В прятки с Бесстрашием

Алексис

      Дергаюсь, как от удара и открываю глаза в кабинете симуляции. Сердце заходится в груди целыми сериями взрывов, лоб покрыт испариной, пальцы отчаянно вытанцовывают пляску паники. Чувствую, как кровь одним разом отхлынула от лица, пытаюсь поймать загнанное дыхание. Матиас смотрит на меня серьёзно, сложив ручищи на своей грудине. Я вижу, как глубоко на дне его темных глаз оседает удивление, но он, как всегда, скорее сдохнет, чем выдаст свои эмоции.       А у меня холодок ползет по лопаткам, я, как завороженная, смотрю на свои руки… на них нет крови. Нет. Нет его крови. Мат сует мне полотенце, быстро утираю пот, слезы, сопли, пытаясь подняться с кресла, и чуть не падаю, ноги совершенно не держат. Проходит несколько напряженных секунд, прежде чем Итон нарушает звенящую тишину.       — Кхм, Алексис, ты в порядке? — голос уверенный, спокойный, но вот меня до сих пор нещадно трясет мандражом кошмара. Нет, я не в порядке. Я совсем не в порядке. Где Алекс? Мне нужно срочно найти его. Увидеть. Убедиться, что с ним все хорошо.       — Только ему не говори, что ты видел, — успеваю прохрипеть я, выныривая за дверь, в коридор. Туда, где должен быть он.       Выскакиваю, судорожно ища глазами высокую фигуру и, не говоря ни слова, крепко обнимаю его за талию, со всей силы прижимаясь к широченной груди. Живой! Дышит. Солнышко моё, теплое, любимое! Я зажмуриваюсь, придирчиво прислушиваясь к его сердцебиению, шумному дыханию, тихому смешку. Боясь что-то упустить, отпустить. Бог ты мой, какое же счастье, когда есть тот, кто тебе необычайно дорог.       Он, видимо, слегка обескуражен, но крепко обнимает меня в ответ. Меня распирает, вот-вот разнесет вдребезги. От радости, облегчения, что Алекс жив, от того, что он рядом, что стискивает меня в своих объятьях. И плевать, что в этот момент на нас уставились десятки любопытных глаз. Идите все к черту, оставьте уже нас в покое. Думайте, что хотите. И да, будь ты хоть стальной и непробиваемой, а инстинкт в самый критический момент все равно призывает искать защиты и помощи у своего мужчины.       — Лекс, — заглядывая мне в глаза, тихонько зовет Алекс. Не знаю, понял он что со мной или нет, но огромное ему спасибо, что он меня пытается хоть как-то отвлечь. — А ведь у тебя всего пять страхов. Пять, Лекси! И ты очень быстро с ними справилась. Ты знаешь, что это значит?       — Что? — едва размыкая губы, спрашиваю, хотя мне совершенно в данный момент плевать на рейтинги и прочее.       — Ну, в-главных, первое место в таблице тебе обеспечено. И потом… Я, кажется, тебе кое-что должен? Помнишь, что я обещал тебе на крыше, перед входом в Бесстрашие?       — Пальчики будешь целовать? Прямо тут? При всех? — я выдаю самую милую улыбку из всех, на которые сейчас была способна. Правда, да ладно? Мне до сих пор кажется, нет, я уверена, что он шутит.       — Обещал при всех, значит и целовать тоже буду при всех, иначе нечестно. — Он берет мою руку и подносит к губам. О, брось, серьезно? Мамочки…       Сначала он вбирает в себя мой мизинец, чуть дотронувшись до него языком, прихватывая губами, медленно вынимает. Та же участь ждала следующий палец. Страх за него уже начинает сдавать свои позиции, сменяясь возбуждением, вот паршивец, чего он добивается, чтобы я прямо здесь полезла к нему с поцелуями? В груди разрастается теплый шар удовольствия, а он поднимает на меня взгляд, лукаво блеснув серой сталью, и приступает к следующему пальчику. Мои коленки уже начинают подрагивать, превращаясь в ватные. Воздуха уже как-то совсем не хватает, по толпе Бесстрашных проносится едва уловимый вздох.       Мои щеки вот-вот начнет заливать краска, а этот бесстыдник только ухмыляется. Нужно сделать глубокий вдох, и как можно тише и незаметно смочить пересохшие губы языком, комок в горле слишком сложно сглотнуть. А тело предает так быстро, так покорно сдается во власть его нежной ласке, его тщательно скрываемой улыбке, его изводящего, пытливого взгляда из-под полуопущенных ресниц. Он видит все, что делает со мной, видит, и один этот шальной, чертовски наглый взгляд может свести с ума. Какой может быть контроль, если сил сдерживаться почти не остается, а Алекс продолжает свою сладкую пытку, свою мучительную игру, и уже не выходит скрыть свои закусанные губы, и предательское покраснение в одну секунду загоревшихся огнем щек. Что же ты делаешь?       — Алекс, если ты хотел поголовной эрекции, ты своего добился! — раздается женский, немного грубоватый голос. — Кончай уже девушку соблазнять, да и народ тут охуевает.       Алекс, закончив, наконец, с моим большим пальцем, поднимает голову, и его лицо озаряет прямо-таки неподдельная радость.       — Сани! Глазам поверить не могу, ты ли это? Как ты тут оказалась? — Он одним рывком оказывается возле женщины, кажется, это мать Кевина. Если я не ошибаюсь. — Вот кого я действительно рад видеть! — и он подхватывает ее и поднимает вверх, над своей головой.       — Как, как, приехала с боевым отрядом. Командую я им, ясно тебе?       — Сани! Можно я тебя поцелую? — откровенно хохочет Алекс, продолжая тормошить женщину. А я стою и не могу разобраться в своих чувствах. С одной стороны, я понимаю, что все это шутка, вроде бы, но с другой… Опять Алекс лапает особу женского пола у меня на глазах, хотя только что нацеловывал мою руку, что я до сих пор успокоиться не могу, унять дрожь в коленях и привести сознание в порядок хотя бы чуть-чуть. Он что, издевается? Сейчас ее еще и лобызать полезет. Здорово, ничего не скажешь.       — Можно, дорогой! — с улыбкой, покладисто отвечает женщина. Ну еще бы. — Но только тебе сначала придется убить Ворона, Кевина, Джая и Брайна. А потом я вся твоя.       — Ну-у-у-у, нет, на это я пойти не могу, — тянет Алекс, и тут из второго зала выходит Кевин.       — Алекс, блядь, ну что опять за нахуй! Отпусти Сани сейчас же, сколько раз тебе говорить! — О, так это, оказывается, еще и на постоянной основе происходит, прелесть какая!       — Да, дорогой, опускай меня уже, а то вон, девушка твоя ревнует! — смеется мать Кевина, а мои щеки опять заливает краска, и я отворачиваюсь.       Да что ж такое, почему, у меня всегда, всё на лбу написано? О это неловкое чувство, когда все взгляды обращены только на тебя. Да я полыхаю, черт возьми!       — Кевин, мальчик мой, иди я тебя обниму! — Сани пытается повеситься Кевину на шею, но он отходит, отгораживаясь от нее руками.       — Сани, не надо, ну, не надо, у меня нормально все! — отбивается от маменьки парень, продолжая отступать.       — Как ты тут, Анишка не обижает? — и, услышав это, Бесстрашные оглашают стены холла дружным ржачем. Если раньше они как-то крепились, то сейчас… Все, пропала планета.       — Сани, ну я же тебя просил, — досадливо тянет Кевин, а у самого в глазах чертенята строят рожицы, и смотрит он на мать тепло.       — Давай, целуй меня срочно, иначе я разрешу это сделать Алексу и тогда уже не смогу остановиться! — продолжает глумиться над парнями Сани.       Ну еще бы, конечно! Блин, ну и шуточки у них. Кевин обнимает мать за плечи и целует в висок. Сани довольно треплет его по щеке, и Кевин уходит, злобно-шутливо погрозив Алексу кулаком. Сани что-то еще говорит им, а я уже не слышу. С меня хватит. Нос начинает пощипывать от наступающих слез, но я их сдерживаю и морщусь от злости. И вообще мне надо немного передохнуть и все спокойно обдумать, иначе свихнусь.       — Ле-е-е-екс! Лекси, подожди! — слышится за спиной голос с чуть ощутимой хрипотцой, и Алекс догоняет меня в коридоре. — Ну куда ты сорвалась, что опять-то не так? — негодует он, вглядываясь в моё лицо. Черт, как бы я ни пыталась скрыть клокочущую внутри обиду, он всё равно, всегда безошибочно определяет по глазам. У меня совсем не получается ему врать.       — Всё так, я просто устала, — стараюсь выдать беззаботно, но в голосе звенит слеза, да и глаза еще щиплет. Притворщица из меня никакая.       — Как может быть «всё так», если у тебя глаза на мокром месте? — отбивает он и пытается меня обнять. Господи, ну неужели Алекс считает, что одним этим жестом возможно так просто взять и всё исправить? А я не могу так, мне кажется, что я сейчас разревусь прямо при нем. Еще чего не хватало. — Я понял, что у тебя пейзаж был непростой, но Лекс, всего пять страхов, это совершенно невероятно!       — Невероятно, Алекс, это то, что ты, как нарочно, постоянно на моих глазах обжимаешь всех девиц подряд! — чуть раздраженней, чем хотелось бы, выплескиваю я свою обиду в интонации. Эмоции притушить совсем не удаётся, как бы я ни старалась.       — Но, Лекси… Это же… Сани, она… — изумляется Алекс и чешет затылок.       — Я знаю, кто она такая, и чтобы ты там обо мне не думал, я, хоть и блондинка, но понимаю, что у тебя с ней ничего нет и быть не может! — прерываю его, не желая слушать ни оправдания, ни объяснения, ни что-либо еще. — Но дело не в том, что ты тискаешь всех этих лезущих на тебя баб, а то, что ты это делаешь напоказ!       — Так это нормально, Лекси! Я ничего такого с ними не делаю, да и вообще… — Алекс выглядит таким искренне недоумевающим, что я на мгновение теряю дар речи. Для него обжиматься со всеми подряд это нормально, а то, что я при этом испытываю — плевать! Мне кажется, что он даже ни разу об этом не то что не задумывался, он абсолютно уверен в своей стопроцентной правоте, и никто и ничто не заставит его поменять своё мнение. И самое паршивое во всей сложившейся ситуации то, что я это уже осознаю, мне это не нравится, определенно не нравится, но и поделать с собой я ничего не могу.       — Ты мне больно делаешь, как ты не понимаешь? Даже сама Сани тебе сказала, «вон уже твоя девушка ревнует», у меня иногда возникает ощущение, что ты взял себе за правило обниматься с девушками именно при мне.       — Ну хорошо, а что ты предлагаешь? — раздраженно спрашивает Алекс, его тон заметно меняется. Ну вот, опять, спину напряженно выпрямляет, плечи расправляет, словно готовится отбивать физические атаки. В голосе появляются металлические нотки. — Каждый раз, когда моя знакомая захочет поприветствовать меня, мне надо убегать от нее сломя голову? Или что? Что ты от меня хочешь, Лекс?       — Знаешь что? — нет, это всё бессмысленно. Ему ничего не докажешь, пока он сам не поймет. Не знаю, как еще ему объяснить. Ну что мне такого сделать, пойти обжиматься с парнями, у него на глазах? Нет, до такого я не смогу не то, что дойти, мне и мысль такая претит, потому, что не только не желаю этого делать, у меня есть свой мужчина, единственный, которого я хочу обнимать, и прекрасно понимаю, что Алексу это будет очень неприятно. Он будет злиться, и будет совершенно прав. Я не знаю, как словами достучаться до Алекса. Всё словно в дурном сне. — Ничего я от тебя не хочу. И не ходи за мной!       — Зачем ты это делаешь? Чего ты добиваешься? Я понять не могу, что именно ты хочешь? Я не могу в одночасье вот так взять и вести себя как-то иначе, потому что я так привык, и я не понимаю — чего ты злишься?       — Я тебе уже сказала. Не понимаешь, значит, не судьба тебе понять. А я не могу так, я просто… — Да черт его подери, что мне еще сказать? Что? Что я ревную? Что влюбилась по уши, и отказываюсь понимать то, что если у людей есть чувства друг к другу, то, значит, в их отношениях больше никого не должно быть третьего, а в нашем случае, этот третий — чуть ли не пол фракции. И все они вешаются к нему на шею, а Алекс это охотно позволяет, и даже, как мне иногда кажется, что и милостиво приветствует. А меня это не устраивает. Обижает. И унижает. Потому что все, кто в такой злополучный момент присутствует рядом, сразу начинают меня просвечивать своими любопытными и насмешливыми взглядами. Всё это так не похоже на нормальные отношения.       — Ты просто нашла повод обидеться, так? — его голос начинает набирать децибелы, видно, что он уже откровенно злится. — Я ничего не сделал, но ты в очередной раз заставляешь меня чувствовать себя виноватым. Знаешь что, мне надоело бегать за тобой и просить прощения за то, что я веду себя так, как я привык! — Бум! О, невидимые грабли, мои любимые. Где я ошиблась? Когда он говорит таким тоном, мне начинает казаться, что это я в самом деле виновата.       — Ну понятно, кто я такая, чтобы ради меня что-то изменилось. Все ясно с тобой, Алекс. Мои амбиции не заходят так далеко, чтобы вдруг представить, что ради меня или ради наших отношений ты захочешь что-то поменять в своей жизни. Но хотя бы не выпячивать это все так откровенно и не делать это с таким явным удовольствием ты мог бы или нет?!       — Предлагаешь с собой лимон носить, чтобы каждый раз, когда ко мне девушка подойдет, дольку жевать? Это тебя устроит? Что еще, Алексис? Пояс верности нацепить, чтобы тебе уж точно спокойно было?       — Я тебе уже сказала, ничего не надо. Ты можешь делать что угодно, Алекс, и неважно, насколько мне больно и плохо. Если для тебя это нормально, у меня нет никаких претензий. — Всё, это больше невозможно, не хочу навязываться. Я не могу его заставить себя любить. Дорожить мной. Либо Алекс это сам поймет, со временем, либо не того я мужчину себе выбрала, не в того влюбилась.       — Дело не в том, нормально это или нет, а в том, что у тебя ко мне претензии! За то, как я жил все это время!       Да неужели? Боже ж ты мой, я в курсе, как ты жил, и знаю, о твоих отношениях с большинством девок этой фракции, но… Но я приняла это, даже смогла смириться и понять, вопреки всему, как бы мне не было больно и неприятно, что бы мне ни говорили о тебе, о чем бы ни предупреждали некоторые добродетели. Мне казалось, что у тебя ко мне не просто влечение, а теперь… теперь я ни в чем не уверена. Ты беспрекословно настаиваешь на своей правоте, на правильности своих действий, и в своем поведении не видишь ничего выходящего за допустимые рамки, а я не знаю, как до тебя еще достучаться. Это очень непросто.       — Мне нечего тебе больше сказать, Алекс. Мне кажется, что сейчас мы говорим на разных языках, слова вроде понятные, а смысл не доходит.       — Хорошо, что ты это понимаешь. У меня похожее чувство во всей этой ситуации.       Я пытаюсь сделать вдох, но воздух застревает еще в горле. Вот как? Сердечко печально стонет внутри, еще секунда — и брызнет в клочья. Мне ничего больше не остается, как разводить руками и качать головой. Я смотрю на него и понимаю, что все бесполезно, все мои слова не достигли никакого эффекта, а только его разозлили. Знал бы ты, как мне тяжело! Хватит, мне нужно самой во всем разобраться, сложить все мысли воедино. Разворачиваюсь и ухожу в Яму, закипающих на глазах слез уже не сдерживаю.       — Лекс! Лекс, не уходи от меня так… Ле-е-е-екс! Черт!       А что мне еще делать, что? Солнце, я не железная, у меня тоже имеются нервы, которые оголены до предела. Отчаянию и не находящей выхода бессильной злобе в голове место, впрочем, находится слишком уж много. Вообще, кажется, будто эти два первобытных чувства, больше в принципе никогда не покинут. На время затихнут, когда будет нужно. Станут слишком смутными и непонятными, чтобы всерьез мешать, направятся в нужное русло. Подкрепят собой любое другое чувство, например, все свои надежды. Но окончательно все равно больше не оставят никогда и до последнего продолжат болезненно колоть внутри. А вот именно боли, от понимания, что любви не заслужить, будучи даже самой идеальной, пожалуй, все равно отведено места несравнимо больше прочего. Больно.