Алексис
Сбежав от Алекса, я решаю полностью отдаться работе, чтобы хоть как-то отвлечься от невеселых мыслей. Не могу сказать, что копание в земле относится к моему любимому занятию, но физический труд все-таки помогает прояснить голову и не позволяет накручивать себя на новый виток обид. Алекс в раздражении наговорил мне неприятных вещей, которых я как-то не ожидала от него услышать, после всего, что между нами было. Однако… то, что я увидела и узнала на полигоне — его отношения с отцом и старшими Бесстрашными, — многое показало, в частности то, что Алекс в ответе за нас, прошел то, чего нам и не снилось, хотя, в сущности, он наш ровесник, всего на год старше. И все-равно его слова про соответствие и еблю больно жалят, не дают просто взять и выкинуть едкие фразы из головы. У меня от воспоминаний горло сжимает, и только усилием воли я не позволяю себе позорно разреветься, потому что если он и правда так думает, то нам с ним тогда нельзя быть вместе, а он на свидание зовет, будто ничего плохого не случилось! Совсем ничего не понимает, или для него бросаться подобными выражениями в порядке вещей? Так ничего для себя и не решив, заканчиваю свою «порцию» исправительных галер, когда фракцию уже окутывают сумерки. Вечер наступает неизбежно, и приглушенный закат тихо дотлевает на западе, а в траве начинают заливаться ночные букашки. Такой монотонный умиротворяющий стрекот. Вот, кажется, солнце только скрылось за горизонтом, и свет будет уходить постепенно. Но темнота опускается, как покрывало, по небу рассыпаются пригоршни крупных, ярких звезд. Отмывшись от земли, неугомонные Бесстрашные стягиваются большой, шумной толпой к разложенному костру. Немного тянет прохладой от довольно близкого соседства с водоемом, заставляя ёжиться и придвигаться ближе к огню, и с замиранием сердца вглядываться в мерцающие оранжевые угли, прячущиеся в глубине языков пламени. Некое таинственное великолепие. Постепенно народ, подогретый выпивкой и закрутившимся куражом, поднимает гвалт веселых воплей, и Бесстрашные устраивают показательные бои между собой. Дани появляется словно из-под земли и тихонько шипит мне, ткнув локтем в бок: — Ну чего, страдаешь? — ошалело оглядываюсь, хлопая глазами. — Там Алекс, видимо, тебя высматривает, но ко всем не идет, в сторонке топчется. Скромник… хих. Что, так смачно разругались? Орал он будь здоров, аж на улице было слышно! — С чего ты взяла, что именно меня высматривает, может, он за обстановкой приглядывает, чтобы мы снова чего-нибудь не натворили? — намеренно беззаботно тяну, мимолетно осматривая ту самую окрестность, куда автоматически махнула рукой Клейтон, но так и не замечаю Алекса. — Как ты себя чувствуешь, отошла? Гематомы сошли после регенерации? Миленькое личико с заострившимися скулами кривится, как от боли. Хотя, почему как… Матиас немного переборщил, даже слишком переборщил, если уж быть совсем честной, с тренировкой на палках, после которой все конечности Дани полиняли в фиолетовые оттенки и она с трудом могла передвигаться. Девушка слегка задирает подол, демонстрируя нормальный цвет кожи и делая безразличный вид, но я вижу, как вздернутый носик наливается розовым, еще чуть-чуть, и она расплачется, словно ребенок. — Норма… урод надменный. Решил, блин, что ему все дозволено, — бурчит Дани. — Они все такие, эти урожденные, да? Считают себя самыми охуенными, только потому, что родились в Бесстрашии! Или это оттого, что они являются лидерскими сыновьями? — Ты меня спрашиваешь? — хмыкаю я, скосив на нее глаза. — По-твоему, у меня большой опыт в общении с лидерскими детьми? — А ты здесь кого-то еще видишь, кто встречается с… — заметив мой взгляд, она слегка запинается. Меня просто выбешивает то, что многие так и желают сунуть свой нос в мои личные дела. А вот девчонкам еще и жуть как хочется подробностей. — Ну, а что, вспомни, как вел себя Алекс в начале инициации. Как вы грызлись, пререкались и воевали. А как он орал… — А сегодня что, он был немножко нежнее, да? — уже посмеиваюсь, действительно погружаясь в воспоминания. Услужливая память тут же подносит мне на блюдечке коктейль из пережитых впечатлений — день за днем, ощущение за ощущением, прикосновение за прикосновением. Верхняя губа, слегка приподнятая в презренной ухмылке. Едкая усмешка. Взгляды. Высокомерные. Гневные. Любопытные. Заинтересованные. Лукавые. Взволнованные, нежные, тягучие… Потемневшая до черна сталь в окантовке длинных ресниц. Страстные… Широкая ладонь, растирающая затылок — ставший таким привычным жест. Наклон коротко стриженной головы, неизменно-прищуренные серые глаза, знакомый древесный, чуть терпкий запах, с ноткой пряностей, навевающий покой. Тяжесть сильной мужской руки на талии и голос с хрипотцой. Вкус любимых, напористых и беспардонных губ. Чертовски нахальных. Чувственных. Задорная и славная улыбка. Я ловлю себя на том, что сижу и улыбаюсь. Просто до самых ушей. Острый укол всепоглощающей нежности пронзает взбаламученное сердце, что мурашки разбегаются по коже. Ах ты, блин! — Ха, да тебе ли жаловаться, Лекси? Кстати, тебя же он никогда не бил, ну, только за волосы… потрепал. А этот… садист. Мы еще Алекса живодером называли, да тут, оказывается, и похлеще имеются. — А за что Матиас на тебя так обозлился? — Ему не понравилось, что я смогла как следует попасть по нему палкой, и он просто озверел, — ворчит себе под нос подружка, обняв руками плечи. — И тут понеслось. Ты ж знаешь, у меня бои не очень идут, а Мат решил меня так проучить, видимо. — То есть, ты не посылала его в пешее путешествие с эротическим уклоном? Не говорила, остудить свои наглые яйца? Не обозвала его каким-нибудь козлом, уродом, сволочью и прочее? — улыбается, зараза такая. Длинные пальчики треплют свою короткую, косую челку и она пожимает плечами. — Итон первый начал цепляться. Мало того что Эванс меня такими ругательствами обложил, так и Мат еще стал издеваться: «Твои дряхлые ручонки и голова с куриными мозгами способны только на то, чтобы воровать сыворотку. Бьешь слишком хило, как размазня. Болтаешься, как сопля на ветру…» — изображает она инструктора, кстати, очень даже похоже. А потом, внезапно краснеет. И говорит Дани не просто гневно, а с явной обидой. М-да, что-то мне это напоминает. — Ладно, хрен с ним, синяки зажили, вот научусь как следует обращаться с палкой и наваляю ему по самое не хочу! Будет знать! А у тебя что? Командир был в ярости, и ты обиделась, да? Я видела вас у турника, что он хоть сказал? — На свидание звал, — решаю я поделиться своими сомнениями. А у самой радость шипучим фонтаном вскипает в грудине. Что ни говори, а все же он подошел, хоть и не признал, что наговорил лишнего, но… Вообще-то, у Алекса были все основания злиться, этого нельзя не признать, но он пришел, предложил помощь, приготовил сюрприз. Любопытно, что же Алекс задумал? Для меня задумал. И взгляд, тот самый, с поволокой, заштормивший серыми океанами. Объёмными. Бесподобными. В которых отражается весь спектр его чувств так, что унять своё сердцебиение не получается никаким усилием воли, а тело начинает предательски подрагивать, покрываясь острыми мурашками. Гулко толкающееся сердце в широкой груди, сорванное дыхание и совершенно пересохшие губы. Черт. Целый клубок невообразимых чувств разворачивается в душе. Какой-то оглушающий восторг, ожидание чуда или самозабвенное ликование, но весь накатывающий фурор одним махом сметает, словно метлой, брошенные в запале горькие слова. Почему-то мне кажется, или я просто хочу верить в то, что именно в запале Алекс произнес те отвратительные слова. Верю или надеюсь? Не знаю. Хочу верить. — А ты, согласилась? — А я сказала, что может быть. Нечего было меня обижать! — жалуюсь, да. — О как, зажрались вы, девушка! — хихикает Дани, шутливо толкнув меняя рукой и подмигнув блестящим глазиком. — Тут, знаешь ли, рыщешь-свищешь в поисках хорошего парня, аукаешь, словно в лесу, а попадаются только напыщенные, самовлюбленные придурки, с ореолом вседозволенности над головой. Или с кучей висящих на них девок, ну или просто уже занятых, — глянув на меня настороженно, явно имея в виду свою стычку с Анишкой, бурчит подружка. — А некоторые нос свой воротят. Ой, да о чем это я, Алекс тоже не подарок! Но ты на него так смотришь! — Да? Ну, а Матиас? Чем тебе не парень? Он же тебе нравится, да? — подмигиваю подружке, пытаясь спрятать расползающуюся улыбку, а она насупливается. Ох, и краснеет опять. — Вот еще, ничего подобного! — и шумно вдыхает терпкий ночной воздух. Врет. — Брось, Дани, — лукаво улыбаюсь своей внезапной догадке. — Кевин на тренировках похлеще устраивал нам трепки и тоже тебе нравился, однако ты так сильно не обижалась и не краснела при упоминании о нем. Давай, колись, давно ты на Итона запала? — Вообще-то, давно, — Дани опускает глаза и зажимает сложенные ладони между коленей. — Еще в поезде, после Церемонии Выбора. Знаешь, я ведь видела их раньше — Алекса и всю их компанию — в Эрудиции, вокруг них всегда было много девок, и я не обращала внимания на Бесстрашных, только отмечала про себя, какие они придурки. А в поезде… Матиас обратился к нам, и я подумала, что это не парень, а сказка. Но не моя, скорее всего, и постаралась больше о нем не думать. А сегодня он встал напротив, такой… разозленный, гордый и напыщенный, да еще и гадости стал говорить. Да и есть у него кто-то, как пить дать! Разве смог бы такой парень хоть на минуту остаться без девчонки? — Вот про девчонку тебе не скажу, а косится он в твою сторону уже давно, Клейтон. И, насколько я могу судить, довольно виновато, — подкалываю я подружку, кивая на поглядывающего в нашу сторону Итона. — Надеюсь, у него разовьется косоглазие, — фыркает Дани, но победную улыбку ей скрыть не удается. Тем временем возня между Бесстрашными и чумовое веселье набирает обороты. У костра вертятся клубки растатуированных тел, устроивших бои до первого падения. Кто-то ахается на лопатки, ржет, вскрикивает, чертыхаясь сквозь зубы, круговое «дай пять», улыбки на лицах. Сзади подсаживается притихшая Джесси, время от времени посматривающая по сторонам. Она опрометчиво во всеуслышание заявила, что если Джон появится у костра, она сразу же уйдет, а этот олух и послушался. Надо бы найти его и вправить уже мозги, да вот, кажется, его дружок Стэн хотел наставить на путь истинный. Надеюсь, Джонни его быстрее поймет, мне-то он каждый раз, как намереваюсь с ним поговорить, начинает орать: «Плейсед, еб твою мать, не лезь…» Потихонечку, все неофиты сбиваются в кучу, чтобы потравить байки. Идиллию неторопливой, почти искренней беседы под открытым небом разрушают быстро и грубо. Между мной и активно болеющей за всех участников боев Хейли приземляется крупное тело. — Вот ты и попалась, Алексис, — хрипотца в голосе не оставляет сомнений, кому он принадлежит. Виктор говорит намеренно сурово, пряча искорки смеха под полуопущенными ресницами, и ухмыляется. Ну вот, весь вечер так благополучно избегала наказания, а тут… — Что, по приезду во фракцию закрыть тебя в любимом отстойнике? — Ладно уж, мсти скорее за своё поруганное самолюбие. А вот добренький ты мне больше нравишься, — говорю я смиренно, зажмуриваясь и задирая нос кверху. Еще один хитрый взгляд исподлобья, быстрое движение руки и щипок за нос. Больно, между прочим, аж слезы наворачиваются, но заслужила. Народ ложится от хохота пластом. Дани вытирает выступившие слезы. Кто-то хрюкает у меня над макушкой. — Всё, доволен? Теперь мир, труд, жвачка? — Вполне, — и смеется, утащив что-то из самодельного барбекю от костра, обжигаясь, перекидывает в ладонях, дует на горячий кусочек. Эх ты, такой всегда серьезный, а на самом деле — мальчишка. Виктор бесцеремонно облизывает пальцы и принимается рассказывать забавную историю из детства, о том, как они вместе с их бандой чуть не сожгли детскую во фракции, когда все старшие уехали в рейд. И как лидер выходил потом всю шайку ремнем, лично. Потом рассказывает еще историю. И еще. Я тоже вспоминаю всякие забавные случаи из прошлой жизни и лагерные шалости, как мы таскали кукурузу с полей Дружелюбия и вандалили с кустами смородины. Почему-то лопать ягоды с отломанных веток было всегда вкуснее. Весело было… Сможем ли мы сохранить этот выстроенный мир, или он навсегда останется только в нашей памяти, и то, пока мы живы… — Слышь, парни надо передохнуть! — орет Чешира, вынырнув из толпы и подхватывая на руки Пэм. — Давайте, тащите гитару, ща мы забацаем чего-нить! — Да! Точно! Алекс, спой нам, а? — вскрикивает Хейли, заговорщически глянув на меня. Ой, хитрожопая-то. — Ой, да ну, Алекс сейчас ломаться, как девочка, будет! Любит, чтобы его поуговаривали, — подключается и Грейс. Ага, сговорились девчонки. Алекс выходит из темноты, беззаботно сунув руки в карманы, и улыбается одним уголком губ. Даже сейчас — вальяжный, в расслабленной позе — он похож на настороженного хищника, к логову которого подобрался враг. Глаза таинственно мерцают в темноте и смотрят лукаво, пристально. Сердце бухает в груди, я боюсь, как бы никто не услышал этот грохот. По обрывкам расходится эта ночь, сомнения, обида и еще куча всяких мелочей, до этого заметных и важных. Но все получается так, как было изначально предопределено каждым нашим шагом, словом, взглядом. Когда он смотрит на меня, окутывая теплой серой пеленой, мне становится всё неважно. Когда он рядом, мне плевать на всех. И нечего сжимать в груди печали, кажущиеся теперь такими глупыми, в попытке удержать, не выплеснуть, заново сплести их воедино, ведь они неотвратимо расходятся и исчезают. И это волшебно оглушает. Я уже однажды была разодрана надвое и больше не хочу. К чему сомнения? Зачем бояться, если веришь… а в груди перестукивает острое, ни с чем не сравнимое ощущение счастья. Просто характер у Алекса такой, взрывной. И я это прекрасно понимаю, но только бы не свалиться за черту, за которой действительно оказывается океан боли. Черт, вот угораздило же меня! А я оказалась не готова, не в состоянии отказаться от него. Он — моя жизнь! Моё солнце. Я это знаю, когда смотрю в зазеркалье двух внимательных бездн. И тогда все колебания и огорчения расходятся по швам, будто не выдержав его взгляда.Алекс
Я стою недалеко от неофитов и старших Бесстрашных и наблюдаю за тем, как они возятся у костра, меряясь силами под общий гвалт и одобрительные приветствия. Я все высматриваю Лекси, чтобы не пропустить момент, когда она пойдет спать или просто отлучится куда-нибудь. Но она упорно сидит со всеми и никуда не уходит. — Слышь, парни надо передохнуть! — растягивая рот в широченной улыбке, орет Чешира, тиская Пэм. — Давайте, тащите гитару, ща мы забацаем чего-нить! — Да! Точно! Алекс, спой нам, а? — голосит Хейли. Интересно, чего это она — всегда ведь посмеивалась над нами, зависающими в подвале, а тут… — Ой, да ну, Алекс сейчас ломаться, как девочка, будет! Любит чтобы его поуговаривали, — хитренько улыбаясь, как бы между прочим, встревает Грейс. Ну ясно-понятно, сговорились девицы и решили отомстить мне за дополнительную тренировку. Лекси изо всех сил делает вид, что она вообще не здесь, но я вижу, как она прячет улыбку. Ну что, идем ва-банк. Я подхожу к костру, сунув руки в карманы, вальяжной походкой, как бы нехотя. Беру гитару и, пройдясь по струнам, глядя в упор на Лекси, заявляю с ухмылкой: — Если я буду петь, то только для тебя, Алексис. Ты хочешь, чтобы я спел? — А вот хочу! — выдает она, лукаво на меня посматривая. — Но с условием, спой так, без гитары. Под гитару и дурак споет. — Что, совсем без гитары? — смеясь, пытаюсь понять, насколько далеко можно зайти. — Может, мне еще и на пенечек встать? — Ну, если тебе так будет удобнее, я не возражаю, — пожимая плечами, возвращает шпильку Лекси. — Ладно, я спою тебе без аккомпанемента, а ты потом споешь со мной. Под гитару, — уточняю я. — Согласна? — Ее брови ползут вверх, но я-то знаю, что плевать она хотела на всех, если захочет, ничто ее не остановит. — Идет. Или ты думал я откажусь? — Был уверен, что согласишься. — Она так необыкновенно хороша в оранжевом длинном сарафане, с распущенными волосами, и мир вокруг как-то перестает существовать. Мне становится абсолютно похуй на всех, я вижу только ее. И мне больше ничего не надо. — Слышьте, хватит вам там в гляделки играть, вы спеть, вообще-то, обещали! — Чешира хлопает меня по спине, а все остальные свистят, подбадривая возгласами и потрясая кулаками. Отбивая такт, чуть слышно постукивая по инструменту, глядя только на Алексис, я начинаю петь «Новокаин» — это самый беспроигрышный вариант.Green Day Give Me Novacaine Acapella
В середине я все-таки беру несколько аккордов, под всеобщее одобрение. Лекси улыбается и смотрит на меня тепло — я знаю, ей нравится и песня, и исполнение.Drain the pressure from the swelling, Боли нет и нет давления, This sensationʼs overwhelming, Это чувство избавления, Give me a long kiss goodnight На ночь долгий поцелуй And everything will be alright и все отлично, не рискуй, Tell me that I wonʼt feel a thing Боли больше нет, но только один So give me Novacaine Дай мне новокаин.
— Супер! — выкрикивает Хейли. — А теперь давайте вдвоем и для всех, и что-нибудь забористое! Я оглядываю толпу Бесстрашных, с неудовольствием замечая, что в отдалении мнутся детдомовцы, правда Билли среди них что-то не видно. Все ясно, оставил тут свою свиту подглядывать, и наши развлечения не останутся незамеченными. Надо бы узнать, где сам Билли, но народ требует зрелищ, и я решаю пока забить на ублюдка и помириться уже с Алексис, тем более она не против. Прикидываю, что бы такое спеть, насколько все тепленькие и подогретые алкоголем… Интересно, если спеть «Ночную жизнь» это не будет слишком? — Ты думаешь о том же, о чем и я? — подходя ко мне ближе, почти на ухо, говорит мне Лекси. От ее близости голова кружится почище, чем от самого забористого алкоголя, и мысли об идиотском Билли испаряются окончательно. — Если ты о «Ночной жизни», то да, именно о ней я и думаю… Ты слова помнишь? — Слова я помню, — лукаво глядя на меня, тянет она, — да вот только опять разговоры пойдут. Да и Билли тут. — Билли как раз нет нигде, а вот его прихвостни тут, да. Ты испугалась? Нам ведь нечего терять, кроме своих оков. Ты со мной? — Ну, а то! — глаза у нее загораются лукавым блеском. Эту песню — «Ночная жизнь» — мы с ней пели вдвоем, после репетиций, оказалось, что слова она уже знает, и у нас неплохо выходило.Green Day — Nightlife
Когда парни слышат первые аккорды, они взвывают и помогают нам, кто чем может. Кто-то подпевает, кто-то выстукивает такт по всему, что попадается под руку, большинство хлопает в такт песне. Конечно, слова там… хулиганские, где-то даже пошлые, и Лекси тут не раскрывается совсем, но мы просто развлекаемся. — Вау, ребята, как круто! Теперь вы самые желанные гости на любой вечеринке! — кричат девицы. — Алекс, ты возьмешь Лекси в свою группу? Я смеюсь, отшучиваюсь, Бесстрашные хлопают меня по спине, а Лекси мне едва заметно подмигивает. Значит ли это, что она меня простила? Мы поем еще несколько песен, которые успели вместе отрепетировать, под всеобщие улюлюканья и аплодисменты. — Алекс, давай сюда, к нам! — зовет меня Конор. — Без тебя и битва не битва! Старшие продолжают потешные бои, ну вот вам, пожалуйста, — и спой, и спляши! Конор подходит ко мне и пихает в направлении дерущихся Бесстрашных. — Просто так драться неинтересно! — смеюсь я, пытаясь отшутиться. — Давайте, уж тогда, на что-нибудь… — А давайте на девчонок, — кричит Мирд, — победитель выбирает себе девушку на вечер, и она не имеет права ему отказать! — Заметьте, — говорю, поднимая палец вверх, — не я это предложил! Ладно, ну и кто выходит против меня? — Я выхожу! — вызывается Мат, а я мысленно чертыхаюсь. Блин, он такой кабан, я его не смог завалить в свое время, выиграл только по очкам. Матиас выходит на площадку, снимая рубаху и поигрывая мышцами. Я тоже раздеваюсь, хоть и не люблю этого делать, и примериваюсь, как бы половчее его завалить. — Играем до первого падения. На этот раз я тебя завалю, — говорит мне Мат, показывая на меня пальцем, а я ухмыляюсь. — Да ни фига! Он первый бросается в атаку, это его особенность — таким образом он старается как можно быстрее деморализовать противника, показывая кто тут главный, вынуждая защищаться. Но мне по барабану это все, отбившись от первой атаки, я нападаю на него сам, провожу связки ударов, не давая ему опомниться. У Матиаса море выносливости, и в рукопашной он очень хорош. Бой с ним может длиться нереально долго. Во время инициации наш зачетный бой был прерван, так как время вышло, но ни один из нас так и не повалил другого. Несколько раз получив по роже, ребрам и колену, наваляв ему тоже по самое небалуй, мне все же удается заставить его раскрыться и взять в захват. Однако подсечку я сделать не успеваю: просто не учел, что ему хватит сил провести бросок через себя. Но этот хрен моржовый все же меня перекидывает, и с громким ором валит на землю. Правда, я его не отпускаю, и он падает следом, но факт — я упал первый, Мат выиграл. — Ну что, выбирай из нашего цветника, Матиас! — вытирая кровь с разбитой губы, бормочу я, хотя вообще не понимаю, зачем ему это надо было. За ним любая девица на край света босиком по стеклу побежит, стоит только свистнуть. — Я выбираю Дани, — твердым голосом говорит Мат, глядя на нее в упор. Бесстрашные хлопают и свистят, девицы пихают ее локтями. И тут Дани удивляет всех. Она встает и спрашивает: — Что нужно сделать, чтобы отказаться? Должна же быть такая возможность? — Нет такой возможности! Боец выиграл и выбирает себе девушку на вечер, — Мат говорит с легкой ухмылкой, с девицы глаз не сводит. — Отказаться нельзя. Пойдем, — и он протягивает ей руку ладонью вверх. Когда я успел все пропустить? Что произошло у них на тренировке-то? Дани смотрит на него со всей возможной злостью и обходит, проигнорировав руку. Дальше я не слежу, потому что отхожу к ограде, вытирая кровь с лица, которая что-то никак не останавливается. — Что, обломилось тебе? — издевательски тянет Лекси. Она подходит и протягивает салфетку, опираясь на оградку спиной. — Ну и кого бы ты выбрал? Если бы выиграл? — Есть предположения? — мрачно спрашиваю ее, вытирая кровь салфеткой. — Не любишь проигрывать? — А кто любит? — Может быть, вот это тебя утешит? — она берет ладонями мое лицо и целует, тщательно обводя ранку языком. Я обнимаю ее, тесно прижимая к себе. Зарываюсь в ее волосы, пальцами оглаживая шею, а ее руки забираются мне под рубаху… опаньки, кажется, меня окончательно простили. — Лекси, знаешь… Я, когда злюсь, часто говорю то, чего не хотел говорить. Ты простишь меня? — спрашиваю ее, отстранившись. Она, улыбаясь, смотрит на меня, вздыхает и прикасается к моей ранке на губе. — Куда ж я от тебя денусь? Тем более ты, вон, сам себя наказал. Специально, что ли, подставился? — Нет, Мат честно победил. Но касательно вашей диверсии с сывороткой — хочу сказать тебе, что вы играли с огнем. Если бы лидер узнал, как дело было, вы могли спокойно попасть под трибунал: в военное время такие выходки не прощаются руководством. А лидер всегда действует по принципу «бей своих, чтобы чужие боялись». — Ой, — на лице Лекси возникает неподдельный испуг. — А если Билли… — Билли обязательно постарается действовать сначала официально, поэтому я сразу же отправил лидеру отчет, о том, как он напился, буянил и чтобы отмазаться, бегал и орал, что его опоили мирной сывороткой. А ту колбу, что вы выкрали, списал в утиль, вроде как она разбилась, давно еще, во время грозы. Так что тут принцип такой, кто первый встал, того и тапки. Но, Лекс, это не значит что… Она касается пальчиком моих губ, а потом легонько целует меня туда. — Солнце, я все поняла. Билли нас достал, мы отомстили ему, как могли, а ты нас прикрыл, и мы больше не будем. Вот только тебе не стоит каждый раз намекать мне на исключительно физическую составляющую наших отношений, но если ты действительно так думаешь… — Я так не думаю. Просто поверь мне, у меня еще не было девушки, похожей на тебя. Она явно колеблется, не зная что сказать, и поэтому я просто подцепляю ее подбородок пальцами и целую в губы. — Лекси, ты пойдешь со мной? — Смотря куда, — она улыбается, проводя указательным пальчиком по моей шее. — В баню. — В баню? — смеясь, округляет она глаза, удивляясь так, будто ожидала чего угодно, только не этого. — Ну, я подумал, раз уж мы в Дружелюбии, жалко будет не сходить в баню. А? — Что прямо сейчас? — я киваю. — Ну, пошли? — Лекси берет меня за руку и переплетает наши пальцы.