Самурай для новой эпохи.

      — Значит, Кэндзи Химура — сын Каору и Кеншина?       — Он самый! — бойко подтвердила Мисао. — Посмотри, как похож на своего отца! — на этих словах она схватила Кэндзина за щеки и начала трясти его голову.       — Да, похоже, правда. Но, что же могло привести тебя в наш дом? — взгляд Аоши был полон недоверия, хотя, казалось бы, к чему тут можно придраться. Его изящные черты лица подверглись влиянию неумолимой силы времени. Морщины были еще не так видны, но их следы были заметны. Одежда придавала ему очень и очень важный вид. Будто это был не чиновник, а хозяин какой-либо страны. Темный цвет одеяний сливался с фоном комнаты. Ибо за ним и не только за ним, а по всему периметру стояли шкафы с книгами. Они были сделаны из черного дерева и блестели даже от слабого света свечи. Шторы задвинуты так плотно, что лучи солнца почти не проходили сквозь них. Мрак был в кабинете у Аоши. Эта картина напомнила Кэндзи хижину Хико.       — Моя мать написала мне письмо, — он подал конверт Аоши, — в нем она сказала, что я смогу найти у вас какую-нибудь работу, ведь денег у меня с каждым днем все меньше и меньше.       — Значит, тебе нужны деньги? — он молниеносно глянул на Мисао, и голос его смягчился. — Мисао, ты не могла бы выйти?       В это время Мисао снова пыталась справиться с детьми, которые опять же что-то не поделили. Они уже были готовы подраться, но она, схватив их за шиворот, буквально вытянула из комнаты. Дети были этому, конечно, совсем не рады, особенно Киёши. Он не доверял странным гостям и до сих пор, даже тогда, когда его отец впустил их в кабинет. Ведь сам мальчик был в нем всего пару раз, и помещение ему представлялось чем-то крайне таинственным и загадочным. Киёши долго возмущался и кричал:       — Вы фто! Они форы! Пофмотрите, какие рожи! Особенно у того парня! Не трогай меня! — тут он вскрикнул, и недовольство оборвалось. Непонятно было, как его удалось заткнуть, но крики стихли почти мгновенно.       — Прости его, — тихо сказал Аоши, — я хотел, чтобы он рос сдержанным и кротким, но время не позволяет. Еще лет тридцать назад он бы, наверное, и не выжил с таким характером. — На этих словах Кэндзи так странно на него посмотрел и невольно почесал затылок. Ему было тут очень и очень неудобно. А ведь правда, комната была почти во мраке. Чизуру же стала в углу, и ее поглотила тень, но некий дымчатый образ продолжал бить в глаза Кэндзи, и он слышал ее дыхание в тишине. — Так зачем тебе нужны деньги?       — Деньги? Ну, кхм-кхм, мне же надо на что-то жить! — на этих словах он слегка привстал, но потом снова окунулся в кресло. — А время сейчас такое, что без денег уже ничего и сделать нельзя.       — Оно и раньше было такое, — холодно сказал Аоши, — и всегда было таким. Власть всегда заключалась и будет в чем-то заключаться. Она материальна и нет. Но, так или иначе, я не знаю, какую работу могу тебе предложить. Помощников сейчас хватает, и время довольно спокойное, пока что. Хотя вот Сабуто может тебе найти какую-нибудь работенку, надеюсь.       Уже одно это имя вызывало у Кэндзи некое непринятие и отвержение. Его лицо слегка искривилось, а темнота вокруг будто усилилась. Сейчас ему казалось, что эта темнота не только Аоши, но путь этого неизвестного ему человека. И, наверное, этот кабинет был тем местом, где он любил сидеть днями и думать, а вот о чем он мог думать? Кэндзи не смотрел в глаза этому мужчине — не столь боялся, сколько просто не хотел.       Тишина уже звенела в ушах. Шиномори перебирал какие-то бумаги, что-то внимательно читал и перечитывал. А Кэндзи не знал что делать: то ли ему надо было уйти, то ли ждать чего-нибудь. И Чизуру совсем замолчала, она, казалось, уснула в этой тишине. Но на самом деле ей было страшно, она забилась в самый потаенный угол и тихо там сидела. Её пугал Аоши, но если бы ей сказали выйти, то никогда бы не дала повода уличить ее в страхе. А тем временем напряжение скатывалось в большой клубок и вот-вот должно было вырваться наружу, но в сухой тишине прозвенел вопрос:       — Как там поживают твои родители? — этот вопрос, конечно, был от Аоши. Он убрал бумаги в стол, а некоторые порвал и положил туда же, встал и подошел к окну. Чизуру в это время вышла из тени, и на её побледневшем лице виднелись капельки пота. Кэндзи испугался такого вида и тоже встал с кресла.       — Твоей подруге тут нехорошо, пусть она выйдет, — сухой пассаж Аоши буквально вывел из строя Чизуру; она не могла понять, как он, не видя ее, смог понять, что ей тут крайне некомфортно. Обомлев, девушка слегка попятилась к выходу, но делала это очень и очень неуверенно. — Почему так медленно? — Аоши обернулся, и его глаза сверкнули холодным блеском. Увидев их, Чизуру буквально выбежала из комнаты. А глухой звук закрывшейся двери стал неким звуком обреченности для Кэндзи. Он остался один…       «Вот же черт! Она ушла, а я остался один; он же меня тут сожрет! Ладно, это же просто человек, что он сможет у меня спросить такого, на что я не смогу найти ответ?» Кэндзи вновь почесал затылок и тяжко вздохнул. Он не забыл вопрос, а Аоши, наверное, ждал на него ответа.       — Родители… ну, родители… Да неплохо, осмелюсь доложить. Отец получает пенсию от правительства, оно помнит его заслуги времен Бакумацу; мать руководит школой. Живут они крайне тихо и спокойно, я бы даже сказал, очень спокойно.       — Они заслужили это спокойствие. Им пришлось преодолеть многое, — тихо ответил Аоши. — И эта спокойная жизнь стала их наградой. Наверное, она стала наградой всем тем, кто пережил это смутное время, и после мы не можем осуждать время, только людей, сотворивших его.       — Но никогда я не пойму этой смиренности, — горячо посетовал Кэндзи. — Путь отца так сложен, из историй, что рассказывала мне мать. Не понимаю, как он смог изменить все в несколько моментов своей жизни. Но ведь легендой он стал именно во времена Бакумацу! Это была его звезда! Там он получил силу, а потом на что потратил? Он просто ушел в бродяги, его жизнь стала подобна одному долгому дню. Он потерял силу, которую обрел. Потерял. Так легко с ней простился, так легко.       Никогда из памяти Аоши не уйдет тот момент последней битвы с Кеншином: этот воздух, который можно было резать ножом из-за напряжения, этот его выпад и сокрушительный удар, когда даже дышать не было сил, и он, возносясь над землей, камнем рухнул на нее. Эту легкость он никогда забудет. Этот удар разбил огромный камень, что лежал на душе Аоши. Сокрушил его и дал вздохнуть полной грудью. Никогда он не видел и больше не увидит подобной силы, подобной решимости победить. Ушедшая ненависть освободила место в его душе, и его заполнила любовь, тихая и кроткая любовь. Он никак не старался ее выразить, даже не подавал никаких особых знаков, заметных обычным людям. Но тот бой стал поворотным моментом. Аоши понял, что человек, живущий прошлым, прошлыми обидами — обречен. Он тухнет так же, как тухнет память об этом прошлом, подобно свече.       — Сила? Хм, — он обернулся, глянул на этого заносчивого мальчика и отвел взгляд. — Когда-нибудь ты, наверное, поймешь, что такое истинная сила. Вот только, я думаю, что для этого нужно будет большое количество времени и сил, приложенных, чтобы вынести самый главный урок. Я буду следить за твоей дорогой, Кэндзи, хоть и совсем не знаю тебя. Это будет моим маленьким развлечением. Но не думай, что я буду тебе помогать, нет. У меня слишком много дел, чтобы отвлекаться на тебя. Пускай даже если ты сын Химуры.       — Пойму? Что я должен понять? — Кэндзи непонимающе взглянул на Аоши и жаждал разъяснений.       — Тихо, я не намерен отвечать на вопросы, которые не являются нужными сейчас, — Аоши бросил взгляд, подавляющий, наверное, самого храброго человека. Кэндзи в этот момент был подобен щенку, который осмелился гавкнуть на старого, но матерого пса. И дыхание его перехватило, а темнота комнаты будто стала еще более враждебна. Хотелось уже убежать, выйти наконец-то из этого проклятого помещения. Но можно ли было?       — Киёши! Не смей хватать со стола! — послышался истошный крик снизу. И детский визг рассеял все напряжение. На душе Кэндзи стало легче, и он подумал, что сейчас, наверное, ему можно выйти из кабинета Аоши. И это ощущение его слегка взбодрило.       — Кажется, все готово к ужину. Мы не можем заставлять себя ждать, — тихо сказал Аоши и направился к двери. Он приоткрыл дверь, и в комнату подул свежий воздух.       — Ужин? Что? — Кэндзи даже и не понял, что уже наступил вечер. Время для него будто застыло здесь, застыл даже воздух. Голова кружилась от наплыва свежести, и он почти не понимал, что происходит вокруг. Внизу слышались голоса: женский и детский хохот.       — И чего ты встал? Пошли, — Аоши вышел, и Кэндзи последовал за ним. Они спускались по лестнице, и теплый свет свечей — не таких, которые были в кабинете Аоши, — светил им ласково и приятно. Запах еды расходился десятками ароматов, а слуги почти синхронно стучали своей обувью по деревянному полу. Служанки в милых одеяниях расхаживали и так улыбались Кэндзи, что он краснел и даже отводил взгляд. Через некоторое время слуг уже не было видно, наверное, отлучились по делам.       Они вошли в большой зал правильной формы. В его центре стоял огромный стол, а на нем были блюда: всякие европейские кушанья, каша овсяная, супы и вино, стоявшее в маленьком графине. Свет пламени многочисленных свечек, проникая в графин, разлетался сотнями рубиновых крупинок на столе; белая скатерть даже слегка отпугивала своей чистотой и опрятностью. Тарелки так же блестели, вилки с ложками были аккуратно сложены: одна к одной. Кэндзи всегда забавляли эти европейские столовые приборы, и он не особо любил ими есть. Хотя, сказать честно, никогда и не ел. Но, конечно, видел.       Тут из-под скатерти, которая, кстати, опускалась до самого пола, вынырнул Киёши. Он кряхтел и судорожно оглядывался по сторонам, а в руках сжимал рисовый кекс. Аоши уже успел уйти, и Кэндзи остался в зале один, поэтому мальчик спокойно проглотил его в два укуса. Непонимающий взгляд обрушился на ребенка, а тот ответил ему полным презрением. Киёши, поправив взъерошенные волосы, выбежал из зала и даже успел стукнуть Кэндзи по ноге. Но тот ничего не понял и просто обернулся назад. Позади него мальчик, будто загнанный в угол зверь, отступил от прохода в коридор. Там стояла Саюри, разгорячённая погоней за братом, и совсем не обращала внимания на Кэндзи. А вот мальчик нашел в нем некую заслонку между сестрой и собой. Он прытко забежал за Кэндзи и показал язык девочке. Она же, сдув с лица прядь каштановых волос, в один момент оказалась рядом с Киёши. Кэндзи сам не понял, как его втянули в этот конфликт. Но сейчас он был именно между двух огней: ибо мальчик вертел им, чтобы сестра не могла нанести свой удар по флангам, но девочка, схватив Кэндзи за штанину, удержала его от очередного поворота и ловко оказалась рядом с братом.       — Фто?! — мальчик крикнул и хотел было бежать, но не успел. Его схватили за волосы и швырнули об стену. Он крепко ударился о твёрдую поверхность, хотя не произнёс ни звука. Лишь грозно посмотрел на свою сестру, которая уже заносила кулак для удара, и он, рассекая воздух, почти оказался у носа Киёши. Тот зажмурился и был уже готов к боли, но этого не случилось — кулак остановил Кэндзи. Девочка оробела и посмотрела на него.       — Чего вы деретесь? — мягким голосом сказал Кэндзи. Однако Киёши, совсем не оценивший помощи, встал и ударил его по руке. Юноша отпустил Саюри. Она же стояла, будто окаменев.       — Ты фто?! Кто тебя лефть профил?! — еще раз ударив Кэндзи, но уже по ноге, мальчик убежал.       Саюри тихо вздохнула ему вслед. Ее короткие волосы будто клубились на голове, а кимоно выглядело изрядно помятым. На вид ей можно было дать лет семь-восемь, но она была уже довольно рассудительна и спокойна, если сравнивать с братом. Она часто общалась со отцом, и он, наверное, именно в ней видел свое продолжение. Саюри никогда не была особо замкнутой, но все равно со сверстниками ей не удавалась наладить четкий контакт, и поэтому единственным другом для нее был пятилетний брат. С ним она возилась чаще матери, постоянно доставала его из передряг: то он в яму упадет, когда убегал в лес, то не поладит с прохожими, и они, уже в готовности его проучить, встречали Саюри. Она затыкала ему рот, извинялась, как могла, и утаскивала его в дом, а там он уже получал по полной.       — Простите его, — тихо сказала Саюри.       — А, да все хорошо! — улыбнулся ей Кэндзи. Саюри улыбнулась ему в ответ, и некое тепло разносилось от улыбки этой девочки. Вновь послышались шаги. Входили Мисао, Чизуру и замыкал эту цепочку Аоши. Он был, как всегда, спокоен.       Через некоторое время все сели за стол. Даже Киёши удалось усадить рядом с матерью. От чего он был не в настроении, поэтому и не сильно буянил, а тихо сидел и ел лапшу вилкой, и делал это крайне неаккуратно. Кэндзи же попросил привычные ему палочки. Чизуру села с ним рядом и выпила рюмку вина, от чего её лицо слегка порозовело, и улыбка стала обычным моментом. Мисао ела и ела, ее аппетит был подобен аппетиту нескольких здоровых мужчин: сначала она съела кашу, потом выпила рюмку саке, съела почти всю жареную рыбу, что была на столе, досталось даже рисовым шарикам, впрочем, им досталось большего всего.       Аоши же почти ничего не ел, только пил чай и, судя по его виду, получал огромное наслаждение от этого: его скулы слегка двигались, а глаза выражали глубокое спокойствие и удовлетворение, морщины, слегка исказившие это еще пока что молодое лицо, томно то поднимались, то опускались вместе с мышцами. Атмосфера вокруг Аоши была уже другой: если раньше его спокойствие внушало тревогу, то теперь это спокойствие было подобно утру в долине. Кэндзи не мог наглядеться на это странного человека, он не хотел есть, он просто смотрел и смотрел на этих удивительных в чем-то своем людей. Потом его взгляд прошелся по Саюри, она так же пила чай, как и ее отец. Они вторили друг другу, были очень и очень похожи. Вот только черты лица дочери казались более мягкими, если сравнивать с отцом. Они отражали молодость и преемственность, наверное, в будущем она станет хорошим человеком. Мысли об этих людях захлестывали Кэндзи; ужин превратился для него в место раздумий.       Но Чизуру дернула его за рукав накидки. Она была чем-то крайне взволнована — это читалось в ее глазах. Девчонка взглядом указала на окно. В нем некая фигура высокого роста и внушительной комплекции подходила к двери дома. Но из-за бликов заходящего солнца толком была не видна. Фигура постучалась в дверь: тремя мощными ударами она объявила о своем прибытии в дом Аоши. Подобно стреле Киёши очутился рядом с входной дверью. Он слегка оттолкнул подошедшую служанку и быстро распахнул дверь. Те, кто сидели за столом, еще не видели гостя, но многие уже догадались. Один Кэндзи ничего не понимал.       Мальчик угрюмо зашел в комнату и тихо сказал отцу:       — Папа, к тебе прифли, этот вфлой дядя со страфной мордой. — Фигура уже успела зайти в зал и слышала все слова Киёши. Почувствовав ледяной холод за спиной, мальчик обернулся и закричал что есть мочи, а потом быстро залез под стол. Картина создавалась почти жуткая, особенно для одного персонажа событий.       — Добрый вечер, Аоши-сама, — тихий голос разнесся по комнате. Но спокойствия он не дал. Скорее внес раздражение и сломал тихую обстановку. Кэндзи слегка побледнел и скорчил гримасу, нахмурил брови и буркнул:       — А он что тут делает? — под конец фразы даже фыркнул.       — Так этот наглый мальчишка уже здесь? А я сразу не заметил — совсем не выделился среди детей. — На этих словах Кэндзи уже взбесился, его лицо покраснело, а руки нервно сжали палочки. — Ты даже не умеешь эмоции скрывать, заносчивый мальчишка. Так или иначе, не смей выплескивать свой гнев в этом доме, — презрительный взгляд Сабуто обрушился на мальчишку. Конфликт вылился бы в конфронтацию, если бы не Мисао. Она встала из-за стола и с присущем ей детским энтузиазмом пригласила Сабуто разделить с ними трапезу. Тот утвердительно кивнул и тихо сел за стол.       Чизуру чувствовала себя крайне некомфортно, было ужасно находиться между молотом и наковальней. Она единственная, кто чувствовал напряжение, или же остальные просто делали вид, что не замечают. Ее рука слегка дрожала, а аппетит уже давно ушел; вино также выветрилось. В кимоно ей вдруг стало крайне неудобно, оно давило и сжимало грудь. Было трудно дышать, но показывать свое волнение совсем не хотелось.       — Сабуто, этот юноша ищет работу. Думаю, ты бы мог ему что-нибудь предложить, — Аоши разрушил тишину, рассек ее своим спокойным голосом.       — Работу? Хм. Я могу ему доверить, разве что разносить посылки и письма, да и то не очень важного характера. На большее он не способен. Так что пусть завтра приходит туда, где его отлупили, там ему будет первое задание. — Кэндзи снова вспыхнул, как пламя. Этот тип уже раздражал его до мозга костей, и главное было не захлебнуться ненавистью. Хотя он стал понимать, что, наверное, именно это сейчас самое большее, что ему можно доверить. И он успокоился. Сабуто видел это, и на лице его проступила улыбка. Этот человек был загадкой для всех, кто сидел в зале, был загадкой он и сам для себя.       Все молча пили и ели. Киёши не собирался уже выходить из-под стола, он просто уснул. Ведь время было позднее, и его детская натура приказала ему спать. Мисао вдруг резко заговорила о том, как прошел ее день, как она бывала на рынке. Ее разговор поддержала Чизуру. Они стали довольно мило общаться, и сами не замечали, как время брало свое. Аоши и Сабуто молчали. Сабуто пил саке, а Аоши чай. Такой момент не терпел резких движений и действий. Поэтому Кэндзи сидел и молчал. Он был поглощён своими мыслями, из-за интимности которых я вынужден вам про них не рассказывать.       Тьма спустилась на город. Она вновь окутала все и вся. И если днем еще можно было отличить плохую часть города от хорошей, то теперь уже, наверное, все стало плохим. Мир за окном дома Аоши замер, будто замерз, но снега не было. Ведь эта была летняя, теплая ночь. Когда луна, как вино в графине, бросала свои блики на воду, а маленькие сверчки пели свою песню, короткую, как их жизнь. Солнце ушло, и власть света закончилась. А тьма праздновала свою мимолетную, но столь частую победу.       — Сабуто, я думаю, теперь мы должны отлучиться от всех и поговорить о делах насущных. Самое место для этого — мой кабинет, — Аоши встал из-за стола и направился туда. Сабуто также поднялся, но на мгновение о чем-то задумался.       — Этот заносчивый мальчишка должен проводить мою дочь. Я надеюсь, что с этим он справится. — И, никого не слушая, он пошел дальше. Через несколько секунд дверь кабинета глухо захлопнулась. Чизуру на слова отца лишь пожала плечами, а Кэндзи, признаться, был и не против. Ведь всегда приятно находиться в компании прелестной девушки.       Засиживаться гости не стали. Они тихо поднялись и ушли. Конечно, Мисао была огорчена, что сын Химуры их покидает, но все же ей надо было еще повозиться с детьми. Чизуру и Кэндзи поклонились хозяйке, Саюри поклонилась гостям, и двое героев ушли.       Они шли по пустынным дорогам. Люди вымерли, или же Чизуру вела Кэндзи по особым тропам. Первое время они молчали, будто не знали, что сказать, или же просто не хотели говорить. И вроде все хорошо: день прошел более, чем удачно, но тревога зрела в душе. Кэндзи решил первый начать диалог, даже если будет нести всякую ересь.       — Чизуру, хорошая погода, — он сам не понимал, что несет.       — Да, и правда хорошая, — мягко ответила девушка. — Так тихо и спокойно. Пошли, — тут она резко схватила Кэндзи за руку.       Он удивился и даже приглушенно вскрикнул. Она повела его невесть куда, даже свет луны не дал четкой картины местности. Мимо проносились дома, хижины, красивые и не очень. Были такие, что даже состояние их описать было нельзя, лучше бы уж их совсем не было. Юноша еле поспевал за девушкой, а она уже почти бежала. И вот они выскочили к реке. Она была серебряного цвета, а над ней кружились стаи светлячков.       Словно множество маленьких звезд они мельтешили над водой, окрашивая ее в легкий оттенок зеленого цвета. Двое стояли и смотрели на них. Это зрелище поглотило их, околдовало, как околдовывает искусная гейша. Только в этом колдовстве не было фальши, не было искусственного блеска, оно было чистое и понятное, но только зоркому взгляду и зоркому сердцу.       Слова могут складываться в предложения, предложения переходят в абзацы, а абзацы начинают и заканчивают книги. Но сейчас слов, чтобы описать состояние героев, даже у меня нет. И описывать это было бы крайне грубо, такое надо прочувствовать. И два тела, стоящие рядом друг с другом, постепенно растворились в темноте ночи. Свет луны не падал на них, он был остановлен деревьями, что росли по берегам. И четкая полоса тьмы и серебра была словно граница, которую нельзя переступить.       — Красиво, — почти неслышно сказал Кэндзи.       — Да. Очень красиво. Мы любили смотреть на светлячков с мамой… когда-то давно, так давно, что вспоминать и неохота, — Чизуру тихо вздохнула, и в гробовой тишине Кэндзи услышал каплю, упавшую на землю. И глухой удар, подобный звуку закрывающейся двери кабинета Аоши, быстро заглох. Мир снова приобрёл сонное состояние. Кэндзи малость даже растерялся, но Чизуру дотронулась до его плеча. И в этот момент ее рука будто высосала из него все сомнения и тревоги. — Ты уж извини. Мы ведь совсем незнакомы, а я так себя веду эмоционально. Прости, не сдержалась.       — А? Да все нормально, — наигранно выпалил Кэндзи, — с кем не бывает, что же.       — Да. С кем не бывает, — она обернулась и посмотрела на Кэндзи. И в темноте взгляда не было видно, он лишь чувствовался. Щеки юноши запылали, а дыхание участилось. Ведь девушка была очень близко, я бы даже сказал вам, что интимно близко. Стало жарко не только телам, но и душам. Момент был и приятен, и неудобен. Кэндзи сделал что мог и слегка оттолкнул Чизуру. Совсем легко, чтобы не наделать глупостей. А она же будто взбодрилась и вышла из ступора. — Так. Мне пора домой и тебе, собственно, тоже. Сможешь легко дойти, если пойдешь вдоль этого канала.       — А что… разве... — Кэндзи совсем не понял, как она смогла узнать, где он живет.       — Ты много болтаешь во сне. И да, не забудь про задание. Завтра утром жду тебя, — Чизуру рассмеялась и буквально растворилась во мраке. А Кэндзи стоял и совсем ничего не мог понять. Слишком много событий произошло за один день, и всё надо было переварить.       И юноша просто побрел домой. Почти обреченным казался его силуэт, а шаги были едва слышны. Он шел и шел, не видя своего дома. Ему начало казаться, что Чизуру просто обманула его, пошутила, и теперь он вообще направляется в другую сторону или же совсем за пределы самого города. Сомнения все больше и больше одолевали его; тихое журчание серебряной воды уже не казалось сказочным. Оно бросалось в глаза и сбивало с толку. Кэндзи уже был готов остановиться и заснуть прямо на месте, но пошел на поводу своих сомнений. И не зря! Вскоре он смог разглядеть очертания знакомой хибары. И был несказанно ей рад.       Почти бегом добравшись до дома, он рухнул на свое подобие кровати и заснул. Сна, признаться, и не видел, но спал спокойно и крепко. На удивление, даже встал весьма рано. И еще не под палящим солнцем вновь решил принять душ.       Как всегда, прыгнул в воду, но потом недовольно почувствовал, что она стала почему-то ещё холодней, чем вчера; он нехотя принялся мыться. И после этого ощутил себя крайне свободным и бодрым. Ему вспомнилось, что в доме Аоши он не очень плотно поел, а значит, надо перекусить. Решив совместить приятное с полезным, отправился прямо в Аойю.       Бежал, ей-богу, бежал. Даже снес какую-то сонную старушку, перед которой долго извинялся. Пробирался сквозь толпу и даже жар солнца; большое количество людей его уже не могло остановить. Правда, дыхание во многом сбилось, и он даже успел заблудиться. Но заветное место было совсем уже рядом.       Он вбежал в ресторан и опять понял, что кого-то сбил. А когда увидел кого, даже слегка ужаснулся: на полу лежала девушка, она была вся в рисе и боялась открыть глаза. Но Кэндзи тихо сказал ей:       — Привет, Чизуру. И прости, — он помог ей подняться с пола.       — Ааа, привет! Бывает, что же, — девушка даже не знала и не понимала, как на это реагировать.       — Я просто торопился и вот... — виновато посмотрел на нее Кэндзи.       — Да, "и вот" было не очень-то и приятным. Но что же, бывает! — весело закончила она. Кэндзи помог ей убрать рис, хотя достаточно долго доставал крупинки из ее волос. Они сделали повторный заказ.       — Итак, что там для меня оставил твой отец?       — О! Он сказал, что задание крайне простое, и с ним сможет справиться даже такой глупец, как ты, — девушка захихикала.       — Я знаю его меньше дня, а уже ненавижу! — вспылил Кэндзи.       — Не переживай! Еще будет время познакомиться и пообщаться. Держи! — и она всучила ему тканевый мешок с чем-то. Он был небольшого веса, и почему-то для Кэндзи это был крайне благоприятный знак.