Алексис
На ватных ногах я захожу в зал пейзажа и стараюсь вообще ни о чем не думать. Пейзаж проводит Матиас, с одной стороны, это хорошо, но с другой… Как же хочется, чтобы рядом был Алекс. Наверное, у меня просто уже вошло в привычку, что когда симуляция заканчивается и я открываю глаза, первым, кого я всегда вижу — это Алекс, и можно тут же зарыться под его тяжелую, горячую ручищу с упругими проводами вен, расстроченную орнаментом татуировки. Прижаться к широкой груди, вдыхая любимый, самый теплый запах на свете, побыть маленькой девочкой, осознавая, что кто-то более сильный о тебе позаботится и защитит, или просто обнимет и успокоит. Ощутить его мягкие губы, легко и нежно касающиеся виска, щеки, прогоняющие страхи. И все кошмары сразу отступают, неумолимо сдавая свои позиции. А вот сегодня… сегодня, первый пейзаж страха, и я увижу все свои страхи, все. Жутко. Потому что я не знаю, сколько их всего, и что мне предстоит пережить. Справлюсь ли я? Собаки точно будут, даже не сомневаюсь, но с этим страхом мне не удается еще справиться. Насекомые и обездвиженность — даются полегче, а вот остальные… Это невыносимая череда стихийных бедствий, полностью разрушающая все на своем пути. Для меня эта неделя симуляций была одна из самых тяжелых за всю мою инициацию. Каждую ночь стараюсь проанализировать и найти решение, как бороться с наводнениями, торнадо, землетрясениями, и иногда это получается, правда, не в случае песчаной бури, но вот с галлюцинациями про моих родных, всё обстоит намного хуже, особенно если в них фигурирует некий ребенок, которого я пытаюсь найти, что сразу напоминает мне встречу со скримменом на полигоне. Или это уже паранойя? Да, определенно, она самая. Ладно, вдох-выдох. Бесстрашные же ничего не боятся и никогда не сдаются! Я сажусь в кресло, а Мат начинает манипуляции со шприцем. — Ты можешь не садиться, в пейзаже есть возможность двигаться свободно, — басит Итон без тени улыбки. — Многим помогает переживать страхи продуктивнее, если они двигаются не скованные креслом. — Нет уж, я лучше как обычно, в креслице, — пытаюсь говорить уверенным, даже шутливым тоном, но голос предательски подрагивает. — Будь храброй, Лекси. У тебя все получится. Удачи. — Мат аккуратно отодвигает мои волосы, и в шею мне впивается игла.***
Я открываю глаза и тут же пытаюсь их зажмурить. Слишком яркий свет бьёт по сетчатке, впиваясь, словно острые осколки в веки. В мозг. Под кожу. Свет ослепляет и причиняет боль. Черные мушки застилают взор, стараюсь прикрыть лицо руками. Но не выходит. Руки не двигаются. Моё тело не желает мне подчиняться. Я не могу отвернуться, не могу спрятать лицо. Сердце набатом грохочет в голове, пульсирует в ушах. Я не могу пошевелиться ни одной конечностью, даже пальцем. Мышцы совсем непослушные, как-будто налиты свинцом. По венам разливается что-то горячее, закипает. Боль. Моя кровь словно кипяток. Боль пожирает изнутри тела. Я пытаюсь закричать, и кричу, кричу. Но слышится только жалкое сипение, рвущееся из пересохшего горла. Губы иссушены, растрескавшиеся, язык еле ворочается и не повинуется мне. Судорожно коплю слюну, сглатываю, снова и снова, но не выходит вымолвить ни слова. Лицо склоняется надо мной. Оно ближе и ближе, я не могу его разглядеть, слишком слепит яркий свет. Оно темное, словно скрытое темной маской, нависает надо мной. Дергаюсь-дергаюсь-дергаюсь, изо всех сил стараясь вернуть себе контроль над своим телом. Не получается. Я ничего не чувствую, кроме поглощающей боли. А он смотрит. Не вижу лица, не вижу его глаз, всё что я остро ощущаю, каждой клеточкой бесчувственного тела, по которому катится волнами дрожь, всей кожей, что этот человек хочет сделать со мной что-то страшное, что-то с моим телом. Причинить мне вред. Я знаю это и вновь кричу, от напряжения горло сжимает сильный спазм, перекрывая доступ кислорода. Дышать не могу. Вдыхай же, вдыхай… Слёзы застилают глаза, медленно стекая по вискам. Человек совсем близко, его лицо все ниже, а я не могу пошевелиться, словно парализована. Моё тело распластано на грязном полу, как тяжелый камень. Никто не поможет. Никто не придет. Не остановит его. Страшно. Не хочу это видеть. Невыносимо мучительно. Он ниже склоняется ко мне. Пульс оглушающе выбивает в барабанных перепонках. Меня мутит. Дышать больно — воздух режет легкие. Окутывает атмосфера мрачной безысходности. Ничего больше не чувствую, кроме боли. И истерзывающего страха. Нет, не смотри. Бога ради, не смотри… Я скашиваю глаза, уставившись на свою руку. Ну же, давай, напряги мышцы. Нужно попробовать пошевелить пальцами. Шевели же! Изо всех сил сконцентрировав внимание на ладони, пытаюсь заставить ее сжаться в кулак. Рука начинает подрагивать, подушечки пальцев покалывает. Мышцы словно судорогами сводит, ужасно больно, как будто, они сейчас порвутся. Но это спасительная боль, помогающая подчинить свои конечности. Сперва начинает шевелиться один палец, следом остальные, потом весь кулак. Да, получилось. Я могу пошевелиться, могу! Человек без лица исчезает, а я проваливаюсь сквозь пол в темноту…***
Темно, тихо, скользко. Душно, слишком душно, я вдыхаю полной грудью и закашливаюсь от мерзостного запаха. Че-е-ерт, ну конечно! Взмахиваю руками, ловя равновесие и поднимаюсь. Все конечности вновь послушные. Вдох облегчения не удается погасить. Хор ангелов в моей голове поет «Аллилуйя» и резко затыкается. Яма. За ребрами начинается целый погром, это сердце заходится. Я знаю что будет дальше, прекрасно знаю, чему соответствует вонь гниющих отходов и сырой земли, явно не тридцатью тремя удовольствиями. Кожа на лопатках покрывается капельками пота, пальцы выплясывают свой нервный танец. Шаг в сторону, руки начинают шарить по холодным стенам, ища выход. Темно, но глаза быстро привыкают и уже выискивают вокруг мелкую, наипротивнейшую живность. По пальцам шелестят тонкие лапки, блядь. Меня передергивает и моментально пересыхают губы, становится жутковато. Наверное, я никогда не смогу привыкнуть к этому ощущению. Тихие шорохи постепенно начинают наполнять помещение, приближаясь всё ближе и ближе. Это неизбежно. Сжимаю намертво запрыгавшие губы, сглатывая тошнотворный ком. Стою, боясь лишний раз вдохнуть. Вдох-выдох, вдох-выдох. Паника обволакивает, накрывая с головой. Фу-фу-фу-у-у! Нет, только не орать. Не смей орать. Ладонь стискивает рот, глуша собственный скулеж. Я сейчас умру от омерзения, сердце выбивает пулеметом. Ледяной озноб покрывает позвоночник, несмотря на духоту. Зажмуриваюсь, инстинктивно скрючиваясь в клубок, готовясь к самой мерзкой, кошмарной пытке. Почти невесомое движение на плече, еще одно на локте. Снова и снова, они сыплются откуда-то с потолка, покрывая своей шевелящейся массой. Кожу щекочет, твари пробираются под одежду. Шебуршат в волосах, ползают по щекам. Терпеть, держать рот закрытым, хоть зашить, чтобы только туда никто не заполз. Берцы с хрустом давят тараканов, ступая по полу, стараюсь дышать ровнее и размеренней, отчаянно мандражируя от перебирающих на мне лапок, не прекращая шарить руками по стене. Давай, ищи, здесь должен быть выход. Пульс пропадает от жути, пот выступает на лоб. Мне становится дурно. Очень. Раскалывается голова, желудок издает умирающие позывы и пытается из меня вылезти. На плечи, будто что-то давит, заставляя пригибаться к полу. Темная, мерзопакостная, мечущаяся масса обволакивает, она просто превращается в один безудержный поток, покрывающий собой, утягивая в иллюстрацию ужаса и пустоты. Резкий удар обо что-то, пальцы будто прошибает током. Скобы. Боже мой, наконец-то, скобы. Холодные, металлические. Я цепляюсь за них, вытягивая себя из толщи мерзости и карабкаюсь наверх, на ощупь ставя ноги в упоры, попутно смахивая с себя насекомых. Рука отпихивает тяжелый люк, позволяя выбраться наружу из поганой ямы и свалиться на землю…***
Кислород. Чистый. Вкусный. Он с присвистом наполняет легкие, принуждая вздрагивать и пошевелиться. Потягиваюсь и морщась так, будто на любое неосторожное движение, тело отзывается почти болезненным уколом тенью прошедшего мучения. Встаю на ноги и оглядываюсь. Поле, зеленая, необыкновенно зеленая трава до самого горизонта, сливающаяся вдали с нереально синим небом. Теплый воздух, пересвист каких-то птиц, шелест растительности под подошвами, треск тонких веточек, рычание… Рычание? Душа ахает в пятки, сердце колотится, словно заячий хвост. Я прислушиваюсь на мгновение, ощущая, как по спине ползет морозец и срываюсь на бег. Да ну, ебать-колотить же! Быстро оглядываюсь, дикая паника заливает мозг, дыхание рвется, аж в глазах темнеет. Меня неизбежно нагоняет просто огромная, как торпеда, черная псина, свирепо лязгая пастью. Настоящий монстр. Из-под мощных лап чудовища, клочьями летит выдранная трава и комья земли. Бежать бесполезно, спрятаться некуда. Что вообще может быть печальней, чем вот такая вот ситуация? Сильный толчок в спину сбивает с ног, я валюсь на землю, пытаясь сразу же откатиться, отбив тяжелым берцем по приближающейся, раскрытой пасти с огромными, острыми клыками. Черт возьми, меня сейчас сожрут. Черный монстр скачет вокруг, клокоча яростью. Весь подрагивает, вибрирует. Он припадает к земле, становясь похожим на скрученную спираль, которая вот-вот разорвется. На здоровенной, лобастой башке, блестят темные, полыхающие глаза, с сузившимся зрачком. Зверь. От страха я не могу дышать, а в горле, резво бегает стайка колючих ежат. Пытаюсь извернуться, отмахнуться, вскочить, но не могу подняться, когти царапают ногу, разодрав штанину, оставив после себя кровавые борозды. Сильная, большая псина, волкодавщина, мгновенно вцепляется в мою руку, яростно грызя ее острыми, как бритва, клыками. Паника пронзает тело, а я отчаянно кричу, лишающая сознания боль ползет по руке вниз, потом зубы вонзаются в бедро. Может, если быстро, то больше не будет так больно? Медный запах свежей крови забивает ноздри, тварь жутко рычит, войдя в раж, дурея от запаха и вкуса крови, трепет меня, рвет, не выпуская из тисков, только сильнее сжимая пасть, пожирая, дерет когтями. Невыносимая боль окатывает кипятком, по позвоночнику проходит судорога, перед глазами плывут неясные тени и вспыхивает мучительное страдание. Горячая кровь, звуки рвущейся плоти, ускользающее сознание. Я скулю, а по телу уже разливается тепло, только тепло. Боли я уже не ощущаю. Всё проходит, почти кончается. Потерпи, совсем чуть-чуть осталось. Скоро конец…***
Из черной пустоты меня вытягивает медленно-медленно, словно из густого, тягучего кошмара, маниакально режущего сердце. Адской боли, пронизывающей каждую клеточку тела, как не бывало. Что-то мешает мне видеть, слезы. Руки на автомате тянутся ощупать свое истерзанное тело, но всё на месте, и одежда цела. Тишина. Абсолютная тишина, неслышно ни звука. Озираюсь по сторонам, никого нет. Я одна, посреди странной разрухи. Самая старая часть города, давно полностью погрязшая в руинах, обильно заросшая деревьями, кустарниками. Земля устелена сгнившим ковром листьев и разномастного мусора. Нужно что-то делать, куда-то идти… Шум раскачивающихся веток крон набирает обороты, и срывается резкий порыв ветра. А через несколько секунд, он взвинчивается с такой силищей, что все покрытие земли взмывает в воздух. Горизонт полностью стремительно заволакивает темно-серыми клубами низких, тяжелых туч. Яркая, изломленная, почти белоснежная молния, мгновенно распарывает их сверху донизу, и ахает взрыв громового раската, от которого старые руины жалобно дребезжат, множа нестройное эхо страшного звука. Плотное скопление черных облаков неспешно прогибается, становится выпуклым, и начинает, как в замедленной киносъёмке вытягиваться вниз, превращаясь в, приближающуюся к земле, странную воронку. Сердце трепетно замирает от ужаса, страха, и какого-то необъяснимого восторга, что я не могу и пошевелиться. Тугие бока конуса мгновенно завиваются в диком, скоростном вращении, а навстречу им, от земли поднимается точно такая же, зеркально перевернутая воронка, затягивая в себя пыль, обломки, сломанные ветки, выкорчеванные деревья, всё, что встает на ее пути. Страшный грохот окрашивает окрестности, превращаясь в гул, от которого кровь стынет в жилах. Огромные, ослепляющие молнии распарывают сгущающуюся мглу до самой земли и тугой, плотно стянутый столб вихря, подпирающий угольные тучи, несется прямо на меня. Все инстинкты истерически кричат: уходить, спасаться! В панике озираюсь по сторонам, ища убежище, срываясь на галоп. Воронка с ураганом так близко, что от его воя закладывает уши, в последний момент глаз выцепляет небольшую трубу, ответвляющуюся от старого здания, наполовину вросшую в землю, и я незамедлительно ныряю в темноту ржавого железа. Только бы оно выдержало! Снаружи начинает все швырять, шмякать об землю и вновь подхватывать бешеными порывами ветрища. Когда звуки урагана становятся просто невыносимыми, я затыкаю ладонями уши, зажмуриваю глаза, скрутившись в калачик. Темнота падает, словно опрокинутое одеяло, вокруг только мутная, вращающаяся мгла.***
Плотное полотно медленно раскутывается, мир благополучно обретает свои очертания, проносясь в мозг тихим шепотом. — Лекси, открой глазки. Давай детка, очнись, — шепот, призывающий меня вернуться в реальность. Получается плохо, перед глазами мельтешит калейдоскоп ярких искр. А потом сознание начинает возвращаться, включая постепенно за осязанием, звуки, запахи, зрение. Веки ужасно тяжелые, будто налиты свинцом, во рту привкус металла. — Ты меня слышишь? — снова знакомый шепот. — Лекси, не дури, вставай, нужно уходить. — Алекс? Ресницы совсем неподъемные, мне плохо удается открыть глаза. Наконец проморгавшись, у меня получается сосредоточиться, из тумана появляется лицо, перекошенное от тревоги. Знакомое лицо. Любимое. Алекс. — Тихо, детка, ты идти можешь? — кажется, я киваю, а он помогает мне подняться, прижимая к себе тяжелой ручищей. Все вокруг засыпано каменными обломками, залито кровью, медный запах ползет в ноздри. Мертвые тела, разрушенные здания, бетонное крошево — все смешивается перед взором дьявольской каруселью. — Детка, нельзя останавливаться, надо дальше пробиваться, Лекси, давай, только вперед! — Где мы? — губы спекаются, шевелятся с трудом. — Алекс, что происходит? — вижу его удивленный взгляд и не понимаю, что вообще творится. Он смотрит на меня строго, лицо перемазано черной сажей, на лбу багровая ссадина. В руках автомат. А потом приходит осознание происходящего. Звуки, странная канонада хлопков — это очереди выстрелов. Крики людей, звуки боя… Меня что, чем-то приложило? Я не могу ничего разглядеть, все заволокло едким дымом, среди которого мелькают темные силуэты людей. Где-то ревет пламя. Несколько столбов черного дыма уносятся в небо. Сердце болезненно сжимается. Бум-бум-бум — отдается в ушах ускоренный пульс. — Алексис, ебт твою мать, давай, приходи уже в себя! На нас напали… Ба-бах! Ох, ёбнуло чего-то так, что я глохну, земля сотрясается дрожью. В нас летят шматки грязи, пыль, крошево, а мою душу вытряхивает из тела. В ушах гулко звенит, разноцветные круги вращаются перед глазами. Алекс подталкивает меня вперед, зажав оружие в руках. Выстрелы бьют по ушам, пробиваясь сквозь мерный гул. Где это мы? Да что, черт возьми, здесь происходит? Кто на нас напал? Паника окатывает, словно кипятком, распуская по коже полчище ледяных мурашек. Словно из ниоткуда выныривает тень, наставляя на меня оружие, но Алекс сгребает меня в охапку и, укрывая собой, пробивается в сторону. Сквозь тупое оцепенение вдруг явственно ощущается сильный толчок, мы заваливаемся на землю, а меня накрывает, придавив под собой тяжелое тело. С каким-то запозданием до моего слуха доносятся выстрелы, словно в дурном сне. Вздохнуть не получается, пошевелиться тоже. Больно, черт, как больно. Сжимаю зубы до скрипа, чтобы не выть в голос, сглатываю тошный комок в горле. А взгляд натыкается на его руки в крови. Они все в крови. Густой, красной, горячей. Алекс не шевелится. Воздух с присвистом уходит из легких, дыхание срывается, сердце испуганно замирает. Как страшно увидеть! Выползаю из-под неподвижного тела, на ощупь пытаясь прощупать пульс на шее, а на его спине, по черным одеждам Бесстрашия, расползаются несколько кровавых клякс. Нет, нет, только не это! Я хватаю его поперек, переворачиваю на спину, его лицо, застывшее восковой, бледной маской, неподвижно. Серые глаза, инкрустированные сталью открыты, они устремлены куда-то в пасмурный свинец неба. Матерь божья, он же жив? Правда? Ему больно, он просто без сознания, но он же жив! Укладываюсь на грудь, пытаясь услышать его дыхание, пальцы гладят щеки, лоб, шею… Тонкая ниточка пульса не бьется. Или я ее не чувствую. Господи, ну сделай же что-нибудь! — Солнышко, солнышко… — зову я, с губ слетает только еле слышный шепот, хотя хочется отчаянно закричать. — Только не умирай. Не смей умирать, ты не должен… пожалуйста, ты нужен мне! — стискиваю ладонью свой рот и слезы дорожками скользят по щекам. Я наклоняюсь к его губам, чтобы уловить хоть один вдох. Хоть капельку надежды. Ну же, хороший мой, любимый, услышь меня, пожалуйста. Вздохнуть не получается, совсем не выходит. В животе все внутренности скручивает узлом. Сердце рвется из груди, пульсируя. — Алекс, открой глаза, слышишь? Солнышко, ну очнись же… прошу тебя. Давай же, дыши. Дыши! — Руки стискивают мощные плечи, беспорядочно гладят по лицу, голове. Пальцы зарываются в короткий ежик волос, тянут к себе ближе. Вздохни, умоляю тебя! Но его губы окрашивает багровой пеной, тонкая струйка вытекает на подбородок. Нет, нет, нет… Я что-то бессвязно кричу, тряся, распростертое на земле тело. Его тело. Истерика, безобразные рыдания, жалкие всхлипы душат, сдавливают тонкой удавкой горло. Жадно хватаю ртом воздух, пахнет кровью, его кровью. Красная лужа растекается вокруг нас, впитываясь в траву. Прижимаю его к себе, целую прохладные щеки, его губы, измазав все в красный цвет. Он не шевелится, не дышит. Я не чувствую, как бьётся его сердце. Внутри что-то, треснув, разбивается. В груди невыносимо печет. Слезы льются безостановочно, капая на его лицо. Заскулив, я прижимаю к себе его голову, разрознено и путано нашептывая, прося не умирать, словно заклинания. Только не ты, ну пожалуйста. Душа рвется на клочки, сочащиеся болью, внутри все клокочет, медленно угасая. Адское отчаяние пронзает каждую клеточку тела и наступает оцепенение…