надо же, второй раз за день я вижу у Алекса шальную и настоящую улыбку, и снова она меня завораживает и вынуждает смеяться в ответ… Оглянувшись по сторонам, натыкаюсь на пристальный взгляд Вика, который ухмыляется так, что мои щеки начинают краснеть, словно меня поймали на месте преступления. Ну, а чего? Правда ведь… — Ну что, Лекси, как насчет захреначить охуенное пари и сыграть по-нашему, по-пиздатому? — хитро сверкая глазюками, предлагает Бесстрашная. — О чем ты, что за пари? Наверняка что-то бесшабашное и ужасно идиотское, да? — восхищаюсь я ее закидонами. — А-ха-хах, а ты что думала, что мы сопли будем на кулак мотать или кудряшки на палец крутить? Нет уж, раз тебя мой любимый подонок не нашел, несмотря на то, что проглядел все моргалки, давай сыграем по-крупному. Если замаскируешься так, что тебя только с собаками найдут, то мы забубеним тебе отменную татушечку, что, ебт твою мать, отвечаю! А если прошляпишь все, то по-любому и без всяких долбанных отмазок соглашаешься записать Джимми песню, идет? Вашу ж дивизию, а Аниша-то… того… Феерично, бля! Она в своем репертуаре! Может, я отстала от моды, и давно уже не в тренде спорить на обычные щелбаны, но… — Идет! Ха, Ниш, а ты хитрожопая: как бы ни повернулся расклад, все равно Джимми будет отрабатывать. — Она самая! Поздняк метаться, уговор есть уговор, — прожигает она меня своими голубыми лазерами, сияя как новый пятак. — Уболтала, чертяка языкастая, — отзываюсь я, скрепив наш уговор «крабом».***
— Неофиты! — гаркает наш командир во всю глотку так, что мы подпрыгиваем. — Вы делитесь на две команды. Одна команда маскируется, другая ищет. Потом меняетесь. После того, как этот этап завершится, вы маскируетесь все, кто во что горазд, и мы ищем вас. Сначала сами, потом с помощью тепловизоров, если и это не поможет, с помощью собак. Если и собаки вас не найдут, мы ищем вас с помощью датчиков, и вы набираете максимальное количество баллов. Однако прошу на это не рассчитывать, этого еще никому не удавалось. Наигравшись вдоволь в прятки по всему сектору, мы, наконец, отправились на самый последний, зачетный этап учений. Я могу спрятаться от людей, что даже Кевин-разведчик меня не найдет. Могу попробовать спрятаться от собак, но это если только залезть очень-очень высоко, а с высотой я не слишком дружу, да и, скорее всего, они все равно меня обнаружат по запаху. Сейчас самой большой для меня проблемой является тепловизор. Военный тепловизор имеет высокую чувствительность и настроен на малейшее выделение тепла. Соответственно, чтобы спрятаться от тепловизора, необходимо сделать так, чтобы скрыть выделяемое с телом тепловое излучение. Конечно, боевая форма Бесстрашия обладает хорошей термо-герметичной защитой, что позволяет комфортное пребывание в ней при высоких и низких температурах, но все равно с защитой от тепловизионного излучения у нее проблемы. А значит… значит, нужно замаскироваться так, чтобы тепло моего тела было невозможно разглядеть. И как это можно сделать? Ну, естественно, в болоте. Хе-хе, хитрая я, да! Добравшись до топи, сперва потихоньку пробираюсь по мху, предварительно прощупывая свой путь крепкой дубиной, и так до самого отдаленного участка, насколько возможно по территориальным рамкам. Время поджимает, и что теперь? А вот не знаю. Единственное, что мне досконально известно, что самое лучшее средство сбить свою температуру при моей конспирации — это не только полностью обмазаться толстым слоем холодной глины и бузы, а еще и постоянно сохранять одну и ту же температуру тела. Конечно, так себе план, хреновенький, никуда особо не годится, если совсем честно, но другого у меня нет. Наломав густых больших веток, стелю их на поверхность в виде подложки, чтобы меня не утянуло слишком глубоко. Еще несколько рогатин занимают свои места по периметру моей маскировки, чтобы без проблем можно было за них держаться и при необходимости выбраться. Пловец-то я никакой… Но даже не успеваю испытывать какие-либо эмоции по поводу этого. Еще привязанная к стволу ближайшего дерева и тщательно отдекорированная веревка, для страховки. Замаскировав свои подручные средства болотными кустарниками, я, фыркая, принимаюсь обмазываться густой грязюкой. Последний штрих — это шлем. Опустив забрало, ладонями зачерпываю еще бузы, налепляю на маковку и пристраиваюсь в засаду. Вот и все, сидеть мне тут часа два, не меньше. Да и ладно, не впервой… Время тянется мучительно медленно, просто невыносимо, словно вареная улитка. Я замерзла так, что зубы стали выбивать дробь, а ног уже не чувствую. Когда часы выдают сигнал к окончанию поисков, зацепившись руками за веревку, я начинаю потихонечку подтягиваться к берегу, пробираясь на твердую землю. Моё тело тяжелое, просто неподъемное. Даже рукой шевельнуть трудно, еле-еле забрало смогла отщелкнуть. Подтянув ноги, разваливаюсь на травке, вглядываясь в зеленку вокруг. Выбраться бы уже из окрестности болота. Воздух теплый, влажный, напоенный запахами развернувшейся природы. Тишина такая, что слышно, как гудят насекомые в траве. Пот бисером стекает по вискам, и пить ужасно хочется. Устала до чертиков, яростно утираю слезы грязными ладонями. Зато довольная, как удав. Морда грязная. И мошки лезут прямо в рот. Солнце уходит, небо наливается синевой. Вдоволь накрутившись волчком по траве, обтирая грязь с обмундирования, наконец нахожу в себе силы подняться на ноги. Пора шлепать к лагерю, вкушать свою победу. Когда я оглядываюсь на подозрительный шорох, душа просто в пятки ухает, как заячий хвост. За мной быстро и неутомимо, словно торпеды, несутся два глянцевых, словно лаком покрытых, добермана… Дикая паника заливает мозг, дыхание рвется, аж в глазах темно. Ледяной заряд проходит через все тело от головы и до самых пят. Воздух с присвистом уходит из легких. Дышать, глубже дышать. Еще глубокий вдох. Срываюсь на галоп, перепрыгивая через поваленные стволы, ветки, ухабы. Бегу, бухая по земле тяжелыми от налипшей грязи подошвами. Мне что-то дико, просто невообразимо мешает, и я не сразу понимаю, что это шлем. Срываю его, отбрасывая от себя в сторону, в надежде, что псинки отвлекутся, но куда там! Зато бежать и дышать сразу становится не в пример легче. Скоро, гораздо скорее, чем мне хотелось бы, начинает колоть в боку, а ноги наливаются свинцом, и сил больше нет. Как назло, вокруг одни сосны, с совершенно гладкими стволами и высокой кроной. Но вот только страх — великое дело. И придает мне вдруг такой прыти, что я карабкаюсь по липкому от смолы дереву с неожиданной для себя ловкостью. Господи, руки-то ходуном ходят, по спине пот в три ручья. Вот теперь и побояться можно всласть. Ей-богу, спроси кто потом — я не смогу объяснить, как же у меня это получилось. Отсалютовав псинкам самым праздничным факом, какой только есть у меня в арсенале, намертво вцепляюсь руками в ветку. Внизу острые когти царапают кору, из-под лап доберманов клочьями летит выдранная трава и комья земли. Но грохот моего сердца перекрывает все эти звуки…