Алекс
Время уже шесть пятнадцать, а Лекси все нет, хотя мы договорились. Забыла? Проспала? Как хочется поселить ее уже в своей комнате, чтобы не вылавливать ее каждый раз из общаги. Мне хочется, чтобы она все время была рядом, но пока инициация, надо хотя бы попытаться сделать вид, что мы просто неофит и инструктор. Хоть и глупо это все, ебановрот. Дверь приоткрывается, и показывается ее светловолосая головка. Теперь она опасается выходить без оглядки, она уже знает, что я здесь и схвачу ее неожиданно. Как только Алексис появляется вся, сразу же оказывается в моих объятиях. Наконец-то. — Как я скучаю, Лекси, — не прерывая поцелуя, говорю ей в губы, — зачем ты каждый раз от меня уходишь? — Я не ухожу от тебя, я соблюдаю конспирацию. — Она отрывается от меня, но не отстраняется, обнимая за шею, большим пальцем гладит меня по щеке. — Может, ну ее к черту, эту конспирацию, все и так все знают. — Не забывай о Громли и Билли. — Она целует меня коротким чмоком и берет за руку, переплетая наши пальцы. — Пойдем уже в Яму, а то придется искать укромное местечко. И потом, если мы сейчас будем вместе жить, я буду опаздывать, а потом ты будешь всех заставлять отжиматься. Фигушки. — Ты все еще злишься? — Смеюсь я, вспоминая наше второе утро. — Ну, прости меня, я не мог не отреагировать на твое опоздание. — Останавливаюсь и опять обнимаю ее. — Давай я исполню твое желание. Чего ты хочешь? — В данный момент я хочу оказаться в Яме и уже приступить к тренировке. У нас полчаса назад было два часа, и пока мы идем, я боюсь, вообще не останется времени. — Хочешь, я отведу тебя есть мороженое? Ты любишь мороженое, Лекси? — Ну… вообще-то… я его только один раз ела, в Дружелюбии, когда в лагерь привезли… Я была маленькая и не поняла общего восторга. — Ты просто не распробовала. Отведу тебя, пожалуй, в одно заведение, его держит афракционер, там есть всякое, и даже шоколадное! — Я смотрю за ее реакцией, ей явно хочется не столько лакомства, сколько поехать погулять. — Ну, хочешь, не мороженое, хочешь, просто погуляем. Я тебя на командирском внедорожнике покатаю. Ну как? — Ладно, посмотрим. До вечера еще дожить надо. Пошли в Яму уже, а то народ собирается потихоньку. Перед входом она отнимает у меня руку и чмокает в щеку. — Я вперед. А ты чуть попозже. Вдруг там кто-то есть. Я ухмыляюсь и закатываю глаза. Да мы просто гении конспирации! Сегодня в Яме собрались все неофиты — и переходники, и урожденные. Теперь, после совместной игры, мы с Матиасом будем тренировать их вместе в одно время. — Сегодня у нас великий день, дети мои! — изо всех сил стараясь не улыбаться, но потом бросив эту ерунду и улыбнувшись во весь рот, говорю я новобранцам. — Мы переходим ко второму этапу нашей с вами инициации, а именно к пейзажам страха. Что это такое, объясняю. Вам вводится сыворотка, вы ловите глюки, и они заканчиваются, когда вы с ними справитесь и у вас выровняется пульс и дыхание. Вопросы? Все неофиты принимаются ржать, я жду, когда приступ веселья закончится. — Рад, что вам весело, надеюсь, вам так же будет весело и во время пейзажа. Но кроме этого нас ждут еженедельные выезды на природу. Все это будет после короткого отпуска, любезно предоставленного фракцией, который продлится семь дней. Переходники смогут съездить домой, навестить родителей, а урожденные могут просто ничего не делать все это время. — Сразу после отпуска у нас игра и потом ваша первая симуляция, — говорит Мат. — До отпуска у нас есть несколько дней, так что мы успеем все перезнакомиться. И еще вас ждет негласное посвящение в Бесстрашные, так как самая тяжелая часть инициации позади. Дальше уже от вас мало что зависит. — У меня есть вопрос. — Поднимает руку Дани. — А расскажите о страхах, ну, то есть о тех самых глюках, поподробнее. — У всех есть страхи, — продолжает инструктаж Матиас. — У среднестатического человека их десять-пятнадцать. Бесстрашные ничего не боятся не потому, что у них нет страхов, а потому что они умеют своими страхами управлять, не поддаваться им, не впадать в панику, сохранять хладнокровие в стрессовой ситуации. На войне вам это очень пригодится. Он делает паузу, а я продолжаю: — Война уже идет. Было нападение на Искренность, которое нам удалось отбить только чудом. Недовольные применяют новый вид оружия, мы с ним сталкивались, но плохо понимаем принцип его действия, поэтому у нас нет тренажеров, чтобы тренироваться в этом направлении. Есть облегченные заряды, и у вас будет тренировка, где вам придется на своей шкуре испробовать действие импульсов. Также вас ждет знакомство с нашими милыми зверушками, скримменами. Программа насыщенная, скучать не будем. А пока все свободны, тренируемся сегодня по общей физподготовке. Неофиты расходятся кто куда, а мы с Матом принимаемся обсуждать грядущее посвящение. Сходимся на том, что оно должно быть как можно скорее, пока не приехал с полигона его отец, иначе он просто запретит это все под страхом трибунала, а Трис я обещаю взять на себя. — Только ты не очень-то старайся, — показывая на меня пальцем, шутливо говорит Мат. — А то мне придется вызвать тебя на дуэль. И побить. Опять! — Толкая меня в плечо, смеется он. — Заебешься пыль глотать, побьет он меня… — Смотрю на него исподлобья, хотя, если честно, спарринг с Матиасом — это далеко не то, что поднимает самооценку. Он мне иногда напоминает паровоз: стоит себе спокойный такой, а как попрет — сметет и мокрого места не оставит. Ох уж эти… бесстрашные Отреченные!***
Саунд:Green Day — time to say I love you
Мы едем по ночным улицам Чикаго, и Лекси только что не подпрыгивает на сидении внедорожника. Я смотрю за дорогой, но все мое внимание приковано к ней: мне безумно нравится наблюдать за ее реакцией, такой… незамутненной, естественной, откровенной до наивности. Она как-то по-другому выглядит: я привык видеть ее во время тренировок в основном, а сейчас она вроде как сделала прическу, оделась иначе. Посматривая на нее, я даже слегка жалею, что везу ее куда-то, — надо было остаться в моей комнате и не выходить оттуда весь вечер до отбоя. А может, и уговорить ее остаться и после. — Может, ты все-таки скажешь, куда мы едем? — извертевшись, спрашивает она меня. — А то вдруг окажется, что я недостаточно торжественно одета? — Ты отлично выглядишь! Там, куда мы едем, можно выглядеть как угодно. В пределах общественных приличий, конечно. Это небольшой подвал около Миллениум парка, недалеко от штаб-квартиры Искренности, кстати. Называется «У Уолли». — Лекси фыркает. — Согласен, название не самое удачное, но там самое вкусное мороженое и эль. Ты разве никогда не была там? — Нет, откуда бы мне знать злачные заведения Чикаго? И я жила, кстати, не в штаб-квартире. У нас с родителями небольшая квартирка в сохранившейся многоэтажке на окраине фракции. В штаб-квартире живут только те, кто там работает или охраняет ее. Все остальные люди расселены по уцелевшим многоэтажкам. — Да, я знаю, просто странно… Разве этот твой бывший парень не водил тебя по кафешкам? — Скосив на нее глаза, вижу, как она покраснела. — А нам обязательно обсуждать наших бывших? Мне хватает твоих многочисленных романов, не хватало еще и мои обсуждать. — Она отворачивается и смотрит в окно. — Интересно? — Что? — В окно смотреть? На полную и непроглядную темноту? — Ну, а что? Глаза быстро привыкают, и становится видно… очертания окна. — На что ты опять злишься? — Я не злюсь, просто неприятно вспоминать о прошлом. — А я думал, ты мне расскажешь. И о родителях твоих я тоже хочу узнать. Твой отец приходил на родительский день, — осторожно говорю я, внимательно наблюдая за ее реакцией. — А то нечестно получается: ты о моих родителях все знаешь, а я о твоих ничего. Она молчит, и молчание это затягивается. Вот уже появились огни штаб-квартиры Искренности: еще два поворота, и мы будем на месте. А она все молчит, только напряженно смотрит перед собой. Я знаю, что в ее прошлом нет особых тайн, но вот это ее молчание… настораживает. Я припарковываю машину возле полуразрушенного здания, но мы продолжаем сидеть в ней. Провожу пальцами по щеке Лекси, зарываясь ей в волосы, и наклоняюсь, чтобы поцеловать. Я готов к тому, что она отвернется, надуется и будет и дальше изображать обиду, как поступают многие девицы, но она меня опять удивляет… Она поворачивается ко мне всем корпусом и отвечает на мой поцелуй… Оторвавшись, заглядывает мне в глаза, немного грустно улыбаясь: — Когда-нибудь я обязательно все расскажу. Ладно? А сейчас… я хочу обещанное мороженое. Я помогаю ей выйти из машины, и мы опять целуемся, стоя возле нее. Осенний воздух свеж, особенно ночью, а мне жарко, и сердце разгоняется с неимоверной силой. Она прижимается ко мне все теснее, и стоять уже трудно, а ладошки забираются под куртку… — Ты, наверное, совсем замерзла? — спрашиваю Лекси, глядя сверху вниз на ее голову, склоненную к моей груди. — Пойдем, я тебя познакомлю с Уолли. Она кивает, и мы спускаемся в подвал невысокой многоэтажки. Там немного сыро, ливневая канализация в этом районе работает не очень хорошо, поэтому-то тут любят обустраивать свой бизнес афракционеры — из-за того, что помещения пустуют и находятся недалеко от центра. Но внутри кафе тепло, сухо и играет негромкая музыка. Как раз, чтобы тихонечко посидеть. И народу немного. — Эй, Уолли! Уолли, ты на месте? — зову старого друга. Уолли выходит в своей неизменной шляпе. Это немолодой, но бодрый старикан, никогда не женился, детей нет, всю свою энергию вкладывает в… выращивание цветов. У него собственная оранжерея, а кафе — только для того, чтобы были средства на его любимые растения. Все Бесстрашные знают: хочешь удивить девушку — беги к Уолли. Ну и мороженое, как без него. — Кого занесло в наши края! Алекс! Сто лет тебя не видел! Как жизнь? — Бьет ключом, как всегда по голове! Вот, я тебе девушку на мороженое привел, познакомься, это Алексис, — обнимая Лекси, представляю ее трактирщику. — Лекси, это мой старый знакомец Уолли. — Вы удивительно красивы, — говорит старикан, целуя ручку Лекси, — Алексу повезло… Блин, сейчас ляпнет что-нибудь про девиц… — Э-э-э, полегче, — грозно сдвинув брови, шутливо говорю я ему, аккуратно вынимая руку девушки из цепкой крабки старика. — Спасибо, мне очень приятно, — говорит Лекси, посматривая на меня. — Уолли, организуй нам три шарика мороженки — клубничное, ванильное и шоколадное. И мне лимонную газировку. — Все будет! Момент! Мы присаживаемся за столик, Лекси озирается, рассматривая помещение. — Так чем вы занимались обычно после школы? — интересуюсь я у нее. — Если не бегали по кафешкам? — Я училась, училась и училась, чтобы подвязаться впоследствии на поприще защитников страждущих. А потом… перешла в Бесстрашие. — Жалеешь? — Ты шутишь, что ли? — усмехается Лекси. — Ни секунды. Мне безумно нравится в Бесстрашии. Я чувствую, что становлюсь Бесстрашной, хоть поначалу… — М-да уж, начало было экстремальное во всех смыслах. Всю жизнь будешь вспоминать мне это теперь? Она смотрит на меня в упор и слегка хмурится сквозь улыбку. — А ты планируешь быть рядом со мной всю жизнь? — Конечно. А что такого? Мы в одной фракции, а я твой командир, хочешь не хочешь, а будем пересекаться. — Ясно. — Она опускает голову, потом снова ее поднимает. — Понятно. Да нет, не буду вспоминать, просто такое трудно вот так взять и забыть. Инициация у вас, скажу я тебе, не самая простая… — Фракции не нужны слабаки. Или ты становишься сильнее, или ты просто не выживешь. — Да, я это поняла уже. И еще одно стало ясно: мало быть сильной, Бесстрашной нужно стать еще и изнутри. Я смотрю на нее с интересом. Она права, вот только как она смогла понять это так быстро? Нам приносят заказ, Лекси осторожно начинает пробовать мороженое, а я откидываюсь на спинку стула, наблюдая за ней из-под полуопущенных ресниц. — Ну что? Тебе нравится? — М-м-м, ничего… Очень даже ничего! Вкуснотища, я бы даже сказала. Особенно шоколадное! — Я так и думал, что тебе понравится! Дай-ка мне немножко, я тоже хочу. — Не-е-е, — отодвигая от меня вазочку, тянет Лекси, — сам себе закажи и ешь. Нечего у меня таскать! — Ты жадная, да? — Придвигаю ее к себе вместе со стулом и вазочкой с мороженым и целую прямо в холодные сладкие губы. — Ты жадная, нехорошая девчонка, — жарко шепчу я ей на ушко. — Я должен тебя наказать! — Легонько прикусываю ей мочку, вырывая у нее чуть заметный вдох. — Напомнишь мне, когда мы вернемся, и сама выберешь себе наказание. Она бросает на меня дерзкий и весьма горячий взгляд, зачерпывает в ложку мороженое, берет его губами и тянется ко мне. Ах ты, черт! Детка, а ты шалунья! Я беру у нее лакомство из губ, чуть задержавшись на них. — Еще? — улыбаясь ярко алыми сейчас губами, спрашивает меня Лекси. — Осторожнее, — чуть слышно говорю, стараясь не дышать слишком часто. — Мне ведь понравилось, я так могу и все съесть, не жалко? — Для тебя мне ничего не жалко. Кроме шоколадки и мороженки. А можно я у тебя водичку попробую? — Газировку ты тоже не пила? — удивляюсь я. — Она же в Эрудиции продается, в открытом доступе! — Да вот… как-то не довелось. — От нетерпения Лекси притопывает ногой. — Ну, так можно? — Можно не спрашивать. Плавать не умеешь, мороженое до сих пор ела только один раз, газировку не пила… Ты жила вообще? — М-м-м, какая вкуснятинка… — Отпив, она зажмуривается и весьма соблазнительно причмокивает губами. — Кисленькая… Ну, если жизнь состоит из мороженого, газировки и плавания, то да, можно сказать, не жила. Но лучше поздно, чем никогда. Вот встретила тебя, и… — Алекс! — окликает меня девичий голос со стороны раздаточной стойки. — Боже, я глазам поверить не могу! Это правда ты? Из подсобки выбегает небольшого роста девица и бежит к нам. В полумраке я не вижу, кто это, а когда до меня доходит сия информация, становится уже поздно. Девица, не обращая внимания на Лекси, на то, что я сижу с ней рядом, обнимает меня за шею и смачно чмокает в щеку. — Привет, Лори, да, это правда я, — отвечаю, судорожно перебирая варианты, как бы побыстрее от неё отделаться. — Если ты не заметила, я не один. — Да без разницы! — выкрикивает она, плюхаясь рядом с нами на стул. — Как ты, где ты? Ты в городе, я не знала! Давно бы послала тебе весточку! Я так рада тебя видеть, я так скучаю! А ты? Ты рад меня видеть? — Ну конечно, он рад тебя видеть, — отвечает за меня Лекси. — Даже не сомневайся. Алекс, подтверди! — Лори, познакомься, это Алексис, мы сюда пришли вместе, тебе это понятно? — Привет! — Девушка делает небрежный жест рукой в сторону Лекси и опять переключает свое внимание на меня: — Ты уже работаешь в особой группе? Мне наши сказали, те, кто в особой группе, не светятся в городе. Тебя что, не взяли? — А ты должна была быть сейчас в Дружелюбии. Что случилось? Тебя выгнали за твою язвительность? Не прошла инициацию? — Я сама от них ушла, — презрительно дернув плечами, отвечает Лори. — Посидев на мирной сыворотке пару дней, я послала их в долгое эротическое. Теперь я с афракционерами, работаю вот. — Алекс, я, пожалуй, пойду, посижу в машине. — Лекси, тронув мою руку, пристально смотрит мне в глаза. — Не хочу мешать вам мило общаться. — Отличная идея, иди! — Улыбается ей Лори. — А мы тут поговорим, да, Алекс? Лекси протягивает ладонь, чтобы взять у меня ключи. Да что ж такое? Какого хрена она встает в позу? И так будет каждый раз, когда я встречу знакомую девицу? Мне надо теперь ходить и отстреливать их, чтобы ей было комфортно? Что за чёрт?! Я, катнув желваками по скулам, протягиваю ей ключи. Она сжимает губы в тонкую линию, выхватывает связку и убегает. Черт, ну и что это такое? — Чего она такая нервная у тебя? Вы чего-то не поделили? — Лори. Я умом понимаю, что твоя деликатность обратно пропорциональна твоей дебильности, но мне всегда казалось, что даже такой дуре, как ты, должно быть понятно, что в такой ситуации, уйти надо было тебе, блядь! — Что ж ты тогда ей ключи от машины дал? — Чтобы избавить ее от твоего присутствия! Ясно? Наши с тобой отношения в прошлом, и мы тогда были еще практически детьми! А теперь ты приходишь и ведешь себя так, словно мы вчера только вылезли из постели! Какого хуя, Лори? — Хм, я думала, тебе нравилось… Конечно, надо было предположить, раз у тебя новая игрушка, остальные побоку. Кто она хоть? Уж не неофитка ли? — Это не твое дело, Лори. Это все совершенно тебя не касается и… — Чья машина там разбита? — В кафе с улицы заходит человек и тревожно оглядывает помещение. — Большая такая, по виду из Бесстрашия. Может, выйдете, посмотрите? — У меня внутри все холодеет, и уж точно не от мороженого. В смысле разбита? Какого… Я выбегаю на улицу и сначала ничего не вижу — ни целой машины, ни разбитой. Пометавшись немного, замечаю внедорожник, нежно обнимающий поваленный бетонный столб. Вот черт! Только бы с Лекси все было нормально! Ну как я мог дать ей ключи, зная ее характер? Так она пошла и села в машине посидеть, ага. Подбегаю к внедорожнику, дергаю на себя водительскую дверь, но она не открывается, заклинило. Лекси сидит, положив голову на руль, то ли без сознания, то ли плачет. Пассажирская дверь поддается, я пролезаю внутрь, а Лекси поднимает голову и отворачивается от меня. — Лекс, какого хрена ты делаешь? У тебя все в порядке? Ничего не болит? — Отвали от меня со своей притворной заботой, Алекс. Иди, там тебя твоя давняя девица ждет, ты же так хотел с ней остаться наедине! — А ну-ка, вылезай давай. Вылезай, я сказал! Я выдергиваю ее из машины. Алексис, пока выбирается, чуть не грохается, но вполне себе успешно вылезает и отворачивается. Я бегаю вокруг внедорожника, осматривая размеры катастрофы и матерясь сквозь зубы. — И что, Лекси, стоило оно того? Это все потому, что я встретил знакомую девку? Ты знаешь, сколько теперь придется отрабатывать починку этой машины? Мне, между прочим, потому что никому… Ах, вот как? — Догадываюсь, глядя на ее ухмылку. — То есть это еще и специально все сделано. Вот это заебись! — Я непроизвольно тру затылок рукой, стараясь охватить произошедшее, а она стоит и ухмыляется. Пиздец просто! — Мало того, — шипит она, подходя ко мне ближе и толкая меня в плечо, — что ты сказал мне, что я у тебя явление временное, ты еще начинаешь любезничать с девицей прямо у меня на глазах. Алекс! А что дальше? Предложишь мне групповой секс? — Во-первых, и в главных, я не начинал с ней любезничать, это все твои выдумки. А во-вторых… Когда я, блядь, тебе сказал, что ты временное явление? — «Мы в одной фракции, хочешь не хочешь, а будем пересекаться», — это не твои слова? Отправил меня сидеть в машине, после того как эта овца сказала: «Пусть идет, поговорим…» И ты дал мне ключи! — Ключи ты у меня сама попросила, я тебя никуда не отправлял! И да, мы будем пересекаться во фракции, а что тут такого? Или ты собралась в другую фракцию податься? — Ничего. Уже ничего. Мне все понятно. Я твое настоящее, плавно переходящее в прошлое. И уж никак не будущее. — О каком будущем ты говоришь, Алексис? У нас война впереди… Война хрен знает с кем, хрен знает с каким оружием они на нас попрут. В войне в первые два месяца погибает половина солдат, в первый год еще половина от оставшихся. Какое будущее? Она молчит, отвернувшись, и судорожно вздыхает. Я подхожу к ней и обнимаю, прижимая к себе это мраморное изваяние. Какая же глупенькая, планов настроила… Когда все так зыбко, какие планы, детка? — Отвези меня во фракцию, Алекс. Я замерзла и устала. — Хорошо. Если машина на ходу, сейчас поедем.Музыка: Sohn — Carry Me Home
Машина завелась и даже поехала. Правда, садиться пришлось через пассажирскую дверь. Всю дорогу едем молча. Я думаю о том, что все как-то слишком быстро заканчивается. Хотя только что было все хорошо, и нате вам, пожалуйста. Что я должен ей сказать? Сделать предложение? После двух месяцев знакомства и охренительного секса? Я хочу быть с ней, сейчас точно этого хочу, а что будет дальше… Да хрен его знает. Так паскудно на душе, так тоскливо! Хочется, чтобы она улыбалась, а она еле сдерживает слезы. Надо было этой Лори появиться так не вовремя! Надо было ей вообще появляться! Когда мы подъезжаем и останавливаемся, Алексис, ни слова не говоря, хватается за ручку двери, чтобы выйти из машины. — Лекси, подожди! — Я придерживаю Лекси за локоть, останавливая. — Ты очень много для меня значишь, правда. Я хочу быть с тобой, здесь и сейчас. Что будет дальше, никто не знает. И прошлое свое я тоже изменить не могу. Не злись на меня, Лекс… Тем более, что я и так наказан за свой опрометчивый поступок. За один и тот же залет два наказания не предусмотрено. — Я не злюсь, не обижаюсь. Все нормально. Просто я устала и хочу спать. Не провожай меня. Она выходит, хлопнув дверцей, а я прохожусь рукой по волосам, тру затылок и достаю сигареты. Ну и что теперь делать?Алексис
За пеленой темноты невозможно разглядеть даже мелькающие за окном коробки зданий, только свет фар освещает дорогу перед собой. В другое время нам бы радоваться этой неожиданной, но крайне приятной возможности побыть наедине. Только вдвоём. Вдали от постоянных, будто сканирующих насквозь или же насмешливых, бывает и презрительных, взглядов. Вдвоём. И ни от кого не прятаться. Не шифроваться, словно шпионы. Спокойно целоваться, переплетая свои пальцы между собой в замок. Болтать ни о чем и обо всем на свете. Смеяться. Покрываться румянцем под его красноречивым и не менее откровенным взглядом. Заигрывать друг с другом, флиртовать, слегка дразнить и снова целоваться. Не оглядываясь по сторонам, опасаясь провалить всю и так почти незримую конспирацию. Как же надоела она. И смешно, и глупо, и все равно все всё знают, но правила и законы нарушать не стоит. А так хочется наплевать на все и прижаться к большому теплому телу. Запустить ладошки ему под одежду, оглаживая горячую кожу, и прятать свою расползающуюся улыбку, чувствуя, как по его телу разбегается стайка мурашек, и чувствовать сильные руки, обнимающие все теснее. Хочется. Ах, как бессовестно хочется. Но сегодня, возвращаясь с нашего первого свидания вне фракции, переросшего в столь же непредвиденную встречу с одной из его бывших девок, еще и разбив его машину, блин, я могу лишь проклинать чертову ревность и упрямство за то, что отпечатки прошлого вновь пытаются вклиниться между нами. Мало того, что Алекс позволяет вешаться себе на шею и облизывать себя всяким дамочкам, совершенно не стесняясь, так еще, кажется, он и понятия не имеет, что этим меня обижает. Да, мне неприятно. Обидно. Да, бесит… А что будет дальше? Как же всё… плохо. В горле словно шерстяной клубок застрял, и пальцы нервно отплясывают. Молчим. Ну, а что тут сказать? Он сердито сопит, но и упрекать меня не спешит, да и я благоразумно не лезу ему, взбешенному, под руку. Прижимаюсь щекой к холодному окну и смотрю куда-то вдаль, стараясь незаметно сжать запрыгавшие губы. Ну давай, зареви еще, прям при нем. А мне невыносимо думать, что его прошлое так и будет марать грязными пятнами наше настоящее. Невозможно больно представить, что когда-нибудь и я могу оказаться тем самым прошлым. Я не хочу оказаться временным явлением в твоей жизни, пока ты просто не пресытишься мной, пока я тебе не надоем. Понимаешь ли ты это? Знаешь ли ты, чего я боюсь? Как я хочу быть с тобой, чувствовать тебя, осязать, передавать тебе по цепочке всю нежность и заботу, что у меня есть. Дышать совсем забываю. Алекс, как обычно, не даёт никакой возможности догадаться, о чем он сейчас думает. Знал бы ты, как часто мне хотелось бы прочесть твои мысли о происходящем вокруг, о сказанных словах, обо мне самой. И как знать, может быть, мне стало бы от этого легче? Приехали. Тихий скрип тормозов, дергаю ручку дверцы. — Лекси, подожди. — Он останавливает меня за локоть, поворачивая к себе. — Ты очень много для меня значишь, правда. Я хочу быть с тобой, здесь и сейчас. Что будет дальше, никто не знает. И прошлое свое я тоже изменить не могу. Не злись на меня, Лекси… Тем более, что я и так наказан за свой опрометчивый поступок. За один и тот же залет два наказания не предусмотрено. — Я не злюсь, не обижаюсь. Все нормально. Просто я устала и хочу спать. Не провожай меня. Выхожу и убегаю. Чувствую себя совершенно разбитой, в душе пульсирует тупая боль. Горячая соль предательски сама ползет на висок, выплескивая все скопившиеся плохие эмоции. И голос этот с чуть ощутимой хрипотцой. И лукаво мерцающая сталь из-под полуопущенных ресниц. И его взгляд яснее всяких слов. Губы, мягкие и нежные. Боже мой! Солнце моё, я даже не представляю своей жизни без тебя. Ты мне очень дорог. Я же дышать без тебя не смогу, а ты… А что он? Умом я понимаю, что он прав и прошлого мы не в состоянии изменить. Мы можем его только пережить. Но Алекс говорит, что у нас нет никакого будущего. Тогда ради чего мы живем? Ради чего бороться и воевать, если будущего не будет? Да, впереди война. И никто не знает, чем она закончится и закончится ли вообще… Но если не верить, то что у нас останется? Неужели у нас нет даже надежды? Человек сам кузнец своего счастья. Забравшись под душ, спрятавшись от лишних глаз, размазываю горячие слезы. Да-да, сука, слезы, злые такие, отчаянные. И что, так эта галиматья и будет продолжаться в виде постоянно виснущих на нем баб? А мне что делать, постоянно психовать или начинать сезонный отстрел? Как-то все глупо вышло. Вообще-то, Алекс ее не обжимал. Да и презрительно ухмылялся, глядя на ту овцу. А ключи от машины дал не для того, чтобы пообщаться, а чтобы избавить меня от ее общества, пока сам не разберется. Ну чего я злюсь на него, а? Ой, дура ревнивая. Его по голове не погладят за разбитый внедорожник! Ой, ситуация. Краска загорается на лице, глубокий вдох новым рывком, и сердце подскакивает вверх. Боже ты мой, что я делаю? Сижу здесь как ненормальная, а ведь мне очень хочется быть просто рядом, прижаться к крепкому плечу, обнять его, зарыться пальцами в короткие волосы и легонько гладить, коснуться губами его мягких губ. Черт, сколько можно? Хочешь? Так иди! Пробираясь темными ночными коридорами в жилой корпус, стараюсь не думать о том, что и как буду делать или говорить. Меня ведут лишь ощущения, эмоции, то, что невозможно проанализировать или подделать. Перед дверью медлю. Страшно. А чего страшно-то? Пришла уже, чего уж теперь… Толкаю дверь, она, как обычно, не заперта. Он оборачивается от окна, в руке сигарета зажата, которую он немедленно выкидывает и замирает, глядя на меня внимательными, необыкновенными глазами. — Ты пришла… — только и говорит он, и в голосе чувствуется такое облегчение, будто у него гора с плеч свалилась. Какие тут могут быть сомнения? Пара шагов, и его большие сильные руки обнимают меня, прижимая к себе так крепко, как только это возможно, как будто мы расстались не час назад, а вечность. — Не могла не прийти… Приятная теплота любимого тела дает ощущение умиротворения. Его рука медленно вплетается в мои волосы, длинные пальцы ласково гладят, притягивая к себе для поцелуя. Губы нежные, влажные, с привкусом сигарет. Я забираюсь пальцами по его коротко стриженным вискам, водя подушечкой большого пальца по скуле. Алекс отрывается от меня, пристально смотрит. И этот неизменный прищур блестящих серых гранитов из-под полуопущенных ресниц сводит с ума. Улыбка теплится на его губах, а у меня перехватывает дыхание от смеси обожания и щемящей нежности. — Как хорошо, что ты пришла, детка моя сладкая, — шепчет он, обдавая горячим воздухом мою щеку. Я жмусь к нему еще сильнее, тянусь за новым поцелуем. — Мне так плохо без тебя. Не уходи от меня, мне только с тобой так тепло, ты нужна мне. — Меня тянет к тебе, как магнитом… Ничего не могу поделать с собой, — выдыхаю в его губы, собирающие мои слова. Гулко толкающееся сердце в широкой грудине, расширенные пропасти черных зрачков. Руки. Горячие, сильные. Они обнимают меня. Большая ладонь гладит вдоль позвоночника, стягивая кожу мурашками. Алекс разворачивает меня к себе спиной, одна рука гладит мой живот, а вторая… пройдясь по ягодице, смачно и довольно ощутимо шлепает. От неожиданности я рванулась было, но он держит меня поперек живота, а второй рукой шлепает еще раз. — Это за машину или за жадность? — резко выдохнув от смеси всколыхнувшегося желания и легкого стыда, спрашиваю как можно тверже. — Это за ревность, — жарко шепчет он мне в ухо, — за машину предлагаю сойтись на «упоре лежа», только я сверху. — Он обводит языком мою мочку и легонько ее прикусывает. Дыхание срывается, в животе скручивается сладкая истома, а Алекс, последний раз пришлепнув меня по заднице, разворачивает к себе лицом и целует меня так жарко, что ноги предательски подгибаются, и стоять нет никакой возможности. Он оттесняет меня к кровати, одновременно с этим снимая мою майку, и я с удовольствием наблюдаю, как темнеют его глаза от страсти. — Что-то вы повторяетесь, инструктор, «упор лежа» да «упор лежа», и никакой фантазии, — вредничаю, забираясь ладонью на его поясницу. Пальцы скользят вверх по надежной спине, вниз, под пояс джинсов. Дыхание сбивается и уже не возвращается в норму. — О, ты по отстойнику соскучилась, детка? И по своим любимым тараканам? — Уже откровенно смеется он, воображая пальцами ненавистного жука, разгуливающего по моему телу, и целует меня в плечо. Вот сейчас же цапну, доиграешься… — Зачем далеко ходить, они и в общаге водятся. Мы переглядываемся и прыскаем, не сговариваясь. Алекс валит меня на кровать, накрывая своим тяжелым телом, а мы продолжаем хихикать от воспоминания, когда в одном из коридоров мерзкий таракан решил проложить своё путешествие в относительной близости меня, и я закатила там чуть ли не истерику, спрятавшись под тяжелую руку Алекса. Он долго хохотал, потом, вдоволь насмотревшись на этот мой страх, решил геройски побыть моим рыцарем, раздавив жука. Получив за смелость благодарный поцелуй. — Лекси, сладкая моя, — с трудом тянет Алекс, когда я переворачиваюсь и усаживаюсь на его бедра. Его руки накрывают мою грудь, а я со стоном удовольствия подставляюсь под эту ласку. Как, оказывается, все просто, не надо ничего придумывать, изображать, играть в какие-то непонятные игры. Только искренние чувства, самые верные советчики, только его руки, оглаживающее мое тело, и его глаза, окутывающие серым туманом, и его губы, жарко шепчущие такие нужные слова… Здесь и сейчас, существуем только мы, и ничего, кроме нас. Поцелуи со вкусом желания, гуляющее по венам тепло… Подрагивающие бедра под большими ладонями и приступы сладкой дрожи. Небрежно стянутая одежда, отброшенная куда-то на пол. Ох уж это сердце, прыгающее в бешеной скачке, и голова кружится от терпкого аромата его тела. От вкуса его губ. В серых колодцах, хлопающих длинными ресницами, только тягучее возбуждение. Поцелуи, заставляющие вздрагивать и задыхаться. — Алекс, я хочу тебя, скорее… — шепотом на ухо, словно кто-то может тут подслушать. — Черт… Все, я за себя больше не отвечаю.***
Я все еще лежу на его груди и слушаю, как постепенно выравнивается ритм разошедшегося мотора, и с удовольствием думаю, что это я причина такого неистовства. Его тело еще сотрясают сладкие судороги, он гладит меня по волосам, шумно дышит. А меня накрывает какой-то опьяняющий восторг, так что хочется еще теснее к нему прижаться и целовать, целовать… — Ты же останешься? Не сбежишь от меня? — спрашивает, а я только вздыхаю. — Надо идти. Сам понимаешь. — Я поднимаю голову и заглядываю в его лицо. — Алекс… А что теперь будет? У тебя будет много проблем из-за машины? — О, вспомнила… Что будет, что будет, — ворчит Алекс. — Чинить буду, все свободное время буду в гараже теперь проматывать. Слушай, ты в столб въехала, потому что водить не умеешь или специально? Так, на меня смотреть! — Я хочу было спрятать лицо у него на груди, но он подцепляет мой подбородок пальцами и заставляет посмотреть в глаза. — Умеешь водить или нет? — Ну… как завести и поехать знаю, конечно, — тяну немного смущенно. Кто его знает, вдруг сейчас разозлится. — Но вот так, чтобы водить, не-а… — Ясно. Значит, следующим пунктом у нас будет вождение. — Вот это новость! Сказать, что я удивилась, это вообще ничего не сказать. — Будешь учиться ездить на внедорожниках и прочих видах всякого транспорта. Надеюсь, я не поседею… Вот же ты, коза! — Алекс сжимает мое бедро, между прочим, больно. — Вот какого хрена! — Но я не даю развить эту замечательную мысль, накрывая его губы своими. Нечего ругаться, все равно закончится вот так! Он переворачивает меня на спину, нависая надо мной, рассматривает меня, слегка сощурившись и улыбаясь. — Никуда я тебя сегодня не отпущу. Сегодня ты только моя!