Алексис
— Такс! Все ночные шлындры в сборе? Значит, продолжаем облагораживающий, нудный и отупляющий, но тем не менее важный и нихрена не полезный труд в гребанной и ненавистной мне уже оранжерее! — громко заявляет прискакавшая самой последней на принудительные галеры чем-то очень довольная Хейли. Она встает в середине помещения, внимательно и насмешливо нас всех осматривает, скептически качая головой. Чего это она? — Какая муха тебя вдруг укусила, неужели «недотрах»? — бурчит себе под нос внезапно смутившаяся Грейс и отворачивается, делая вид, что безумно увлечена рассадой. Что весьма удивительно, ведь Грейс всегда поддерживает свою подружку в начинаниях — от души потрепать языком и обсудить все пикантные подробности чужих отношений. — Вот как вы запели? «Недотрах»? — хмыкает Хейли, хитро прищуриваясь. — Недосып! Хотите узнать, как прошла для меня эта веселая ночка? Хотите? А я вам все-таки расскажу! Да! Да! Сначала мы все ходили «спасать» Джес от ее «дохлого номера», который обжимал ее в лесу, потому что Фокси всех переполошила: «Джесси, наш невинный цветочек, похитили!» Или уже не такой невинный, а, Джесс, после ночевки на овощебазе?! — Хейли, хватит тебе уже… — возмущается Джессика, но как-то не особо напористо, знает ведь, что Хейли теперь ничего не остановит, выложит всё, как на блюдечке. — Ладно-ладно, так уж и быть, о многом умолчу. А то, вдруг, здесь еще остались девицы с неокрепшей детской психикой! — Ты чего, сегодня, такая язва? — восхищаюсь я ее сейсмически-эмоциональной вспышкой. — Да ничего, это я еще добрая и еще не закончила. Мало того, что поспать мне не дали, а еще, первое, кого я встретила поутру — это непристойно-довольную Лекси, вернувшуюся в барак! — корчит Хейди похабную моську. — Пытающуюся вычесать из своих волос солому. Ты где ночевала, на сеновале, что ли? Вот, — тыкает она в меня пальцем, — как умные люди поступают — подыскивают себе удобные лежанки, не то, что наши сетки, с которой я ебнулась во сне! — ее голос тонет в громком ржаче. — Как такое вышло, спросите вы? А пока мы по ночному лесу гуляли, кто-то подрезал веревки! И не тому, кто задумал водичку «дружелюбной» сделать, не тому, кто сыворотку воровал, а мне! И это еще не все… «ТА-ДА-ДА-ДАМ!» Гвоздь программы! Целующиеся в коровнике Матиас и Дани! Не ожидали? Да я сама охуела! — Да и так всё было понятно, когда он ее вчера выбрал, — подключается Грейс. — Дани, колись давай, че было, куда ходили? И не вздумай отнекиваться, знаем мы тебя! — Че было, че было… просто гуляли. На Дружелюбное озеро ходили, где дитеныша нашли, — отмахивается от нее Дани. — В подоле принесли, — хихикает Фокси. — Ага, гуляли они, а то, что ты в его рубашке пришла, это абсолютно нихуя не значит, да? Просто купались? Ладно тебе, чего уж, рассказывай, что, еще один наш бравый командир пал от чар неофитки? Дани, как-то совсем печально задумывается, пока девки подкалывают ее и почти раздраженно начинает ковырять свои растючки, что не укрывается от излишне любопытных глаз. — Ты чего это, у вас же все сложилось, что не так-то, Дани? Ведь он тебе нравится, это видно. Матиас — настоящий красавчик. Сильный, уверенный в себе. Будущий лидер. Не о таком ли можно только мечтать? — Вот именно, красавчик, — сдавленно говорит подружка, сжимая пальчики в кулачки так сильно, что видно, как белеют все фаланги. — Мат слишком даже красавчик, при этом еще и урожденный Бесстрашный, надменный и наглый, и хоть он очень мне нравится, но все равно… как-то это все нереально, — выдыхает девушка, пряча глаза и отворачиваясь, думая о чем-то своём, и наверняка невеселом. — Да ты, никак, совсем сдурела? — удивляются девчонки, растерявшись. — Ополоумела, да? Тут война на носу, хрен знает чем всё кончится, а ты нос воротишь от такого парня. Кто знает, сколько нам отмерено, лови момент — хлебай жизнь полной ложкой. Да и Матиас, так на тебя вчера смотрел, закачаешься. — То-то и оно, чего это вдруг на него нашло, то ни слуху ни духу, ни разу не дал понять, что я ему нравлюсь. А тут сам, первый шаг сделал, набросился с поцелуями, да еще убеждать стал, что хочет быть со мной. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. — М-да, дела. Дани явно нравится Матиас, но девушка колеблется. И я ее понимаю, как никогда. — Только девки, никому ни слова, слышите? Я не хочу, как Лекси, тащиться на полигон и доказывать свои ранги перед лидерами. — Ой, да не ссы, здесь все свои. Знаешь, как говорят, нет сил бороться — расслабься и получай удовольствие! — и смеются, блин, очень смешно. — Всё равно, это все ненадолго, все эти скоротечные отношения, они такие нестабильные! А мне никогда и не везло с такими самоуверенными, излишне гордыми, напыщенными… — Окстись, твою мать, во тебя понесло, — останавливает ее поток мрачных мыслей Хейли. — Матиас из всей их неугомонной компашки всегда был самый серьезный и обстоятельный, и если уж он встречается с девушкой, то считай, что за ним ты всегда будешь, как за каменной стеной. Это тебе не блядун, Алекс, — пожимает она плечами, на мой красноречивый взгляд. Мол, извини, но это правда. — Это всё зависть, Хейли, — Джесси шуткой пытается сгладить неудобство. — Надо нам тебя, просто пристроить, чтобы не совала нос в чужие отношения. — Точно, — встревает Фокси, глядя на то, как я размерено орудую тяпкой по земле, вывернув там уже не хилую воронку. — А тебе самой, случайно, Матиас не нравится? — Да вы обалдели совсем, как я с ним могу крутить шуры-муры, мы ж росли все вместе, считай с пеленок. Он мне как брат, не могу я с ним трахаться. А вы, девки новенькие, вот они все на вас и запали. Я ж говорю, куй железо — пока горячо. Та-а-акс, а ты, Грейси, коза хитрожопая, че притихла там? Как у тебя с тем молчаливым, невысоким красавчиком-переходником, получилось че-нить? Где вы полночи шатались? — Это ты про кого? — удивляюсь я. — Грейс, чего я такое интересное пропустила? — О-о-о, нашу Грейси вчера выбрал своей девушкой Лари. Да-да, и не поверишь, но он даже Мирда завалил, чтобы ее пригласить на свидание. Мирда! Любо-дорого посмотреть было, — сдает девушку с потрохами Теа. — А это, я вам скажу, не хухры-мухры, — назидательно поднимает палец Хейли. — Грейси, а он хоть разговаривать умеет, а то я его почти не слышала ни разу? — Умеет. Просто он не такой, пустобрёх, как некоторые, ясно? — морщит хорошенький носик Фипс и показывает незамолкаемой Хейли язык. — Ох, Грейси-мейси, как же сложно тебе даются разговоры на некоторые темы. Тебе повезло, ну… или не очень, что у меня отличная фантазия, и я могу догадаться, что ты нам не договариваешь. Ну, или не догадаться, а придумать, но тут уж полностью твоя вина. Если не хочешь, чтобы за тебя додумывали, говори все, раз уж начала, — выдвигает свои условия Хейли, коварно пряча улыбку. — Отстань. Нечего пока еще рассказывать. Ну, погуляли по фракции, поболтали. А вот ты, сама, чего это раньше всех приперлась в барак, что, Энтони не впечатлил? — Кто? — не удерживаюсь я, выпучив глаза. О как, всего одна ночь, а столько новостей! — Грег. Тоже вчера полез драться и решил поухаживать за нашей Хейли, — потирая ладошками, хмыкает Джесси, наслаждаясь тем, что смогла приструнить хоть на мгновение нашу неугомонную. — Ну чего вращаешь глазами, теперь твоя очередь колоться и поведать нам эту поучительную и, может, романтичную историю. — Ой, не-е, Грег… он, конечно, ничего такой, высокий и не придурок, но, девки, он же бывший Дружелюбный! Он слишком добренький и весь, такой правильный. А я нагленьких люблю, беспардонных, так что нет, не моё. Хоть и рожа симпатичная. Очень даже симпатичная. — Вот так в девках и помрешь, — припечатывает ее Грейс. — Спасибо, бля, я тоже в тебя верю, — тут же подхватывает Хейли беззлобную перепалку и снова переключается на Джесс: — Глейзер, ну хоть просто кивни, если «дохлый номер» все-таки сподобился, а то ж я умру от любопытства! Джесс опускает глаза и едва заметно кивает, густо покраснев. Девчонки тянут восторженное «Вау!», а мне вдруг вспоминается тревожное упоминание Хейли о «спасении». — Девчонки, а что вы говорили о походе в лес? Почему Джесси надо было спасать? Джессика, явно обрадованная тем, что разговор уходит в сторону от ее интимной жизни, принимается вводить меня в курс своих ночных приключений, и чем больше подробностей я узнаю, тем тревожнее мне становится. Как-то это не равноценно — Хейли подрезали веревки гамака, а Джесси парализовали и привязали к дереву, напали на Джона, а наши командиры даже не почесались, списав все это на неофитские разборки. Что если Билли задумал действительно что-то по-настоящему масштабное, а Алекс уехал! Почему Солнце такой беспечный? Хотя… Тут остался Матиас и другие старшие Бесстрашные, пусть у них голова об этом болит, просто надо держать ухо востро! Девчонки, махнув рукой на приключения, снова пытаются выудить из Джесси подробности ее свидания, и пока разговор опять не скатился к обсуждению сексуальной стороны жизни Джес и Джона, я тихонечко вышмыгиваю за дверь, типа по делам, иначе это эмоциональное выспрашивание вкусных подробностей докатится и до моей скромной персоны. Дани догоняет меня возле сада, видимо, тоже решив полентяйничать, тем более что, как я понимаю, ночка у нее выдалась бессонная. Пристраивается рядышком, засунув руки в карманы сарафана, но вот выражение лица у нее мрачнее тучи. — Как прошло ваше вчерашнее свидание с Алексом? Помирились? — тянет она, подбирая яблоко с земли и вытерев о шмотье, смачно кусает. — Фу, кислятина! — Прекрасно, — чего уж врать, правда ведь. — Давай спрячемся за бытовками и похалявим немножко, — зову ее, и, завернув за низенькие, деревянные постройки, мы разваливаемся на солнышке, прямо на травке. Хорошо, блин. — Рассказывай давай, куда ходили? — тут же вцепляется она в меня, прикрыв один глаз от скачущего солнечного зайчика. — Ха, да в баню, мыться, — хмыкаю я, у Дани от удивления приоткрывается рот. Две тоненькие дуги бровей ползут вверх по ее лбу. Задумавшись, она только качает головой. — Оригинально, ничего не скажешь — мыться. А мы купаться! Аха-хах! Да, ночка выдалась невероятная. Сладкий спазм в животе заполняется щемящим восторгом. Боже ж ты мой, какой же он нежный. Я никогда не испытывала подобных ощущений, и даже не знала, что такое бывает. Это, наверное, не со мной происходило! Никогда не думала, что человек может дарить столько необыкновенной ласки. Прошло всего несколько часов, как Алекс уехал, а я уже дико скучаю по нему. Я всегда скучаю по нему, когда его нет рядом, мне воздуха не хватает. Дышать без него больно. Словно я не живу, а просто существую. Его близость, запах, поцелуи с ума сводят. Права была Анишка, он действительно, как самый сильнодействующий наркотик! Необходимость в этом человеке зашкаливает все запредельные нормы. Так хочется его обнять, прижаться к широкой груди, почувствовать, как под ладонями пульсирует его сердце. Слушать его дыхание. Ощутить прикосновение горячих рук. Млеть от касаний теплых, мягких губ. Заглянуть в его глаза цвета инкрустированной стали, чтобы еще раз увидеть там что-то. Наверное, какое-то подтверждение. Увидеть там целую непередаваемую гамму нежности. И погружаться в эту восхитительную нежность до самого дна, впитывая до мельчайших оттенков все эмоции. До упоения, взахлеб, задыхаясь и пьянея. Сердце стремительно ахает, изворачиваясь хитросплетенным кульбитом, и бьётся еще быстрее, плавно разливая мягкую, горячую волну по всему телу, заливая краской щеки. Сама того не замечая, я расплываюсь в улыбке, когда думаю об Алексе. Даже жмурюсь вдруг от удовольствия, понимая, что уже давным-давно так много не улыбалась. Бывают такие люди, которые сразу становятся частью твоей жизни. Вот так вот быстро, резко и, одновременно с этим, незаметно. Еще пару месяцев назад ты не знал этого человека, даже не догадывался о его существовании, а сегодня ты понимаешь, что это твой человек. Самый-самый близкий, нужный и любимый человек. — Все ясно, — говорит Дани и, сморщив носишко, улыбается. — Что, все так совсем серьезно, да? — и мне почему-то кажется, что она не спрашивает, а утверждает. — Ну, Дани, — и вот что ей сказать? Для меня серьёзно, всё очень серьёзно, а для Алекса — не знаю. Честно, не знаю, но, кажется, да. — А что тебя так беспокоит? Ты чего-то опасаешься или боишься? — Я думала, что ты как раз и сможешь меня понять. Лекси, я понимаю, что это может прозвучать мерзко, с моей стороны, но ты думала — зачем им это надо все? Алекс же, он тоже урожденный, а урожденные Бесстрашные совсем по-другому относятся к отношениям. Просто в один далеко не прекрасный момент может так оказаться, что у нас все серьезно, а для них это просто развлечение, — округляет она глаза, понижая голос и делясь со мной своими мыслями таким заговорщическим голосом, что не верить ей невозможно. Она действительно этого боится. А я? — Конечно боюсь, но я верю ему. Но ведь речь сейчас не о нас с Алексом, правда ведь? — мне и ответа не нужно, и так знаю, но Дани кивает. — Ты опасаешься, что всё это временно и они с нами просто играют? А знаешь, наплюй и просто живи. Живи, как подсказывает тебе сердце, а не твой эрудитский умишко, заполненный сомнениями. Вот и всё! На самом деле всё очень просто — либо ты веришь, либо нет. Это очень легко: улыбаться, признаваться, делать и говорить глупости, жить. — Матиас, он такой… будто бы нереальный! Все время кажется, что все это не со мной происходит. И мне не верится, что такой парень, вдруг, ни с того, ни с сего… — Дани, я ушам не верю, откуда в тебе столько неуверенности? Ты симпатичная девчонка, ты самая настоящая Бесстрашная, с чего ты вдруг решила, что на тебя не может обратить внимание красивый парень? — Да просто все они, красавчики, одинаковые. Сначала нальют в уши сиропа, а потом… Она опять задумчиво смотрит вдаль, прикрывает глаза, словно в попытке сдержать слезы, и раскидывает руки в стороны. А я просто лежу и смотрю на нее. На тонкие пальцы, стянутые в кулачок, на светлую кожу лица, на едва заметные лучики в уголках губ, показывающие, как она любит улыбаться, на подрагивающие ресницы, как будто Дани сейчас заплачет. На короткие волосы, смешно топорщащиеся во все стороны. Она даже не догадывается, как я ее понимаю. Как представлю себе… нет, не буду об этом думать. Скорее всего, у нее в прошлом, как и у меня, было что-то печальное, но она молчит, не говорит ничего больше. Наверное, не время сейчас у нее все выпытывать, будет готова — сама скажет. Мы так и лежим на теплой, прогретой еще ярким солнцем траве и болтаем. Да нам не нужно ничего, кроме веселой, пока еще немного осторожной болтовни, которую мы вдруг заводим, понявшие, что нас связывают похожие страхи. Ничто так не объединяет, как одинаковые проблемы. Никакое счастье на двоих не сравнится с этим, таким сначала неуловимым, а потом, со временем, когда научишься доверять, бурным обсуждением и осуждением мужчин. Своих мужчин. И в этот момент мы настолько отвратительно-изумительно счастливы, и как-то очень легко и просто вдруг тепло становится на душе.***
За ужином Матиас собирает всех Бесстрашных в столовой Дружелюбия для объявления. — Так, послушайте меня все. С полигона пришли новости. Лидеры приняли решение не ждать конца инициации, наступление планируется в начале следующей недели. Посему мы вступаем в новую фазу военных действий. Для нас это значит, что мы должны находиться в состоянии повышенной боевой готовности. Сегодня распределяем ночные патрулирования, драгстер с вооружением нужно отогнать от общей стоянки. Не исключены нападения на фракции, чаще всего недовольные нападают в ночное время. Сегодня во фракцию пребывает лидер Дружелюбия, поэтому ей необходимо выделить дополнительную охрану. — А что повлияло на такое решение, Мат, — спрашивает кто-то из старших урожденных, — какие-то новые обстоятельства? — Да, открылись новые обстоятельства. Каждый день промедления может стоить нам победы. — Неужели выяснили, где логово недовольных? — Я не могу всего сказать. Возможно. Однако на наши боевые задачи это повлиять не должно. Где бы мы ни находились, мы обязаны оборонять мирное население, не допускать разрушения штаб-квартир фракций. С полигонов во все фракции прибывают дополнительные охранные отряды, неофитам представится возможность увидеть полную боевую амуницию, в которой вам предстоит воевать. Также все неофитам выдадут ренбраслеты до окончания инициации, которые вы не должны снимать никогда и ни при каких обстоятельствах. Ренбраслеты — гарантия вашей жизни. Помните! Самое лучшее, что вы можете сделать для фракции — это сохранить свою жизнь, но если так вышло, что сохранить жизнь не получается, запомните, что в этом случае надо продать ее подороже. — Есть какая-то информация о готовящихся нападениях? — Да. Нападения будут. Это только вопрос времени, их можно ждать в любой момент. В связи с этим объявляется комендантский час, после отбоя никаких прогулок вне фракции. Недовольные особенно жестоки к мирному населению, вам лучше не знать, что они делают, когда захватывают мирные районы и деревни, поэтому если вдруг случается нападение, в первую очередь обороняем мирных жителей. При нападении — никакой паники, все действия четкие и слаженные, неофитам держаться своих инструкторов, остальным — командиров групп. Запомните, и я сейчас говорю это в основном для новобранцев, чем быстрее вы возьмете себя в руки и чем лучше вы будете исполнять приказы командования, тем у вас больше шансов выжить. Вам все понятно? — Это значит, война началась, да? — оглашает общую тревожную мысль Майли. — Война началась давно. Сейчас она вошла в активную фазу и коснется всех. Надо быть к этому готовыми не только физически, но и морально. Для этого мы здесь и собрались. Пока вы слышите выстрелы только в тире, а взрывы только учебные, для вас война — это что-то далекое и абстрактное. Но когда мозги твоего товарища растекаются по твоему автомату и на тебя летят ошметки подорванного впереди тебя отряда, ты четко и ясно понимаешь, что война уже идет. Поэтому я об одном прошу вас, старайтесь сохранять хладнокровие. Особенно это касается неофитов. Инициация еще не закончена, у вас совсем нет опыта, и первая же заваруха может стоить вам жизни, но несмотря ни на что, вы уже физически достаточно окрепли, чтобы отразить нападение. Верьте в свои силы, и тогда у вас есть шанс. После распределения дежурств и патрулей остальные Бесстрашные, переговариваясь, неспешно расходятся, а я залезаю на крышу одного склада, дожидаясь приезда Алекса. Урожденные, кажется, вообще восприняли все тревожные новости достаточно спокойно, а вот я ощущаю себя так, словно балансирую на тонкой проволоке. Все мысли разлетаются прочь из головы, словно перепуганные птицы, только слово «Война», пульсирует там, под коркой. Стычки с недовольными давно уже подошли к логическому завершению, и близится тот самый финал. Война. И теперь мы её прочувствуем на собственной шкуре. Сердце подскакивает в груди и пляшет, пляшет. Страшно? Еще как, но иного выхода нет. Ведь никто не станет бороться за наши жизни и будущее, кроме нас самих. Наконец, где-то со стороны стоянки, погруженной в ночную тишину и спокойствие, пробивается желтый свет фар. Почему так долго, случилось что-то? Приехал! От сердца отлегло, и я даже вздыхаю облегченно. Радость вскипает в солнечном сплетении, заставив меня подорваться и спешить со всех ног в сторону рабочих бараков. Цепкий глаз предательски вылавливает в густом сумраке сплетение двух силуэтов. Мужской и… женский. Я словно всем телом налетаю на невидимую, но оттого не менее непробиваемую стену, буквально застыв соляным столбом, а мозг отказывается принимать очевидное, почти двоившееся перед глазами от неожиданности и слишком болезненное, видение. — … у тебя новая куколка? — слышится женский голос, а я до сих пор отчаянно надеюсь, что это не правда. Что это обман моего зрения, не знаю что, может, глюки, мираж. Что это не он. Не Алекс. Кто-то другой, чужой, стоит и целуется, обнимается со своей девушкой. Что я просто перепутала в темноте, и это не Алекс, ну, пожалуйста. Но вопреки всем надеждам, еще теплившимся ожиданиям, я точно и уже безошибочно знаю, что это он. Почему? А как же я? Ты… этого не может быть. Так же нельзя! — Ну… м-да, куколка, можно и так сказать, — отвечает он, а у меня что-то словно пульсирует внутри. Того гляди, вот-вот как минимум лопнет. Взорвется. Новая куколка, твою-то мать! Ну просто неисправимый паршивец! — Мне надо бежать, извини. — Жаль, ну ладно, — тянет девка и целует его в щеку, а Алекс и совсем не против. Ха, идиотка, он только что с ней лобзался, чего ж ему быть против? Пальчики стягиваются в кулаки от окатившей злости, закусываю губу до ярких искорок в глазах и громко выдыхаю, стараясь не застонать в голос в попытке вспомнить, с какого же момента моя сказка заменилась на такую жестокую реальность. Это все-таки была иллюзия, да, вызванная привязанностью, постоянными мыслями об Алексе, попытками понять его, разгадать? Просто я всё сама придумала, выдумала себе глупую сказочку и поверила в нее? Грустная, чертова сказка. У него нет ко мне никаких чувств? Но тогда зачем вообще нужно было устраивать вчерашнее свидание? Зачем говорить, что боится меня потерять? Для чего всё? Как он может после всего того, что между нами было? И что теперь? Меня захлестывает тягучее и ноющее отчаяние, полностью, до краев. Заполнившего каждую клеточку тела. Свирепая тоска скручивает в слишком крепкий узел. Все мысли, растрепанные в лоскутки, ну как же так? — Приятно было тебя увидеть! — Мне тоже! Счастливо, Эйми. — Алекс оборачивается и замирает, пока я пытливо вглядываюсь в его лицо, пытаясь найти в нем хоть тень фальши, игры. Я не понимаю, не успеваю еще окончательно осознать происходящее. Мне казалось, что Алекс со мной все-таки был настоящим, что я не просто девочка для траха. А теперь я уже ни в чем не уверена кроме того, что он просто кобелина и бабник. Ах, как же меня так угораздило вляпаться-то? Везучка. Вот уж «счастье» — втюриться по уши в отпетого ходока да ловеласа и отчаянно верить и уповать на то, что он превратится в верного семьянина. Ду-у-ура. Вот уж точно. — Преле-е-е-есно! Я его ждала весь день, как дура, а он, не успев приехать, уже обжимается с какой-то девицей! А я значит, всего лишь новая куколка, просто пот-ря-са-ю-ще! — слова даются с таким трудом, словно из меня их вытягивают клещами. В горле все клокочет и вибрирует от негодования. И что, вот так вот всегда и будет? Алекс не способен изменить своим фривольным привычкам и дальше будет обжиматься со всеми подряд? Ему плевать, что меня это обижает, что мне неприятно и больно? Это невозможно унизительно. Он что, правда думает, что я стану мириться с его распущенностью? — Лекси! Стой, подожди, Лекс! — нет, вы посмотрите на него, само возмущение и невинность. Типа, он тут вообще ни при чем, и только что пришел. Ну надо же, каков самодовольный наглец! — Отстань от меня, — почти рявкаю на него, стараясь удержать рвущиеся эмоции. Кажется еще чуть-чуть, и я расплачусь. Ну давай, дава-а-ай же, еще и правда разревись перед ним! Вот только попробуй! Только посмей! Никто и никогда не должен видеть, насколько тебе больно, это слабость. Покажешь свою истинную слабость — станешь уязвимой. Сама виновата, только сама. Есть люди, которые не чувствуют страха и боли, и у меня темнеет в глазах от зависти к ним. А так хотелось быть просто счастливой. Хотелось открываться для него, пустить в душу, а он… — И не ходи за мной! Пожалуйста, не ходи. Ты ломаешь меня, треплешь, а мне просто нужно подумать и разложить всё в голове по своим полочкам. Я пытаюсь тебя понять, раскусить, но не могу. Я не могу, ну как, как можно так поступать с людьми, если они тебе дороги? Почему твои глаза говорят одно, показывают, что я нужна тебе, что не безразлична, в них столько заботы, нежности. Целая бескрайняя бездна нежности и ласки. Не наигранной. Такой теплой, настоящей, в которую хочется окунуться и навсегда там остаться. Раствориться. Хочется быть рядом, держаться за твою руку, хвататься за нее, словно за последнюю соломинку и никогда не отпускать. И я верю этим глазам. Знаю, понимаю. Верю. Это странное чувство, такое ранее неизвестное мне чувство и почему-то невообразимое, до судорог, до безумства приятное. То, что в этом мире, и не где-нибудь на другом конце света, а совсем близко, есть человек, есть мужчина, с которым несмотря ни на что, мне просто хотелось быть рядом. Это важно. Но действия показывают совсем другое отношение, словно я временный каприз. Почему? Я согласна попытаться примириться с твоими привычками, но это очень тяжело, кто б знал, чего мне это стоит, я понимаю, что не так просто всё взять и в один момент изменить в человеке. Я понимаю, что в Бесстрашии к отношениям относятся проще. Что здесь свои традиции. Что все люди разные — не всем же нормальными быть, у каждого есть свои недостатки. Но, неужели ты не умеешь любить? А что будет дальше? Что? Где та самая грань, за которую ты не посмеешь переступить, и есть ли она? Ладно еще поцелуй, но ведь есть вещи, которые нельзя простить, даже если очень хочется. Вот чего я боюсь. Именно. До дрожи, до замирания сердца и исчезновения пульса. Я отчаянно боюсь, что ты изломаешь меня, погубишь, разобьёшь вдребезги на острые осколочки, которые собрать и склеить не получится. Истерзывающие навязчивые мысли лезут без разрешения в голову. Господи, ну как же я могла так пропасть? Пропала, но ничего не могу с собой поделать. Удушающий спазм сдавливает горло, мешает наполнить легкие кислородом. Ну дыши же… давай… еще дыши. Вот так, все в порядке, все хорошо… дыши. Я не сразу даже понимаю, куда забежала. Сарай тихий, почти заброшенный, а оттого пыльный и слишком темный, а мне отчего-то кажется, что еще очень душный. Закат уже отгорел, и под самым потолком воздух наливается густой ночью и затапливает помещение. Свалившись на пол, только утыкаюсь лицом в колени, боясь заплакать. Безнадежно, навзрыд. Жалко. Некрасиво и отчаянно, размазывая по щекам горячие слезы. Слезы боли, отчаяния, грусти, печали, просьбы. Как же паскудно-то! Успокойся. Возьми же себя в руки… это всё твоя ревность. Нельзя же так безумно ревновать, сама того не сознавая, по-черному. Глупо. Чертовски глупо. Просто мне было с ним так хорошо. Мне так нравилось, что стало невероятно необходимо ловить на себе его долгие, нежные и чертовски горячие взгляды. Краснеть, когда он дразнится и подшучивает. Нравилось, когда смеется, видя, как я смущаюсь. Как хватает в охапку, касается так бережно, как только может, сдерживая свою силищу, и каждый раз так, словно я могу исчезнуть. Пристально разглядывает своими необыкновенными, озорными глазами, доказывая одним взглядом, что я ему нужна. Сколько увидеть, почувствовать, запомнить, впитать. Целует меня, одновременно осторожно и жадно, словно в первый и последний раз. Крепко, тесно прижимает к себе даже во сне, тогда, когда ложимся спать вместе, будто я могу замерзнуть без его тепла. Выдыхает в губы своё привычное, но до смерти нужное и ласковое «детка» и сходит с ума, ощущая желание подающегося ему навстречу тела. Шептать его имя, задыхаясь от страсти, а потом нежиться в его объятьях и жаться ближе, как маленькая девочка. Боящаяся. Нуждающаяся. В нем. В его тепле. В руках. В заботе. В близости. Ни минуты на раздумье. Ни секунды на сомнения. Мне так нужно всё это, до самой капельки, что потерять любимого мужчину, который, казалось, был послан на мою голову самим дьяволом, я не готова. Ни одного его прикосновения. Ни одной распоследней минуты без него. Словно, он мой личный жизненный источник света.