Аниша
— Ани, не надо себя так изводить, котенок. С парнями все будет нормально, вот увидишь… — Все будет нормально, все будет нормально, все будет нормально… Я ненавижу… Ненавижу все вокруг вообще… Мой мир сконцентрировался на этой моей ненависти и сузился до точки, выжигающей в груди тремор. Они все ушли, просто сорвались с места и убежали… И оставили после себя такую пустоту, просто выжженную равнину, заполненную горьким привкусом ужаса и паники. Я не могу, не могу, не могу… Я очень люблю Джимми, очень-очень. Я не задумываясь отдам жизнь за него. Я в пекло за него прыгну, это самый лучший человек в моей жизни. Но, пожалуйста, если есть кто-то, кто отвечает за наши судьбы, пожалуйста, пусть Кевин вернется живым! Мне больше ничего не надо, я все выдержу, пусть он будет живым, пусть будет ходить по земле, дышать, ощущать, пусть не со мной, пусть сам по себе, но только живым… Пусть с ними со всеми будет все нормально. Если Алекс не вернется, я тоже не переживу… Слезы сами текут, я не могу остановиться. Нападение, боевой выезд… Я знала, что Алекс с Кевином участвовали в боевых операциях, но это было где-то далеко и неправда, это было как-то не из этой жизни. Вот только что они играли, пели, прикалывались, Кевин смотрел только на меня, и я чувствовала его тоску… Так хотелось подойти, сказать, что все хорошо, что он ни в чем не виноват, что он самый лучший и хороший… Боже мой, может, в пропасть прыгнуть? — Ани… Ты куда? Но я только выставляю вперед руку, будто отгораживаясь от него, и выхожу в коридор. Там, согнувшись, обняв коленки, прислонившись к стене, сидит Лекс. Не вижу, плачет она или нет, она вся просто сжалась, будто думает, что если она сама станет меньше, то и боль вместе с этим уменьшится. Я сажусь рядом с ней, прижимаясь к ней плечом. Да, так легче, так безусловно легче. Она немного поднимает голову, и я вижу ее воспаленные красные глаза. Она не плачет, нет, она просто непрерывно закусывает и облизывает пересохшие губы. И часто-часто дышит. — Они ведь вернутся, да? — спрашивает она у меня каким-то не своим подрагивающим низким голосом, в котором слышны непролитые слезы. — Всякое может быть. — Не могу я сейчас оказывать моральную поддержку, мне бы кто-нибудь помог. — Ани… — Она смотрит на меня и не мигает, а глаза у нее наполняются слезами. — Он сказал мне, что он думает только о моих поцелуях… и что я хороша… А потом… он ушел… И ты мне говоришь, что всякое может быть? Да? Так бывает? — Ну вот видишь, — у меня у самой не получается сдержаться, две соленые дорожки предательски сбегают вниз, — я тебе говорила, что все это не просто так. Надо же, Алекс влюбился… Никогда не подумала бы… Лекси закрывает рот ладонью, а я прислоняю голову к стене и смотрю на потолок, чтобы загнать слезы обратно. Парни, вернитесь живыми… Кевин… Я обещаю, если ты вернешься, я поговорю с Джимми, я разрублю этот узел, только вернись, пожалуйста. Говорят, что нельзя позволять слезам проливаться, — потом этот поток не остановишь. Так и есть. Они текут и текут, а мы сидим. Как я ненавижу войну, недовольных гадов… Пиздец к чему все привело, а начиналось так невинно… А теперь вот парни, наши парни, которые нас подкалывают, тискают, орут на нас и распускают руки, они там. А мы здесь. Скорее бы уже можно было туда, вместе с ними… Черт, как хочется уже самой взять в руки оружие и крушить этих ублюдков, что не дают нам жить нормально. — Девки, ну что вы в самом деле… — Джимми выходит из студии и подходит к нам. — Все будет нормально с парнями, они опытные, поехали в полной боевой амуниции. Все будет хорошо, не думайте о плохом. Ани, — он поднимает меня за руки, — пойдем, я сделаю тебе кофейку, хочешь? Лекси, ты с нами? Но Лекс мотает головой и, пошатываясь, направляется в противоположную сторону. Ну точно, в подвал пошла. Сейчас обложится его вещами и будет ждать, в ужасе и тоске. Была бы моя воля, я бы тоже так сделала… Джимми сажает меня в кресло, идет делать мне кофе. Автоматически забираю у него кружку, держу ее в руках и не могу согреться… — Ниш, я пойду в диспетчерскую. Буду слушать новости, как только будет что-то известно, скину тебе сообщение на пейджер. Хорошо? — Он подходит ко мне, садится передо мной на корточки. — Ани, с ним все будет хорошо, вот увидишь. Мой взгляд возвращается из глубины сознания и фокусируется на красивом лице парня. — Ты про кого? — спрашиваю я сухими помертвевшими губами. — Про Кевина, котенок. Он вернется, ты, главное, верь… Он поднимается и выходит, а я остаюсь в полном недоумении. Что это была за хренотень?Алекс
Я оставляю Лекси посреди коридора, всей душой уповая на ее благоразумие, что она все-таки пойдет туда, где все, и бегу к Трис. У нее уже вся наша пиздобратия собралась. Приветствую Мата, Кевин уже тут, остальные тоже. Трис вводит нас в курс дела. — Охрана штаб-квартиры Искренности сдерживает их, но у них силы на исходе. Прошла информация, что это нападение не людей, а человекоподобных машин. Я мало что поняла из доклада командира охраны. Они говорят, что убить их можно только прямым выстрелом в голову. Так что вам необходимо всем и каждому полное облачение. Вот черт. Полное облачение — это цельная кольчужная форма, пуля ее не возьмет, правда, от гранаты не защитит. Но она, сука бля, тяжелая, бегать в ней замудохаешься. — Смотрите. — На голограмме высвечивается Морг-центр и его окрестности, и в режиме реального времени мы видим, что там происходит. — Они прорываются внутрь. Почему-то их приборы, с помощью которых они перемещаются в пространстве, они не используют. Только боевые единицы, которые стараются прорвать линию обороны охраны Искренности и ворваться внутрь. Является ли их целью захват штаб-квартиры или что они вообще хотят, неизвестно. Искренние связались с нами, просят помощи. Говорят, что продержаться смогут не более двадцати минут. — Кто у нас командует? — спрашиваю я Трис. — Я. — Раздается женский голос. Я поворачиваюсь и вижу… Вот черт! Терпеть не могу эту дамочку! Командир штурмовиков и пехоты. Лерайя Айрес. Черт ее дери! — Я координирую бой. Мат, Алекс, Кевин, Диего и Дейв — командиры своих групп. У нас пять групп по десять человек. Это очень мало, но мы должны выстоять. Ребята. На вас вся надежда. Как же я терпеть не могу эту сучку, мать её! Сколько себя помню, она таскается за отцом как привязанная, а в прошлом году… Вспоминать противно. И мать нервничает все время. Откуда она здесь оказалась-то, она ж вроде на полигон подалась! Я смотрю на Трис, она дергает уголком губы и закатывает глаза. Ей тоже не нравится эта прилипчивая сучка. Но тут уж ничего не поделаешь. — Давайте, мальчики, пять минут экипировка, и на выход. Жду вас на стоянке. Как бы я ни относился к этой дамочке, а ее не просто так назначили командиром штурмового отряда. Мы в полной боевой амуниции рассаживаемся по машинам. Командный состав вместе с ней в одной машине. Пока едем, обсуждаем детали боя, как собираемся оборонять штаб-квартиру, и что ни говори, а она свое дело знает. — Незамеченными в город они могли пробраться лишь через тоннели, если только не воспользовались своими приборами для перемещения в пространстве. Поэтому первым делом ставим посты у всех коммуникаций. Дальше. Окружаем штаб-квартиру и начинаем сужать кольцо как только возможно. Патронов не жалеть, мальчики, всем своим скажите, будем брать их шквальным огнем. Цельтесь в головы — как выяснилось, это единственный эффективный способ их уничтожить. По данным из Искренности, их не так много, они прорываются, скорее всего, для подрыва или какой-то масштабной операции. Не исключено, для того, чтобы просто тупо убить как можно больше людей. А я слушаю и думаю, чего она приперлась-то в Бесстрашие? У нее тут никаких дел не было — на полигоне были. Как-то мутно это все. Надо бы с отцом об этом поговорить. Он утверждает, что ее проверяли вдоль и поперек, но… С чем черт не шутит? Не нравится она мне. Блин, бедный Майки, отличный боец, классный медик, ну какого хера он с ней связался? Говорит, что любит. Что ж это за любовь такая… Оставив машины за квартал до Искренности — туда близко не проедешь, — мы отправляемся пешком, стараясь держаться зданий. Рассредоточившись так, чтобы оставаться в пределах видимости друг у друга, переулками приближаемся к Морг-центру с противоположной стороны. Моя группа — отряд десять человек, все молодые совсем ребята, боевого опыта маловато. Инструктаж мы прослушали, все свои роли знают. Чем ближе к Искренности, тем слышнее канонада, различаем также пару взрывов. Мы все пригибаемся, перебегаем от укрытия к укрытию, пока нас не заметили. В вечернем воздухе стоит влажная взвесь, отчетливо ощущается запах пороха и взрытой сырой земли. Здесь, в низине, у русла пересохшей реки, всегда очень влажно, под ногами огромные валуны покореженного асфальта перемешаны с кашей из мусора, бетонной крошки и поросли неприхотливых деревьев. Чем ближе подбираемся, тем сильнее напряжение, мир сужается до точки — есть цель. Знать бы еще, что этим ублюдкам надо! Какого хрена они приперлись к Искренности и устроили тут заваруху? Разведка говорит, что их тут пять десятков, сколько-то уже убили. Все застегивают шлемы, включают режим ночного видения. Ну че, бля, понеслась. Мат показывает мне, что они идут на прорыв, огибая здание, подбираясь к главному входу, а мы прикрываем. Наша группа берет группу Мата в полукольцо, и мы таким образом даем ей возможность через чистый коридор пробраться дальше. Группа Кевина и Диего с другой стороны здания действует так же. В группе Мата я еще в машине заметил Билли. Он мазнул по мне равнодушным взглядом, но от меня не укрылось победное выражение в его глазах. Он что-то задумал, как пить дать, какую-нибудь гадость. Нас замечают, швыряют в нас фальшфайром, подсвечивают. Включают яркие прожекторы. Да ладно вам, ребята, мы и не думали так уж прятаться. Самому интересно глянуть, чего это за хрени напали. Кольчугу, конечно, пуля не пробьет, но это не значит, что вообще не больно, блядь. Шибает так, что бывает до потери сознания, если удачно попадет. Вот шлемы у нас, после того как появилась мерная материя, не пробиваемые совсем. Сколько мы ребят теряли, пока не было этих шлемов. Пиздец. Один хороший снайпер снимал почти всех, пока его не находили. Шлем наш закрывает голову и спускается на шею. Жаль, что появились они относительно недавно, — многих смертей можно было избежать. Продвигаемся. Тут же очередь жахает в стену над башкой, выдалбливая фонтанчики бетонной пыли. По нам уже ведут огонь. В шлеме пули слышно не так, как своим слухом, поэтому получается абстрагироваться. Главное — не подставляться, выходить из строя не хочется слишком рано. Адреналин уже всколыхнул воронку азарта, подхлестывая на подвиги. Ладно, погнали наши городских! Жрите свинец, ублюдки. — Алекс, я в укрытии, готов вести огонь, — докладывает мой напарник, значит, я перебегаю до следующего здания. А, черт, палят, суки! Напарник прикрывает, я закатываюсь в проход между зданиями. — Давай, я готов, прикрою! — Стреляю, стараюсь прицельно. Но командир сказала патронов не жалеть, потому переключаю автомат на очередь и поливаю недовольных шквальным огнем. Не подпускают к себе, суки, скрываются. Ну, хоть удается их от штаб-квартиры отвлечь. Вижу одну черную тень впереди. — Дейв, прикрой, я вижу цель, попробую снять его, смотри за другими. Пробираюсь ближе, еще ближе… Недовольный разворачивается ко мне, до него метров десять всего. Он безоружен — во всяком случае, в руках у него никакого оружия нет. На нем маска, полностью закрывающая лицо. Глаз я не вижу, как и он моих не видит сквозь шлем. Я поднимаю автомат, оружие выстукивает очередь, а ему хоть бы хны: он как пер на меня, так и прет. Надвигается, как сама неотвратимость, а мне даже интересно, что он будет делать-то, в рукопашную вступит? У меня же автомат, где инстинкт самосохранения? Правда, что ли, робот? Он наступает на меня и со всей дури бьет по шлему. Не проломил, но белый шум пошел, сбил мне связь, чертов ублюдок. Я бью его прикладом, чтобы отпихнуть его от себя, но он остается на месте, идет в атаку и еще сильнее по шлему ебашит. Не похоже это на робота, он действует, как человек. Я бы тоже так делал: в первую очередь добраться до головы. Я отпихиваю его ногой и, прежде чем он нападет опять, стреляю ему в голову очередью. Голова его дергается, и из нее течет красная жижа, которая при ближайшем рассмотрении оказывается кровью. Охуенно! Может, они все-таки люди, просто у них… — Алекс, с тобой нормально? Ты не ранен? Ты чего там завис? — О, связь вернулась, Мат волнуется. — Все хорошо, мамочка, прибил недовольного. У него из башки кровь идет, значит, ни хрена они не роботы. Но корпус автомат не пробивает, проверено. Может, броня какая? Хотел осмотреть его более подробно… — Нет времени, пиздуй сюда, нужна помощь… — Бегу, где вы? — Прямо и налево, если смотреть от того места, где мы разделились. У нас тут локальный пиздец, окружили нас. Где твой отряд? — Дейв, отряд на месте? — Да, командир, ждем тут, в засаде. — Продвигайтесь вперед и берите левее. Я сейчас у вас буду, надо Мату помочь, бегом. На выходе между зданиями меня подхватывает Дейв, и мы с отрядом бежим к Мату на помощь. Его отряд попал под перекрестный огонь, не высунуться. Надо прорывать. Если они не убиваются в корпус, а только в голову, значит, не очень-то им страшны наши пукалки. Ну, вашу мать! Нужен снайпер! Эх, жаль у Лекси совсем опыта нет, сейчас бы пригодилось ее умение… — Мат, нужно снайпера сажать, у тебя есть хорошо стреляющие? — Куда я его, блядь, сейчас-то посажу? Нам бы из кольца как-то выскочить, а там уже и штаб-квартира близко. Прорываем, Алекс, прямо так прорываем! — Со снайпером дело пошло бы быстрее… — Согласен, но сейчас не до этого. Кевин на связь не выходит, блядь, что-то у них там не заладилось. Алекс, ты идешь или ты там вола дрочишь? Пиздуй сюда уже скорее, у меня сейчас тут гора трупов будет! — Я уже тут Мат, сейчас. — И остальным: — Так, ребята, так метко, как только можете, стреляйте в головы, лучше всего в ближнем бою — только так их можно убить. Давай, поехали. По нам палят, не смолкая, утыкая рожами в землю… Отстреливаемся на ходу, автомат сочно стрекочет, не прекращая своей смертельной песни, и мы вырываемся на открытое пространство. Свист пуль, прошивающих стены, выкашивая обломки кирпича, заставляет слегка подобраться. По нам заряжают канонадой со всех углов, накрывая перекрестным огнем. Я ползу вперед, размазавшись по асфальту, ожидая каждую секунду смачную пулю в спину. Убить не убьет, а вот повредить что-нибудь может, только так. Резкий, сильный толчок… Ах, бля, прям в плечо попал, урод. Дай мне только до тебя добраться, уссышься от восторга, обещаю. А, сука, неприятно, еб твою мать! Зато я уже на месте. — Так, все прорвались? Перекликаетесь, и дальше идем! Ребята пересчитываются, и мы ползем дальше, стараясь снимать как можно больше недовольных. Я уже вижу ребят Матиаса и вижу его самого. Без шлема, мать его! — Мат, ты охуел? Где твой шлем? — У меня в нем связь пропала. Я сейчас в наушнике. А вместе с ним шлем не застегивается и мешает сильно. — А ну пошел в укрытие, сука, быстро! Все, я беру на себя твой отряд, ты сиди тут и следи за боем. Пока не найдешь шлем, не высовывайся, иначе я тебя сам урою. — Да, мамочка, как скажешь… Зубоскалит он! Не хватало еще на его хладный труп любоваться. Вместе дело веселее идет. Мы сняли уже десяток недовольных, Мат с еще несколькими ребятами осматривают то, что от них осталось. — Алекс, а это пиздец полный! — Что там такое, Мат? — Это сука, блядь, человеческий мозг в искусственном теле, твою мать! Каркас то ли стальной, то ли еще какой, но не живой, а в башке — мозги… И как это все работает-то, ебановрот? На башке шлем, но он простреливается с полпинка. Потому у них головы и разлетаются как арбузы. Что ж они не придумали, как башку-то укрепить? Или это демонстрация какая-то? Вот блядь… Мата, похоже, переклинило слегка. Человеческий мозг в искусственном теле — это что-то новенькое. Не было еще такого. Ну и как и где они это взяли? Люди — ресурс возобновляемый медленно. Потерять отряд бойцов легко, а вот восполнить его в сжатые сроки — невозможно. А сделать вот такую штуку, интересно, сколько надо времени? Где они берут мозги-то? Если у людей, тогда смысл в чем? Вырастить человека, чтобы взять у него мозг и засунуть в металлический каркас? Получается такой же сложновозобновляемый ресурс… В одном только случае это имеет смысл: если они научились выращивать человеческую плоть, как мы научились лечить людей в ренкапсулах, выращивая им новые конечности… Черт, башка пухнет от этих всех вопросов! Если это так, то их может быть сколько угодно… А если они, вызвав нас к Искренности, напали на Бесстрашие? — Мат, ты не связывался с Трис? У них там все спокойно? — У них норма. Пока тихо все. Как у тебя с продвижением? — Двигаем помалу. До Морга немного осталось. — Типун тебе на все места, твою мать! Я докладываю Лерайе, ты давай вперед двигай. И чтобы без фокусов. — Понял. Ишь, мать их, какие все умные… Не время сейчас эфир забивать зубоскальством, а то я ответил бы ему, ласково так, фокусника тоже мне нашел. «Клац-клац», ахах, магазинчик-то пуст. Вбиваю новый, перекатываюсь, слева пули выцарапывают тротуар. Мимо, ушлепки, отсалютировал бы праздничным факом! Так ведь не оценят даже, эх… Ну что, заждались уже? Прорыв. Выглядываю: ага, ребятки готовы прикрывать. Выцеживаю очередь и сайгачу все ближе и ближе. Оружие завывает, раскатывая ночную тишину. Дожимаем, оттесняя теней от здания, выкашивая паскуд замертво, а многие из них тут же начинают исчезать. Куда же вы, а попрощаться? Обнимемся напоследок, вот бляди… — Мат, они включили свои приборы, они уходят! — Алекс, я тебя понял. Одно из двух: либо они миссию уже выполнили и смываются, либо у нас перевес по численности. Всем! Будьте осторожны, если они заложили тут заряды и съебывают, надо не нарваться на мины! — Как давно Кевина не слышно? Мат, ты давно с Кевином связывался? — Да вот уж минут десять как. Пойдешь к нему? — Пойду. Кого взять? — Я к тебе отправлю сейчас самых толковых. Твоих подхвачу, проведу их в здание. Давай, найди Кевина, они, похоже, в переплет попали… Ах, блядь! — Чего? — Да в бочину прилетело, кажется, ребро сломали, уроды. — Ты башку береги, сука, да поменяйся с кем-нибудь хоть, чтоб связь-то с тобой была. — Да ладно, что мне сделается-то… Мы отползаем в направлении торца Морг-центра, туда, где последний раз выходил на связь Кевин. — Кевин. Кев, ответь! Кевин, выйди на связь… Ну, хоть кто-нибудь из отряда! Но в ответ только треск и шипение. Вот же, черт вас всех дери, ну не разорваться же, вашу ж мать! Проползаю в сторону, где предположительно мог быть Кевин, меня перехватывают несколько дюжих парней, и мы короткими перебежками, а где-то и ползком, продвигаемся вокруг здания. — Кевин… Кевин, ответь! Не-а, ничего нет. Вокруг становится как-то подозрительно тихо. Выстрелы слышатся с запада, откуда мы и пришли. А тут как будто вымерло все… Осторожно, стараясь не издавать никаких звуков и жестами переговариваясь, мы пробираемся вперед. Кругом полно следов, но ни крови, ни гильз не видно, только какая-то патологическая зловещая тишина. Я оглядываюсь на ребят, им всем тоже не по себе, я вижу и чувствую. В грудине зарождается неясное ощущение тревоги и опасности. Ох, не так тут что-то! Шаги отдаются в пространстве легким шуршанием, за нами кто-то следит. Я показываю бойцам рассеяться, как можно дальше друг от друга, но оставаться в пределах видимости. Пиздец не заставляет себя ждать, подкравшись незаметно. Импульсное оружие не слышно, только ебической силы вибрация говорит о том, что оно было применено. Вибрация такая, что кажется, будто все твои внутренности пришли в резонанс одновременно, словно получаешь удар сразу по всему организму в целом, изнутри, раскаленной дубиной. И никакие кольчуги от этого не спасают. Даже если ты находишься за несколько десятков метров от удара или выстрела, ты его почувствуешь, а если попал в эпицентр… Это страшное оружие, страшное еще тем, что если оно калечит, регенерация почти бессильна — оно повреждает как бы изнутри, сбивает систему в целом, и все зависит от собственных сил организма. Если этих ресурсов мало, регенерация не поможет, только продлит агонию, особенно если был уже ранен или ослаблен. Смысл в ней есть, если только удар пришелся косвенно и повреждения не смертельны. Они так давно не использовали импульсное оружие, что мы думали, что его больше уже и не будет. У нас оно появилось совсем недавно, мы еще сами до конца не изучили, как оно работает, знаем только одно точно: если оно убивает, это уже необратимо. Так всегда получается: чем прочнее у тебя броня, тем злее у противника оружие. Мы придумали экзокостюмы — они возобновили производство импульсного оружия, которое ко всему прочему выводит из строя всю работающую электронику в радиусе нескольких десятков ярдов. Именно такой удар свалил меня сейчас с ног. Удар пришелся справа от меня, под него попал боец, умер мгновенно, черт, вот ведь хуйность вшивая! Все тело сразу оказалось в испарине из-за страшной вибрации. Эту тряску изо всех сил хочется прекратить, но невозможно, пока эффект не схлынет. Блядь, как же больно, черт! Главное — не потерять сознание. Этот удар выводит из строя от нескольких до пару десятков минут, приходи и делай что хочешь. Откуда здесь пушка? Ведь она огромная, а не видно, откуда ведется огонь. Надо бы встать, но нет сил, все тело трясется, как в ознобе, в животе разливается страшный жар. Рука тянется к ренбраслету, еле-еле хватает сил сделать инъекцию… Так, теперь полностью расслабиться, тогда через несколько минут, если поможет регенерация, можно будет встать. Связи не будет, все рации выведены из строя. Шлем не застегивается, и теперь это только бесполезный и мешающий кусок мерного пластика… Помалу придя в себя, я оглядываю место удара. Почти все лежат, не встают. Неужели все погибли? Черт, блядство пиздохуйное! Пробираюсь к ближайшему телу, пульс есть, но без сознания… Делаю ему ренинъекцию — может, выкарабкается парень! Смотрю, те, кто могут, потихоньку поднимаются, шатаясь, начинают обход. Этот удар характерен также внутренними кровотечениями, каждого осмотреть — сто лет пройдет. Вижу вокруг много разбитых недовольных киборгов. Твою мать, какая хуйня только не приходит в голову — недовольные киборги… А как их еще назвать, не было у нас еще такого. Все тени, что были до сих пор, были людьми, а эти… Это что, демо-версия? Они хотели посмотреть, как у нас получится отбиться от такого вида войска? Вынудить нас использовать новые виды оружия, чтобы понять, что у нас есть в запасе? Это значит только одно: готовится серьезное нападение или на Бесстрашие, или на полигоны. Черт, как же болит все, тупой ноющей болью, и не проходит, с-сука! Доползаю до Дейва. Мертвый, как золушка, блядь… Глаза открыты, белые полностью, не вынес жара. Не успел сделать укол. Что же это было-то, где же пушка, почему ее не видно? Взгляд натыкается на предмет странной формы, напоминающий полукруг с выемкой. Я поднимаю его и начинаю вертеть в руках. Так, материал странный. Это похоже на… импульсную пушку по виду, только очень маленькую. И предмет не вытянутый, а как бы сплюснутый, больше всего напоминающий мину! Яблысь, они придумали импульсные мины? Тогда нам всем точно пиздец! Потому что от них нас ничего не защищает, а костюмы все напичканы электроникой, которую выводят из строя импульсные удары… Бля-я-я, это хуево, очень хуево! Надо срочно искать Кевина. Слышу, что на западе стихли выстрелы, — похоже, наши все-таки отбились. Ноги заплетаются, черт, когда уже подействует эта драная инъекция? Многие уже поднимаются, пытаются привести в чувство тех, кто еще в отключке. Где же она была заложена? Похоже, что отряд Кевина подорвался тоже на такой. Только бы все было нормально, бля, ну, пожалуйста. — Алекс, ты как, с тобой норма? — спрашивает меня Конор, припадая на одну ногу. Я показываю ему, что нормально все. — У нас есть хоть что-нибудь, что позволит определить, есть тут еще заряды? Или мы, вообще, как ебаные кроты, в слепую должны тут орудовать? — Только собственные глаза и уши, Алекс, больше ничего у нас нет. Тони подорвался на мине. Ты уже понял, что это была именно мина? Я увидел, как его тряхануло, это был удар, как из-под земли. Не пушка стреляла — если бы пушка, мы бы все охуевали тут сейчас. — Надо найти отряд Кевина, срочно. Собери мне всех, кто может ходить, и пойдем. Конор хоть и молодой Бесстрашный, но уже без одного глаза и уха. У него куча шрамов, и он их принципиально не убирает. Каждый шрам — это напоминание о наших ошибках. Мы не можем позволить себе ошибаться. — Выбор становится жертвой. Жертва превращается в потерю. Потеря становится бременем. Бремя превращается в битву, — бормочет Конор, осматривая труп Дейва. Нет ничего страшнее, чем терять людей на ровном месте. Я должен найти Кевина. Его отряд разметало с торца здания, там, где были выходы к коммуникациям. Они пошли, чтобы не выпускать оттуда никого и не дать недовольным убежать через них. Кевин лежит на земле с неестественно вывернутой рукой и скрипит зубами от боли. Рука раздроблена так, что кажется пластилиновой… — Кев, ты меня слышишь? Кивни, если слух есть. — У него из уха бежит тоненькая струйка крови, но он кивает — слышит, значит. — Так, все нормально будет. Матиас сейчас подойдет, у его отряда есть рации, они вызовут нам машины. — Алекс! — О, а вот и он, голос Матиаса становится лучшей музыкой для моих ушей сейчас. — Есть погибшие? Кто? — Мат! Тут Кевин, рука раздроблена. Дейв погиб. — Надо, конечно, говорить твердым голосом, суровым таким, но все равно он предательски срывается. И внутренности еще печет, блядь, со страшной силой. Жарко до чертиков, пот ручьями ползет по вискам. — Вы чего, под импульс попали? — Под него. Я охуеваю потихоньку, Кевину нужна помощь! И раненых тут… — Так, машину сюда не подогнать, будем перетаскивать их в драгстер. Я тут с ребятами все порешаю. Есть еще раненные? У Мата в крови все лицо, рана на голове сильно кровит, его немного шатает, но он вроде держится. — Есть, конечно, но я все равно больше одного не унесу. Лерайе надо доложить, она небось нас давно потеряла. — Она в бой полезла, снимала ублюдков так, что только бошки разлетались. Наверное, штук пятнадцать убила. Ее там подстрелили, но она меня к тебе отправила, так и сказала, что, скорее всего, под импульс попали, раз связь пропала. Что-то много она знает, ебано в рот. — Ладно, отнесу Кевина, вернусь сюда, помогу тебе. Почти до утра мы грузили раненных и трупы в машины. Из пятидесяти человек погибли пять, тридцать человек ранены. При том, что мы столкнулись с новым видом солдат и импульсным оружием, можно сказать, что нас пронесло. Есть у меня одна мыслишка: они напали на Искренность, чтобы заложить импульсные заряды и свалить. Мы должны были все остаться тут, все до одного. Мат сказал, что в штаб-квартиру они не прорвались, значит, там мин они и не установили, а побросали их на улице, когда мы подошли поближе. Вызвали нас. Нужно было угробить побольше молодняка. Знать бы заранее, с чем мы столкнемся! Эта игра в неведение оказалась самой лучшей тактикой, а те, у кого срабатывает интуиция, становятся лучшими бойцами! Над этим надо подумать и включить это в инициацию. — Алекс! — догоняет меня Конор. — Я только хотел сказать тебе, ты нас выручил, брат! — Конор, о чем ты вообще говоришь? У нас потеря на потере. — Ты дал приказ рассеяться, я шел рядом с Дейвом, но как только отошел, бахнул заряд, и если бы не ты… Мы там очень кучненько полегли бы. Я не мог тебе не сказать, плохая примета не благодарить за спасение жизни. — Сделай для меня то же самое, Конор, когда-нибудь. И мне очень жаль Дейва… Конор кивает и уходит в лазарет, а я иду к Кевину. На пороге встречаю дока, вид у него озадаченный. — Док, ну что там у него? Скоро пойдет на поправку? — Надо его в Эрудицию везти, рука очень сильно раздроблена, кость просто разобрана на мелкие кусочки, и я, честно говоря, не знаю, что делать. Скорее всего, руку отнимут и вырастят новую, иначе долго все это лечить, и еще неизвестно, с каким результатом. Я киваю, прохожу к Кевину. Он весь бледный, в испарине, ясное дело — импульсные повреждения еще очень долго болят. Чертыхается сквозь зубы, но держится. — Алекс, позови Анишу, пожалуйста. Прошу. — Кев… Может… — Не может, позови. Только я выхожу из лазарета, как меня чуть не сносит с ног маленький ураган. Да тут и звать никого не надо, сама прибежала. Посторонившись, пропускаю ее в палату. Надеюсь, они не наделают глупостей. Интересно, а где Лекси? Не обнаружив ее ни в общаге, ни в тату-салоне, ни в студии, я понял, что она сидит в подвале. Я не забрал оттуда свои вещи, они все еще там. Ну вот и ладушки, надо все оттуда забрать, и ее тоже. Оказывается, это непередаваемое чувство, когда ты знаешь, что тебя кто-то ждет, волнуется. Я всегда потешался над родителями и их непростыми отношениями, но теперь мне многое становится понятно. Остановившись в дверях, прислоняюсь к косяку. Силы как-то в раз оставили меня, и я понимаю, что если сейчас не найду опору, то точно упаду. Смотрю на нее и знаю, что теперь я действительно вернулся, как и обещал. Она чувствует мое присутствие и поднимает голову. Порывисто вскакивает, подбегает и без всяких предисловий и пауз просто обнимает, сильно и крепко. Я прижимаю ее к себе, и мне больше ничего не надо. Только чувствовать ее в объятиях, ее тепло, ее запах, ее мягкость. Я закрываю глаза и стараюсь не дышать слишком глубоко, впитываю все оттенки нового, необъяснимого, чего-то неизведанного. Здесь нет смерти, нет страха, ужаса, паники, которые гасятся адреналином, но потом, когда все заканчивается, все это обрушивается скопом и становится нечем дышать. Вся тоска от потерь, весь страх за друзей, за отряд, вся ненависть к ублюдкам, о которых мы ничего не знаем. Она берет мое лицо в ладони, гладит мои щеки подушечками тонких пальцев. Обнимает меня за шею, шепчет что-то, а у меня в ушах стоит гул от усталости и новых ощущений. Очень хочется принять горизонтальное положение, но одновременно не хочется ее никуда отпускать. — Лекси… Я понимаю, может, это прозвучит не очень уместно, но… Пошли спать ко мне. Ничего романтичного я тебе не обещаю, я просто хочу чувствовать тебя с собой рядом. Пойдешь? Она чуть улыбается, немного смущенно, немного лукаво, берет меня за руку и трется о мое плечо щекой. Собираем все, что у меня тут оставалось, и идем в жилой корпус, в мою комнату. Не знаю ни одной девчонки в Бесстрашии, которая бы согласилась так прийти ко мне, просто чтобы побыть рядом. Всем остальным я должен был все время что-то доказывать, а с ней… Не надо ничего объяснять, не надо говорить, можно просто прижать к себе ее покрепче, чувствовать ее тепло. Она пойдет туда, она будет воевать. Господи, да как такое вообще можно допустить, чтобы она увидела и почувствовала все это? И я не могу с этим ничего сделать, потому что она Бесстрашная, а это значит, ей придется все это пережить. Я буду с ней, я как смогу подготовлю ее, но… Все равно, пока на своем опыте все это не прочувствуешь, ничего не понять. Пока я в душе, думаю, что, наверное, не надо было тащить ее сюда. Может, она ждет от меня каких-нибудь активных действий, на которые я сейчас просто не способен. Но когда я выхожу, я понимаю, что не ошибся в ней. Лекси лежит на кровати, закинув ногу на ногу и подложив руку под голову, поверх одеяла. На ней длинная футболка и мягкие брюки от термокостюма. Она выжидающе смотрит на меня и хлопает рукой рядом с собой. Я, как вышел из душа в полотенце, сажусь на кровать и потираю лоб. Все это как-то необычно и странно. Она подсаживается поближе и дотрагивается до спины ладонью. — Алекс, у тебя на плече огромный синяк. Ты доку показывался? Я, чуть ухмыляясь, отвечаю ей: — Пуля туда попала, кольчугу не простреливает огнестрельное оружие, но синяки оставляет знатные. Ничего, это пройдет, не обращай внимания. — Там страшно, да? — Дейв погиб, — отвечаю, наверное, невпопад, но меня будто прорывает. — Мы с ним полгода глину месили на периметре, выбирались из таких передряг, что… А вот теперь его нет. И уже никогда не будет. — Воздуха не хватает, нечем дышать, а так хочется. — Кевина сильно ранило, они применили импульсные мины. Отряд Кевина подорвался, они кучно шли, а я… В последний момент мы рассеялись, и из наших погиб только Дейв. Лекси обнимает меня сзади за шею и легонько тянет на себя. Я ложусь рядом с ней, и она немедленно пристраивается на моем плече. Судорожно вздыхает и ничего не говорит. Только вжимается в меня посильнее, зарывается под руку, и я понимаю, что она зажмурилась. Не знаю как, понимаю, и все. Я смотрю на нее из-под прикрытых в изнеможении век. Никогда, ни с кем из девчонок, я не лежал на этой кровати просто так, потому что хочется быть рядом. — Не хочешь ничего говорить? — Я мотаю головой, сил нет совсем. Мне так спокойно, так тепло, что я начинаю потихоньку засыпать. Чувство умиротворенности и сладкой неги охватывает меня, и я засыпаю прямо так, в одном полотенце, поверх одеяла, прижимая Лекси к себе.