В прятки с Бесстрашием

Алексис

      — Давай, Лекси, будем учиться избавляться от захвата, за обе руки сзади. — Алекс сцепляет свои руки на моих запястьях и прижимает меня к своей груди… А мысли-то совсем разлетаются в стороны. Ну как вот с ним заниматься, если он меня так обхватывает, что ноги начинают дрожать Боже мой, сердце подрывается к горлу и делает в воздухе кувырок. — Сделай вперед шаг, одной ногой, чтобы возникло пространство между твоим телом и телом противника. Лекс…       — Алекс! Черт, если ты будешь меня так к себе прижимать, то, боюсь, тренировки у нас не выйдет, — тихонько шепчу ему, чтобы никто больше не услышал. Хоть еще и очень раннее утро, но народу в Яме уже прилично набилось. И так многие бросают слишком любопытные взгляды в нашу сторону.       — А ну, не филонить, детка, — смеется он, прищурив один глаз, точно хитрый кот. — Иначе одним «упором лежа» не обойдешься. И не облизывай так соблазнительно губки, — уже шепотом, на ухо. Вот блин, я хмурюсь и краснею одновременно, а он все ухмыляется… — Ладно, давай серьезно, делай шаг вперед, теперь направляй свой корпус туда же, заставляя противника приподнять свои руки вверх. — Делаю шаг, следуя его инструктажу. — А теперь бей ногой в колено, в пах или в живот. Таким образом ты его дезориентируешь. Потом немного повернись всем корпусом влево и левой ступней постарайся выбить колено изнутри-наружу. — Я разворачиваюсь и имитирую удар по его колену. — После пары таких точных ударов любой человек должен отпустить твои руки. Тем более, что можно продолжать наносить их в том же духе: колени, пах, голени останутся в пределах досягаемости. Поняла? Давай-ка, детка, теперь попробуй быстрее и в полную силу.       — Молодой человек! Да-да, вот вы, рыженький! — Раздается звонкий девичий голос, и мы непроизвольно оглядываемся. В Яму пришли урожденные неофитки, одна из них машет рукой… Уеллнеру, громко выкрикивая: — Не подойдете на минуточку, пожалуйста!       Уеллнер словно зависает, гордо расправив плечи и явно не собираясь никуда идти, а Стен, посмеиваясь, пихает его в плечо, подталкивая к девчонкам. Аха-хах, ой, Джон, скромняга наш! А там как раз та девчушка, что на него поднос с едой опрокинула в столовой недавно. Уж не из-за нее ли он такой нервный стал? Идет так, словно его невидимыми путами придерживают, а я оторвать взгляда не могу: ни разу не видела Уеллнера таким пришибленным.       — Вы не могли бы нам помочь? Нас всего трое, у моей подруги нет пары, а нам надо отработать некоторые приемы. Вы не согласились бы составить ей пару? — просит Джона все та же неофитка, показывая на свою подружку. Уеллнер грозно складывает руки на груди, насупливается весь — кажется, сейчас орать начнет.       — Нет. Я занят, — выдает парень таким чопорным тоном, что я стою в обалдении. — И, если это возможно, не подзывайте больше никого из тех, кто выполняет подходы, вы мешаете тренировке. — Ого, Уеллнер говорит спокойно, а не орет матом? Вот это да! Быть не может! Чего это он, ведь Джон никогда не отказывает в помощи на тренировках. Тем более, там симпатичные девчонки.       — Я не понял, Лекси, мы занимаемся сегодня или так и будем разглядывать Уеллнера? — ворчит Алекс, ожидая, пока я приступлю к тренировке. — Чего ты там интересного углядела?       — Ты знаешь, Алекс, что-то мне подсказывает, что наш Джонни совсем неровно дышит вон к той темненькой девчонке. — Показываю я ему на подошедших урожденных неофиток. — Может, скажешь ему, пускай и правда отработает с ней приемы. У нее ведь нет пары.       — Лекси, не вмешивайся ты в это, ничего хорошего из этого не выйдет, — говорит со смешком Алекс, покачивая головой. — Сами разберутся, не маленькие.       — Да ладно тебе, он сам на нее поглядывает, но только я знаю Джона, он в жизни никогда первый не подойдет, ему нужен волшебный пендель. Тем более, нас ведь объединили вместе с урожденными в одну группу, почему бы не начать знакомство? А, Алекс?       Он качает головой, но соглашается и идет к штангам, бурча себе под нос, мол, хуйность задумали. И ведь оказывается прав. Уйдя с головой в свою тренировку, мы не сразу-то и поняли, в чем дело, пока ребята вокруг не стали подозрительно суетиться, а на ринге… простая отработка приемов переросла в эпохальную битву. Челюсти у большинства собравшихся не то что отвисают — их приходится придерживать коленками: Уеллнер во всю избивает девчушку. Нихренасе! Да он что, нализался в стельку?       — Лекси, не смей лезть! Я же предупреждал, что херня получится. Ты не подумала, что можешь сделать только хуже? — одергивает меня Алекс, когда я порываюсь сделать шаг. — Это всего лишь… хм, спарринг, так что стой на месте.       Пф-ф, стой на месте… Ага, отличная установка. Как будто тут целый развлекательный центр открыли. Да что этот придурок делает? Он же ни разу ни меня, ни Дани, ни Фокси так не лупил на тренировках… Да и вообще, никогда не видела, чтобы Уеллнер девок бил. Стен и Теа взволнованно переговариваются, недоумевая. У меня каждый волосок встает дыбом, а сердце колотится, как отбойный молоток. Нервно выплясывают пальцы; закусываю костяшку, чтобы не материться. Все заканчивается довольно быстро: Джон просто скручивает неофитку, закидывает на руки и несет из Ямы, видимо, в лазарет. Черт бы его побрал, он ее хоть не пришиб? Тут я только замечаю, что Алекс куда-то испарился, и быстренько топаю за Уеллнером. Но в лазарете этого придурка уже и след простыл. Ну и пра-а-ально, а то бы огреб! На койке, обняв подушку, горько рыдает девица.       — Тебе так больно? Может, тебе обезболивающего? — У меня аж сердце щемит, и я, не удержавшись, глажу ее по спине, словно дитёнка.       А она миленькая такая… когда не избитая, конечно. Ясно, что Джонни не мог не обратить на нее внимания, тем более, что, насколько я помню, она уже привлекла его внимание довольно оригинальным способом — опрокинув на него обед. Джесси говорит, что не хочет больше его внимания, но судя по тому, как горько она плачет и отчаянно мотает головой, её слова вовсе не отражают того, что она на самом деле чувствует. Она просит ничего не говорить Джону, и я согласно киваю. Ага, ничего я ему не скажу… обещаю. Я ему проору!       Не знаю почему, но во мне вскипает такое негодование, что я фурией влетаю обратно в Яму и прямиком направляюсь к штангам, куда успел вернуться Уеллнер, злорадно потирая ладошки. Увидев меня, он вновь складывает руки на груди, словно готовясь к тяжелой обороне.       — Плейсед, ебановрот, даже не думай мне что-то пиздануть, я сейчас не в том настроении… — грозно начинает он. Но судя по тому, что к нему вновь вернулось его красноречие, не так страшен черт, как его малюют.       — Да я и не думала даже, — как можно примирительнее тяну, выставив вперед ладони, а он облегченно выдыхает. — Джон, я только хочу спросить тебя… Хули ты творишь, психованный придурок? Ты пилюльки с озверином принял? Зачем девочку отлупил, совсем рехнулся, да? Сам же говорил, что она мелкая сикозявка, а ты, здоровенный лось, чуть ее не покалечил. Тоже мне Бесстрашный!       Джон злится, отводит глаза и устало растирает лоб, будто у него раскалывается голова. На лицо все признаки раскаяния. Ну дава-а-ай, еще ножками тут пошаркай. Хе, а Джесси его неплохо отделала!       — Отъебись от меня, она сама виновата. Нехер до меня было доебываться и постоянно попадаться на глаза. А ты вообще не суйся…       — Да твою мать, Уеллнер, а в чем она виновата-то, скажи? В том, что ты ей понравился? И что, теперь ты ее будешь постоянно пиздить за это? Или ей теперь в Яме не показываться, только потому, что ты стесняешься признаться в своей симпатии?       — Ты нихуя не знаешь о Бесстрашии и их порядках, а я интересовался! — рявкает парень и вдруг опускает глаза, замявшись. — Да, блядь, мне просто нахуй не нужно, чтобы какая-то шлюшка мешала моей инициации. Ясно тебе? И не лезь не в свое дело. Вот какого черта она вообще до меня доебалась и стала просить командира, чтобы я с ней приемы отрабатывал? Почему меня…       — Это я просила его. Я! Так что можешь продолжать и дальше орать на меня. Хочешь, подеремся, раз ты уподобился Громли и стал без зазрения совести избивать девиц, пользуясь тем, что ты сильнее. Джон, ты совсем идиот, что ли? Тебе же она нравится, это видно! А ты ей! И какого, спрашивается, органа ты страдаешь херней? Чего ты из себя строишь маленькую обманутую девочку? — Да я аж ногами топаю, восхищаясь его глупостью.       — Я просил ее забыть о моем существовании! Я предупреждал, чтобы эта тупая девка не лезла ко мне! Не подходила! А она вечно попадается мне на глаза… Бесит! Нехуй со мной играть в эти блядские игры!       — Ах ты ж гондон штопанный! — Раздается гневный голос, и на Джона буквально набрасывается, словно питбуль, Хейли, смачно толкнув двумя руками в грудину. — Ты чего это удумал, придурок пиздоблядкий? Джесси у нас цветочек нежный, неужели не видно? Ты что думаешь, если у нее парня нет и не было никогда, ее защитить некому? И можно руки свои распускать? Так вот, хуй ты угадал, ясно? Мы не дадим ее в обиду!       — Да вот не пиздите мне тут! — ревет Уеллнер так, что у меня уши закладывает. — У вас у всех по несколько парней одновременно, я знаю ваши порядочки, просветили уже, ебановрот. И не может быть, чтобы у такой… — И затыкается, сверкая на нас глазищами. У-у-у, а я что говорю, еще покрасней тут, как девица на выданье. Ну, блин, я просто ясновидящая.       — Джесси у нас принца все ждала. А дождалась мудака, как это обычно и бывает, — выплевывает ему в лицо Хейли. — Тогда нехер на нее глазеть, пожирая моргалками, или прекращай вести себя как уебан.       — Вот как, блядь, значит! Просветили его, кто бы мог подумать? — вступает Грейс, злобно надвигаясь на Джона. — Один придурок сказал, другой поверил. Ты че думаешь, что в Бесстрашии все девки — шлюхи? А не охуел ли ты вконец, парень? Да Джес наша — скромница, самая настоящая, а ты ее за это в лазарет…       Ох, вот так девки… Сейчас они его разорвут на клочки. Похлопав Уеллнера по груди ладонью, типа в поддержку, разворачиваюсь и ухожу к тренажерам, сейчас ему вставят пиздюлей. Он немного посопит, пофырчит, как кипящий чайник, и пойдет извиняться. М-да, ну и характер!