Алексис
Музыка: Dan Balan «Chika bomb» (Chillout mix) relax music
— Идем же, — тяну я, рывками хватая воздух, делая очень трудный первый шаг. — Я сейчас с ума сойду… — Время сворачивается в одну растягивающуюся вечность, мир вокруг раскачивается и падает вместе со срывающимся с края, отключающимся рассудком, когда громко ухнувшая дверь отрезает нас от всей вселенной. Кажется, мы рехнулись. Припухшие губы с медным привкусом его крови, дурманящие, кружащие голову до упоения. Напористые, жадные, невероятно вкусные. Беспардонный язык не дает вздохнуть. Да и не надо. Мне необходима каждая секундочка этого безумного умирания в его руках. Распахнутые черные впадины блестящих зрачков поглощают, впитывают в себя. Сердце давно потеряло свой такт, трепыхаясь в груди загнанной пташкой, тягучая пульсирующая тяжесть течёт вниз живота. Дыхание сбивается и уже не возвращается в норму. Ладони — большие, ужасно горячие — разгуливают по бедрам, поднимаются выше, на талию, сминая ткань одежды, сдирая ее ко всем чертям. Боже мой… как же я тебя хочу. Желание становится почти пыткой. Мои пальцы гуляют по его шее, проходятся по плечам, сбегая ниже, захватывая край так мешающей футболки, беспорядочно путаются в материале и тянут вверх. Тряпка улетает в сгустившуюся полутьму помещения, наконец предоставив то самое, дико желанное, любимое тело, по которому растекаются легкими жалящими волнами электрические импульсы. Чуть огрубевшая от постоянной работы с оружием широкая ладонь путешествует по моей пояснице, запуская полчища упоительных, стягивающих кожу мурашек. Губы ведут мокрую цепочку по его шее, спускаясь к ключице, осторожно перецеловывая края выпуклой звездочки шрама, к стянутому ореолу соска, чуть прихватывая маленькое колечко. Совсем-совсем невесомо. А потом прикусывая, вырывая первый низкий стон. Раскаченная грудная клетка шумно вздымается, втягивая в себя ставший раскаленным воздух. Крепкие пальцы поднимают мое лицо под подбородок, заключая наши губы в нежный, набирающий яростные обороты поцелуй, но невероятно мягкий, восхитительный! Язык скользит в его рот, поглаживает, щекочет. Соски болезненно твердеют, трутся об его кожу, увлажненную капельками пота. Терпкий, почти животный аромат мужского тела сносит последние грани, бросая в нестерпимый жар. Все скручивается в коктейле из чувств, ощущения взвинчиваются до умопомрачения. Алекс расстегивает мои брюки и забирается пальцами внутрь, касаясь самых нежных мест… Чуть несдержанные, но аккуратные прикосновения, дарящие сладкое блаженство, заставляют призывно выгибаться навстречу, отдавая ему себя. — Стой… нет, подожди. Сейчас моя очередь, — уже практически бессвязно шепчу я в ловящие мои слова губы и оттесняю Алекса спиной к преградившему нам путь столу. Серая сталь пристального взгляда из-под полуопущенных ресниц неотрывно следит за моими руками, водящими по его груди, вздрагивающему от легких касаний животу, сперва только кончиками пальцев. Пытливо. За тем, как мои губы вслед за пальчиками прокладывают влажную дорожку нарочито медленными поцелуями. По его натренированному телу катится легкая дрожь. Целую, прикусываю и с удовольствием слушаю, как он с присвистом, жадно втягивает воздух. Ладонь вплетается в мои волосы, пропуская пряди сквозь пальцы, прижимая ближе. Сердце колокольным звоном заполняет комнату. Он не отводит глаз, ловит каждое движение кончика языка по напрягшему прессу вниз окаменевшего живота. Судорожно дергаю пряжку ремня, флажок молнии ползет ниже, а пальчики сжимают член у самого основания. Мамочки, какой же он твердый и чертовски горячий. Возбуждение растет, достигает какого-то нереального, сумасшедшего пика. Мой язык вольно разгуливает по маленьким серебряным шарикам, порхает круговыми движениями, поддразнивает, облизывая, обводя головку. Припухшими губами прихватываю её, легонько посасывая, заставляя Алекса вздыхать и вздрагивать, а пальцами, обхватывающими его член, медленно поглаживаю, надавливаю, аккуратно тру, то ускоряясь, то прерываясь, меняя темп и перебирая подушечками снизу вверх. Поигрываю. Перемежая нежные прикосновения намеренно ощутимыми перекатами языка по следам движений пальцев. Я вбираю его в себя почти полностью, плотнее смыкая губы, ощущая пульсирующее желание, сконцентрированную взвинченность его хозяина. Его тело откликается на мои ласки сладкими толчками, непроизвольно подаваясь бедрами навстречу, и кажется, что мне не хватает воздуха. Алекс тяжело дышит, резко сглатывает слюну, выпуская хриплый стон. — Черт, детка, я не могу больше. Это слишком… Иди сюда! То ли шепот, то ли взрыкивание забивает мой слух, и его сильные руки поднимают меня наверх, подхватывают под бедра. Губы с напором практически впиваются в мои, взахлеб, слегка прикусывая, а большие ладони усаживают на поверхность стола, и я даже не замечаю, куда исчезают остатки моей одежды. Меня колотит ознобом, бедра начинает сводить от томительного предвкушения, руки мечутся по раскаченным плечищам, переходят на шею, пробираясь вверх, по взмокшим вискам. Теснее обнимая. — Лекси, ты такая сладкая, — отрываясь от моих губ, шепчет Алекс, уголок его рта изгибается в чуть заметной улыбке. Черные пропасти зрачков смотрят не мигая, в упор, и я исчезаю в них полностью, без остатка, всем телом подаваясь вперед с протяжном всхлипом к легкому движению навстречу уже изучающим, вырисовывающим сложные узоры на моей покрывшейся мурашками коже длинным пальцам, гладящим моё тело. — И совсем нетерпеливая. С ума с тобой сойдешь, — его губы отправляются по щеке к моему уху, касаются мочки, затем медленно на шею, несдержанно покусывая бьющуюся тонкую жилку, и к ямке над ключицей, а я, не скрываясь, жадно подставляюсь, отзываясь дрожью на каждое прикосновение. Горячие влажные губы обхватывают сосок, втягивают, со сводящей с ума неспешностью обводят языком, и меня как будто пронзает насквозь, вот-вот разметает на клочки. Зарываюсь пальцами в его волосы, полностью отдаваясь восхитительным ощущениям. Алекс заставляет меня отклониться назад, преднамеренно неторопливо ведет ниточку поцелуев по животу, задерживаясь на пупке, облизывает, затягивает в рот лаская… И отстраняется с зажатой в его губах цепочкой. — Что это такое? — удивленно спрашивает Алекс, показывая мне украшение, которое достал у себя изо рта. — По виду моя цепочка… — Детка любимая, ты меня уморить решила, так и подавиться недолго! — А нечего все подряд в рот тащить. Может, найдешь для него применение получше? — Это всенепременно! — Алекс бережно кладет мою цепочку на стол. — Тебе какие губки поцеловать, эти? — обводит языком мои губы, легонько прихватывая. — Или эти, — рука опускается ниже и пальцы погружаются в изнывающее лоно. — А можно и то, и другое? — Да не вопрос, — цепочка поцелуев легкими прикосновениями проходит по моей шее и возвращается к губам, — только трофей себе оставлю, — лукаво косится он на украшение. — Хоть все забери, — я тянусь к нему, прихватывая его нижнюю губу, сминая и чуть прокатывая по ней языком. Ладонями глажу его по щекам, прокрадываясь к нежному местечку за ухом, и обвиваю за шею, притягивая к себе ближе. — И заберу, — выдыхает Алекс мне в губы. — Всю заберу, ты моя, сладкая. Моя… У меня пульс исчезает на задворках сознания, сердце начинает рваться из груди, стараясь сбежать. Его язык рисует дорожку от губ, по подбородку, вниз по шее, плавно переходя в ложбинку между холмиками грудей, и ниже. Ладони крепче сжимают бедра, дразняще уходя к коленкам, потом не спеша, мимолетно касаясь, прочерчивают тропинку до лодыжек, и снова вверх, разводя ноги шире… И не получается сдержать стон, когда язык скользит по животу, туда, где пульсирует томительное желание. Ласкает. Нежно поглаживая клитор, отступая и мучительно-сладко возвращаясь, постепенно набирая темп. Пальцы пляшут свой нервный танец, вцепляясь в край столешницы. Из горла вылетает сдавленное хныканье, перерастающее во вскрики. Какое-то сумасшедшее, не имеющее никакого отношения ни к чему рассудочному возбуждение захлестывает душу. Он. Только он правит моим телом и рассудком, как своим собственным. Да и душой. Несомненно. Черт подери, язык… его язык… Постанываю и вибрирую уже вся. Чумовое ощущение. Меня бросает в лихорадочный тремор, кровь выколачивается в висках боем там-тамов, разливаясь по венам жидким пламенем. Сердце сейчас просто лопнет на части. — Алекс, стой… Боже, сейчас, Алекс, прямо сейчас, стой… или я умру… ну, пожалуйста, пожалуйста… Свое очередное, уже плаксивое, тихое и, кажется, никак не достигающее слуха Алекса «пожалуйста» договорить я не в состоянии, слова тонут в сумасбродном стоне и окончательно теряются в вернувшихся ко мне губах. Новое вырвавшееся «а-а-ах» от острого и резко прочувствованного прикосновения пальцев к клитору, подаваясь навстречу всем телом, так охотно отзывающимся на любую ласку, пытаясь рефлекторно свести бедра… — Детка моя любимая… скажи, что хочешь меня! Скажи мне… Ну… — голос совсем уже не его, будто потусторонний. Затуманенная, мерцающая сталь потерялась в потемневшей дочерна радужке ни на секунду не отведенных глаз. — Иди ко мне… я хочу тебя… всего… полностью, — прошу я и тянусь, приподнявшись, обвивая его шею руками. Вселенная перестает существовать, сузившись до рамок одуряюще приятного, сильного толчка, аж искры взрываются в глазах, а его ладони притягивают еще теснее. — Да, а-ах… вот так, сильнее, о-о-ох, а так еще лучше! Я прихватываю ссадину в уголке его губ своими губами, впитывая выступившую солоноватую влагу, медленно покрывая поцелуями скулы, мочку уха с тоннелькой, быстро бьющуюся на шее венку, ямку над ключицей, и скрещиваю щиколотки у него на пояснице, помогая проникнуть в меня полностью, глубже, послушно не прекращая движений бедер, сплетающихся в единый ритм от зашкаливающего возбуждения. Пальцы впиваются в кожу мощной надежной спины, скользкой от выступившего пота, водят по плечам, царапают. Протяжно вскрикивая от ускоряющихся толчков, льну к широкой грудине, где дико толкается сердце, с наслаждением впитывая рваные, низкие стоны. Это самая долгожданная, настоящая награда. Я хочу всего тебя, хочу насладиться полностью! Вдыхаю до упора резковатый запах мужчины, уткнувшись носом в шею. В животе стягивается узлом горячая пульсирующая спираль и скручивается еще туже. Скручивается-скручивается-скручивается… она вот-вот, немедленно, сейчас… сейчас разметается. Ресницы зашторивают слезящиеся глаза, позвоночник, словно перетянутая струна, а сильные пальцы смыкаются на бедрах до боли. Алекс расходится не на шутку, буквально вбиваясь в меня, а мне остается только хныкать, закусив губы, ловя воздух между толчками… разгоняющими новую волну мурашек по коже. — Смотри на меня, — вдруг хрипло выдает он и обводит языком мои губы, собирая взметнувшиеся стоны, прижимает меня к себе, так, что наши лбы соприкасаются. — Открой глазки, детка! Открой, — подчиняюсь словам, но все плывет и вертится перед взором. — Нет, сладкая, на меня смотри. На меня, я хочу видеть, как ты кончаешь. В голове уже нет мыслей, лишь пульсация крови, постанывания и бой разогнавшихся сердец — все сливается воедино. Смотреть в его объемные, словно одержимые, глаза с неизменным прищуром и чувствовать безумный восторг от близости любимого человека, слышать тихий, но продирающий до нутра шепот — восхитительно. Алекс гладит кончиками пальцев мое лицо, целует вдруг осторожно, неторопливо, а сам будто задыхается. Знаю, каких невероятных усилий ему стоит эта нежная и осторожная неспешность, и это окончательно лишает всех мыслей. Никаких мыслей, никаких, кроме того, чтобы он не останавливался. Алекс тяжело хватает ртом глотки кислорода, грудь его вздымается от загнанного дыхания. И я взрываюсь, как детонированная, извиваясь сладкими судорогами, криками, дрожью, пронизывающей до самых кончиков пальцев. Он замирает и с улыбкой наблюдает за тем, как меня потряхивает от накрывшего оргазма, и смотрит, смотрит, впитывает, как я вскрикиваю, как кончаю. Внимательно, словно это самая важная на всём свете вещь. Нежно целует в самый краешек рта, а мне кажется, я сейчас расплачусь… И точно, крепко зажмуриваюсь, а соль крупным горохом катится из-под ресниц по щекам. Сердце колотится как ненормальное. Мои губы подрагивают, пальцы тоже. Ноги, как желе, с трудом размыкаю замок из щиколоток и тянусь к губам Алекса. Его поцелуй властный, настойчивый, но обрывистый, чтобы удержать остатки самоконтроля. Перенапряженные, налитые мышцами руки снимают меня со стола, разворачивают спиной и укладывают грудью на прохладную поверхность. Крупная ладонь протискивается под живот, подтягивая к себе, требовательно перехватывая и приподнимая бедро, аккуратно пристраивая моё колено на столешницу, вынуждая для него раскрыться. Проникает в меня дерзким, глубоким толчком, сорвав новый приступ загнанного дыхания, и продолжает входить, но уже резко, ускоряя ритм движений. Пальцы, задержавшись на татуировке, переходят по мокрой спине, чертя там линии тайных лабиринтов к лопаткам, гладят и ведут выше, осторожно убирая непослушные волосы в сторону. Быстрый поцелуй в плечо, довольно ощутимый укус в шею. Низкий полустон удовольствия уже совсем рядом с ухом, выдавливает, сквозь сжатые зубы чертыхания… потонувшие и затерявшиеся в моих судорожных всхлипах с каждым сильным, вколачиваемым в поскрипывающий стол толчком, что подкашиваются ноги… Мощное, взмокшее мужское тело вытягивается в тугую струну, подрагивает волнами озноба и рывком вжимается в меня до упора, выронив изо рта глухой рык. Алекс опирается на руки, чтобы не давить на меня всем весом, и мягко целует в щеку, гладит по волосам, давясь собственным дыханием. В крови бушует шторм, слух забит танцем барабанных перепонок, а по телам путешествуют ласковые, затяжные спазмы истомы… — Лекси, ты нереально прекрасна, — шепчет он, берет меня в кольцо своих рук и ставит на пол. — Есть еще какие-нибудь желания? — Есть! Желаю помилования и… поцелуй! Да, и пить! — Алекс фыркает и тихо смеется, даря нежный поцелуй. — И лечь на кровать уже, а то мы до неё так и не добрались… — Ничего, у нас еще вся ночь впереди. Добравшись до кровати, благо недалеко, он укладывается на спину и тянет меня к себе. Опускаюсь рядом, ложась на высоко вздымающуюся грудину, а сердце долбит на всю катушку набатом, что кажется слышно даже в космосе. Я рассеянными, все еще дрожащими пальцами поглаживаю его влажный живот, забираясь под тяжеленную ручищу. Шершавая горячая ладонь собственнически обнимает, жмет сильнее к себе. Невероятно приятное ощущение. Алекс смотрит, чуть улыбаясь из-под полуопущенных длинных, как у куклы, ресниц. Положив скрещенные ладони себе под щеку на его грудь, тянусь за поцелуем; он обводит подушечкой большого пальца окантовку распухших губ, я ловлю ими его палец, прихватывая. В ответ его губы изгибаются в задорной усмешке. И тут меня вдруг осеняет, я подскакиваю с кровати, под растерянным взглядом серой стали, ища свой рюкзак, долго копаюсь там, выуживая наружу маленькую аптечку. Зная Алекса, пришлось собирать, и ведь не зря… — Лекси, ты чего там возишься? — удивленно спрашивает он, приподняв одну бровь. — И чего это ты такое задумала? — приподнявшись на локтях, с интересом всматривается в мою поклажу, когда я залезаю на матрас с ногами, поджав их под себя. — Чего, чего… лежи уж, мой герой, лечить тебя буду, — мурчу я, разглядывая его разбитые костяшки, осторожно дую на ссадины и легонько целую, словно жалея. Алекс только смеется, явно успев проглотить чуть не вырвавшуюся фразу про «кудахтанье», но смотрит пристально, как мои губы касаются его руки. Ну… характер, блин!