Алексис
Алекс объявляется в Яме, только к середине тренировки. Хоть Вик и заверил меня, что лидер не станет его убивать, а только пропишет знатных, и очень «ласковых» пиздюлей, коих огребать старшему братцу совсем не впервой, но все равно мне тревожно. Сердце протискивается между ребер и колотится там заячьим хвостом, не давая сконцентрировать все свое внимание на спаррингах. Я пропускаю один удар за другим, постоянно оборачиваясь на вход, ища глазами крупную фигуру, и в итоге Майли выгоняет меня к грушам. А когда Алекс действительно появляется, то сперва кажется мне галлюцинацией. Потрепавшись о чем-то с Матиасом, он суёт руки в карманы и начинает вальяжно прогуливаться, неизменно ухмыляясь. — Опять сачкуешь, лентяйка? — негромко вопрошает командир, пока я остервенело колошмачу грушу ногами. — Лекси, давай на ринг, будем отрабатывать удары. Пока я топаю на маты, Алекс скидывает куртку, ведет своими плечами, разминая мышцы, и застывает напротив меня, а я его внимательно разглядываю. — У тебя губа разбита, — подвожу я итог, своих наблюдений. Дыхание перехватывает, и слышно, как кровь гулко в ушах стучит. Видимо, беседа прошла с чувством, с толком и с расстановкой. — Ну и что? — вопросительно изгибает бровь. — У тебя тоже. Покажи-ка мне, детка, как ты умеешь атаковать! — ухмыляется Алекс, прищурив один глаз. Блин, ну вот чего смешного-то? Ведь видно же, что он расстроен, а на ринг меня вызвал, наверное, чтобы поговорить. — Лидер сильно гневался? — осторожно спрашиваю, видя, как он морщится, стараясь не подавать вида. — Досталось, Солнце? — Да уж, бывало и лучше. Но не смертельно, — качает головой, резко уходя от моего выпада. — Лекси, послушай, лидер собирается пробыть во фракции до конца инициации, и нам придется на время затаиться, иначе, ты можешь лишиться всех своих баллов, — скороговоркой выдает мне Алекс. Ну вот, опять, йопрст, эти баллы! Я слегка зависаю, пропуская несильный удар по ребрам. — Соберись, и про блоки не забывай, — тут же хмурится он из-за моей рассеянности. — Нам нельзя будет встречаться, Алекс? — сдавленно произношу я, встретившись со взглядом серых глаз. В горле застревает тугой ком, мешая говорить. О, черт возьми, это же абсурд, при чем тут ранги, неужели они не понимают! — Ну что ты, детка, просто нам нужно будет быть осторожными. Лидер приказал включить все камеры в штаб-квартире, и обещал глаз с нас не спускать, — проговаривает он, отчего по коже пробегает неприятный холодок. Ничего себе, даже так? Я молчу, без движения уставившись перед собой. Просто язык не поворачивается что-либо сказать. И с чего к нам столь пристальное внимание, все из-за произошедшего с Дани и драки на музбитве? Но мы же не виноваты, не мы заварили весь сыр-бор. Откуда же нам было знать, как паршиво все обернется? Или нужно было позволить себя убить? Хотя, кому здесь эта правда, вообще, сдалась? — Не переживай, — ободряюще ухмыляется Алекс, — я что-нибудь придумаю. Он вдруг ловко скручивает меня в захват, крепко прижимая к себе спиной. Я ёрзаю, безрезультатно пытаясь вырваться. Впрочем, не слишком-то и активно. В его объятиях я себя сразу такой маленькой чувствую, защищенной, как за надежным щитом, что мне невозможно хочется его тоже обнять. Не могу ничего с собой поделать. Безумно хочется. Но нельзя. Нельзя, ёптель-моптель, потому как запрещено законами, мать их. — И потом, разве я смогу жить без твоих сладких поцелуев? — шепчет Алекс, шумно выдыхая мне в шею, что у меня моментально пересыхает в горле, и отпускает. — А ты думаешь я смогу, Солнышко? — еле выговариваю я. Его близость действует опьяняюще, в груди расцветает теплый цветок, а ноги становятся непослушные. Сердце бесчинствует оттого, что я слышу, как Алекс тяжело дышит. — А что лидер сделает, если нас поймает? — спохватываюсь я. Страшно даже подумать, что станет, если Эрик Эванс всерьёз разгневается. Убить-то, может, и не убьет. Но он вспыльчивый и грозный. — Ну, меня, наверное, отправит на дальние рубежи, — пожимает Алекс плечами, даже, как мне кажется, слишком беспечно. Но потом он пристально на меня смотрит, а голос становится напряженным: — Лекси, всё очень серьёзно, ты можешь лишиться спецобучения. Сейчас нельзя пренебрегать правилами. Отец внимательно будет следить за вашей инициацией. Всё оставшееся время. — Да, я понимаю, — тихонько вдохнув, бормочу я, делая очередной выпад в сторону Алекса. Охота лидеру за нами приглядывать — на здоровье. Выбирать не приходится. Тут уж ничего не поделаешь, будем скрываться. Тем более, мне и правда нужно как-то учиться жить без Алекса, иначе, полгода мне не продержаться, никак. — А попадемся, дальние рубежи — так дальние рубежи. Ну, я имею в виду, вдруг, если что… главное, чтобы вместе. — Так, Алексис, чтобы я больше этого не слышал, ясно? Ты чего вдруг такое говоришь? Имей в виду, ты должна пройти спецобучение, поняла? — практически сурово выговаривает Алекс, сведя брови так, что между ними залегает маленькая складочка. — Тише, Солнце, знаю я, не ругайся, — дергаю плечиком, пытаясь мило улыбнуться и сгладить его гнев. — Ладно, уж две недели мы как-нибудь продержимся. — Взгляд Алекса немного теплеет, и губы его снова расползаются в усмешке. — Не волнуйся, детка, я же сказал, что-нибудь придумаю, — отвечает он, многозначительно и лукаво глядя на меня, и подмигивает. — Давай, иди отдыхай, тренировка закончена. У меня еще дела, а потом я тебя сам найду. Слышишь, Лекси? Я тебя найду!***
Не знаю, что именно лидер имеет в виду под предупреждением «не спущу глаз», но, как мне кажется, весь смысл этих слов, он полностью оправдывает одним лишь своим появлением на симуляциях. И уж если честно, то в этот самый момент я боюсь совсем не собак или стихий с прочей вкусной начинкой моих страхов, а того, чтобы по привычке, очнувшись после галлюцинаций, не ткнуться сразу в грудь Алекса. Руки-ноги дрожат, как желе, сердце, вообще, обитает где-то в районе желудка от одной только лидерской ухмылочки. Да еще и смотрит он на меня так, что если бы взглядом можно было убивать, от меня точно бы осталась только кучка пепла. М-да, у страха глаза велики. Возникает ощущение, что он меня специально пугает. Зато, со своим пейзажем я справляюсь на удивление быстрее обычного и вылетаю из кабинета, сверкая пятками, под тихий смешок Алекса. О, как интересно! Яма. Бесконечные туннели. Яркий свет флуоресцентных ламп. Шумный поток людей в черных одеждах, раскрашенных яркими цветами волос, многочисленными татуировками и пирсингом. Море голосов. Иду по коридору, чувствую только усталость, и еще какой-то непонятный, сладкий озноб. Словно что-то должно случиться, и пока не понятно — хорошее ли, плохое? Уже всю душу наизнанку! Сердце ломит от тоски, жжёт, даже во сне я это чувствую. Чем ближе конец инициации, тем беспокойнее мне становится. Раньше это беспокойство с легкостью растворялось в поцелуях Алекса, нежных прикосновениях, или в сумасводящих глазах. А теперь, нервы растревожены не на шутку, и беспокойство только растет, достигает какого-то нереального, сумасшедшего пика. В общем, со вкусом страдаю, не имея такую необходимую возможность обнять, не скрываясь, любимого мужчину, урывками ловя только его горячие тоскующие взгляды, преследовавшие меня. Он тоже скучает, и от этой мысли становится тепло на душе и немного легче переживать вынужденное расставание. Понуро плетусь в общежитие неофитов, все обрывки мыслей после тяжелого дня от бессилия плавают в вязкой дремоте. Из теплых мыслей о предвкушении сна меня выдергивает резкий рывок, что сердце с перепугу пропускает пару тактов. А потом, какая-то внезапно навалившаяся глухота, что все звуки, как сквозь вату, и паника ошпаривает кипятком с головы до ног оттого, что многолюдный коридор вдруг становится совершенно безлюдным, а меня утягивают в темный угол. И нож так безалаберно засунут в нутро рюкзака, сиротливо болтающегося на моем локте, а чьи-то руки держат меня слишком крепко, не извернуться, и пока я доберусь до оружия, успеют переломать мне шею пять раз. Вздох облегчения не удается погасить, потому, что я узнаю эти руки. Знаю, чья эта расчерченная пестрым рисунком ручища, обнимает меня поперек живота так, что сложно дышать, и прижимает к своей широкой грудине. Чьи губы проходятся теплыми поцелуями по шее и чуть прихватывают бьющуюся под кожей венку, невольно заставляя подставляться, откинув голову. Чьё горячее дыхание обжигает мне ухо. — Лекси, я так соскучился по тебе, — шепчет Алекс, нежно прикусывая мочку. С моих губ срывается тихий стон, и он резко втягивает, вдруг ставший густым воздух. Сладкий, пока легкий спазм где-то в животе и легкие мурашки по коже. — Солнце, ты меня напугал. Не делай так больше, — выдыхаю я, поворачивая голову, чтобы дотянуться до желанных губ, и несколько секунд вглядываюсь в глубину остро заблестевшей стали. — Как больше не делать? Так? — шепчет он в губы, перемежая ласковые поцелуи жадными прихватываниями, а его пальцы поглаживают мой живот, переходя на изгиб бедер. — Или так? — Вторая ладонь гладит грудь, кончики его пальцев касаются сосков, беззастенчиво твердеющих под этими ласками, заставляя меня задыхаться и прижаться лопатками к его груди еще теснее. — Зачем ты дразнишь меня? Это довольно жестоко. А если нас кто-то увидит? — Я закрываю глаза. Кровь стучит в висках, в нос ударяет пьянящий аромат его тела. Не-вы-но-си-мо сдерживаться. — Потому что замучился тебя уже караулить тут, хрен знает сколько времени, — он отрывается от моих губ, давая возможность вздохнуть, слегка прокатывая по ним языком. — И здесь никого нет. — Ты что, забыл про камеры? — Тут слепая зона, детка, не волнуйся, — хрипло отзывается Алекс, слишком увлеченный, не обращая на мои попытки вывернуться из его ручищ, особого внимания. — Пойдем со мной, я покажу тебе одно своё укромное местечко. — Что за местечко? — Сейчас увидишь. Мы идем к пропасти, но вместо того, чтобы выйти на мост, Алекс быстро утягивает меня за руку в сторону, на неприметный выступ, а потом вниз, по каменной тропинке, к самой воде. Подземная река грохочет бурным потоком, разбрызгивая холодные капли на острые камни, тонувшие в темном сумраке, что я сильнее вцепляюсь в его ладонь, боясь оступиться и свалиться. Прохладный, влажный воздух наполняет легкие, помогая утихомирить взбаламученное дыхание. Алекс резко останавливается, видимо, мы уже на месте. — Так, а теперь сюда иди, — вкрадчиво так. И улыбается. А мне кажется, что моё сердце сейчас остановится, и горло пересыхает окончательно. Его влажные, припухшие губы, беспардонный язык, не позволяющий вздохнуть, легкие прикусывания. Тягучий взгляд почерневших глаз, из-под полуопущенных ресниц. Мурашки, пробегающие по животу, превращающиеся в дрожь по всему извивающемуся и подставляющемуся под его горячие ладони телу. Безумное возбуждение, вытеснившее всё и вся из головы, жарко толкающееся в груди, в висках, внизу живота. Алекс подается вперед, обводит языком мои губы, тяжело вздыхает. Запускает пальцы в волосы, оглаживает талию, теснее вжимая в себя. Мои пальцы уже трясутся, осторожно водя по его скулам, забираются по вискам на затылок, притягивая, делая поцелуи еще более настойчивыми, глубокими. Он целует снова и снова, жадно, напористо, взахлеб. Тягостное напряжение последних дней спадает, уступая место всепоглощающей нежности. Кажется, счастливее быть просто невозможно! — Алекс, здесь камер тоже нет? — мурчу я и трусь щекой о его плечо, слушая его дыхание и плеск волн. — Сдались тебе эти камеры, — он недовольно бурчит, ловит мои ладони и зажимает в своих, словно хочет согреть. — Нет их тут, нет. Ты лучше скажи-ка мне вот что, детка, где это ты весь вечер была, что я тебя не мог найти? — Как где, в бассейне плавала, конечно же. Тренируюсь вот, пока появилось много свободного времени. — Да? И с кем же ты плавала, а? Ну-ка, отвечай, — шепчет он в ушко, притискивая меня к прохладной стене. Мир вокруг начинает расцвечиваться крупными, разноцветными искрами. — Ну, раз ты снова не пришел, хоть и много-много раз грозился, — тяну я, притворно-обиженно, а Алекс вглядывается в моё лицо и хмурится. — То совершенно одна! — И улыбочка до ушей. — И, знаешь, что? — Что? — уже не ожидая подвоха, интересуется Алекс. — Как тебе такой факт, — мои ладони забираются ему под футболку, касаются поясницы, скользят вверх по сильной спине, вниз, под пояс джинсов, распуская по его коже батальоны мурашек. Прищуривается, медленно приближает своё лицо так, что я чувствую на губах его дыхание. Серая, блестящая сталь его необыкновенного взгляда — моя персональная ловушка, из которой нет выхода. И я люблю этот плен. — У нас до отбоя еще час, а на мне нет белья… — Ч-ч-черт, девочка моя, сладкая… — Одно мгновение, и он разворачивает меня к себе спиной, ладони упираются в холодный камень, а его крепкие пальцы, судорожно дергают тоненькие завязочки, пробираясь под резинку брюк, касаясь самых нежных мест. Я вздрагиваю, подчиняясь приказам его рук, прижимаясь бедрами к его животу, полностью ощущая всю мощь и желание. Сердце срывается с места и отправляется в какой-то свой сумасшедший пляс. Стараясь не шуметь, еле получается сдержать стон, но от этой конспирации удовольствие только острее… — Хочешь, чтобы я совсем рехнулся? Это был запрещенный приём!