В прятки с Бесстрашием

Алекс

      Первое, что бросается мне в глаза, когда я спускаюсь в бар, это Алек­сис.       В объятиях.       Ка­кого-то пидора.       Она смот­рит на не­го, как на не­ожи­дан­ный и при­ят­ный по­дарок, об­ни­ма­ет за шею и… це­лу­ет. Я аж спот­ыкаюсь, а воз­дух весь ку­да-то вдруг испаряется, и вдох­нуть не выходит. Глаз не мо­гу отор­вать, как моя, моя Лек­си об­ни­ма­ет ка­кого-то чу­жого му­жика. В гру­ди разрастается ино­род­ный ком, уши за­кладывает, буд­то ва­той, и я ­чувс­твую, как сер­дце, ба­бах­нув реб­ра с та­кой си­лой, что кажется сей­час про­ломит гру­дину, ­рабо­тает в уде­сяте­рен­ном темпе.       В го­лове клу­бит­ся чер­ный ту­ман, ра­зум от­ка­зыва­ет­ся под­чи­нять­ся. Совсем. Абсолютно. Где-то на пе­рифе­рии соз­на­ния ос­та­ется жал­кая мысль, что луч­ше сей­час прос­то раз­вернут­ся и вый­ти от­сю­да, а по­том вы­яс­нить у нее, что это за ху­есос и по­чему она с ним об­ни­ма­ет­ся. Но все мое су­щес­тво про­тивит­ся это­му, я встаю как вко­пан­ный не в си­лах сдви­нут­ься с мес­та, и толь­ко мозг фик­си­ру­ет, как ру­ки пар­ня под­хва­тыва­ют ее на­верх, при­жима­ют к се­бе, как она це­лу­ет его в ще­ки. И тут я уже не вы­дер­живаю окон­ча­тель­но.       Уси­ли­ем во­ли, страш­ным, как и мое сос­то­яние сей­час, я, пе­ред­ви­гая но­ги так, словно они ве­сят не мень­ше тон­ны каж­дая, дви­га­юсь к эпи­цен­тру. В ка­кой-то мо­мент до ме­ня до­ходит, что кто-то прег­ражда­ет мне до­рогу.       — Алекс, не сто­ит! — го­ворит мне Матиас. — Только не здесь, прошу.       Я хва­таю его за во­рот ру­баш­ки и встря­хиваю так, что уди­вляюсь сам, от­ку­да во мне столь­ко си­лы, чтоб поч­ти отор­вать от зем­ли боль­ше двухсот фунтов жи­вого ве­са.       — Мат, не лезь не в свое дело, ясно? Я сам разберусь.       — Ты на­дела­ешь сей­час глу­пос­тей, Алекс, по­том жа­леть бу­дешь. Дай мне по ро­же и не тро­гай это­го пар­ня, и уж тем бо­лее Алек­сис не оби­жай.       — От­ва­ли от ме­ня, Мат, — я от­пи­хиваю от се­бя Итона и иду даль­ше. Стыч­ка с Матом слег­ка от­резвляет, те­перь я могу да­же сфо­куси­ровать зре­ние и, хоть не очень адек­ватно, но со­об­ра­зить, что здесь пол­но на­рода, поэтому, мо­жет быть, раз­борки надо пе­ренес­ти в бо­лее ма­лолюд­ное мес­то.       Ни сло­ва не го­воря, я от­ры­ваю Алек­сис от пар­ня, бе­ру его за шкир­ку, как ко­тен­ка, и прак­ти­чес­ки вы­ношу из по­меще­ния в холл. Он что-то на­чина­ет мне воз­му­щен­но го­ворить или спра­шивать. На периферии соз­на­ния слы­шу го­лос Алексис, пис­кля­во что-то кри­чащий, но я ни чер­та не понимаю, по­тому что в ушах сто­ит ут­робный гул. Мне ка­жет­ся, что я слы­шу, как кровь раз­го­ня­ет по ве­нам зап­ре­дель­ную до­зу ад­ре­нали­на. Во мне рас­тет, под­ни­ма­ет го­лову бе­шеная, не­кон­тро­лиру­емая ярость, та­кая, что са­мому не очень-то хо­рошо от это­го, но по­делать с этим я ни­чего не мо­гу.       Пе­ред гла­зами, как на­бор кар­ти­нок, мель­ка­ют кад­ры.       Лек­си его об­ни­ма­ет.       Целует.       Длинные пальцы с миндалевидными ноготками гладят его по щекам.       Глубокий аквамариновый взгляд ласково окидывает его лицо.       Она улыбается ему, облизывая по привычке губы соблазнительным жестом.       Но это все… только моё. Моё!       Я по­нимаю, что ни­ког­да рань­ше не ис­пы­тывал ни­чего по­доб­но­го. Совершенно потерявшись, утонув в неизвестных мне до сих пор эмоциях, я чувствую, что мне хо­чет­ся че­го-ни­будь раз­бить. И в пер­вую оче­редь пус­тую го­лову это при­дуроч­но­го хуеблядского му­дака, протянувшего свои лапы к моей Лекси! Я швы­ряю его на пол так, что он падает и про­езжает по инерции па­ру футов.       — Му­жчина, вы че­го? — до­ходит до ме­ня его воп­рос.       — Быс­тро. Чет­ко. Внят­но. Ты мне сей­час ска­жешь, уб­лю­док, какого хера ты лапаешь её?! — гар­каю я так, что звяк­ают и чуть д­ре­без­жа­т ок­на.       — Ко­го? — за­дает са­мый ту­пой в ми­ре воп­рос этот урод.       — Де­вуш­ку, блядь! Ты сей­час об­жи­мал ее у всех на гла­зах ее! Ка­кого, блядь, хуя, ты, урод гре­баный, ла­па­ешь мою де­вуш­ку?       Ды­шать нормально совсем не получается, и мне на ми­нуту по­каза­лось, что я сей­час за­дох­нусь. Я пы­та­юсь про­дышать­ся и по­нимаю, что ес­ли сей­час что-ни­будь не ра­зобь­ет­ся, у ме­ня что-то лоп­нет в го­лове. Я хва­таю пер­вое, что по­пада­ет­ся мне под ру­ку, а это ока­зывается стул, вро­де, и за­пус­каю им в вит­ражное ок­но. Стек­ло осы­пается мно­жес­твом ос­колков, со смач­ным зво­ном, а стул вы­летев на ули­цу, раз­ва­ливается, и об­ломки с­ка­чут по зем­ле. Эта кар­ти­на слег­ка при­миряет с жизнью, воз­дух вр­ывается в лег­кие, и я пе­ревожу бе­шеный взгляд на пар­ня.       — От­ве­чай мне, су­ка!       — Пос­лу­шай­те, я во­об­ще не по­нимаю, о чем речь, — торопливо проговаривает Эрудит. — Я… я встре­тил ста­рую зна­комую, мы с детс­тва бы­ли со­седя­ми, жи­ли в квар­ти­рах ря­дом…       — Ру­ки ты ка­кого хе­ра к ней про­тянул, му­доб­лядский пидор?       — Алекс! Не тро­гай его, Алекс, по­жалуй­ста, — ле­печет появившаяся откуда-то Лек­си, по­висая у ме­ня на ру­ке, но мое соз­на­ние пог­ре­бено под пе­леной ярос­тно­го вы­жига­юще­го ме­ня чувс­тва. Я стря­хиваю ее с ру­ки, и она па­да­ет на пол.       — Не вле­зай сю­да, ду­ра! Не тво­его ума де­ло, ко­го мне тро­гать! А ты, — я хва­таю Эрудита за груд­ки, — ес­ли ты еще раз, по­нял, что ес­ли еще раз ты ког­да-ни­будь, ес­ли… — мощ­ный удар в жи­вот сно­сит его с ног, как гру­шу с пе­тель. Па­рень от­ле­та­ет спи­ной стойку ресепшен. Администратор взвизгивает и начинает набирать номер. Я вырываю аппарат у нее из рук и давлю его берцем.       — Не стоит этого делать, — с угрозой говорю я ей и опять переключаю внимание на парня.       На мо­их ру­ках кто-то по­виса­ет, Матиас пытается загородить мне путь, но ярость кло­кочу­щая во мне при­да­ет мне прос­то не­мыс­ли­мые си­лы. Стря­хивая их с се­бя, отпихивая Мата, я уже ви­жу, как к нам бе­гут ох­ранни­ки, во гла­ве с млад­шим пред­ста­вите­лем фрак­ции.       Па­рень, не­до­умен­но и ис­пу­ган­но все это вре­мя на ме­ня гля­дев­ший, ре­шает, что ему луч­ше смыть­ся от­сю­да. Он де­лает по­пыт­ку встать, но мой бо­тинок эти по­пыт­ки сводит к ну­лю.       — Ку­да, су­ка? Ты не от­ве­тил мне! Ка­кого хе­ра ты свои му­до­ёб­ские граб­ли к ней про­тяги­ва­ешь? Те­бе что, жить на­до­ело? Ты со­об­ра­жа­ешь, урод, ко­го ты ла­па­ешь?       — Пос­лу­шай­те, мо­жет вы в се­бя уже при­дете? Я все­го лишь встре­тил…       Я пинаю журнальный столик, ко­торый отор­вавшись от зем­ли, пе­рево­рачи­ва­ет­ся, и у не­го, гром­ко хрус­тнув, от­ва­лива­ет­ся нож­ка. Я под­ни­маю до­воль­но уве­сис­тую де­ревяш­ку, и иду на уро­да. Он уже ус­певает вско­чить на но­ги, и те­перь мел­ки­ми пе­ребеж­ка­ми ста­рается дер­жать­ся от ме­ня по­даль­ше и поб­ли­же к вы­ходу из Эрудиции. Я за­мечаю, что вок­руг соб­ра­лось до­воль­но мно­го на­роду, но здравый смысл отключен, оставив место лишь слепой ярости. Я бросаюсь на парня, замахиваясь деревяшкой, но он успевает увернуться, и палка с диким грохотом обрушивается на столешницу.       Я гоняю его по холлу, натыкаясь на шарахающихся от меня людей, и внезапно до сознания доходит, что я ниг­де не ви­жу Лек­си. Ме­ня это, как ни стран­но, силь­но от­резвляет. Я не­до­умен­но с­мотрю на де­ревяш­ку в сво­ей ру­ке, и она не­мед­ленно вы­падает, глу­хо стук­нув об пол. В холле по­является Дин с ох­ра­ной. Они су­ются ко мне, но лидер Эрудиции ос­та­навливает их.       — Не на­до. Алекс! Что ты де­ла­ешь? Что про­ис­хо­дит?       Я стою, тя­жело ды­ша, буд­то про­бежал пять миль на пре­дель­ной ско­рос­ти. В го­лове пуль­си­ру­ет страш­ная боль, та­кое ощу­щение, что там что-то лоп­ну­ло, и внут­ри че­реп­ной ко­роб­ки раз­ли­ва­ет­ся вы­еда­ющая мозг кис­ло­та. В гру­ди все сжа­то, словно ме­ня при­дави­ло ка­мен­ной сто­тон­ной пли­той, ко­торая пог­ре­ба­ет под со­бой ос­татки ра­зума и зас­тавля­ет кру­шить все под­ряд.       В се­бя я при­хожу лишь на ули­це. Осоз­наю, что я ку­да-то стремительно двигаюсь, и лег­кие уже пе­чет. Я рез­ко ос­та­навливаюсь и чувствую, что у меня к­ру­жится го­лова. Что ж я та­кое де­лаю-то?       А, блядь, я ви­дел как Лек­си ми­лу­ет­ся с ка­ким-то му­жиком. Ог­ля­дываюсь и по­нимаю, что я не­дале­ко от фрак­ции, а имен­но, на парковке. За­дыха­ясь, прис­ло­няюсь ру­кой к чей-то машине. Ды­шу и по­чему-то не мо­гу на­дышать­ся, точно до это­го вре­мени воз­дух из лег­ких ухо­дил ку­да-то в пус­то­ту.       — Алекс, что с тобой происходит? — раздается мелодичный женский голос. Он воспринимается как нечто инородное в том хаосе, что творится сейчас вместо моего сознания. Где-то в глубине души я понимаю, что все это плохо, ужасно неправильно, но, что именно, до меня просто не доходит. Я поворачиваюсь и вижу, что это она. Лекси. Новая волна ярости и раздражения поднимается в душе. Это она вызывает у меня эти эмоции, какого хера она обжимается с другими мужиками.       — Ты что здесь делаешь? Чего пришла?       — От тебя прячусь. Никогда еще не видела тебя в таком неадеквате.       — А ты еще на хуй к нему запрыгни, и не такое увидишь! — слова неправильные, хлестко ударившие по Алексис. Мне даже кажется, что она отшатывается.       — Алекс, это всего лишь старый друг. Понимаешь? Когда в моей жизни было все так плохо, что хотелось руки на себя наложить.       — Какой еще, блядь, друг! — перебиваю её, едва слыша. — Че за херню ты тут несешь? Если парень с тобой дружит, он лишь ждет подходящего момента, чтобы тебя трахнуть, пойми ты это уже наконец! Не бывает дружбы между девками и парнями, ясно? Не бы-ва-ет!       — Он просто поддержал меня, когда в моей жизни все катилось к чертям. Он был моим соседом, я убегала к ним от отца.       — Да хоть бы он золотым дождем тебя осыпал, это что повод с ним целоваться?!       — Мы давно не виделись, это было просто приветствие, — тихо и немного растерянно пытается объяснить мне Лекси, но моё сознание глухо к доводам разума. — Ну как ты целуешься с девушками во фракции!       — Это ничего не значит! Это такой способ общения! За этими поцелуями не стоят проникновенные взгляды и тесные объятия, которые я наблюдал, блядь! Блядь, блядь, блядь! — рука все опускается и опускается на кузов чьей-то машины, разбивая кулак в кровь. Боли я совершенно не чувствую, но вид разбитых костяшек немного приводит в себя.       — Алекс, не надо. Зачем ты так? — еще тише шепчет Лекси, голос ее дрожит и, кажется, она вот-вот заплачет. — Не было никаких проникновенных взглядов, мы просто росли вместе, как ты с…       — Ну так иди, отстрочи ему минет по давней дружбе, почему нет! Я уже сказал тебе что я думаю насчет подобной, сука блядь, дружбы!       — Между нами никогда ничего не было!       — И откуда мне это знать? А? Скажи мне? Если первое, что ты делаешь, когда его видишь, это… целуешь его, бля-а-адь!       — Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? — качает головой Лекс. — То, что ты сейчас делаешь, разбивает нас…       — Нас? Нас?! Где ты видишь нас?! Если все что ты делаешь, это выносишь мне мозг своей ревностью, а потом сама же на первого попавшегося мужика вешаешься?       — Когда родители развелись, он вытащил меня…       — Мне похуй кто он такой, ясно? — я резко поворачиваюсь к ней, и она отшатывается. — Если ты со мной, никто не имеет права тебя лапать! И уж тем более обнимать! Целовать! Вы охуели совсем?!       — Я просто обрадовалась, увидев его, мы потерялись, когда он перешел…       — Ну так давай! Иди к нему, чего ты возле меня трешься? Или я должен прощения у него попросить, за то, что рожу ему расхуярил? А вот хер ты угадала! Получил по заслугам!       — Алекс, приди уже в себя, ты говоришь сейчас ужасные вещи! — Алексис пытается говорит твердо, но ее голос предательски дрожит. — Я просто поверить не могу, что все это не сон! У нас так все хорошо было, я все та же, что и несколько минут назад! Ты же знаешь прекрасно, что мне кроме тебя никто не нужен…       — Да, а я сейчас видел другое, он тебя лапал, и тебе это нравилось, твою мать! Я видел твое лицо в этот момент! Что ты мне пытаешься втереть сейчас?       — Я не понимаю, зачем ты так со мной!       — Ты, как и все остальные, просто воспользовалась мной! Стала первой в таблице! Как я раньше этого не понял?! Нет никого более лживого, чем Искренние, только вы умеете заставить человека верить вам, нагло втирая ему самую сладкую ложь! А я верил тебе!       — Ты с ума сошел? — огромные аквамариновые глаза сейчас кажутся темно синими. — Что ты несешь? Алекс, посмотри на меня, пожалуйста, посмотри! Ты действительно считаешь, что я использовала тебя? Что всё ради рангов? Не нужны они мне, мне ты нужен! Алекс! Я не сказала тебе ни слова неправды! — отчаянно выкрикивая, она закрывает лицо руками и добавляет очень тихо: — Все мои чувства к тебе только искренние.       Мне бы просто промолчать, как я всегда это делал. Не зря говорят, что молчание — золото, а сейчас оно жизненно необходимо, как воздух. Просто ничего не говорить, молчать, вести внутренний диалог. Одной частью своего сознания я это понимаю, другая же, совершенно мне не подчиняясь, несёт то, что в нормальном состоянии даже и в голову бы не пришло.       — Да ну! И как мне это проверить? Если стоило мне только отвернуться, как ты нацеловываешь какого-то ублюдочного хуесоса!       — Я наблюдала все эти два месяца, как ты нацеловываешь и тискаешь девиц во фракции, ты мне сам говорил, что у вас так принято! Что же теперь случилось?       — Так, это у нас, у урожденных, так принято! Ты сейчас пытаешься доказать мне, что бывшая Искренняя и Эрудит приветствуют друг друга, как урожденные Бесстрашные, и за этим ничего нет?       — Господи, Алекс, ты хоть сам себя слышишь? Мы не виделись три года, он всего лишь друг. Друг! Мне никто не нужен, кроме тебя!       — О, вот как ты теперь запела! А я глазам своим верю, ясно? И то, что я видел, доказывает обратное!       — Меня обвиняешь в нечестности, а ты сам? — отчаянно выкрикивает она, срываясь. — Я же верила тебе! Ты мне говорил «детка, любимая» и я, как дура, поверила! Я подумала, что нужна тебе, что смогу для тебя стать чем-то большим, чем просто приятным времяпровождением, но как я вижу, опять жестоко ошиблась!       — Ты что, пытаешься меня разжалобить? — усмехаюсь и чувствую, насколько омерзительна эта ухмылка. — Что ты такая несчастная, что все тебя бросают, а сама не расставшись с одним, начинаешь с другим крутить? Пытаешься переложить с больной головы на здоровую?       — Кто бы говорил про больную голову! Ты, даже не попытавшись ни в чем разобраться, избил человека, который совершенно перед тобой ни в чем не виноват! Он ничего не сделал…       — То есть, я правильно понял: то, что тебя облапал какой-то мужик, должно быть в порядке вещей? Тогда до свидания, дорогая, если мне нужна будет шлюха, во фракции проблем с этим нет!       — Шлюха? Что ты говоришь, Алекс? Я тебя не узнаю! Как ты можешь такое мне говорить?       — Я говорю то, что вижу. Если ты решила, что теперь, став Бесстрашной, будешь обжиматься с другими мужиками, а я буду на это смотреть и подбадривать, то ты глубоко ошиблась, милая. Хотя, мне плевать, ты теперь можешь вести какой угодно образ жизни, только без меня, я, так и быть, не стану тебе мешать.       — Скажи, Алекс, чего именно ты добиваешься? Чтобы я ушла? Я уйду. Только не думай, что ты потом подойдешь, как ни в чем не бывало, и все вернется. То, что ты наговорил мне сейчас, это просто… Это ужасно. Оскорбительно! Я что, совсем не нужна тебе?       А меня разбирает какой-то истерический смех. Только сейчас я понимаю, что она нужна мне. Только она, нужна, как воздух, и никто кроме нее не нужен. И вместе с тем я понял, что она использовала меня, просто слишком рано расслабилась, показала, для чего я ей на самом деле.       — К чему весь этот спектакль, Алексис? К чему все эти разговоры, вопросы, когда и так все ясно? Ты добилась чего хотела, ты первая в таблице, ты можешь даже попробовать пройти лидерскую инициацию, есть у тебя для этого все возможности. Я свою миссию выполнил, ты теперь вольна поступать как хочешь. «Дружить» с кем хочешь, хоть со всей фракцией. Вот только не надо меня держать за идиота.       — Не понимаю, я что мало тебе доказывала свое отношение? Алекс! Ты сейчас отталкиваешь меня, зачем? Ты хочешь расстаться со мной?       — Доказывала говоришь? И чем же? Тем, что глазки строила Уелленру? Заигрывала с Виком? Хвостом крутила перед Свилсеном? Обжималась с вот этим придурочным Эрудитом? Этим ты доказывала мне свое отношение? Ну так мне этих доказательств достаточно.       — Знаешь что, мне надоело выслушивать твои оскорбления! Я ничего не сделала, чтобы ты меня унижал. Мне не за что оправдываться! Если ты отказываешься воспринимать все это адекватно, то я ухожу, с меня хватит!       — Да скатертью дорога! Проваливай, на хуй! Я объедки с чужих столов не подбираю! Иди к своему дружку и пожалей его, я ему шкуру-то подпортил!       Лекси смотрит на меня долгим взглядом, глаза у неё красные, воспаленные, но не плачет. Только отчаяние во всем облике выдает её состояние. Она облизывает сухие губы, а я отворачиваюсь, потому что не могу я на нее смотреть. Картина обжимающейся парочки не идет из головы, я даже сам от себя не ожидал, что на меня это так подействует. Никогда в жизни я не ревновал девицу так сильно, до такого выжигающего исступления. Воображение немедленно начинает подбрасывать одну за одной детали их этой «дружбы», хочется закрыть уши, выколоть глаза и орать, орать так, чтобы полопались стекла.       Лек­си раз­ворачивается и уходит обратно во фракцию, а я на­конец пе­рес­таю сдер­жи­вать­ся. Ди­кий вопль от­ча­яния и бо­ли от всей этой ужас­но неп­ра­виль­ной, ту­пико­вой си­ту­ации выры­вается из гру­ди. Ме­ня ко­лотит и мо­та­ет, воз­ду­ха не хва­та­ет опять.

Beyoncé — Crazy In Lovе

      Мне на­до поехать. Да, оказаться отсюда как можно дальше и быстрее. Запрыгиваю в машину, кажется даже чужую, выруливаю на дорогу и еду к башне Хеннок. Высота и чистый воздух, это то, что мне сейчас необходимо.       Как хо­чет­ся бить­ся го­ловой обо что-ни­будь твер­дое, что­бы раз­бить ее на хуй, и ни­чего не чувс­тво­вать! Лек­си, моя Лек­си, моя слад­кая, с не­веро­ят­ны­ми вкус­ны­ми, лю­бимы­ми гу­бами, неж­ной, как са­мый тон­кий шелк, кожей, с умо­пом­ра­читель­ной фи­гурой, бес­по­доб­ным го­лосом, моя са­мая чувс­твен­ная де­вуш­ка, це­лова­лась с дру­гим… му­жиком… об­ни­малась… Я сей­час сой­ду с ума, ес­ли бу­дет с че­го схо­дить.       Выскочив на крышу после подъема на сотый этаж, я чувствую, как у меня все горит в груди, теперь физически в том числе, гудят ноги, а голова сейчас лопнет. Я не мо­гу, не мо­гу… горло ду­шит спазм, го­лос ра­зума мол­чит, хо­тя имен­но его сей­час хо­телось бы пос­лу­шать, твою мать!       Пер­вое по­пав­шаяся стена при­ят­но раз­би­вает мои ру­ки, и все — ос­та­новит­ся уже не по­луча­ет­ся. Жгу­чая боль в пол­ностью сод­ранных с кос­тя­шек руках при­носит, как ни стран­но, не­кое-то ма­зохист­ское удовлетворение. Я под­клю­чаю но­ги, ко­леня­ми, го­ленью бью бетон, пле­чом, и опять ру­ками. Не знаю сколь­ко вре­мени проходит, но пер­вое, что я ви­жу, ког­да начинаю вос­при­нимать вок­руг се­бя ре­аль­ность, это ок­ро­вав­ленную поверхность, буд­то по не­й раз­ма­зали слой крас­ной крас­ки. Да­же стран­но, от­ку­да в кис­тях рук мо­жет быть столь­ко кро­ви?       Я чувс­твую страш­ную, прос­то вы­нима­ющую ду­шу ус­та­лость. На гла­за на­бегают злые сле­зы, пе­леной зас­ти­ла­ющие взгляд. Опус­каюсь по стене и сажусь пря­мо на пол. Гос-по-ди… Что же я де­лаю? Я… не мо­гу…       Сколь­ко я знаю ее? Ровно четыре месяца. Ви­димо, под­созна­ние сра­зу, с пер­во­го взгля­да от­ме­тило ее, но моя сущ­ность от­торга­ла это яв­ле­ние. А по­том бе­зудер­жное, ос­лепля­ющее же­лание вы­тес­ни­ло все барь­еры и пре­пятс­твия, ко­торые я так тща­тель­но и дол­го выс­тра­ивал в от­но­шении де­виц.       Я всег­да лю­бил де­вушек, но бе­да в том, что они не лю­били ме­ня. Они ви­дели во мне что угод­но, внеш­ность, приб­ли­жен­ность к ли­деру, воз­можность ко­му-ни­будь вта­шить. По­лучал удо­воль­ствие без обя­затель­ств и мне бы­ло по­хуй, как ко мне от­но­сят­ся эти де­вицы, глав­ное что раз­дви­га­ют но­ги без осо­бых вопросов. Привык, что девок так много и все такие красивые, улыбаются, готовые на все. Но потом оказывается, что все как-то дешево и пусто. Даже Эйми использовала меня исключительно для здоровья. А хотелось… Хотелось.       По­ка мы бы­ли под­рос­тка­ми, не бы­ло проб­лем, неприятности на­чались поз­же, ког­да де­вчонки ста­ли стро­ить в от­но­шении ме­ня мат­ри­мони­аль­ные пла­ны. И вот тог­да приш­лось ввести правило двух месяцев, что ста­ло при­носить оп­ре­делен­но­го ро­да трудности в отношениях с ними и, как ока­залось, я на­жил се­бе мно­го вра­гов из-за это­го. Я не встречался ни с кем больше двух месяцев, потому что после этого времени надо что-то решать, брать на себя обязательства и как-то продолжать развивать отношения. А это никогда не входило в мои планы. Мы с Алексис переспали как раз около двух месяцев назад, в середине инициации. И надо было это уже заканчивать, вот только… Никогда мне не было так трудно.       Лек­си, она… Она так смот­ре­ла на ме­ня, что я чувс­тво­вал се­бя нуж­ным ей. Имен­но я, не мое те­ло, не мое по­ложе­ние. Я, лич­но я! Она да­ла мне воз­можность по­чувс­тво­вать се­бя… лю­бимым. Она за­боти­лась обо мне. И я поверил. Мне хотелось, до искр из глаз хотелось поверить, что она любит меня.       А теперь оказалось, что она, как и все, просто использовала меня. Да, рейтинги — это ее заслуга, её и её талантов, но ведь ни с какими больше девицами я не занимался индивидуально, не учил плавать, не показывал разные, не входящую в обязательную программу приемы. Да, она использовала меня, а я поверил ей, потому что мне очень хотелось ей поверить. Очень хотелось, чтобы именно эта девушка полюбила меня, именно меня.       Но, наверное, это невозможно. Даже родители не особенно меня любят, с чего бы ей меня любить? Она просто использовала мои знания, подстраховавшись моим положением. Прав был Громли, она была самая слабая, она никогда не прошла бы инициацию, если бы я не возился с ней. А возиться с ней я начал, после того, как она сама поцеловала меня в лесу. Она стала соблазнять меня, и теперь я понял зачем.       Вот только один вопрос, неужели так сложно было подождать еще немного и уехать, чтобы на полигоне быть свободной от всех обязательств… Или это просто такой способ расстаться? Я и сам так делал много раз. Вот только никогда не думал, что мне может быть так больно. Ну так больно просто не бывает.       В животе скручивается обжигающая боль, я никак не могу протолкнуть сжавший горло спазм. Уже дышать невозможно, я, наверное, сейчас задохнусь. Боже, она как и все, просто использовала меня! А я-то уже подумал… Идиот, какой же придурочный идиот! Разве такого, как я, можно любить? Да нет, конечно, зачем? Прекрасный секс, высшие баллы… И все, очередная пустышка. Господи, как же больно, твою мать, я ведь думал…       — Так и знал, что ты сюда рванешь, — я уже давно узнал Матиаса по шагам, гадал только, когда он подаст голос. Все чувства обострены до предела, и сил нет даже на то, чтобы открыть глаза.       — Только давай без нотаций, ладно?       — Да тебе по башке бы настучать, вообще-то, по-хорошему, но я вижу ты сам успешно с этим справился. Тебе вернуться в Эрудицию надо бы. Там Дин в гневе, да и руки твои… Судя по поверхности стены, пальцы могут быть…       — Папиросу дай.       — Регенерацию сначала себе сделай. Иначе держать не сможешь сигарету-то. Та-а-ак… И где браслет?       — Нету. У тебя есть?       Мат, вздохнув, делает мне инъекцию и достает из кармана моей куртки пачку. Прикуривает мне одну и вставляет в рот. Лекси бы сделала наоборот. Ч-ч-черт, я теперь все время буду ее вспоминать? Сначала я не обращаю внимания, а потом понимаю, что Мат тоже курит. Я так удивляюсь, что на время даже забываю о своих проблемах.       — Нечего на меня так смотреть. Тоже мне, диковинку нашел. — Мы сидим в темноте, и я, не поворачивая головы чувствую, что он ухмыляется.       — Просто странно. Ты всегда меня осуждал за это. И вдруг…       — А я и не буду. Просто тут такие дела творятся, твою мать.       Матиас замолкает, и я ему так благодарен за это, что в лицо бросается краска. Он сидит рядом со мной, я ощущаю его плечо, он смотрит в ночное чикагское небо, выпуская изо рта дым, и меня начинает потихоньку отпускать.       — Ее Кевин повез в Бесстрашие. Она не захотела оставаться.       — Знаю. Она от меня ушла.       — И правильно сделала, вообще-то, — я закрываю глаза и слышу только глубокий низкий голос Мата. — Ладно, извини. Это не мое дело, только я вижу, что… Алекс, кого ты пытаешься обмануть? Она отличается от других твоих пассий, и ты знаешь это, даже если ты и не признаешься себе.       — Она сделала так же, как я делал всегда с девицами, — отвечаю и чувствую, что даже просто слова об этом причиняют боль. — Закрутила с другим, еще не успев расстаться со мной.       — А теперь включи голову и подумай, как она могла закрутить с Эрудитом у тебя за спиной? Мы за всю инициацию только пару раз были в Эрудиции, когда знакомили неофитов со скримменами, и она всегда была у тебя на глазах. В тебе просто говорит ревность. И ты, скорее всего, наговорил ей несправедливых гадостей, потеряв самоконтроль.       — Мат, тебе-то что за дело до всего этого?       — Ты можешь дать мне по роже, но я все равно скажу тебе. Алексис совершенно особенная для тебя. Видно было, что это не просто так у вас всё, не знаю как сказать точнее, но… Такое нечасто бывает. Сейчас в тебе говорит ревность и боль, но потом, когда ты все-таки осознаешь, что тут произошло, ты поймешь, что я был прав.       — Все равно не понимаю, что ты обо мне так печешься.       — Дурень ты, — усмехается Матиас, сплевывая себе под ноги и потирая затылок. — Ты мой друг. Мой брат. Я тебя знаю столько сколько себя помню. И, знаешь, можешь не верить, но я, кажется, тоже нашел девушку, которую не хотел бы потерять. Просто хочу сказать, что я тебя хоть и осуждаю, но все равно, я с тобой, Алекс.       Мат говорит еще что-то, а слова доходят до меня, как сквозь вату. Да что теперь говорить, видимо, уже поздно, ядовитые слова уже сказаны, вряд ли можно что-то поправить. Она не простит мне несправедливых обвинений, неадеквата. Все те обид­ные сло­ва, что я ска­зал ей, вы­жига­ли ка­леным же­лезом в моз­гу яз­вы. Ка­кой же я му­доб­лядкий урод. Я ведь пре­дуп­реждал ее! Я не тот, кто ей ну­жен! Да и, скорее всего, я потерял ее, как в том своем кошмаре, она вроде бы рядом, но для меня ее больше нет. Может быть, оно и к лучшему. Было правило и отменять его нет причин…

Алексис

      Я смотрю на мелькающий за окном пейзаж разрушенного города и никак не могу понять, может, это все сон? Какой-то дурацкий нереальный сюр, вызванный постоянными симуляциями, пейзажами, приездом лидера, войной и еще хрен знает какими глюками, но это не может быть реальность.       Только не так, не здесь, не сейчас! Да это просто-напросто несправедливо! Это должно было быть самое счастливое время для меня, когда все эти нескончаемые недели позади, когда наконец-то можно было. Сколько я себе напридумывала, даже в голове не укладывается.       Чего я ждала? Что Алекс объявит нас парочкой, официально? Что сделает мне предложение или хотя бы позовет жить вместе? Да, признаться, ждала, он ведь не раз намекал на это, во всяком случае частенько уговаривал меня остаться у себя на ночь. Или это все игра какая-то? Знал, что я не могу остаться и все равно настаивал?       Но, Господи, как же обидно! «На хуй ему запрыгни», «Минет отстрочи», «Проваливай на хуй»… Да уж, меня уже не напугаешь криками, да и привычным стало немного грубоватое общение, но… Как же так можно? Неужели он так со всеми и я только одна из многих для него? Я-то ведь думала… Слова они и есть слова, да вот только значение имеет кому и когда они сказаны. Даже если предположить, что он так не думает, и все это списать на ревность. Все равно, слишком.       Я не понимаю, как родной, самый дорогой тебе человек может приносить столько боли? Чем я заслужила такое обращение? Чем? И это когда все так хорошо было, так замечательно! Смысл сказанного не доходит до меня. Я не могу поверить, не хочу. Нет, я не верю, что все это на самом деле со мной происходит, я сейчас открою глаза и окажется, что это очередная дурацкая симуляция, я уткнусь Алексу в плечо и не будет этой идиотской ссоры, этих обидных слов, разрушающих все, что мы так кропотливо строили.       Кевин молча ведет внедорожник, изредка бросая на меня осторожные взгляды. Не говорит ничего, и благодарности за это, такое необходимое мне сейчас молчание, нет предела. Слез тоже нет, хотя чувствую, что надо бы поплакать. Не раз уже у меня было то состояние, когда накопившаяся боль прорывается в резких и спонтанных поступках. Не хотелось бы сейчас такого.       Алекс остынет, конечно, возможно, даже захочет помириться, но все эти злобные слова… А что будет дальше? Мне всю жизнь сидеть рядом с ним на привязи? И что это за идея, о том, что не умеют дружить парни с девчонками? Откуда он этой чуши понабрался? Я строила глазки? Заигрывала? Обнималась? Да о чем это он вообще? Он топчется по людям, судит их по себе, и даже на минутку не предполагает, как больно он делает. Ломает, корежит. Да, я люблю его, но чем больше таких ссор, тем больше трещин в чаше моего терпения. Сколько я выдержу такого прессинга? Не знаю… Ничего не знаю.       Все эти обвинения, так несправедливы, надуманы! А вдруг… Это просто такой способ расставания, такой способ меня бросить, как раз перед отъездом? Полгода срок немалый, без девушки тяжело, вот он и решил со мной расстаться. Может такое быть?       А как же… Все эти проникновенные взгляды, его такие нежные, прикосновения, слова, нашептываемые мне на ушко. Все это ложь? Да? Все это исключительно для того, чтобы беспрепятственно можно было меня «пялить», как выражаются все эти придурки, типа Билли? Господи, у меня сейчас голова лопнет от всех этих мыслей!       Тяжелый вздох подавить не получается, на что Кевин опять опасливо поворачивается в мою сторону. Я слегка улыбаюсь ему и мотаю головой. Все у меня в порядке, только иголку из сердца достану и смогу дышать. Видимо, не в платьях дело, это просто вот не заладилось что-то в жизни. Думала, не надену платье, так все нормально будет, а оказывается… Ни при чем тут платья.       Внедорожник осторожно заворачивает на стоянку Бесстрашия. Кевин глушит мотор, но я не спешу выходить. Когда останусь там одна, мне надо будет как-то все переосмыслить, подумать, оказаться один на один со своей болью. Постараться как-то не захлебнуться от досады на то, что не может сказка длиться вечно. Допустить мысль, что Алексу на самом деле не нужно никаких чувств, и он просто расчищает себе дорогу для новых приключений, а я уже его пусть и приятное, но прошлое.       — Лекс, ты не бери в голову, он в таком состоянии и не такого наговорить может. Он остынет и жалеть будет, поверь мне.       — Кевин, спасибо тебе. Правда, спасибо. За то, что сказал мне… И за то, что не сказал, — хочу улыбнуться, но чувствую, улыбка получается печальной. Я выхожу, Кевин качает головой, подмигивает мне и разворачивает машину. А я иду в жилой корпус.       Все это понятно, что у всех свои тараканы в голове, и пунктики тоже никто не отменял, но… Меня откровенно пугает такая реакция, и очень хочется спросить — что это было? Особенно вот это его обвинение в том, что я его использовала. Неужели он правда так думает? Но почему? Я никогда не обманывала его, никогда ни жестом, ни действием никак не показала, что мои чувства к нему могут быть хоть каплю неискренними.       Я готова была за ним куда угодно пойти, только бы с ним быть. Да кому нужны ранги, карьера и прочее, если без него, неужели ему это не очевидно? Может быть, потому, что у него у самого ко мне нет никаких чувств, кроме собственничества, если моё, то не трогать. И я должна быть при нем, как любимая заводная игрушка, или исполнять роль диванной собачки? Шаг в сторону — побег? Это он меня спутал с кем-то тогда, ему придется признать мое право общаться с людьми, не могу же я отгородиться ото всех, закрыться, закупориться, только ради его спокойствия.       Как же печально, несправедливо это все! Едкие слова жгут душу, ранят невыносимо! И это когда до отъезда осталось всего ничего, когда расстаться придется надолго. Зачем он так делает, зачем? Неужели ему действительно плевать на меня, а важны только его домыслы? Невозможно, невозможно гадко, ну как так? Все так хорошо было!       И вместе с тягучей пустотой, в которой я вдруг оказываюсь, со слезами, которыми плачет моя душа, приходит обида, злая, невыносимая. Сдерживаемые до сих пор слезы прорываются безудержным потоком. Я срываю с себя одежду, будто в ней причина — ведь для него, всё для него, одного! Наряжалась, красилась…       Так не хочется думать, что это конец, что это просто такой способ избавиться от меня. Нет, не буду думать, об этом не буду. Завтра будет новый день, что-нибудь придумаем.