В прятки с Бесстрашием

Алекс

      Прибыв в Дружелюбие, вместо того, чтобы первым делом зайти к Джоанне, отчитаться о проделанной работе, выяснить у нее планы на наш счет и вообще узнать, что она надумала в свете последних событий, я, вопреки всему, сразу же отправляюсь искать Лекси. Несмотря на то, что мы расстались только сегодня утром, я поймал себя на мысли, что очень хочу ее увидеть. Подходя к рабочим баракам, неожиданно чувствую, как сзади неж­ные ру­ки обх­ва­тывают ме­ня, раз­ворачивают к се­бе. Мяг­кий по­целуй в гу­бы, и в тем­но­те, в пер­вые до­ли се­кунд, мне кажется, что Лек­си ус­лы­шала мои мыс­ли и са­ма наш­ла ме­ня. Я обнимаю де­вуш­ку, при­жимаю ее к се­бе, но сра­зу же по­нимаю — это не она.       — О, Алекс, ты так рад ме­ня ви­деть? — с улыб­кой го­ворит… Эй­ми. В дру­гое вре­мя я был бы страш­но рад встретить её, но сей­час я чувствую отчаянное ра­зоча­рова­ние от то­го, что это не Алек­сис.       — Эй­ми! А что ты тут де­ла­ешь? — удивленно спрашиваю я ее.       — Хм, такой теп­лый при­ем и та­кой не­умес­тный воп­рос, — под­на­чива­ет ме­ня она. — Это ведь моя быв­шая фрак­ция, ты не за­был? Я на­вещаю ро­дите­лей, при­еха­ла час на­зад. Не зна­ла, что ты здесь, ка­кими судь­ба­ми?       — Да вот на­каза­ние от­бы­ва­ем, ли­дер­ский при­каз, вмес­то от­пуска — не­деля ра­бот в Дру­желю­бии.       — На­до же! Зна­ла бы, что ты тут, при­еха­ла бы по­рань­ше. Ты дол­го еще бу­дешь…       — Эй­ми, по­нима­ешь… Я тут не один.       — О­-о-о, в смыс­ле не один? С не­офи­тами? Или у те­бя но­вая ку­кол­ка?       — Ну-у, — блин, не рас­ска­зывать же ей всю на­шу эпо­пею, тем бо­лее, что хочется поскорее свернуть дурацкий разговор и най­ти Лек­си. — М-да, куколка… мож­но и так ска­зать. Мне на­до бе­жать, из­ви­ни.       — Жаль, ну лад­но. — Она поднимается на носочки и целует меня в щеку. — При­ят­но бы­ло те­бя уви­деть!       — Мне то­же! Счас­тли­во, Эй­ми! — Девушка убе­гает, а я поворачиваюсь и… взгляд мой натыкается на Лекси, которая смотрит на меня в упор, скрестив руки на груди и качая головой.       — Преле-е-е-есно, — тянет она голосом, не предвещающим ничего хорошего. — Я его ждала весь день, как дура, а он, не успев приехать, уже обжимается с какой-то девицей! А я, значит, всего лишь новая куколка, просто пот-ря-са-ю-ще! — проговоривает она по слогам, разворачивается и бежит куда-то к сараям.       — Лекси! Стой, подожди, Лекс! — я так устал, так хотел увидеть ее! И надо было именно сейчас Эйми встретить.       — Отстань от меня, — выкрикивает Лекси, — и не ходи за мной!       Ну да, конечно. Да не пойду я за тобой. Я просто догоню, скручу и заставлю меня выслушать. Надо же, опять взревновала. Хотя… Если бы я увидел, как Лекси целуется с каким-то мужиком, наверное, убил бы обоих!       — Лекси! — она прячется от меня в сарае, за стогом сена. Садится прямо на пол, положив голову на колени. А мне вдруг становится так смешно: моя детка сладкая меня ревнует, да еще так… серьезно. — Лекс, не беги от меня, я могу все объяснить! — как можно мягче и нежнее говорю ей.       — Что тут объяснять, Алекс? Тебя весь день не было, и первое, что я вижу, когда ты появляешься, это как ты взасос целуешься с какой-то девицей, да еще говоришь ей, что я всего лишь твоя куколка. Хотя сам обещал Черширу за это на ринг намазать.       Я подхожу и сажусь рядом с ней, а она от меня отодвигается. Потом совсем намеревается встать и уйти, но я успеваю перехватить ее за руку и не позволить этого.       — Лекси, Эйми была со мной в одной группе во время инициации. Это дело прошлое…       — Ну да. А язык в рот ты ей засунул тоже по старой памяти, стало быть! — она вырывается и отворачивается, а мне смешно и грустно одновременно. Ну вот и чего делать?       — Я думал, что это ты, вообще-то! И в рот я ей ничего не засовывал. Я тебя искал, а она ко мне со спины…       — Ты хоть понимаешь, как твои оправдания глупо выглядят? И вообще отпусти меня, не хочу я с тобой разговаривать! Я так скучала весь день и все для того, чтобы… Не на­до, Алекс, все и так яс­но. Ухо­ди, пожалуйста, ты не понимаешь, что мне сейчас не по себе. И я не хо­чу те­бя ви­деть.       Ну это просто пиздец, блядь, ну вот как ей все объяснить? Не могу же я враз изменить порядки Бесстрашия только потому, что моя девушка ревнует меня к обычным приветствиям! А сколько их, таких девиц, в Бесстрашии, которые привыкли так делать, и что, каждый раз будут такие сцены? Затолкав как можно глубже поднимающееся раздражение, я стараюсь подобрать слова, чтобы как можно мягче купировать начавшийся коллапс.       — Алексис! — Стараясь не улыбаться, как можно тверже начинаю я свою речь и притягиваю Лекси к себе. — Это все получилось именно потому, что я весь день думал только о тебе. И когда девушка решила меня поприветствовать таким вот оригинальным способом, у меня и мысли другой не возникло, что это может быть кто-то кроме тебя. Ведь все знают, что мы с тобой вместе.       Пресекая все попытки вырваться, я сажаю ее обратно и держу, чтобы она не сбежала. Не хватало бегать по всей фракции и выяснять отношения.       — Ты вообще задумывался хоть раз, как я себя чувствую, когда ты обжимаешься со своими бывшими девицами? Тем более все знают, что мы вместе, каждый раз, когда ты лобызаешь свою бывшую пассию, все сразу начинают на меня смотреть и ждут, наверное, что я ей в волосы вцеплюсь.       — Я всегда так вел себя в отношении девиц и не вижу причин почему это я вдруг должен поступать по-другому, за этими поцелуями ничего не стоит, кроме обычного приветствия! — чего же она такая упрямая, я ведь сто раз объяснял ей, что эти девки все ничего для меня не значат.       — Ну конечно, по-другому ты и не скажешь. А чего это я всего лишь новая куколка?       — А что мне надо было ей сказать? Чтобы отвязаться побыстрее?       — Ну не знаю…       — Я лишь хотел поскорее свернуть разговор и найти тебя. — Осторожно поглаживая ладонью ее спину, потихонечку притягиваю ее к себе. — Лекси, мне уже довольно давно никто не нужен, кроме тебя. Я мог бы остаться на ночь в Эрудиции, но я поехал, потому что не хотел нарушать обещание.       — Ох, Алекс… — вздыхает Лекс, но договорить не успевает. Улицу разрывает дикий, оглушающий и сносящий все на своем пути взрыв. Тело действует быстрее разума. Меня будто подбрасывает, и я падаю на пол, закрывая Лекси собой. На нас сыпятся стекло, солома и земля. Взрыв был не очень близко, но достаточно мощный, чтобы у меня заложило уши и увесистая деревяшка ощутимо ударила меня по спине.       — Что это? Газ взорвался? — недоуменно, видно, не успев испугаться, спрашивает меня Лекси. Но я уже снимаю ренброслет и нацепляю на нее.       — Нет, детка, это не газ! Выстрелы слышишь? Это нападение. — Я поднимаюсь и тяну ее за собой. — Скорее всего, суки эти гребаные, недовольные. Слушай внимательно. Ты сейчас, не высовываясь, пробираешься к нашим, найди Мата и Вика и держись рядом с ними. Я пойду открывать оружейку. Бесстрашные должны взять оружие, которые привезли с собой, у всех есть личное и десяток автоматов в драгстере. В Дружелюбии есть оружейный склад, я проберусь туда, скажи урожденным, чтобы как можно быстрее оказались там. Его еще открыть надо, он ведь заперт, блядь! Если недовольные напали, они первым делом будут взрывать технику, а там горючее! А потом… будут мирное население вырезать, если успеют добраться. — Новый взрыв разрывает тишину вечернего неба. — Вот с-суки, блядь, взрывают склады с продовольствием, уебки, твою мать!       Я подталкиваю Лекси к выходу, загораживая ее собой от возможных выстрелов по окнам и вкладывая ей в руку боевой стреляющий нож.       — Смотри, это однозарядный пистолет, патроны вот, — кладу ей все, что было в ножнах, в карман сарафана и показываю, как использовать оружие. — Стреляй в голову и не забудь, если ранили, первым делом делай инъекцию, остальное потом, ясно?       — А ты как?       — Я не буду подставляться. Давай Лекс, времени мало… Бегом!

Музыка: HIM — Join Me In The Death

      Алексис вылезает в окно и, низко пригибаясь, семенит в сторону рабочих бараков. Только бы она успела! Я вылезаю с другой стороны сарая и по тропинке, через огороды, стараясь пригибаться ниже к земле и не привлекать к себе внимания, бегу в сторону бытовок. Там, в подвалах, хранится оружие — отец настоял в свое время под строжайшим секретом, вопреки всем принципам фракции, хранить в Дружелюбии автоматы, гранаты и другое вооружение. Вот и сгодилось. Надеюсь, оно все еще пригодно к использованию, вроде, охрана Дружелюбия обслуживает оружейку.       Я уже слышу автоматные очереди недалеко от жилого района. В сумраке ночи разносятся испуганные выкрики Дружелюбных, детский плач, матерные перлы и переговоры Бесстрашных. Звуки страха, горя, потерь. Стоны войны, век бы их не слышать! Едва заметные в темноте, со всех сторон фракцию окружают недовольные, почти бесшумно двигаясь, лишь чуть различимое шуршание одежд и треск веток под ногами выдает их перемещения. Остается теперь только гадать люди это или… Если машины, там пиздец, потому что без защитной формы мы и пяти минут против них не продержимся, но с автоматами помирать как-то не так погано. Время для нападения тоже выбрали идеальное — Бесстрашные в отпусках или на полигоне, ночь, после отбоя, все уже расслабились. Неужели сами догадались… или подсказал кто?!       А, че-ерт, заметили мою деятельность, берут в кольцо, суки гребанные! Отрезают от остальных, сейчас будут загонять. Отпрыгиваю к кустам — что, даже до оружейки не дотяну, что ли? Ну, твою мать, была не была!       Запускаю ножом в одну из теней. Ага, упал, человек, значит! Бросаюсь в атаку немедленно, обходя их с тыла, чтобы взять неожиданностью, не подумав, что среди них могут быть и люди, и машины, но уже поздно. Хватая за шиворот ближайшего недовольного, тяну его на себя, сворачивая ему шею, пока остальные соображают, прижимаю его к себе, закрываясь им. Второй открывает огонь и пока разряжает в тело своего собрата весь магазин, я успеваю до него добраться и ногой вышибить оружие.       Отбросив ненужное тело, атакую вражину связкой ударов, вырубая его, и поднимаю его автомат. Ну, лучше чем ничего. Расстреляв противника, пока он не пришел в себя, двигаю дальше, к бытовкам. Интересно, сколько их тут? Ночная прохлада овевает взмокшее от напряжения тело. До рези в глазах всматриваюсь в темноту, стараясь не очень шумно двигаться и как можно быстрее оценить обстановку. Все еще ощущается мерзкая вонь от первых взрывов, хочется вдохнуть поглубже, но легкие забивает стоящая в воздухе взвесь пыли, газа и пепла от горящих складов.       Пробираюсь вперед, там, в зоне видимости еще одна группа недовольных. Растекаюсь по земле, ползу на них, через овражек до деревьев, пока ублюдки меня не заметили, стараюсь высмотреть, сколько их и какое оружие. Ебановрот, не видно нихуя в темноте; пять человек вижу точно, но их явно больше, и у всех автоматы? Уложу, ну допустим, пятерых, а остальные… А блядь, больше времени на рассуждения уходит!       Сжимаю автомат покрепче одной рукой и поливаю их свинцом из-за дерева, но прежде чем я кладу их всех, они успевают в ответку прошить мне плечо. А, твою мать! Блядство пиздохуйное! И если с болью справиться не проблема, то как быть с ебанной потерей крови? Так, времени не теряем, бегу дальше уже не скрываясь, под сенью садовых деревьев, вот уже и бытовки!       Заперты, ебать-колотить твою налево! Времени бежать за ключом нет, вся надежда на то, что хватит сил выбить дверь и сорвать замок. Надеюсь, Джоанна меня простит — с ноги выбиваю дверь и немедленно бросаюсь к люку в полу, откинув тряпку, которая тут гордо называется ковриком. Замок сорвать с петель не вопрос, да вот только он еще и на внутренний замок закрыт. Оглянувшись в поисках чего-нибудь, что можно использовать в качестве рычага, натыкаюсь на старую кочергу, надо думать, она не подведет. Кровь из раны стекает на запястье, руки становятся скользкими, это ужасно мешает, и у меня потихоньку начинает кружиться голова. От натуги вздуваются вены на руках, а дверь мудоблядская не поддается, сука, никак. Я уже начинаю терять силы, когда от отчаяния скрипнув зубами, налегаю со всей дури на железку. К моему облегчению деревяшка, к которой замок этот пидорский прикручен, все-таки поддается.       — Алекс, ты оружейку открыл? — орет ворвавшийся Чешира и, глядя на мои потуги, наваливается на кочергу вместе со мной. Крышка люка отлетает, и мы лезем в подвал за автоматами. — Слышь, ты чего весь в крови, ранен, что ль?       — Да ничего, хуйность ебанная, с тобой кто-нибудь еще пришел?       — Ребята пробираются. Основные силы сдерживают ублюдков, не дают им пролезть в тылы.       — Эй, ну как, где автоматы? — в люк просовывается голова Конора. — Давайте, бросайте нам сюда, там урожденные и неофиты отбиваются, им удалось сразу к драгстеру пролезть.       Мы бросаем оружие ребятам наверх, а я чувствую, что у меня немеет рука.       — Чершира, у тебя регенерация есть?       — Бля, ну ты придурок ебанный, я же сразу спросил, ранен — нет? Где браслет?       — Я его Лекси отдал, дай укол, иначе, сейчас сознание потеряю.       Чешира, продолжая возмущаться моей безголовости, делает мне инъекцию, и, несмотря на мое отчаянное сопротивление, все-таки заматывает огнестрел каким-то тряпьем. Что ни говори, а легче становится; мы набираем оружия, гранат, патронов, все, что можем унести, и вылезаем из оружейки, чтобы прийти на помощь нашим ребятам.       — Как Матиас и Вик? Успели организовать отражение атаки? — спрашиваю у всех разом, может, знают чего.       — Мы сразу, как только услышали взрыв, бросились к командирам, а тут и Лекси подбежала, сказала к оружейке двигать, — проверяя оружие, отчитываются ребятки. — Мат нас отослал, а ее и других неофитов засадил в тылы, отстреливаться. Сами они мирных стараются попрятать сейчас, остальные обороняют штаб-квартиру, не пускают недовольных близко.       — Сколько их по прикидкам, — тихонько спрашиваю Чеширу. Мы двигаем, где-то ползком, где-то перебежками, укрываясь, кто где может, за деревьями, постройками, кустами и уже оказываемся почти у самого места нападения. Канонада выстрелов перемежается с несильными взрывами, в ход гранаты идут. Мы залегаем и ползем, чтобы не попасть под перекрестный огонь.       — Человек сто. Ну или… блядь, киборгов, хуй их знает!       — Я, пока бежал до оружейки, убил одного ножом, да и сейчас их косит, люди, значит! — начинаю вести прицельный огонь, недовольные падают, даже если не в голову попадаю. Отовсюду долбят, мы стараемся уклониться с линии огня, поливая недовольных очередями из-за укрытий, показываю Чешире, что я прикрываю.       — Ах, блядь! — вскрикивает Чешира. — Ногу задело, ебать!       — Все, брат, ты тут теперь отсиживайся, сейчас пришлю кого-нибудь с регенерацией, давай, я вперед пополз.       Пробираюсь, вокруг уже наши, в полной боевой готовности, сильных взрывов больше не было. Охрана Дружелюбия, смотрю, подключилась, с крыш домов стреляют. Недовольные взяли фракцию в полукольцо, со стороны леса, похоже, никого нет.       — Давайте, там Чешира с простреленной ногой, ему всандалить надо, и пускай в тылы ползет, — сообщаю ребятам, чтоб подобрали раненного. — Слушайте сюда: у них четыре основные цели — продовольствие, оружейка, техника и жилой район. Продовольственные склады они уже взорвали, скорее всего, сейчас подбираются к технике, потом сюда попрут. Нам их тут встретить надо, по полной, блядь, пидиров мудацких! Группа остается тут, ждете их, не подпускайте к оружейке. Вторая группа пробирается к гаражам; парни, тесните их, не давайте заложить заряд. Если уже поздно, валите их и сами съебывайте, технику ценой своей жизни спасать не будем, важнее не пускать их в жилой район! Остальные за мной, прорываем кольцо и идем в контрнаступление, иначе мы долго будем отбиваться, пока они нас не выкосят! Зайдем к ним за спину и оттуда уже сжимаем и не выпускаем, всем все ясно?       — Кристально, командир, рвем кольцо, с тыла заходим и добиваем!       — Выделите кого-нибудь пошустрее, пускай скажет Матиасу, что мы кольцо прорываем со стороны леса, чтобы они заходили с фронта! Пусть тоже обороняют жилой район и гаражи с техникой. И к оружейке нужно подтянуть ребят из охраны с автоматами! Мы их отвлекаем на себя, а Мат с ребятками пусть замыкает кольцо!       Два бойца спешат к штаб-квартире, а мы, стараясь держаться у зданий, подходим все ближе к эпицентру. Регенерация помогла, но слабость все-равно ощущается во всем теле, пить хочется смертельно, губы все растрескались. В горле першит от вони взрывчатки и так и не осевшей еще после первых взрывов взвеси пыли, гари от пожарищ. Щурюсь, стреляя очередями, расстреливая недовольных; рядом со мной очередь прошивает деревянную стену сарая, я еле успеваю пригнуться.       А глаза режет, будто кислоты ливанули, слезятся, не видно нихрена. А, черт, непривычно без формы, мы бы еще в простыни замотанные повоевали бы! Рука немеет, сука блядкая, вот ведь вовремя, саднить начала, видно, грязь попала и долбануло чем.       Навстречу нам вываливается штурмовая группа недовольных, они бьются не на жизнь, а насмерть, чумовой запах взрыхленной взрывами земли, пороха и крови забивает ноздри, не продохнуть. Раненных много уже, а недовольных меньше, кажется, не становится. Меняю магазин, и снова разогретое оружие лупит очередями по вражинам. Мимо меня свистят пули, вышибают из деревьев крошево, засыпая нас и добавляя к уже ровно покрывающему нас слою грязи, крови и копоти природного колорита. Адреналин не дает задуматься — есть цель, мы уже близки к тому, чтобы зажать их, обеспечить безопасность.       Взрыв, шарахнувший со стороны гаражей, добавляет красок в наше выступление, ебашит так, что контузило не слабо. Прежде чем по ушам долбануло, а легкие опять, еще сильнее и мучительнее наполнились поднявшейся в воздух адской мешаниной газа, пыли, земли и прочей херни, меня в грудь шибает так, будто тело со всей дури налетело на ебаную стену. Чудовищный скрежет взметнувшейся вверх и падающей на землю техники режет слух. Комья покореженного металла превращают в руины здания оранжерей, теплиц, сараев и бытовок. Ах ты ж блядь, все-таки успели заложить заряд. Вместе со взрывной волной, разметавшей нас кого куда, прилетает огромное количество всякого мусора, земли, стекол, только успевай голову прикрывать, чтоб не переебало.       Меня подбрасывает довольно высоко, я оказываюсь в стороне от основной группы. Кое-как собрав себя по кусочкам, первое что приходит в голову — хорошо, что не импульс, блядь! Поднимаю голову из зарослей и замечаю черные тени, россыпью замелькавшие со стороны разрушенных гаражей — разбегаются, сволочи, уводят за собой.       Ребята, придя в себя, со всех сторон наступают на них, прикрывая друг друга, выкашивают их очередями. Недовольные явно не были готовы к серьезному сопротивлению, никакой у них нет ни брони, ни защиты. И киборгов своих не послали, совсем не ждали тут никого? Нам это с рук не сойдет, как пить дать, сколько мы их уже положили тут?       Зарево горящего топлива освещает всю фракцию, становится светло, как днем. Ах, блядь, сейчас пустая цистерна ебанет! Я уже открываю рот, чтобы крикнуть, но не успеваю ничего. Небо в который раз за сегодняшний вечер освещает зарево нового взрыва, на этот раз столб огня взлетает высоко к небу, и горящие обломки сыпятся сверху пылающим дождем.       Зато все тени становятся отлично видны, как на ладони. Некоторые из них уже добегают до нас, я еле успеваю увернуться от новой атаки, отстреливаясь. Отрезан. Надо к своим пробираться, мне одному туго тут. Так не прорвемся мы к лесу, блядь, надо как-то… Ползком, прижимаясь к земле, пробираюсь вперед, поднимаясь только для того, чтобы обстрелять очередную близко подобравшуюся тварь. То тут, то там падают огненные ошметки гаражей, только бы до леса не достало, иначе пиздец полный!       Патроны кончаются, запаски нет, мать ее. У ребят наших тоже, я слышу, патроны не бесконечные, но прорываются парни. Да только вот на меня ублюдки бегут, а их, бля, человек десять! Че, вот так, прям ни с хуя пропадать, что ль? Да не дождетесь никогда!       Ярость, всепоглощающая, выжигающая, сминающая все на своем пути придает поистине сверхъестественные силы. Ножи только мелькают в темноте ночи, подсвечиваясь заревом пожарища, полыхающего на границе Дружелюбия. Кидаю корпус то влево, то вправо, уворачиваясь от выстрелов, закрываюсь теми же наваливающимися на меня недовольными, ногами вышибаю оружие, режу руки, стараясь задеть вены, перерезать сухожилия, лишить дееспособности. Все движения отработаны до автоматизма, но даются все с большим трудом, кровопотеря еще немного и станет критичной.       Уклонившись от очередной атаки, выворачиваю руку недовольному, беру его в захват и, держа его покрепче, закрываясь им от жалящих ножевых ранений и пуль, тараном бегу на основную группу. Лязг металла и предсмертные крики недовольников заполняют сознание, выдавливая все человеческое, оставляя только голые инстинкты. Момент, когда я раскрылся, подставился, не заставляет себя ждать, и вот на меня уже направлен ствол, а я понимаю, что не успею ничего сделать.       Как там? Продать жизнь подороже? Ну ладно, сволочь, ты меня пристрелишь, но я тебя, сука, с собой заберу! Тараном бросаюсь на уебка, готовясь терпеть смертельную боль и молясь, чтобы сознание не оставило меня раньше времени. Но вместо хлопков выстрелов, где-то на периферии сознания я слышу только цикающие звуки и, уже не разбираясь что к чему, всаживаю в недовольного нож, в исступлении только через несколько секунд поняв, что бью уже мертвое тело. В моих руках труп, и он страшно мне мешает, а я, всё закрываясь им, наступаю.       И они бегут, а у меня появляется возможность присоединиться к своим, но я не хочу упускать ни одного ублюдка, раз уж они так подставились, что нападают людьми, а не машинами, значит, надо убить их как можно больше!       Отшвыриваю от себя ненужное тело, догоняю ближайшего, вцепляясь ему в плечо, разворачиваю к себе лицом, несколько ударов по челюсти, локтем, сваливаю его на землю, всаживаю в него лезвие до рукоятки. На меня бросается его, видимо, товарищ, но напарывается на второй нож и отправляется вслед за своими собратьями. Недовольный под моей рукой бьется в конвульсиях, кажется, я повредил ему что-то жизненно важное, и, не желая продлевать его мучения, одним мощным рывком, вырезаю горло, прекращая агонию.       Со стороны леса появляются ребята, выкашивают недовольных очередями, бросают мне автомат. Мы тесним остатки недовольных к Матиасу, а оттуда уже старшие выкрикивают команды. У нас получилось, мы их сделали! Они включают свои переместители, многие начинают исчезать — все, видно, нас теперь гораздо больше, чем их!       — Ребята, не давайте им исчезать! — орет кто-то с передовой. — Они, суки, технику всю уебали нахуй!       — Патронов, блядь, нет! — отзываются наши. — Мы бы их давно уже выкосили, ебанных уродов!       Когда последние слабые мерцания исчезают в темноте, меня посещает какое-то странное чувство. Как бывает, когда видишь то, что вроде когда-то уже видел, вроде… дежавю, что ли? И не здесь и не в Искренности, а совсем недавно.       Но тут на меня наваливается страшная усталость, когда становится понятно, что мы отбились. Сразу чувствуется головокружение от потери крови, мелкая дрожь проходит по всему телу. Я прислоняюсь к дереву, чтобы отдышаться. В голове вспыхивает беспокойство: как Лекси, как неофиты, не погибли? Отбились ли? Надо бы туда, проверить, как там… Мат их не стал бы подставлять, выводить на передовую. Как они пережили?       Прохладная ладонь дотрагивается до плеча, я поворачиваю голову и вижу её. Всю в копоти, грязную, в крови. В крови? Я хватаю Алексис, осматриваю, ощупываю её всю. Господи, живая, целая, даже не ранена! Руки начинают трястись еще сильнее, чем от потери крови, я прижимаю Лекси к себе, целую в лоб, глаза, щеки, губы, пачкая ее, и ничего не могу с собой поделать. Облегчение прорывается в безудержной реакции, я просто не в силах остановиться. Слава богу!       — Лекси, девочка моя, ты живая, живая… — я осматриваю ее и вижу как-то по новому, лицо ее изменилось, оно и понятно, пережить такое на фоне полного благополучия. Успел их Матиас предупредить, что могут быть нападения? Мы ведь даже не успели обо всем толком поговорить, поняли ли они насколько все серьезно? — Как ты, сильно испугалась? Ты не ранена, тебе нигде не больно?       — Алекс, все хорошо, ты меня сейчас задушишь, — чуть улыбаясь, глядя на меня влажными глазами, говорит она. — Солнце, ты ранен, да? У тебя вся повязка грязная, может, надо поменять?       — Чего? — Я смотрю на свое плечо, будто вижу его впервые, и понимаю, о чем она говорит: под тряпками расплывается черное пятно, плохо, бля. Регенерация-регенерацией, а заражение крови еще никто не отменял. — А… ну да, ничего страшного, царапина. Как наши, прорвались? Вик живой? Матиас? Кто погиб?       — Из неофитов никто не погиб, не волнуйся. Мат, Диего, Вик все живы. Пойдем, там медики оказывают первую помощь. Ты как идти можешь?       — А ты что, меня понести хочешь? — ухмыляясь, говорю я.       — Хочешь, чтобы я подкачалась? Брутальными девушками интересуешься? — возвращает мне шпильку Лекси, кладя мою руку себе на плечо. — Вот так, давай, пойдем, мой хороший. И попробуй только что-нибудь ляпнуть про пернатых, — не меняя тона, говорит она певуче, увещевая меня, как маленького, когда я уже открываю рот, чтобы сказать про ее хлопанье крыльями. Ладно, надо двигать туда, где все, чтобы понять, какие у нас потери и что мы имеем после нападения. Надеюсь, Джоанну успели спрятать в подвалы.