Алекс
Саунд: Falling Inside The Black (Падаю Во Тьму) Skillet
Тело совсем не подчиняется мне. Я в вязком кошмаре, как в киселе, будто провалился в бездну, из которой нет выхода… стараюсь выкарабкаться и не получается. Ощущаю, что двигаюсь, но меня окружают сотни, тысячи кровавых, полуразложившихся тел, они протягивают ко мне руки, хватают, тянут, не пускают… и я никак не могу вырваться из этого ада. Мне совершенно нечем дышать, хочу вздохнуть и не могу. Мечусь из стороны в сторону, в надежде увидеть хоть одно знакомое или хотя бы живое лицо, но меня окружают только трупы в разной степени гниения. Вонь и смрад, идущие от них, выжигают глаза, вызывают приступы тошноты. Я практически ничего не вижу, у меня болит все, что только может болеть. Не помню, как сюда попал и как отсюда выбраться. Это не мой страх, совершенно точно, у меня такого не было… Я попал в чужую симуляцию? Мне не страшно, а просто очень плохо. Противно. На периферии сознания теплится мысль, что отсюда есть выход, и он кроется где-то в недоступном мне сейчас человеке… Я хочу найти её, но потом приходит понимание — хорошо, что её здесь нет. Пусть я умер и попал в ад, только бы не она… Что-то не дает мне до конца понять, что именно произошло, одно знаю точно — я совершенно не горю желанием здесь оставаться. Пытаюсь воскресить в памяти её образ, стараюсь абстрагироваться от всего что меня окружает и представить её лицо… улыбку… смех… голос… Сознание возвращается медленно, будто вползает в голову. Пытаюсь открыть глаза, но вместо хотя бы очертаний предметов вижу только расплывающиеся пятна. Первое, что я делаю, это судорожно и глубоко вдыхаю. Никогда воздух не казался мне столь потрясающе необходимым. Правда, пахнет чем-то… непонятным. Пробуждение наредкость мерзкое. Если не сказать хуже. Мне так плохо, более того, я лежу на чем-то холодном и жестком. Лекси опять спихнула меня? Ах да, мы же разругались. И она не могла меня спихнуть… Ч-черт, почему голова такая, будто я всю ночь бухал, а потом еще чем-нибудь закинулся? Пить хочется так, что, кажется, все отдал бы сейчас за глоток воды! Но больше всего меня беспокоит то, что я ничего не помню… Вот совершенно. Почему мне так плохо сейчас, так жестко, так холодно, я понять не могу никак. Пытаюсь сфокусировать зрение и стараюсь повернуть голову. Все движения даются с таким трудом и сопровождаются такой болью, что я закрываю глаза обратно и пытаюсь нащупать тумбочку. Но пальцы натыкаются на холодный металл, и это несколько приводит меня в чувство. Под рукой то ли какая-то труба, то ли что-то округлое и покатое. — Это скамейка, — раздается рядом до боли знакомый и насмешливый голос. — А ты в камере. Как, впрочем, и я. Изо всех сил сощурившись и напрягая зрение, я все-таки каким-то чудом вижу Мата, который сидит, сложив могучие руки на груди, и с ухмылкой меня разглядывает. Слава богу, какое счастье, вот он мне сейчас все и объяснит, что вообще происходит и почему мы в камере. — Ты мне расскажешь? — еле ворочая языком, спрашиваю его. Слова произносить вроде получается, а вот встать я почему-то не могу. Мат подходит и одним рывком ставит меня на ноги. Голова у меня при этом начинает кружиться так сильно, что я немедленно опускаюсь на лавку. — Тебе с какого момента? Как тебя арестовали за убийство Громли или как ты с Лекси позорно посрался, и с тех пор ходил, как дебил, ёбнутый по голове? — Мне с момента, как я оказался тут и почему… И ты тоже… почему… — Может, тебе проспаться сначала? Говорю ж тебе, арестован за убийство Громли. Его сегодня ночью нашли с ножом в грудине. Догадываешься чьим? — Чьим? — Никак не могу в себя прийти, а он мне еще какие-то вопросы задает! — М-да. И правда, плохо дело. С твоим ножом в грудине его нашли, — скептически на меня глядя, качает головой Итон. — Мат, ты, блядь, несешь какой-то бред, я вообще ничего не понимаю! Что значит Громли убили? Почему моим ножом? — Матиас смотрит на меня с сожалением, сочувственно, как на умственно отсталого. — Ты вообще ничего не помнишь или придуриваешься? — Последнее, что я помню, как я сидел в баре и ко мне кто-то подошел… — говоря это, я растираю лоб, будто это может помочь прояснить голову. — Кто-то неприятный, и мне сразу захотелось уйти. А потом туман и чернота. — Тебя приволокли утром. В отключке. Всего измазанного кровью, да ты глянь, ты ж до сих пор весь перемазан. Я невольно опускаю глаза и вижу, что действительно весь в крови. Но целый. У меня ничего не болит, голова не в счет. Значит, это чужая кровь. — Я что, правда кого-то завалил? — Мат закатывает глаза и глубоко вздыхает. — А ты тут почему? — На первый вопрос я тебе не отвечу. А я тут со вчерашнего дня. Парень, который напал на Дани и которого я избил, умер от моих побоев. Мне отвечать за него. — Мат, но ты же девушку защищал, от изнасилования! Какие тут могут быть обвинения? — Превышение необходимого уровня защиты. Плюс военное время, чтоб его. Мне не отвертеться от трибунала. Тебе, как я понял, тоже. — Так. Стоп. Теперь расскажи все подробно. Все, что знаешь. Но Мат знал немногое. Слышал, как охранники переговаривались, что нашли убитого неофита, из его груди торчал нож, в котором многие признали моё оружие. Арестовали меня сегодня с утра, пока я валялся на кровати в окровавленной одежде, и приволокли сюда, чтобы, стало быть, я не сбежал. — Мат, я никого не убивал! — из горла вырывается только сдавленный сип. — Не убивал! — Ты это… Не паникуй раньше времени, — поджав губы, говорит Мат и растирает затылок. — Я-то тебе верю: не стал бы ты мараться об этот кусок дерьма. Тем более инициация позади, и вы, скорее всего, и не увиделись больше никогда. Тут нечисто все. Может, тебя видел кто? — Да не помню я ничего, вот вообще! В голове как черная дыра. — Я пытаюсь сообразить, как выйти из этой ситуации. То, что был момент, когда я хотел убить Громли, смущает. Очень. Может, у меня что-то переклинило, или он опять что-то насчет Алексис пизданул, я и вышел из себя? Особенно на фоне последних событий. Может, Лекси что-то знает? — Эй! Кто там на охране! Э-э-эй! — Алекс, ты какого хера шумишь? — заглядывает в коридор Майки. — Случилось чего? — Майки! — Слава богу, он сегодня в охране, он верный друг. — Ты не знаешь, камеры уже пересматривали? И скажи, лидер где? Он не заходил? — Половина камер не работает, повреждение проводки из-за сырости. Давно не мониторили эти системы, вот они и вышли из строя, когда их включили по всей фракции. А лидер заходил, да. Вон там, видишь, штукатурка осыпалась. — Мне нужно срочно поговорить с лидером, — горло сжимает и говорить очень трудно. — Он не сказал, когда зайдет еще? — Не-а, ничего не сказал. Злился только очень сильно. Ребят, я на посту, вообще-то, мне нельзя с арестованными лясы точить! Бля, это бред какой-то все! Этого просто не может быть. Я ничего не помню, в голове какая-то непонятная мне ебаная пустота. Зачем мне убивать Громли? Он в последнее время очень тихо себя вел. Если бы мы с Лекси не поругались, она могла бы знать, где я был этой ночью, что делал. А может, она и знает… Но она все еще дуется на меня, потому вряд ли ее можно о чем-то спросить. Как же это все не вовремя… Только инициация закончилась, и на тебе. Трибунал. — Алекс, хватит бегать из угла в угол, ты меня раздражаешь и голова кружится, — Матиас смотрит недовольно, и, хотя внешне он спокоен, весь вид его выдает крайнюю степень напряжения. — Ты думаешь нас теперь расстреляют? — Могут, — преувеличенно беспечно пожимает он плечами. — Мы с тобой особо отличились в этот раз. Я парня убил, ты подставился где-то конкретно. Что на тебя, вообще, нашло? В Эрудиции орал, как черт, Лекси обидел… Потом бухал сидел в баре все время! Ты чего, белочку словил, или что? — В баре меня должен был кто-то видеть… Кто-то подсел ко мне, я с кем-то пил вчера. Этот кто-то — последний, кто видел меня! Вот только я не могу вспомнить, кто это был! — Спину прошибает холодный пот, до меня доходит вся неоднозначность моего положения. Если я не вспомню, кто меня видел перед тем, как я отключился, я не смогу оправдаться. Ведь я не помню достоверно, убил я Громли или нет. А жалоб от него и от его родителей на меня предостаточно. Вот что за блядская хуйня! Как теперь вылезать из всей этой жопы?***
Время в тюрьме тянется так медленно, что кажется один час проходит как целый день. Хорошо, хоть нас с Матом посадили в одну камеру, было, хотя б, не так тоскливо. Следующие сутки Матиас как мог, старался помочь мне воскресить в памяти события того вечера, но у меня в голове просто провал. Как будто ластиком стерли, ничегошеньки не помню. Мы уже окончательно извелись и просто молча пялились в потолок, когда нежный и мелодичный голос окликнул нас. — Эй, как вы тут? Матиас! — к камерам маленькой юркой змейкой пролезает Дани. Мат бросается к решетке. — Дани, что ты делаешь тут? — А голос какой… Ну надо же, неужели, правда, у них все серьезно? Я мельком посматриваю на парочку, Мат возвышается над Клейтон почти на целую голову, она смотрит на него с обожанием, но во взгляде застыл страх и море печали. — Я уговорила Майки пустить меня к тебе на минутку. Мат, я не хотела, чтобы так… — Перестань, — уже с долей раздражения выговаривает ей Итон, — не время сейчас слезы лить. Дождемся суда, и там все решится. Ну вот так, не повезло нам, что теперь? Дани отрывается от Мата и бросает на меня взгляд. Недобрый такой, будто осуждает. — Что? — спрашиваю. — Думаешь, это я убил Громли? — Нет, — твердо и почти злобно, говорит она мне. — Ты убил не Громли. Другого человека. — А это что еще за на хуй? — я раздраженно глядя на нее, поднимаюсь с лавки и подхожу к парочке. — Кого еще я убил? — Алекс, скажи, ты вообще когда-нибудь о чем-нибудь думаешь? Лекси так плакала, рыдала, мы думали она на себя руки наложит. Что ты ей сделал? Она прощалась с нами так, будто навсегда. Ты ей опять каких-нибудь гадостей наговорил? И зачем ты так с ней? Вот и приплыли, блядь. Теперь еще и Лекси из-за меня плакала. Да, мы поссорились, я наговорил ей всякой непотребной хуйни, и, скорее всего, она бы дулась на меня дольше обычного, но ведь прошло немало времени, чтобы убиваться. Было бы из-за чего! Так! Стоп! Что значит прощалась? — Я ничего ей не говорил такого, из-за чего можно было руки на себя наложить, — стараясь, чтобы мой голос звучал как можно ровнее, отвечаю, глядя на девушку свысока. — Во всяком случае из того, что я помню. А она, что, уже уехала? Так рано? — Она вчера утром уехала с первой партией новобранцев. Куда — не сказала. Уехала, даже не поговорив. Значит, вот как. Бросила меня. Уехала в числе первых, хотя вполне могла подождать хотя бы еще пару дней. Даже шанса мне не дала! Ну ясно, кто я такой, чтобы мне шансы давать, я ведь свое дело сделал. В груди как-то разом все сжимается, и никак не протолкнуть ком стоящий в горле. Что бы я там ни городил, а все же думал — не просто так у нас все. Неужели это действительно был спектакль? — Да, я знаю, — как можно тверже и безразличнее говорю я, старясь ничем не выдать, что мне хуёво. — Она хотела пройти спецобучение. Значит, и Виктор тоже уехал уже. Жаль, не успели проститься! — Нет, Вик здесь. — Дани так и стоит, держась за решетку, а Мат обнимает ее пальцы. — Как Вик здесь? — ошарашенно спрашиваю. — Он ведь тоже хотел на снайперское пойти! — Он и сейчас хочет, насколько я знаю, вчерашний драгстер отбывал не на снайперский полигон. Она поехала куда-то еще. Мысли в моей больной голове мечутся, я никак не могу их устаканить. Так, значит, на снайперское она не поехала, а куда тогда? Значит, не хочет, чтобы я ее нашел. Сжигает мосты. Почему? Зачем? Вдруг до боли, до звона в ушах захотелось поговорить с ней, увидеть ее. А что если она что-то увидела? Может, она видела, как я Громли убивал? Или мы встретились с ней, и я наговорил ей чего-то еще более обидного? Или я все-таки прав? Она использовала меня и быстренько свалила, пока я не стал приставать к ней со своими пресловутыми выяснениями отношений. Почему же тогда Дани так осуждающе на меня смотрит и выговаривает мне, что Лекси рыдала. — Дани, а из-за чего Лекс плакала, она говорила? Хоть что-нибудь? — кажется, я начинаю хвататься за соломинки. — Тут просто такое дело, я ничего не помню, что со мной вчера произошло. Вот, вообще, ничего. Последнюю неделю мы точно с Лекс не разговаривали, она меня избегала. — Конечно избегала, ты ведь чуть не разнес полфракции! — насмешливо заканчивает за меня Мат. — Пришлось использовать все свои способности к убеждению, чтобы уговорить Дина не давать этому делу хода. — Да, Мат, я тебе буду по гроб жизни благодарен, — киваю я ему. — Дани, скажи мне, что она говорила? — Ничего, — качает Клейтон головой. — Она только рыдала взахлеб, а потом закрылась, как в раковину, и ни слова не сказала до вчерашнего утра. А потом попрощалась и уехала. Алексис что-то видела. Или мы с ней говорили о чем-то, чего я не помню. Возможно, она нашла меня, чтобы поговорить перед отъездом, а я что-то сказал ей, пребывая в каком-то измененном состоянии. Я вообще сейчас ничего не соображаю. Бля, да что же такое со мной происходит? Почему я ничего не помню? Камеры! Хоть какие-то камеры работают, надо изучить все записи, все! Выяснить, что же произошло, а самое главное, что с моей головой? Такого со мной никогда не случалось! Бывало, что не помню, но чтобы так… — Так, а что тут происходит?! — раздается от входа знакомый голос с ощутимой хрипотцой. Ч-ч-черт, ну всегда все один к одному! Дани отпрыгивает от решетки и начинает бочком-бочком пробираться к выходу. Эрик прожигает ее мрачным взглядом, а Мат упрямо вздергивает подбородок. — Вам мало нарушения вообще всех возможных правил, вы и будучи арестованными умудряетесь их нарушать! — Простите, лидер, этого больше не повторится, — спокойно говорит ему Матиас, улыбаясь, потому что Дани от двери одними губами сказала «я люблю тебя». — Конечно, не повторится, потому что сегодня же Бесстрашная Клейтон отправляется на полигон! — Так точно, лидер, — рапортует Дани и выскальзывает за дверь. — Теперь вы. Идиоты хуевы, блядь! — констатирует Эрик и сверлит нас взглядом, грозно сощурившись. — Лидер, но Матиас ни в чем не виноват, — пытаюсь я как-то заступиться за друга, но Эрик не дает мне и слова сказать. — А ты вообще молчи! Вот просто, заткни свой хуев рот и молчи лучше, пока ты не наворотил еще больше дел! Если этот придурок, — показывая на Матиаса, орет отец, — убил парня, хоть девку защищая, то ты так подставился, что словами описать трудно! Если опустить все матерные эпитеты, которыми щедро снабжает свою речь отец, до меня доходит, что мне точно полный и безоговорочный пиздец. За то время, пока я приходил в себя, диспетчеры изучили камеры наблюдения, и на одной из них нашли четкое изображение меня, убивающего Громли. Правда, изображение только со спины, лица не видно, но четко узнаваема моя одежда, фигура и фирменные приемы. Уж не знаю, что мы с ним вчера не поделили, а, выходит, это я его убил. Вот только я этого не помню. — И теперь вы оба попадаете под трибунал, ясно? — Я ничего этого не помню… — несколько растерянно тяну я, всё еще до конца не веря, что это происходит со мной. — Да, у нас с Громли действительно были конфликты. Мы дрались, пришлось его запереть в камере, проучить на «сафари», но в последнее время он притих и не докапывался ни до Алексис, ни до меня. Я вообще не понимаю, что происходит, я совершенно ничего не помню. — Тебе с бухлом надо завязывать раз и навсегда. Ты уже до провалов в памяти допился, блядь! А хотя теперь это и не важно, вас обоих ждет расстрел за убийства Бесстрашных в военное время. — И что, даже расследования не будет? — Я бы прибил тебя прямо сейчас, безо всякого расследования, потому что ты заебал до печенок своими хуеблядскими безголовыми выходками! — сквозь зубы цедит отец. — Но расследование будет, этого требует закон. Так что будешь сидеть здесь, блядь, и думать, как бы еще больше просрать свою… Страшный и резкий грохот обрывает его нотации. С потолка сыпется штукатурка, воздух немедленно наполняется гарью. — Бля! Что еще за нахуй?! — только и успеваем мы крикнуть почти синхронно, перед тем как срабатывает тревога. — Ебтвоюмать, сука, нападение! — взрыкивает Эрик. — Решились, все-таки, ублюдки, — и он бежит к двери, на ходу отдавая распоряжения. — Да, и этих двоих придурков выпустите, не хрена им ни с хуя пропадать. А если не сдохнут сейчас, расстрелять мы их всегда успеем! — Надеюсь, это он только в воспитательных целях, — вздыхает Матиас, пока Майки отпирает двери решетки. — Давайте, парни, в оружейку, лясы еще успеете наточить. Там, кажется, сука, мудачье разворачивается по полной! Мы бежим по коридорам, поднимаясь из тюремных подвалов, на ходу прикидывая возможное колличество нападавших, как очередной взрыв сотрясает стены Ямы. Это не заряды, это обстрел! Неужели зенитку пригнали, ебановрот?! Как! Как они могли пригнать зенитку, кто пропустил их через блок-посты и, самое главное, как они проникли через стену? Не телепортнули же они сюда технику? Или смогли все-таки? Я смотрю, Матиас бежит на жилые этажи, проверять неофитов. Была бы тут Лекси, я сделал бы так же. Не отстаю от него, мне обязательно нужно успеть забежать к себе, взять свою портупею. В комнате я обнаруживаю бардак. Перевернуто все вверх дном, Бесстрашные вели обыск. Что искали, интересно? Все эти мысли проносятся, пока я, скидывая куртку, натягиваю на себя облачение. С улицы уже слышна канонада выстрелов, наши обороняются. Последнее, что надо взять — коммуникатор. Так, где же он? Всегда на тумбочке лежал, что же сейчас-то? А, нет времени, блядь, куда ж он мог деться? Только если за тумбочку завалился. Я слышу, как отец раздает приказы, из головы не идет, успели ли отвести в катакомбы всех малявок? А, черт, вот он, точно завалился, сука! Уже схватив аппарат, я замечаю на полу, что-то блестящее. Ебановрот! Цепочка Лекси… Но откуда она могла тут взяться? Ладно, сейчас нет времени, подумаю об этом потом. Хватаю украшение, прячу его во внутренний карман. Та цепочка, которую я забрал у нее тогда, в ту нашу ночь на полигоне, хранится в укромном месте. Ее кто-то нашел и зачем-то брал? Или это та цепочка, что я отдал Билли? Тогда как она могла оказаться в моей комнате? Бля, голова сейчас распухнет, не могу об этом думать в данный момент. Уже подбегая к оружейке, я замечаю всех наших ребят в полной боевой готовности. Облачившись в защиту, взяв автомат на изготовку, бывшие неофиты толпятся в ожидании приказов Матиаса. — …разделиться. Джон, Джес, Дани и Алекс, вы пойдете со мной, нам надо пробраться к зенитной установке! Ах ты ж, черт, все-так зенитки. Внутрь, значит, они не проникли, уже лучше. — Остальные обороняют штаб-квартиру. Так, как мы это делали на игре, только тут все серьезно. Это всем ясно? Майли, ты главный по обороне, организуешь ребят тут! Все, Алекс, поперли, расхуярим эту их пиздоблядскую махину! Группа Майли занимает оборонительные позиции, а мы бежим к запасному выходу с другой стороны Ямы. Слышны залпы, ЗСУ работает по штаб-кватрире на полную мощность. Бля, как же они смогли провести ее сюда, ну как? Неужели опять крыса? Кто-то помогал им? Правый корпус штаб-квартиры, где располагаются спортплощадка и полоса препятствий, уже почти полностью разрушен установкой… Если как можно быстрее не избавимся от этой хуевины, она камня на камне тут не оставит! С крыш, из окон, по недовольным стреляют наши бойцы, не давая им подойти близко к зданиям. Под огневым прикрытием мы понемногу придвигаемся все ближе и ближе к установке, но она далеко, сука, так запросто не подберешься к ней. М-да, нападения на Искренность и Дружелюбие были совсем цветочки, сейчас они решили вот так, на дурачка сыграть, что ли? Выглядываю, чтобы лучше рассмотреть, что у них за установка. Странное какое-то нападение, шумно, много, но как-то не особо-то уж они и стараются. И командование их хрен знает где. Больше похоже на какой-нибудь отвлекающий маневр. Все эти мысли фоном проносятся на периферии сознания, когда я, скрываясь от очередного залпа, падаю под колеса перевернутого драгстера, и высовываясь из-за него, бросаю в сторону стреляющих по нам гранату. Не подпускают к своей технике, суки, стреляют бронебойными, чтобы уж наверняка. Кто же к нам пожаловал, киборги или все-таки люди? Что-то подсказывает мне, что на этот раз нам так просто не отвертеться. А установка разворачивается и уже начинает обстреливать жилой корпус! Ко мне прорывается Матиас, показывает плазмавзрывчатку. — Или сейчас, или никогда, — и бросается, блядь, к зенитке. — Мат, нет! Стой! — я за ним, прикрываю, а недовольные даже головы не дают поднять. В меня попали уже пару раз: плечо печет, спина ноет, и дышать больно. Наверное, ребро треснуло. У Мата все лицо в крови, я слышу, как Дани что-то кричит. Джон и Джесс прикрывают нас, и тут прямо перед нами взрывается снаряд. Жаром меня опаляет с головы до ног: и лицо, и тело. Взрывная волна тяжело ударяет в грудь, опрокидывает на землю. Прийти в себя удается не сразу. Матиас был ближе к разрыву — он без сознания. — Вот черт! Блядь, прикройте, иду на прорыв! — только не думать о плохом, только не думать. С Матом будет все в порядке, но если не расхуярить эту блядскую машину, мы останемся без фракции. Рывок, потом еще один, и дальше перебежками. Совсем немного остается. Уши в шлеме окончательно закладывает от постоянного грохота, а чем ближе к установке, тем сильнее долбит. И жара стоит невыносимая — а пить хочется страшно, еще с утра! Рядом со мной оказывается Уеллнер, показывает, что он готов работать в паре, и мы продвигаемся вперед, под прикрытием Джесс и Дани. Внезапно прямо перед нами вырастают недовольные, их появление предвосхищается клубами то ли дыма, то ли тумана, из которого немедленно вырываются короткие плазменные заряды. Мы с Джоном сразу же растекаемся по стене здания, стреляя по ним из-за укрытия. Да куда там, это киборги, и на этот раз они в броне. — Делать чего? — жестами спрашивает у меня Джон. А я ебу? У меня только одна плазма, да и то, предназначенная для зенитки. — Расстреливать будем, хули, — отвечаю, понимая, что возможно, это последнее, что я сделаю в жизни. Вот ведь, блядский черт, как же тупо все складывается! С Лекси не поговорили, и ссора вся эта какая-то глупая. Я приревновал ее, это да, мог я этого не делать? Наговорил хуйни, а ч-черт! А она поверила, уехала. Как все бесконечно глупо! Ладно, надо двигать, только вперед. Показываю Джону, что нужно действовать одновременно, как в отряд недовольных прилетает плазменный снаряд, а над нами кружит беспилотник. Аха-ха, успели парни, диспетчеры, молодцы! — Давай, Джон, все чисто, двигаем дальше! — кричу я Уеллнеру, и мы опять выскакиваем на открытое пространство, остервенело отстреливаясь. Зенитка палит по жилым корпусам, все верхние этажи разрушены. Крыша практически проваливается. Там же снайперы! Бля, надо быстрее! — Джон, прикрывай, я закладываю! — так ползком, по-пластунски. Джон стреляет очередями, не дает отрезать мне путь. У меня будет меньше минуты, чтобы свалить после активации заряда. Трясу головой, чтобы стряхнуть заливающий глаза пот, тело работает уже в режиме нон-стоп, боевой азарт не дает больше задумываться ни о чем. Сейчас или никогда. На ходу активируя заряд, бросаюсь к установке, и уже хочу прикрепить его к ней, да не тут-то было. Пехота недовольных ее охраняет. Без раздумий ввязываюсь врукопашную, посмотрим, насколько вы сильны в ближнем бою. Вышибаю у одного из них оружие и мощным рывком притягиваю киборга к себе. Пока его напарник выпускает в него весь магазин, прикрываюсь им и наступаю. Бля, тяжелый, как черт, тяжелее взрослого мужика, но в принципе удержать можно. Ох ты ж, твою мать, сейчас заряд ебанет! Одной рукой бросаю взрывчатку под зенитку и, швырнув киборга на другого так, чтобы свалить с ног обоих, отпрыгиваю как можно дальше. Плазма сначала вибрирует, потом пищит и шарахает оглушительным взрывом. Меня сносит взрывной волной и впечатывает в кузов драгстера, за которым мы с Матом прятались изначально. Ах, блядь, мне бы вздохнуть только, ну хоть немножко воздуха! — Алекс, ты как, твою мать! Слышь? Живой, нет? Поднимаю руку и показываю большой палец, потому что сказать ничего не получается. Кто-то рывком ставит меня на ноги. Матиас! Живой, сука блядская! — Так, теперь надо отбросить их как можно дальше. Подключились беспилотники, сейчас они разнесут всю их технику. Надо понять, где у них центр управления роботами, и разъебашить его.