Алексис
Музыка: Really Slow Motion — Angels Of Destiny
Сердце безумным насосом разгоняет по крови вскипающий адреналин, когда я выныриваю из окна сарая. Боже ты мой, и замирает испуганной пташкой, когда взгляд натыкается на яркое зарево пожарища, взметнувшимися языками пламени облизывающее ночное небо. Всё так серьезно, правда? Вот она — война. Кончились шуточки. Теперь либо мы, либо нас. А кровь стынет в жилах от страха. Слух забивает эхо выстрелов, а потом ахает так, что толчок, отдающий по вздрогнувшей земле, пружинит ноги. Звон бьющегося стекла в оранжереях и теплицах, вынесенного ударной волной, опаленные куски дерева, шматки досок и земли, разносит во все стороны. Паника окатывает, словно кипятком, распуская по коже полчище ледяных мурашек. Почти все склады в огне или уничтожены. Внезапно от ближайших зарослей отделяется тень с человеческими очертаниями, и сердце бухается в пятки, отчаянно трясясь, как заячий хвост. Несколько секунд я ошарашено смотрю перед собой, в голове пульсируют все инстинкты, призывая действовать. Рука на автомате вытягивается вперед, а палец нажимает на спусковой крючок. Тихое эхо выстрела отдает в уши, пуля пробивает голову стоящего на пути силуэта, вылетев через затылок. «Бамс», — красные брызги из башки разлетаются веером, оседая на листве, и нападавший, словно картонная марионетка, валится вниз. Черт, бегом же, быстрее, нужно найти командира. — Ма-а-ат! — ору я, приметив высокую фигуру возле рабочих бараков. Бесстрашные беспорядочной толпой выскакивают из здания, одеваясь на ходу, и уносятся в сторону стоянки наших драгстеров. — Ты Алекса видела? Он приехал? — сшибает он меня вопросом, пока я пытаюсь протолкнуть в горле тошнотворный комок от запаха гари и дыма. — Да, приехал. Он побежал оружейку открывать, сказал, чтобы вы неслись туда. Это недовольные, да? Или тени? Они склады подорвали, а у нас оружия нет. — Будет оружие, куколка, не ссы, прорвемся, — ворчит Чешира, — давайте, шевелите яйцами! Старшие члены фракции исчезают в темноте, видимо, бегут за оружием. Матиас, отправляет ребят укрыть мирное население. Сразу становится видно, кто уже опытен в боях, все действуют четко и собрано, только большинство неофитов мечется, не понимая что делать. Нас быстро отправляют на позиции, ближе к жилым домам, отрезать наступление. Ни хрена не видно в темноте, спотыкаемся, а у меня ноги путаются в идиотской юбке. Черт подери, никогда больше такую муйню не надену! По левому флангу цедят выстрелы. Ну, бли-и-ин, мне даже гадать не нужно, кто там «развлекается» с шашкой наголо. Вернее, с ножичком, да против автоматов. Вот только подставься под пули! Только попробуй! По позвоночнику пробегает холодок. Черт тебя дери, Алекс, ты же обещал! Только бы ребята успели. Господи. Не паникуй, спокойно, он сильный, его не так просто убить, ты же знаешь. Ведь знаешь же, да? Солнышко, ну, пожалуйста, прошу тебя, вопреки упрямому норову и своей особой безалаберности, побери свою шкурку, она для меня очень ценна! Выстрелы возобновляются, там идет бой. Кто-то дергает меня за запястье, рывком утягивая за ограждение из кустов, а по воздуху прокатывает автоматная очередь, прямо там, где только что была моя голова. Падаю на колени. Ой, больно! — Куда лезешь? — рычит Вик, его строгое лицо во мраке выглядит пугающим и перекошенным от злости. — Ползком. У тебя оружие есть? — молчком показываю нож, Вик только хмыкает. Не оценил, что ли? Ну, тут уж чем богаты. — Держись рядом и не высовывайся. — Как скажешь, папочка, — покаянно бурчу, на миг высовывая нос из убежища. Повертев нож в ладонях, отщелкиваю замыкатель, чтобы выкрутить однозарядный ствол из рукоятки. Выковыриваю пустую гильзу об специальную выемку на лезвии, вставляю новый патрон, рычаг взвода, предохранитель и готово. Ух, не такая я уж и блондинка. Темно, как в… под мышкой. Ох, мне бы сюда винтовочку, тогда б, я вас, сучьи потрахи, везде достала бы. Кто-то перекидывает Виктору автомат, пока я варварски отрезаю долбанный подол. Смачно щелкает затвор, досылая патрон, и от разорвавших ночь выстрелов, слегка закладывает уши. Слышу, как орет Уеллнер, призывая кого-то пригнуться и шевелить жопами. Блядь, сама вежливость. Рядом плюхается Рорж, матюгаясь сквозь зубы, и ужом скользит вперед, туда, где возле милых заборчиков мелькают размытые тени. Люди кричат, разбегаясь в панике, дети, женщины плачут. Мамочки мои, они уже подбираются к зданиям и открывают огонь по мирному населению. Ребята, кто успел достать автоматы, начинают отстреливаться, маленькие яркие вспышки оружия выдают местоположение противника с головой. Уебки, пламегасителями не додумались запастись! Но их так много, и группа черных силуэтов движется ближе, пытаясь выдавить нас напором и численностью. Во взмокшей ладони зажата рукоятка, с трудом заставляю успокоиться дрожащие руки. Дава-а-ай, вспоминай, как работает эта штука! Патроны бы только все не растерять. На карачках к яблоньке, укрываясь за тоненьким стволом, из которого вылетают щепки от попаданий, рука вперед, глаза уже свыклись с темнотой. Так страшно, но выбора нет. Нет его больше. Кровь бьёт в висках забойную мелодию. Вот лишь бы не отупеть, зависнув от жуткой паники. Нельзя. С крыш домов стреляют, немного прореживая ряды противника. Ладно, чего уж там, потом поплачем. А так хочется сейчас. Сердце в груди заходится пулеметом, когда палец жмет на маленький рычажок ножа. Глаз выцеливает одну из фигур: ну и где твой хваленый глазомер? «Бамс», — ах, дура-то! В башку стрелять, в башку! Но упал. Это люди! А люди ли? Ага, пожалей их еще, эпитафию прочти — тебя пристрелят и глазом не моргнут. Пальцы шарят по карману, нащупывают патрон. Быстрые манипуляции с перезарядкой. Щелчок. Лапку вперед, дрожит, сука, пот застилает глаза. Недалеко херачит взрыв, гранаты пошли в ход. Что, всё так плохо, да? Зарево слегка рассеивает густой сумрак, освещая отряд недовольных, пытающихся пробраться к стоянке рабочей техники. Бесстрашные, размазавшись по стенам и заграждениям, сдерживают натиск, кажется, фракцию окружают. Ловлю в свой «прицел» скачущую тень. Выстрел — падает падла; Мирд жахает очередью, валя еще парочку, но остальные успевают проскочить к грузовикам. Снова в карман за патроном… нет, это просто невозможно, придется ползти за нормальным оружием. — Эй, прикройте меня, кто-нибудь! — прошу у ребят, скользя на животе вперед. Где-то сзади хмыкает Хейли. Пропустив чью-то подъебку о моей юбке и ножках мимо ушей, добираюсь до разрушенной теплицы, как всегда угодив еще и в стекла. Несколько тел нападавших лежат неподвижно, один воет, скрутившись в клубок. Цапаю первый попавшийся автомат, стараясь не смотреть на мертвых, еще два на плечо и назад. Не время пренебрегать, расточительность наказуема. Попершийся за мною Бесстрашный вырубает раненого и тащит ползком по земле за собой. Не глядя, скидываю ребятам оружие, наверняка не все успели запастись. Трушу, отчаянно трушу, ладони насквозь мокрые от жути, кишки липнут к позвоночнику, но палец на курке немного успокаивает озноб. Вот и славненько, теперь повоюем маленько, а? Рассредоточившись, полуголая растатуированная команда, разбавленная оранжевыми одеждами, на полусогнутых шустро продвигается, оттесняя от оставшихся складов и административных зданий кучкующиеся там силуэты врага. Смертоносный град выстрелов прошивает стены, успевай только пригибаться, запах пороха забивает ноздри. Валимся на землю, как подкошенные, утыкаясь моськами, кого-то ранили. Черт! Минуты растягиваются в невыносимую бесконечность. Внимательно, до чертиков и бликов в глазах вглядываемся во вновь накрывшую окрестности черноту. Эх, вот бы прибор ночного видения… ага, с нашим-то везением. — Держать правый фланг! — шипит кто-то из командования, отдавая приказ. Пули свистят, мандраж постепенно отпускает свои позиции, вскидываем оружие. Автомат, приятно отяжеляет руки, и разум берет верх над эмоциями. Салют вам, уроды. Всё простреливаемое пространство накрыто перекрестным огнем, мир словно зависает, как в замедленной киносъемке, и наступающие тени медленно оседают поломанными куклами. Паника лопается по швам, заставляя сцеплять зубы и стрелять-стрелять-стрелять монотонно вылавливая в прицел головы уродцев. Крики, вопли, отборнейший мат, канонада очередей заглушает даже биение собственного сердца — не оглохнуть бы. Дыхание срывается, пот дорожками скользит по лопаткам, колени и локти ободраны до крови о всякий мусор, покрывающий землю. Одним рывком от кустов к укрытиям и дальше, вперед, мать вашу-то, только вперед! Ладони уже горят от непрерывной работы автомата, невесомая отдача бьет по перенапряженным мышцам. А потом херачит так, что нас кубарем рассыпает по ландшафту, и сразу еще один разрыв грохает прямо со стороны стоянки, и земля содрогается, сбив с ног. Железные каркасы техники, детонируя поочередно, подбрасывает в воздух, будто игрушечный разобранный конструктор. Лязг рвущегося на части металла пробивает звенящий гул в ушах, аж оскомина на зубах. Ни хрена себе… накрыли. — Ложи-и-ись! Горю-ю-ючка щас ебнет! — громкий возглас тонет в вышибающей душу из тела долбежке. В хлипкий «скелет» теплицы, врезается перекореженный ком из железа. Черный глицерин полностью заливает вспыхнувшее пожарище, подбирающееся к цистерне. Матерь божья! Я готова закопаться в землю, только бы этого не видеть. Сердце сжимает в тиски, а душа скатывается в пятки, жалобно поскуливая. — Все назад! Ложитесь, ебт вашу… — И жахает, выбивая воздух из груди, разнося остатки стоянки Дружелюбия. Такое ощущение, как будто гигантским молотом всандалили, вызвав землетрясение. — Пошли, пошли, зажимайте ублюдков к лесу! — ревет Диего, вынырнув из-за обломков оранжереи. Вокруг бушует огонь, пожирая металлолом и ближайшие здания. Аллилуйя! Хорошо, что наши драгстеры на стоянке с другой стороны фракции. Ну, пошли так пошли, куда ж деваться? Тупое онемение, словно контузию, мигом снимает рукой, злость накатывает одним разом. Сво-о-олочи! Какие же твари! Ну идите сюда, идите, у нас припасено для вас немного свинца, мы сегодня щедрые! Воздуха не хватает, не продохнуть, немилосердно воняет едкой гарью. Устроенное паскудами файер-шоу до черных небес, уже лениво лижет свод, окрашивая его в багровый, а потом окончательно начинает затухать, погружая небосклон снова в тягучий мрак, только огонь хищно поглощает деревянные постройки. Напираем, стараясь задавить их в кольцо с двух сторон, отбивая метр за метром свою территорию, пули высвистывают бесшабашную мелодию. И становится даже похуй на всё, на выстрелы, на взрывы, только бы добраться до каждого куска паршивой плоти, не человека, нет, именно плоти. Это — не люди! Ни сомнений, ни жалости. Перебежками, прикрывая друг друга, давим-давим, жмем, стволы ювелирно вычмокивают по черным фигурам. Ублюдки явно не ожидали такого остервенелого сопротивления и порываются бежать — быстро, нагло и без раздумий. Ну и знамя вам в тыльную часть организма на самом длинном древке и поезд навстречу! Сейчас нашпигуем свинцовым угощением каждую трусливую жопу, так мучительнее и позорнее, ведь удирающим скотам легче попадать именно в эти шустро шевелящиеся мишени. Они бегут. Не хочется подыхать-то, да? Это вам не с мирными воевать, кто ответить не может. Тут же падаем им на хвост, притормаживаю, только когда начинает колоть в боку, и во рту окончательно пересыхает. Пить хочется до невозможности, как же жарко! Сердце торопливо пульсирует где-то в грудине, там, в паутине вен и сосудов, набирая первобытный ритм. Влетаю на ходу в глухие заросли кустарника, ободрав лоб, не сильно, блин, но щиплет. Ох, и красотка же я буду! Потом разберемся, чего уж там. Ходу-ходу, сквозь кусты, гоним мразей в противоположную от жилых домов сторону, постепенно отжимаем к полю, ограждающее фракцию от леса. Там, на открытом пространстве, они будут как на ладони… бей — не хочу. Но и отстреливать их нужно теперь тщательно и скрупулезно, чтобы не задеть своих по другую сторону кольца, а это в темноте — ой, как непросто. Крики боли, кто-то пытается улизнуть, Бесстрашные аккуратно гасят мечущиеся силуэты. Доброй ночи, бляди! Кошмарных вам вечных снов. Командование двумя пальцами резким жестом указывает нам направление атаки. Наши ряды смыкаются, глаза блестят чистейшим бешенством и азартом, лица перекашиваются в яростных гримасах и ухмылках. Щетинимся. Скалимся. Я фыркаю, улыбаясь. Мне не весело, просто нервы. Мы идем убивать, и мне страшно. Во рту чувствуется этот свинцовый привкус. Притихший говнюк выпадает навстречу неожиданно, еле успеваю прошить его выстрелом. Ну вот, тебя ж не видно ни хрена в темноте, а слева выпрыгивает еще один, стреляю… и патроны тю-тю! Отпихиваю его от себя ногой, и чей-то точный, сочный «чмок», навеки угоманивает уродца, брызги горячей крови попадают мне лицо, пахнет медью и вонючим дымом. Ух ты ж, спасибо, бля, большое, кто ж там такой меткий? Догадываюсь. Отобрав у мертвого поганца оружие, снова прицеливаюсь. Стихающие, понемногу выстрелы распарывают ночь, даже сквозь тьму видно, как воздух вокруг некоторых теней начинает вибрировать, колыхаться, мерцать, а затем они исчезают. Ёбт вашу-то, как тогда, в лесу за стеной! С остальными никто не церемонится, отстреливают, как бешеных собак. У многих кончаются боеприпасы, а я лаконично выцеживаю весь рожок до последнего. Тяжелый запах свежей крови и пороха лезет в нос, продирая до нутра. Всё заканчивается до растерянности слишком быстро. Куча трупов недовольных, застилающие поле, несколько раненных с воплями корчатся на земле в конвульсиях. Бесстрашные слаженно и быстро начинают подбирать своих подстрелышей, оттаскивая в медпункт. Невероятно, но, кажется, среди наших убитых нет… чудо. По крайней мере, я их не вижу. Из тех, кого знаю, Лари немного зацепило, но не сильно, жить будет. Остальные такие грязные и вывозившиеся, что не разглядеть лица — сразу видно, кто в эпицентре пироманства побывал. А я ношусь среди этого хаоса, дергая людей и высматривая одну высокую, крупную фигуру. Где же Алекс? Боже мой! Боже, да где же он?! Я уже на пределе, руки вот-вот предательски затрясутся. Вот теперь паника захлестывает по-настоящему. Взахлеб, заставляя кусать губы и задыхаться, аж в глазах темно. Неизвестность — вот что мучительно-страшно, сердце колотится как ненормальное. Бегаю, намертво вцепившись в автомат, словно без него не смогу передвигаться, и замираю… Он. Алекс. Стоит, пошатываясь, привалившись спиной к дереву, а по его высвечивающейся в сумерках коже течет… темное, теплое и я точно знаю, черт его возьми, липкое, растекается по его торсу — кровь. Это неправда. Ну, пожалуйста, только не это! Просто невозможно, чтобы это было правдой! Но мои глаза не врут. Алекс весь в крови, ранен, он истекает кровью, и я срываюсь на бег. Норадреналин выветривается из организма, накатывает парализующий ужас и осознание случившегося, все тело сотрясает крупнокалиберная дрожь.