В прятки с Бесстрашием

Алекс

      Когда становится понятно, что нашли всех, кроме Алексис, я даже не удивляюсь. Если могла случиться хуйность, то обязательно с ней. Мы обыскиваем все известные нам места для маскировки, все закоулки, перебираем по травинке всю поляну, но девку найти нам так и не удается.       — Слушай, Кев, где она еще может быть? — спрашиваю уже больше от отчаяния, нежели надеясь получить какой-нибудь внятный ответ. — Мы тут уже все облазили. Остался только лес и болото. Лес выходит за квадрат, там она не стала бы прятаться, это против правил, только если в болоте…       — Может, и в болоте, блядь, но только в виде трупа! — раздраженно отвечает Гилмор. — В этом болоте топь на топи, без нужных знаний тут не спрячешься. Она твоя неофитка, может, она у тебя прямиком из спецгруппы инициацию проходит? Откуда бы ей знать, как прятаться в болоте.       — Ну, она в траве так спряталась, что мне было не очевидно, где ее искать. Странно это все, конечно. Слушай, а ты ничего не заметил?       — Твою мать, Алекс, я сам охуеваю, блядь, тут все в чужих следах! — нервно приглаживая растрепанные волосы, буквально выкрикивает Кевин. — Похоже, что на этом месте проходят сходки недовольных, одно хорошо: они днем не выходят. Нам бы поскорее найти твою девку, потому что не хочется отбиваться от «теней», тем более мы не готовились никак. У тебя оружие с собой?       — Все мое всегда с собой, — показываю ему портупею и кобуру, чуть отодвинув полу жилетки, — да и вся выкладка тоже. А ты думаешь, может быть нападение?       — Если они здесь собираются, все может быть. Чтобы скрыть место своей дислокации, им ничего не стоит перебить пару десятков людей. Блядь, какого хуя Аниша спустила собак без приказа? — Глаза Кевина становятся злыми и колючими.       — Я так понял, что они у нее убежали, она их не спускала нарочно, — спешу погасить начинающийся конфликт, но куда там!       — Если она вызвалась отвечать за собак, вот пусть и следила бы за ними! — орет Кев и показывает пальцем на Анишку. — А она с этой девицей все терлась, все они что-то шептались, а потом девица пропала, и собаки тоже… Вот и думай теперь!       Мы возвращаемся в лагерь ни с чем, я иду говорить с неофитами и братом: может, Лекси делилась с ними своими планами по маскировке. Ее группа, конечно же, ничего не знает, Вик только пожимает плечами. А между тем, в наших стройных рядах набирает обороты скандал.       — …потому что только такая безголовая овца могла выпустить собак! О чем ты думала, Аниша? Мы теперь, блядь, по ноздри в дерьме по твоей милости!       — А не откачать ли тебе сто хуев во рту, милый? — Аниша хлопает ресницами и ухмыляется. Знает, коза, как Кевина бесит любимая мамочкина фраза. — Если бы все остальные клопов не ебали, то и у меня было бы время сразу за тремя охуевшими от восторга собаками уследить!       — А если твои псы порвут нахуй неофитов? И что делать тогда?       — Хорош гонять говно по трубам, Кевин! Псы в намордниках, с какого ляду они порвут кого-то?       — Не можешь делать пиздато поебень, не подходи даже! — не успокаивается Гилмор. — Из-за тебя мы теперь вынуждены хуй знает сколько времени тут торчать!       — С чего ты это взял? — удивленно смотрит на него Ани и пожимает плечами. — Псов кликнуть дело не охуеть какое умное, с этим даже такой разъебай, как ты, справился бы!       Аниша губами зажимает два пальца, свистит и гаркает во весь свой неслабенький голосище:       — Греф! Арес! Ко мне!       Через несколько минут из кустов выстреливают две гладкие ракеты и бегут прямо на Анишу. Если не знать, что она их хозяйка, можно офигеть от такого зрелища: маленькая девчушка и два огромных добермана, несущихся прямо на нее. Собаки подлетают к ней и замирают копилками у ее ног. Ани дает каждому лакомство и гладит их морды.       — Ах вы, мои пиздатенькие мальчики! Вы мои хрюшечки! Нельзя убегать от мамочки, нельзя… Молодечики, что прибежали сразу!       А между тем Кевин и не думает успокаиваться, продолжая пинать Анишку фразами, да и она сама тоже за словом в карман не полезет: начинают летать молнии, и скоро, кажется, полетят тяжелые предметы. Вообще-то, нам не привыкать — такие стычки у них происходят из раза в раз. Если мы с Анишей ругаемся или беззлобно, или я просто взваливаю ее себе на плечо и даю по заднице, то с Кевином они ругаются так, что все, кто рядом, стараются оказаться как можно дальше.       — Смотреть противно, — опять выходит на новый виток раздражения Кевин. — Нахуя ты с ними сюсюкаешь? Они от этого перестают быть бойцовыми собаками и становятся диванными игрушками.       — А не сдриснуть ли тебе в туман, Кевин? Чего ты до меня доебался? Или, может быть, ты в собаках лучше разбираешься? Вот она, наша пиздобратия, прибежала по первому зову, значит, мальчики недалеко были. Ну что, красавцы, расскажите, куда девочку нашу дели? — Нишка треплет вытянутые морды, а псы тыкаются ей в ладони мокрыми носами.       — Если бы ты, Аниша, не охуевала от своей пиздатости, то ничего подобного не случилось бы!       — Кевин, хватит. Все уже поняли твое негодование, — пытается урезонить не на шутку разошедшегося друга Матиас. — Сейчас главное девчонку эту найти, вот отчего она вляпывается во всякую хуйню вечно?       — Э-э-э, брат, ты у нее еще инструктором не был, — ухмыляюсь я. — А то давно полной ложкой загребал бы!       — Если бы не Аниша… — опять возникает Кев. — Вообще не понятно, что у нее в голове, даже не ветер, а ураган!       Тут девушка не выдерживает, подлетает к Кевину и толкает его в плечо, неслабенько, между прочим. Мы с Матом переглядываемся.       — Блядь, Кевин! Ты совсем пизданулся? — выкрикивает она ему прямо в лицо. — Если у меня и ветер в голове, то у меня хоть мысли всегда свежие, не то что у некоторых! Оставь меня в покое срочно, или я за себя не отвечаю!       — А кто за тебя отвечает? — гадко ухмыляется Гилмор, дернув щекой. — Сутенера себе нашла, потому и цену себе знаешь?       — Ну все, блядь, уёбок обдолбанный, сейчас уебу тебя нахуй! — Аниша отходит, но вместе с последней фразой разворачивается и намеревается ударить Кевина. Он уходит от удара и скручивает ее, зажав ей руки за спиной. Так они и зависают на минуту, яростно друг на друга глядя. Мы с Матом немного охуеваем и идем их разнимать. Я отрываю от Кева Анишу, а Матиас оттесняет раздраженного парня в сторону.       — Я доберусь еще до тебя! — бьется у меня в руках Ани. — Ясно тебе, ушлепок?!       — Буду ждать с нетерпением, прошмандовка недалекая!       — Хорош, Кевин, заткни свой хавальник! — гаркает на него Матиас. — Ты чего себе позволяешь?       — Ладно, все, я в норме. — Кевин прячет руки в карманы и отворачивается.       Аниша держится. Я вижу в глазах у нее море непролитых слез, но она не плачет, только дышит глубоко. Надо попытаться как-то съехать с темы обвинений и начать уже искать девицу.       — Я останусь и буду искать Алексис, с передатчиком, — объявляю я всем. — А вы следуйте графику, не задерживайтесь. Мы вас догоним у Стены, когда я ее отыщу. Вряд ли она могла куда-то далеко уйти. Может, убегала от собак, а когда их позвали и они ушли, поняла, что заблудилась. Аниша! — Заглядываю девушке в лицо, подцепляя пальцем ее подбородок и приподнимая его к себе. — Ты как, нормально?       — Норма. Все хорошо, — отвечает и вдруг утыкается мне в грудь. Бедная моя, куда ж ты вляпалась? Я глажу ее по волосам, ее плечи постепенно перестают вздрагивать.       — Все-все, я в порядке. — Она обтирает ладонями лицо и немного отдувается. — Иди, Алекс, ищи свою неофитку.       Аниша уходит к собакам, а мы с Матиасом проверяем связь, активируем программу слежения, и я отправляюсь на поиски девицы, не забыв прихватить рюкзак с выкладкой, мало ли что. Неизвестно, в каком состоянии я ее найду, вдруг она упала и сломала что-нибудь.       Мини-планшет показывает направление, куда двигаться, я брожу по лесу уже час и недоумеваю: ну куда может подеваться эта несносная девица? Передатчик активирован, программа работает, стрелка показывает, что она должна быть где-то тут. Наши давно уже ушли вперед, с графика из-за одного неофита сбиваться нельзя. Передатчик настроен на расстояние сто метров до объекта, когда подходишь, программа мигает красным цветом, и все. Типа где-то тут он, в радиусе ста метров. Видимо, считается, что сто метров можно прочесать без проблем. Но я тут уже все обегал, нет ее тут. Может, она ранена и датчик вытек вместе с кровью? Но крови нигде нет, даже намека.       — Алексис! — сложив руки рупором, кричу я ей. Ну давай, детка, ответь мне! Подай голос, даже если ранена! — Лекси! Где ты?       Лес отвечает мне скрипом сосен, шуршанием ветра, пересвистом птиц. Но ни одного человеческого отклика. А прибор показывает, что она где-то здесь. Может, ее землей засыпало, хотя взрывов не было, во всяком случае, я ничего не слышал. В яму какую-нибудь провалилась?       — Лекси! Отзовись!       — Эйт! — раздается откуда-то слабый-слабый писк, как мне кажется, отовсюду. — Я тут…       — Где, Лекси? Я тебя не вижу.       — Я тут… на дереве… Да подними голову вверх, тут я…       Вопрос у меня к мирозданию только один. Как? Как она залезла на сосну? Толстый, без единого выступа ствол радует своей надежностью и полным отсутствием вариантов. Девица, вся в грязи и каких-то малоаппетитных ошметках, с раскрашенным лицом, так сливается со стволом, что если бы не подала голос, я бы бегал тут до утра. Сидит, вцепившись двумя руками в дерево, на одной из нижних веток, которые находятся на высоте метров пять где-то. Но до этого абсолютно покатый ствол. Не взлетела же она туда!       — Лекси, как ты туда залезла? — в полном обалдении спрашиваю, даже забыв привычно разозлиться.       — Я от собак убегала, а они за мной гнались, — лепечет она тоненьким голосочком. — А теперь я не могу слезть, очень высоко.       — Давай, Алексис, прыгай, я тебя поймаю! — От облегчения меня даже пот прошибает. Хорошо, что девка нашлась, бля, как же хорошо! Не хватало еще и за нее огрести. Кому, как не ей, надо было попасть в переплет, а мне потом пиздюлей за нее получать. Хорошо, что не свалилась никуда и ногу не сломала, и вообще… — Не бойся, все нормально будет. Лекси, ну, отпусти ручки, давай, обещаю, что приземлишься без проблем!       — Я не могу! Земля, она такая… твердая. Я сломаю что-нибудь и пойду мыть сортиры!       — Об этом надо было раньше думать, а сейчас надо слезать оттуда! — призываю я ее к благоразумию. — Ну давай, ты же как-то залезла туда, теперь в обратном порядке это повтори!       — Я не помню, как я залезала. Меня собаки сюда загнали, мне показалось, что я просто залетела сюда…       — Залетела — это немножко другое.       Ебановрот, как же ее снять-то оттуда? Вот ведь пиздоблядство, ну как так? Может, в нее запустить чем-нибудь? Да ну нах, свалится, не сгруппируется, и правда, покалечится. Блядь, вот чего делать, а?       — Алексис, давай, детка, слезай! Не боись, дальше земли не полетишь! Ты меня слышишь? — Вижу, что кивает. — Давай, одну ножку спускай и ищи опору, потом другую.       — Она соскальзывает, я упаду-у-у!       — Ну, я же тебя поймаю, Алекс, не дури! Давай, отпусти ручки… Вот что ты за наказание, а? Цепляйся за ветку справа, вот так, хорошо. Теперь за другую…       — Не могу!       — Чего ты не можешь?       — Зацепиться не могу, она гладкая, у меня рука срывается!       — Да твою мать! — гаркаю так, что она уже почти отпустив руки, испугавшись, еще больше вцепляется и лезет выше. — Куда?! Туда не надо! А ну, вниз давай!       — Нет! Мне тут спокойнее, я не упаду!       — Лекси, вечер уже, скоро стемнеет, нам нельзя тут быть. Давай, я клянусь тебе, что все хорошо будет! — продолжаю уговаривать ее, задрав голову вверх.       — Нет! Высоко! Я соскальзываю…       — Ах ты ж ебаный в рот, да не голоси ты, сиди смирно и не вздумай лезть выше, сейчас сниму, так и быть…       Всякое для девиц делал, но чтоб с деревьев снимать — тоже мне фрукт, блядь. Покопавшись в рюкзаке, выуживаю веревку. Сам-то я залез бы, но как потом спускаться-то с ней, не на горбу же ее тащить?       Перебрасываю конец веревки через нижнюю ветку и, используя рюкзак в качестве утяжелителя, карабкаюсь вверх. Ч-ч-черт, как же она лезла, у нее, должно быть, все руки ободраны. Добираюсь до нее, она держится за ветку и не отпускает. Меня разбирает смех от ее раскрашенной мурзилки, оттого, что она вся такая ужасно грязная. Она что, правда, что ли, в болоте пряталась? Судя по налипшей тине и запаху — да. Охуенная девица, откуда ей знать, как правильно прятаться в болоте? Надо бы выяснить…       — Давай, перелезай ко мне поближе, — размеренно уговариваю ее. — Давай, детка, иначе мы тут ночевать будем, в лесу, а это плохо, очень плохо. У нас только один пистолет на двоих и никакой охраны. Давай, хватайся за меня, будем по веревке спускаться, это просто, главное, не смотреть вниз.       Пока я делаю обвязку, она вроде как сидит смирно и не замечает меня. Зажмурившись, держится за дерево мертвой хваткой. Но когда я пытаюсь отцепить ее руки силой, то она сильно вздрагивает от моего прикосновения и чуть было не валится кулем на землю. Вот чего делать с ней?       — Лекси, — как можно спокойнее и певуче говорю ей, — посмотри на меня. Открой глазки, девочка. Это я, Эйт, твой инструктор, я ничего тебе не сделаю, только сниму с дерева… — А потом придушу нахуй, занозу в заднице. Сколько времени впустую потрачено из-за бабской истерики. Вот только дай тебя спустить, будешь у меня в отстойнике сидеть до утра. Легонько глажу ее по руке, чтобы привыкла к прикосновениям. Обвязываю ее, чтобы спускаться было сподручнее. Потом отцепляю пальцы, один за одним.       Она открывает глаза и смотрит, как я вожусь с ее рукой. Поднимает на меня взгляд.       — Эйт? Как ты тут оказался?       — Залез.       — Зачем?       — Да вот, решил шишек набрать. Лекси, не дури, обними меня за шею, будем спускаться. — Она делает попытку посмотреть вниз. — Не смотри! — Она опять вздрагивает и вцепляется в дерево. Боже, дай мне сил! — Я тебя сниму отсюда, я обещаю, что все будет хорошо. Ты мне только немного помоги. Отпусти ветку. Отпусти, вот так… — Рука начинает потихоньку расслабляться. — Та-а-ак, теперь обними меня покрепче, вот тут… — Девица, хоть и не очень-то уж большая, но достаточно крупная, вниз тянет со страшной силой. — Лекси, тебе надо мне помочь. Если ты будешь висеть на мне, как ленивец, мы оба упадем. — При слове «упадем» она делает попытку вцепиться обратно в ветку. Ясно-понятно, это слово больше не в ходу. — Детка, переставляй ножку ниже, давай, вот так, будем спускаться вместе. Я спускаюсь, а ты следом за мной, держись за веревку. И не смотри вниз.       Кажется, дело идет на лад. По веревке спускаться не сложно. Но когда мы почти уже достигаем земли, веревка обрывается, прострелянная чьим-то метким выстрелом. Я падаю, Лекси на меня. Понимаю, что это вряд ли какой-то залетчик, скорее всего, это снайпер. Голова моментально переключается в рабочее состояние. Переворачиваюсь так, чтобы Алексис была подо мной, и оглядываюсь из лежачего положения.       Это явно нападение.       Среди листвы я насчитываю пять недовольных. Возможно, их больше. Днем они не выходят практически никогда, и это точно не Бесстрашные — в такое время Бесстрашным нечего тут делать. Да и от Бесстрашных их отличает наличие плаща. Над головой свистит еще один выстрел, Лекси вжимает голову в плечи. Хорошо, что она такая грязная и раскрашенная, ее плохо видно издалека, а вот я в своей черной форме очень хорошо виден.       — Эйт… в нас что… стреляют? Это опять испытание такое?       — Испытание, детка, только вот на этот раз настоящее. Ты меня хорошо понимаешь?       — Не уверена…       — Алекс, соберись, слышишь? — Я, стараясь не поддаваться тревоге за нее, встряхиваю Алексис за плечи. — Это нападение. Мы оказались в зоне, где «тени» собираются зачем-то. Они нас окружили, по нам работает снайпер. Ты замаскирована, тебя не очень хорошо видно, а вот я выделяюсь тут. Моей задачей будет отвлекать их внимание на себя, а ты должна спрятаться. Понимаешь? Я сейчас с тебя слезу, и мы, стараясь не делать лишних движений, отползаем в какой-нибудь овраг, ближайший, только бы уйти с линии огня. Спрячешься и не высовываешься, поняла? Давай…       Перекатываюсь вправо и ползу в запримеченный овражек. Не бог весть что, но лучше, чем ничего. Девка ползет следом, зад отклячивает, сейчас шибанет по ней, чувствую. Оборачиваюсь, дергаю ее на себя, чтобы растеклась по земле, в то место, где она была только что, врезается пуля, разнося траву и обдавая нас влажной травой и землей. Лекси взвизгивает.       — Тише ты, дура, мы и так у них как на ладони, а ты еще и голосом нас выдаешь, совсем ополоумела?       — Эйт, я не могу, нас сейчас убьют…       — Так, быстро взяла себя в руки! Никто нас не убьет, не так-то просто справиться с Бесстрашными, так ведь? Ты только спрячься и не высовывайся!       Мы доползаем до овражка, Лекси прячется в нем, а я, вытащив нож, протягиваю ей оружие.       — Вот. Держи. Это лучше, чем ничего. Если что — бей в шею или в глаз, усвоила? — Девица мелко-мелко кивает. Сквозь грязь замечаю на ней несколько довольно глубоких царапин и кровь на руках. — Тебя не задело? Нигде не болит?       — Я не знаю, ничего не чувствую…       Ну, это нормально. Сквозь заросли на нас надвигаются черные тени. Они нас окружают, берут в кольцо. Прикидываю примерное количество патронов и врагов. Хватит, если только не мазать. Пуля выбивает деревянное крошево у меня рядом с головой, девица при этом зажмуривается.       — Тихо, только не голоси.       Начинают раздаваться выстрелы из пистолета. Вражины все ближе и ближе подбираются. Может, они думают, что у нас нет оружия? Надо развеять их заблуждения. Стреляю в первую тень, подобравшуюся совсем близко. Один есть. Несколько одиночных выстрелов, и они, видимо, понимают, что мы вооружены, и затихают на время. Пуля бьет в землю рядом с Лекси.       — Лекс, детка, тебе надо перебазироваться, они меня заметили и взяли в прицел, могут тебя задеть, отползай подальше от меня и сиди тихо. Если ты… Черт… — Пуля прошивает по касательной, задев по руке, опалив огнем и оставив красный след. Хорошо, что левая! — Быстро, Алекс, ползи вон к тому дереву, я прикрываю.       Она стремительно ползет, а тени что-то не подают признаков активности. Да, блядь, щас жахнут, ебановрот! Одним рывком прыгаю вперед, закрывая собой девицу, и ахает взрыв, совсем рядом, обдавая нас фонтаном веток, щепок, травы и земли. Сразу чувствуется горело-прелый запах, а у меня звенит в ушах. Смотрю на девицу под собой: она ни жива ни мертва, глаза такие огромные, что, кажется, сейчас выскочат из орбит.       — Тихо, все кончилось, надо дальше ползти, Лекси! Нельзя останавливаться, давай, вперед… Только вперед!       Она кивает и выкарабкивается из-под меня. Я ползу за ней, надо уйти с открытого места и подумать, что дальше-то делать. Бля-я-я, у меня же тоже есть граната, правда, одна и шумосветовая, но мне хватит! Вытаскиваю из-за пояса, дергаю чеку.       — Алексис, закрой глаза и уши, пошумим сейчас. Только сильно закрой, крепко-крепко, ясно? — Все равно оглушит, но, может, хоть отойдет быстрее. Кидаю ее туда, где скопление народа было больше. Бабахает взрыв, должен сработать на эффект неожиданности. Сразу, как только проходит вспышка, я вижу свечения, легкие такие, чуть заметные. И несколько теней моментально исчезают.       Я подползаю к Лекси. Она сидит вся в земле, расцарапанная и, кажется, в ступоре.       — Эй, ты как? Живая?       Вдруг ее взгляд принимает осмысленное выражение, и она смотрит куда-то мне за спину. Я тут же понимаю, что там кто-то есть, успеваю обернуться. Длинный, как жердь, недовольный, бьет меня в челюсть; я падаю, а он наваливается сверху и начинает меня душить. Бью его головой в переносицу, он сваливается, но другой уже нападает со спины. Сильно и резко наклоняя корпус вперед, делаю бросок, перекидывая через себя нападающего, и, вытащив нож, одним мощным ударом перерезаю ему глотку. Тот, кто меня душил, уже очухался и опять на меня лезет. Порезав ему руки, ударом локтя в лицо вывожу его из строя, и он отправляется к праотцам вслед за своим другом.       Пока я разбираюсь с недовольными в рукопашную, Лекси как-то выпускаю из вида. И зря. Лес прорезает отчаянный женский крик — первая мысль: «Черт, на девчонку напали?» И точно: у дерева недовольный, весь в крови и грязи, прижимает Алексис к земле и замахивается на нее увесистой дубиной, а она уже не подает признаков жизни. Бросаю нож, он втыкается прямо в шею ублюдку, и он заваливается на девчонку…       Я подскакиваю, отбрасываю от Алексис труп. Она судорожно отползает и, прислонившись к дереву, таращится на мертвого недовольного. Я делаю шаг в направлении нее, чтобы осмотреть на предмет повреждений, как по голове приходится довольно сильный удар. Камнем в меня запустил урод. Сразу зрение становится мутным, четкость и координация движений потеряна… Недовольный наваливается на меня, а у меня небольшая дезориентация. Прежде, чем я успеваю в себя прийти, уёбок падает на меня, обмякший, а из глазницы у него торчит нож. Тот, что я дал Алексис. Ах ты ж, справилась с собой, надо же…       Отпихиваю от себя труп, надо встать. Сейчас. Бля, остановите землю, что ж так голова кружится?       — Эйт, с тобой все в порядке?       — Норма! У меня нормально, не ходи сюда, — говорю я ей, но когда она меня слушала? Подлетает и замирает рядом с трупом, уставившись на него и открыв рот.       Медленно, будто каждое движение дается ей с трудом, Лекс вытаскивает из мертвого недовольного нож и смотрит, как из глазницы вытекает кровь, остатки глазного яблока… Ну все, день потерян. Принимаю вертикальное положение — надо в себя прийти после удара по голове, потом разберусь с девицей. Делаю себе ренинъекцию, через пять минут все будет в лучшем виде.       Когда инъекция приводит меня в чувство, я осматриваю Алексис — не ранена ли? Кажется, ее не задело: она вся в крови и раскрашенная камуфляжем, но вроде целая. Черт разберет, ранена или нет… Вся как деревянная, от моих прикосновений еще больше уходит в себя. Ладно, ей нужно время, а я пока осмотрю наших гостей.       Хожу между трупами, пиная недовольных ублюдков, осматриваю тела на предмет каких-нибудь зацепок. Не-а, нет ни хрена. Все настоящие тени исчезли, испуская чуть видное слабое в свете дня свечение. Надо думать, что есть у них некий прибор, позволяющий им перемещаться в пространстве, как и думали наши Эрудиты. Но у этих недовольных не было ничего. Только одежда, все черное, и длинный плащ с капюшоном.       Есть у меня одна мыслишка. Что приборчик этот не маленький! Я отмечаю, что у некоторых на спине что-то похожее на горб, значит, этот прибор они прячут под плащами. Еще раз оглядевшись вокруг, я запоздало чувствую облегчение: хорошо, что кроме пистолета я догадался гранату с собой прихватить и запасных обойм, а то не отбились бы. И браслет в кои-то веки сгодился, рука уже перестала кровоточить.       Алексис сидит, привалившись к дереву, и если бы не широко открытые немигающие глаза, подумал бы, что она спит. Дышит часто и поверхностно. Вся сжавшаяся, окровавленный нож прижимает к себе, как родной. Ну, хоть не ревет, уже хорошо. Подхожу к ней, легонько трогая девицу за плечо.       — Алекс, надо уходить. Ты слышишь? — Сажусь перед ней на корточки. У нее кровь везде: на лице, на одежде, на руках. Аккуратно поворачиваю ее за подбородок, чтобы осмотреть шею, не поранилась ли. Куча царапин, ну это пока мы с дерева слезали, это ерунда. — Тебя нигде не задело? Эй, Алекс, слышь? Очнись уже, все кончилось… Алексис! — Легонько хлопаю ее по щеке. Ноль реакции. Пытаюсь достать нож у нее из руки, который она держит мертвой хваткой. Это один из моих любимых, вообще-то. Но она держит его, судорожно сжимая, а взгляд пустой, неосмысленный. Бля, поранится еще, а мне отвечать потом.       Вот чего так истерить-то? Ну напали, ну неожиданно, но мы же отбились! Хотя в первый раз всегда не просто, когда рядом с тобой кто-то умирает: ты слышишь смертоносные взвизги пуль, в паре сантиметров от тебя выстрелы выбивают крошево, и понимаешь, что вместо бетонного и деревянного фонтанчика мог быть кровавый и твой собственный. М-да… Неофиты явно пока к такому не готовы. Теперь путь за Стену закрыт на время, или надо будет брать более серьезную охрану. Наши там, наверное, уже все на говно изошли, а связи, блядь, так и нет. Да и не было ничего уж прямо вот страшного такого. Всего пять трупов, хотя поисчезали много, человек несколько точно.       — Алексис, ёб твою мать, кончай уже спектакль! Ну не нести же мне тебя на себе до самой фракции. Лекси! — Заглядываю ей в лицо в надежде, что появится хоть какой-то проблеск сознания. Она поворачивает ко мне голову, пытается сфокусировать взгляд. Слава богу, вроде приходит в себя. Беру ее за локти, поднимаю на ноги, прислоняя к дереву, потому что она все время стремится завалиться набок. Тело ее будто желейное и неустойчивое. — Нам надо идти, нас уже все потеряли, мы выбились из графика, и тут могут быть другие недовольные. Ты идти сможешь сама? Или тащить тебя?       — Эйт… Ты меня спас… Закрыл собой… Эйт… — Ее рука, будто бы живя своей отдельной жизнью, поднимается к моему лицу. Ожидая от этой девицы чего угодно, слегка отстраняюсь от нее, но она всего лишь погладила меня по щеке. У-у-у, ебановрот, и правда, шок у девочки, не придуривается. — Они нас пришли убить, а я… Сама убила… А ты, ты меня спас, закрыл, не отдал им… Эйт, спасибо, спасибо тебе!       Ее ладонь спускается мне на шею и притягивает к себе. Я не ожидаю от этой девицы ничего хорошего, поэтому так безмерно удивляюсь, что пропускаю момент, когда ее губы накрывают мои. Ощущая за вкусом камуфляжной краски и крови ее разгоряченные, судорожно прихватывающие мои губы, я неожиданно понимаю, что мне нравится. Очень нравится. Дико нравится, жутко… Поцелуй становится все глубже, и я, вместо того чтобы прекратить его, перехватываю инициативу, отвечая ей и вжимая ее тело в себя все теснее. Руки сами собой ложатся на ее талию и поднимаются выше, исследуя ее изгибы, оказавшиеся очень даже приятными.       Я чувствую, что поцелуй не на шутку начинает захватывать меня, до того он сладкий, почти невинный и в то же время… Что она делает, зачем?.. Ее грудь прижимается к моей, я даже через одежду чувствую ее, а лезвие легонько царапает мне шею, потому что она, так и не выпустив его, обнимает меня прямо с ножом в руке.       Влажные и необычайно нежные губы ласкают настолько упоительно, что я, совершенно забыв обо всем, поддаюсь ее нежности. Рука сама собой ползет все ниже, и вот я уже попадаю в самый настоящий водоворот, из которого выбраться с каждой секундой все сложнее… Блин, да что ж я делаю-то… Я инструктор, она неофит, у нас инициация, мы только что чуть не умерли и целуемся, все в чужой и своей кровище, среди трупов. Так! Стоп! Хватит!       — Лекси! — Отрываюсь от нее и, не торопясь, отнимаю ее руки от своей шеи. — Если ты хотела меня прирезать, ты неправильно держишь нож. — Разворачиваю ее к себе спиной и, своей пятерней зажимая ее ладонь, перекладываю нож в ее руку как надо. — Человеческое тело не хлеб, лучше всего будет, если ты, помышляя убить человека, с первой минуты привыкнешь держать нож правильно.       — Я не хотела тебя убивать. Я хотела сказать «спасибо».       — Сказала? Вот и отлично. — Я отхожу от нее, слегка усмехаясь. М-да, ничего себе приключение. — Теперь нам надо уходить. Ты можешь сама идти? Пришла в себя уже? И нож мне отдай.       — Можно я оставлю его себе? Это первое оружие, с которым я побывала в настоящем бою. Которого не испугалась, справилась… Убила… человека… смогла… — произносит она с запинкой.       Ох, бабы… Человека она убила! Хотя, вообще-то… Мы теперь вроде как братья по оружию. То есть сестры… То есть… Блядь, хрен разберешь. И целуется она очень даже сладко, и вообще, ничего себе девица. Ладно, хрен с ним, может, она и правда так быстрее справится со своим страхом, и стимул будет. И отчего-то чувство того, что у нее будет моя вещь, очень приятное и волнующее.       — Алексис. — Я, сидя на корточках и осматривая недовольного, поднимаю на нее глаза. — Каждый боец находит свое оружие, с которым он сроднится, и оно будет его продолжением. Чужое оружие никогда не станет твоим. Я могу отдать тебе нож, глаз у тебя точный, ты переборола свой страх и, конечно, заслужила, но ты должна найти свое оружие. Примериться к нему, найти с ним контакт. Ты это потом поймешь.       — Оставь мне пока его, — прижимая к себе нож, показывает на него глазами. — Я найду свое оружие, но с этим я чувствую себя увереннее.       — Ладно. Ты заработала. Ты, вообще-то, молодец, не растерялась. Действуй всегда так, и у тебя все шансы выжить. Но имей в виду, неофитам нельзя иметь при себе ни холодное оружие, ни огнестрел. За это можно очень сильно схлопотать, в том числе от лидера лично, поэтому не свети его, поняла? — Девица кивает и улыбается мне. И мысль о том, что ее улыбка все сильнее нравится мне, заставляет немного нервничать… — Давай, пойдем уже, надо двигаться к базе, а то дело к ночи.       Не выпуская ее из вида, я продвигаюсь через лес, к дороге, а Лекси идет за мной.       — Да уж, молодец… — бурчит она. Явно уже пришла в себя. Быстро, однако. — Сколько я в прострации просидела? Вечность?       — Да не так уж долго. Все в первый раз в таком состоянии.       — И ты?       Я смотрю на нее с ухмылкой.       — Ну… я, может, и не в таком, но в похожем. Я был младше, и вообще, у всех по-разному проходит боевое крещение. Суть не в том, чтобы не бояться, а в том, чтобы справляться со своими страхами, не поддаваться панике и управлять своими эмоциями в стрессовой ситуации. Вам, неофитам, этому еще предстоит научиться.       — А ты никому не расскажешь? Ну… что мы тут… — Ей явно неудобно за свой порыв. На самом деле, не самый плохой вариант: не орала, не блевала, не рыдала. Нечего так уж смущаться, ничего такого не произошло.       — Ты о чем?       — Ну… об этом… о благодарности.       — Не бери в голову. Ничего такого, о чем можно было бы говорить.       — И тебе вот прям ни капельки не понравилось? — спрашивает и сразу же осекается. Челюсть тихонько клацает, а я в очередной раз усмехаюсь, услышав это.       Вот черт. Ну, девки, все одинаковые, как на подбор. Пока держишь их на расстоянии, злятся, а как подпустишь, сразу предъявы. Я что, должен был прямо вот так, от поцелуя, поплыть, получается? Хотя… Неплохо было, вообще-то.       — Мне о-о-очень понравилось. Вот прямо до чертиков понравилось, что в тот момент твой рот был занят и ты не могла сказать мне никакой гадости. Кстати, надо будет взять на вооружение, неплохой способ тебя заткнуть, а, Лекси?       — Ну и мудак ты, Эйт. Просто потрясающий говнюк!       — О, детка, считаешь, уже пора? Ну, давай, иди ко мне…       — Прирежу. Как собаку. И мне плевать, как я буду держать нож, правильно или нет. И твоей шкуре тоже будет все равно.       — Ты меня достань сначала, подстилка. Ты думаешь, одна такая, кто добивается расположения инструктора для продвижения по таблице? В твоих интересах, чтобы я забыл все это как можно быстрее, так что держи рот на замке и старайся, чтобы я не вспомнил, как было хорошо, когда твой рот был занят моим.       Я прибавляю шагу и уже не слушаю, что она шипит себе под нос. Тоже мне, избранная, чего она о себе думает-то? Ничего такого особенного в ней нет. Однако… Настроение вот прямо суперское. И при мысли, что мой язык мог оказаться у нее во рту, оно становится еще лучше. Почему-то.