Самурай для новой эпохи.

      Дом был настолько большим, что казался похожим на огромную крепость времен Сенгоку*. Человек рядом с ним воистину может чувствовать себя лишь маленькой пешкой. Конечно же, он был европейского стиля. Ведь Япония уже давно перестала быть закрытой страной, эпоха Мейдзи* дала свои плоды и в социальной среде. Большие окна завешаны красивыми занавесками, которые, на удивление Кэндзи, были полупрозрачными: «Зачем нужны занавески, если через них почти все видно?». Желтоватый цвет сильно бросался в глаза и действовал крайне раздражительно. Подобно дому, огромной была и его ограда. Серая и в некоторых местах небрежно сделанная — ей не хватало разве что рва.       Скромно входил Кэндзи на территорию этого дома. Неловкостью движений он был подобен медведю, который только что пробудился ото сна. Легкий мешок совершенно не напрягал его, скорее вызывал интерес. Что же в нем было такое? Может быть, карты военных планов? Или же секретная переписка? Хотя, нет, кто же ему доверит нести такое? Нет, такие вещи передаются при наблюдении военных, а в лучших случаях — остаются там, где были написаны или же спроектированы. И никто их не доверит нести какому-то мальчишке, который даже не смог справиться с тремя хилыми бандитами. При этих мыслях лицо Кэндзи исказилось, гневная тирада сейчас могла вырваться из его уст, но он выдержал. И стал подходить к двери дома, а, лучше сказать, к воротам этой крепости. Они были темного цвета, с каким-то замысловатым рисунком, и юноша даже не мог понять: что это нарисовано? Он робко постучал в них. И уже надоевший и знакомый ему глухой звук дерева вновь быстро растворился. Ответа не было. Кэндзи тут же замешкался. Ему подумалось, что в таком огромном жилище ну не может не быть людей. И он собрался постучать еще раз, но только его кулак приблизился к двери, как она начала открываться.       На пороге стоял невысокий человек с пышными усами. На нем был строгий черный костюм, а лицо украшала светлая, почти детская, улыбка. Он, конечно, вступал в контраст с общей обстановкой и вообще очень сильно выделялся. На нем были надеты черные, до блеска начищенные ботинки. Пальцы, которыми он сжимал края двери, были слегка толстые, но весьма сильные. Такой человек не мог внушать страха, но и абсолютного доверия он не внушал.       — Добрый день, юноша. Чего вы желаете? — голос был спокоен и мягок. Кэндзи сначала слегка смутился, даже, наверное, не особо понял вопроса и отстраненно посмотрел на мужчину. Тот, увидев непонимание в глазах Кэндзи, громко засмеялся. — Меня не стоит бояться. Совсем не стоит. Я всего лишь дворецкий, ваш покорный слуга, — круглое лицо мужчины озарилось улыбкой.       — Тут вот это передать надо господину Коджи от господина Сабуто Такаямо, — Кендзи сунул дворецкому мешок.       — А что в нем? — удивлённо взглянул дворецкий.       — Откуда мне знать, я не смотрел, — пожал плечами наш герой.       — Так давай посмотрим, — глаза дворецкого загорели. Они открыли этот мешок, и там оказались обычные письма, но штук так десять или же пятнадцать. Все они были аккуратно запакованы в свои конверты, но всё же некоторые немного помялись, и это смутило Кендзи. Он подумал, что за это сможет получить нагоняй от Сабуто. — Письма? Хм, нет, письма чужие мы читать не будем. Это ведь плохо. Заходи в дом, передашь господину Коджи все сам.       Признаться, Кендзи слегка опешил и не был готов зайти в дом. Но отказываться, наверное, было совсем нехорошо, поэтому пришлось послушаться. Если дом Аоши был очень просторный, не считая его кабинета, то этот дом был похож на большую коробку с маленькими ящичками. Большой коридор, по бокам которого буквально наставлены двери, уходил вдаль. В доме было светло, даже пахло довольно приятно. Но и тут Кендзи чувствовал опять же какую-то неприязнь, даже замкнутость всего помещения. И как ему показалось, хозяева очень любили желтый цвет или же его оттенки.       Дворецкий шел чуть впереди и что-то тихо насвистывал себе под нос. И сильно выделялся его черный как смоль наряд. А походка была плавной, почти пружинистой. Они шли и шли, будто коридор и комнаты не кончались, но буквально в нескольких метрах Кэндзи увидел большой зал. И, сделав еще двадцать-тридцать шагов, они зашли в него.       Бежевый цвет комнаты создавал образ холодной пустоты. В углу горел камин. Непонятно зачем он горел, ведь на улице было довольно тепло. Но Кэндзи не шибко заострял на нем свое внимание, его больше привлекали люди, что сидели недалеко от камина. Они будто были неподвижны, больше похожи на статуи. Но, как только мужчина лет эдак сорока увидел дворецкого и юношу, он встал. Рост его, сказать честно, был совсем невелик, но он был кряжист, а пышная борода придавала ему солидности. Одет он был в костюм темно-синего цвета, который очень гармонировал с гэта*. Становилось ясно, что этот человек чтит традиции японской национальной одежды и, конечно же, следит за тем, что носят на западе. Широкие плечи его заслоняли тех, кто сидел позади, и Кэндзи не решился нахально посмотреть за них. Когда он подошел совсем близко, юноша и дворецкий поклонились ему и подали письма.       — Господин Коджи, господин Сабуто Такаяма передал Вам почту через этого молодого человека, — и дворецкий протянул ему несколько конвертов. Тот тяжело вздохнул и взял их.       — Спасибо, Филипп. — Когда Господин Коджи произнес имя дворецкого, Кэндзи не на шутку удивился: «Что? Почему у него такое странное имя? Он что, европеец? Но ведь не похож!» И несколько раз юноша окинул его взглядом, но всё равно совсем ничего не мог понять. — А как зовут этого молодого человека? — тихо спросил Господин Коджи.       — Кэндзи Химура, Коджи-сан. — Его вопрос отвлёк юношу от раздумий по поводу имени Филиппа и привел в чувства.       — Что мне это напоминает? Будто подобное словосочетание я слышал когда-то давно… - Господин Коджи задумался; он копался бы в своих мыслях, наверное, еще долго, но сзади его окликнул тихий и довольно грубый женский голос. Он резал по ушам, поэтому игнорировать его было нельзя.       — Дорогой, почему ты не представишь нам с Акане этого юношу? — то говорила женщина. Она была одета в кимоно красного цвета, на рукавах которого цвела нежно-розовая сакура. Она отличалась плотным телосложением, с большой грудью и с пухлыми щеками. Черты лица были слегка грубыми, особенно выделялся нос. Ей было, наверное, уже под сорок лет, и годы, конечно, брали свое. Морщины оросили ее лицо, они появились с годами, которые, уходя, забирали былую молодость и свежесть. А рядом с ней сидела их дочь, ее звали Акане. Она была хороша, даже очень хороша собой. На вид казалась, наверное, лишь слегка старше Кэндзи, от силы ей было семнадцать-восемнадцать лет. Ее розовые губы были пышны, как ее грудь, что слегка касалась краев стола. Голубые глаза бегали по силуэту Кендзи, который был одет в белые штаны и слегка потертую серую тканевую куртку. Его рыжие длинные волосы были подвязаны лентой, а лицо было бледное, почти белое. Но она смотрела на него как-то странно, что даже он заметил. Посмотрев на нее, он отвел взгляд.       — Что ж, это — Кэндзи Химура. Я и правда уже когда-то слышал что-то похожее в своей жизни, но не могу вспомнить, Томоко, — он опять задумался.       — Да ладно тебе, отец, не стоит утомлять нашего гостя, — Акане поклонилась ему, и этот поклон был больше похож на выпад игривой кошки. Она ему улыбнулась, и Кэндзи вновь замешкался. Он слегка покраснел, ибо совсем не ожидал, что девушка подойдет к нему и поприветствует его. — И то верно. Потом, может быть, вспомню, — улыбнулся господин Коджи. — Гостей у нас бывает немного, да и мы с моей супругой не любим особенно гулять. Вот только Акане чересчур обожает это дело. Так что, Филипп, принеси, пожалуйста, гостю чаю.       Дворецкий утвердительно кивнул и скрылся где-то в коридоре. А Кэндзи усадили за стол. Стулья оказались не очень мягкими, поэтому он слегка ерзал. Волновался, как всегда, и был, опять же, не готов ко всему. Акане села рядом, и от нее пахло чем-то довольно приятным, и это внушало некоторое доверие. Семья молчала, и Кэндзи молчал. Госпожа Томоко пила чай тихими и спокойными глотками. Господин Коджи читал письма и все время хмыкал. Ему, наверное, что-то в них не нравилось, или же его что-то беспокоило. Одна Акане проявляла к нему странные знаки внимания.       — Кендзи, а с чем ты хочешь связать свое будущее? — тихо спросила девушка. Она поправила свои волосы, что были до плеч, и приготовилась слушать. Но Кендзи слегка смутился, ибо не знал, стоит ли выкладывать все карты на стол.       — Я хочу быть солдатом, да, — он решил сказать что-то самое близкое к правде.       — Солдатом? Как это мило, — ахнула Акане, и ее глаза загорелись.       — Солдатом? — оторвался от прочтения писем Господин Коджи. — Что ж, сейчас это очень благое дело. Если хочешь, я могу даже посодействовать этому.       — Да, да, спасибо, — Кендзи улыбнулся притворной улыбкой.       — Точно! Я вспомнил! — Господин Коджи буквально подпрыгнул и улыбнулся. Видно, победа над своей беспамятностью принесла ему большое веселье. Слегка отдышавшись, он начал: — В молодости, во время войны Босин*, я сражался за императора. И был среди нас один боец. Кто-то считал его просто легендой, которая запугивала сторонников Сегуната. Но я был уверен, что он есть, и даже видел, как он разил врага при Тоба-Фусими*. А потом скрылся, и никто не знает куда. Одни говорят, что он давно умер, другие — что сменил имя и теперь сидит где-то в чиновниках. Кто-то рассказывал, что этот воин уехал в Китай, или же его переманили иностранцы. Но звали этого воина — Химура Баттосай или же Химура Кеншин. И ты, случайно, не потомок этого легендарного хитокири?       — Нет, что Вы! Мой отец живет спокойной жизнью, и таким же было его прошлое. И дядей у меня нет, и дедушек тоже. Нет, мы с ним точно не родня, — Кэндзи, конечно же, солгал. Ему претила популярность отца, и также он не хотел к себе лишнего, ненужного внимания. Отвечал спокойно, чтобы не было подозрений. Даже стал каким-то серьезным, и вся замкнутость будто исчезла.       — Что ж, очень и очень жаль. А ведь вы даже слегка похожи, наверное… — Господин Коджи почесал свою бороду.       И вновь они замолчали. Но тут в зал вошел Филипп, он принес чай. Поднос поставил прямо на стол, и все разобрали этот напиток в считанные секунды. Даже Госпожа Томоко, что пила его буквально не прерываясь. Кендзи взял и себе чашку и выпил почти залпом. Ему стало горячо и даже жарко. Акане медленно пила и смотрела на него, а он смотрел на нее, иногда как-то собственно. Из-за этого ему становилось не очень то и удобно, он чувствовал, что сейчас она прожжет его взглядом, и от этого готов был вспыхнуть.       — Акане, когда ты уже разберешь свои горы книг? Это совсем не дело. Их у тебя стало слишком много, наверное, нужно будет выделять даже целую комнату, — и Господин Коджи укоризненно взглянул на нее.       — Отец… — Акане виновато опустила глаза. Но потом ухмыльнулась и подняла взгляд на Кендзи. — А что, если наш гость поможет мне перетащить книги? — она улыбнулась юноше.       — Но, если он, конечно, не против.       — Я? А, да…       — Ну вот! — тут Акане схватила и потащила его. Кендзи ничего не мог понять, даже ситуацию оценить не успевал. Она повела его на второй этаж и остановилась возле одной из немногих дверей. Да, на втором этаже их было куда меньше, а значит, и куда меньше было помещений. Они зашли в большую комнату. В ней были горы книг, а еще кровать и письменный стол. Но основное место — это, конечно, книги. Они были разные: красивые и не очень, толстые, как бочонки, и худые, как селедка. Некоторые кучи вот-вот должны были упасть, но какая-то неведомая сила их поддерживала. Кендзи смотрел и смотрел на эти горы, и даже не заметил, как его посадили на кровать.       — Кендзи, ты извини, что так все резко было. Просто я люблю людей извне.       — Что? Людей извне? — переспросил Кендзи.       — Да, именно таких... Ведь тут я живу, как в футляре, но иногда мне удается из него сбежать, — она подошла и закрыла дверь.       Кендзи загорелся изнутри и слегка задрожал. Акане подошла к нему буквально вплотную и слегка коснулась его плеча. Это место будто обдало огнем, и этот огонь прожигал даже его накидку. Девушка, видно, была настроена совсем серьезно, а вот юноша, похоже, ничего и не понимал. Голубые глаза зачаровали, как светлячки этой ночью, но что-то в них было стеклянное, пугающее. Последовал сладкий и нежный поцелуй. Её губы касались его губ, и Кендзи совсем ничего сейчас не мыслил и не понимал. Мысли будто улетучились, и что сейчас делать, он не знал. Она легла на него, и Кендзи почувствовал что–то непонятное, что-то немыслимое… Её грудь упиралась в него. Зеленое кимоно слегка спало с плечь, и открылась шея. Её изгиб был подобен льющемуся шелку, девушка была и правда прекрасна. Но что ей двигало? Почему она поцеловала его, даже толком не зная? Этого Кендзи не понимал.       Они слились в этом поцелуе минут на пять. И дело шло все дальше и дальше. На улице гулял ветер, он иногда любил заглядывать в окна разных домов. Нет, не подглядывал, а просто любовался. И вот взгляд его остановился на пыльной комнате этой девушки. И он увидел там два тела. Кендзи совсем уже не знал, что делать, он понимал, что сейчас сорвется и точно отдастся инстинктам. И надо было это дело заканчивать, ибо совсем все плохо. Но девушка обвила его своими руками, схватила так, что отпускать ее совсем не хотелось. И вот она слегла отстала от его губ. Дыхание вторило бьющимся сердцам, тела были горячие, как раскаленные камни. Смотря друг на друга, совсем не знали, что сказать. Оба сильно смутились, покраснели и стали смотреть в разные стороны. Кендзи срочно хотел уйти, но Акане вновь посмотрела на него и ухмыльнулась. Она села на его него и стала медленно снимать кимоно.       «Черт! Надо бежать, Кендзи! Надо бежать!» Одеяние уже почти было снято с плеч и касалось груди. Но вдруг послышался стук в дверь. Он оборвал момент, но так же и дал свободу Кендзи. Акане тут же вскочила и привела себя в порядок. Ее каштановые волосы были слегка потрёпаны, но лицо светилось в предвкушении. Она игриво посмотрела на Кендзи и тихо сказала:       — Я сейчас, только погоди, — и вновь поцеловала его. А он совсем потерялся. Но знал, что сейчас она уйдет, и надо бежать.       Акане открыла дверь. Там стоял Филипп, и он опять улыбался.       — Госпожа Акане, Вас зовет отец.       — Отец? Что? А, да, сейчас, — она стремительно вышла и закрыла дверь. Послышались торопливые шаги. А Кендзи облегченно вздохнул, но внутри был пожар из тысячи огней. Он дернул ручку двери, но она была заперта, и тут юноша понял, что все будет не так легко, как кажется.       Он осознал, что его закрыли, а выламывать дверь как-то нехорошо, совсем бы некультурно вышло. И надо было искать другой путь освобождения. И им стало окно. Оно было довольно большим и даже сразу ему поддалось. Вот только высота была уж метра три, а Кендзи не сильно любил ее, поэтому слегка замешкался. Но, когда он услышал звук ключа в замочной скважине, думать времени не осталось, и он прыгнул.       Летел совсем недолго и упал вроде нормально. Ничего не сломал — почти победа. Кендзи тут же бросился в кусты, а там еще одни и еще. Он убегал, даже не зная куда бежать; солнце уже палило и было очень душно. В носу застрял кислый запах травы, который не уходил, а только усиливался. Юноша бежал и бежал, будто убегал от преследователей. Уже запыхался, как наткнулся на огромную преграду, и это, конечно, была ограда дома. Надо было через нее лезть. Ох, сколько сил он на это потратил, ведь прыткости ниндзя у него не было, не было прыткости и кошки. Но вот ограда оказалась позади, и он вышел на дорогу.       С тех пор, как он зашел в дом Господина Коджи, прошло около двух часов, а значит, время подходило к полудню. И солнце опять же было в зените, а ветер вздымал клубы пыли. Он шел по одинокой дороге также одиноко. И не мог собраться с мыслями, настроение совсем упало. Ведь шел уже третий день, а катаны все никак не было. А если не будет катаны, значит, не будет и обучения, и мечта о силе канет в лету. Это удручало очень и очень сильно, Кендзи хотел кинуться куда-нибудь, но не знал куда. Хотел податься, но не знал к кому. Он даже не знал толком, где находится, а значит, еще несколько часов надо будет потратить, чтобы найти дорогу домой.       Слева от него был небольшой лесок, листья деревьев, как монеты, светились под солнцем. Он не уходил далеко вдаль, и в конце этого леса виднелись улочки. Птицы пели в этот раз радостно и неугомонно. И Кендзи решил свернуть прямо в этот лесок, не зная зачем, собственно. Его, как во сне, бросала неведомая сила, и он решил ей повиноваться. Солнечный свет рассеивался, поэтому тут было не так и жарко. Вот только где-то все чаще слышался совсем непонятный звук, будто-то кто-то скребётся или ворочается. Стояла тишина, птицы замолчали, поэтому этот звук еще больше усиливался. Кендзи приблизился к большому дереву и понял, что этот звук находится за ним. Он решил, что надо подойти как можно тише и лучше из-за угла. Обходил дерево едва слышными шагами, но тут жесткий порыв воздуха остановил его.       Прямо у его носа очутилась трость, она остановилась в сантиметре от парня. И ему стало слегка не по себе, еще бы секунда, и сломанный нос был бы ему гарантирован. Трость из темного дерева, с забавным рисунком, который Кендзи еще не успел разглядеть. Сухая рука крепко сжимала ее, она не дрожала, а держала ее ровно, будто трость была вбита во что-то. Кендзи посмотрел и узнал в нем Кенту, который смотрел вдаль, а в другой руке держал кувшин с саке. Он был спокоен и ничего не говорил, наверное, все еще не понял, что это Кендзи.       — Я услышал тебя давно. Зачем ты вновь преследуешь меня? — прозвучал тихий голос старика.       — А… эээ… Кента, это же я, — неуверенно ответил Кендзи.       — А! Кендзи! Это ты! — старик повернулся и улыбнулся. Его старческое лицо осветилось улыбкой, и вся грозность будто испарилась. Кендзи до сих пор не мог понять, как этот человек, в доме которого он уже живет месяц, смог нанести такой точный даже не удар, а именно замах. В нем была некая загадка, которая тут же заинтересовала его. Он уже чувствовал начало интересной истории, хотя, быть может, старик Кента ничего и не расскажет ему. Но любопытство так и давило парня. Сделав еще один смачный глоток, старик тихо спросил у него:       — Кендзи-кун, скажи мне, что ты здесь делаешь?       — Что делаю? Да, аха, я гулял. И вот набрел на тебя, Кента-сан. Скажи, Кента-сан, кто тебя преследовал?       — Кто меня преследовал? Это не очень-то интересная история, Кендзи-кун, — старик вздохнул и улыбнулся. Он сел под дерево и о чем-то задумался, а Кендзи не знал, стоит ли спрашивать его насчет этого искусного замаха. Но все же решился:       — Кента-сан, а как у тебя получилось меня услышать и нанести такой точный… кхм… удар? Ты что, был воином? Или кем? — он выпалил все это на одном дыхании, ибо не знал, какова будет реакция старика. Ведь этот старик, который казался ему всегда беспробудным пьяницей, теперь выглядел кем-то другим. Он, честно говоря, никогда и не спрашивал Кенту насчет его прошлого, так как не видел в этом никакого смысла. И даже не думал, что может услышать в ответ что-то интересное, но не с этого момента.       — Воином? — старик задумался. Создавалось такое ощущение, что Кента просто не знал, что и ответить. — Никогда у меня не спрашивали, кем был я в прошлой жизни. Ведь я просто пьяница, а жизнь у пьяницы не очень-то и веселая, по сути своей. Ты пьешь, а потом просыпаешься неизвестно где. Но, возможно, это и есть свобода или же одна из ее граней. Свобода от общества угнетает, но больше угнетает мой разум свобода этого общества. Свобода от обязательств и истории прошлого. Я пью не потому, что так хочу пить, я пью потому, что это отвлекает меня от мира, созданного монархистами. И, наверное, мы с ними пьем одинаковое саке, одинаково любим это, но делаем в разных обстановках и с разными людьми. Вот только я пью свободу, а они просто пьют саке.       — Монархисты? Вы имеете в виду войну Босин*? — переспросил Кендзи.       — И не только ее, война Босин была лишь итогом смуты времен Бакумацу*. Я родился за одиннадцать лет до начала этого времени и прошел сквозь него. Доверие к правительству моя семья потеряла, когда был подписан договор между Японией и иноземцами. Они потеряли веру в Сегуна, но не я. Мне было всего семнадцать, когда я смог потерять все, теперь мне чуть больше пятидесяти, а я уже старик. Стар и телом, и душой, Кендзи-кун. И только выпивка на твои деньги спасает меня, — старик задорно захохотал. Но потом быстро успокоился и замолчал.       — Значит, все же был воином? — настойчиво спросил юноша.       — Был, — вздохнул Кента.       — Здорово! — воскликнул Кендзи. — Я тоже хочу стать воином! Правда, эпоха самураев давно канула в лету, но все же! — его глаза вспыхнули рубиновым пламенем.       — Здорово? — Кента ухмыльнулся, и выражение его лица стало хитрым, как у лисы. — Ты хочешь стать воином? Зачем? Ведь не сможешь, точно не сможешь. Это тебе не сходить погулять под дождем, этот путь будет вечен, пока ты не умрешь, или же пока тебя не убьют. Я не уверен, Кендзи-кун, что из тебя выйдет воин, уж прости. Ты неуклюж, совсем не сдержан, ну какой ты самурай!       — Что?! — вскричал юноша, но тут же вспомнил слова про сдержанность, а так же аналогичные придирки со стороны Сабуто. — Вот с чего это не смогу? Все я смогу! Ты еще увидишь, Кента! Я стану великим воином.       — Ты? Ага... — старик снисходительно глянул на него, а потом задал непростой вопрос: — Кендзи-кун, скажи, зачем тебе идти по дороге воина? Что ты ждешь от этого?       — Что я жду… — Кендзи задумался, он правда еще не задавался этим вопросом. Идея стать великим самураем возникла у него, когда ему было всего двенадцать, теперь он старше на два года, а этот замысел был все еще жив в его сердце. — Кто-то живет по закону природы, который гласит: «Слабые погибнут, сильные будут жить». И он действует лишь до того момента, пока эти слабые не получат силу, и тогда стороны поменяются. Этот закон обрекает своего последователя на вечные старания быть самым сильным, а значит, с каждым разом получать новую силу. Но он не является созидающим, это закон вечного разрушения. Сила идет лишь на то, чтобы убивать и не быть убитым, но в итоге всех побеждает смерть. Смерть имеет силу бесконечную, и она является отожествлением этой силы. С ней нельзя тягаться, нельзя ее победить. Сила человека ограничена его природой. Поэтому мы должны получить максимум той силы, которую можем из себя выжать. И я хочу получить этот свой максимум силы, чтобы доказать, что я не тень великих самураев прошлого.       — То есть тебе так нужна сила? Хм, благая цель для воина. Но только не думай, что силу тебе дадут просто так, тебя могут сломать и морально, и физически. Ни один человек не знает своего максимума, наверное, этот максимум диктуют нам предки.       — Я знаю, что силу мне просто так не получить, знаю… Но есть одно огромное "но"…       — Тебя не хотят брать в школы кендо? — Кента рассмеялся.       — Нет! А? Что?! Не в этом дело! — Кендзи вновь был раздражен. — Чтобы стать воином, мне, конечно же, нужна катана… Но ее, увы, у меня нет, и я не знаю, где ее можно достать.       — Катана? Хм. Доверять ребенку оружие опасно, осмелюсь доложить, — старик вновь глотнул саке. — Но знаешь что, если ты докажешь мне свою решимость, я, так и быть, тебе помогу!       — Решимость? А как?       — Раньше ее проявляли на поле боя, но теперь, думаю, уже не то время. Знаешь что, я найду тебя вечером. И там оглашу свое испытание тебе, но учти, оно будет совершенно непростое. На него у тебя уйдет дня два, и кстати, а зачем тебе именно катана? Почему не боккэн*? Для новичка куда безопаснее все же.       — Нет, мой будущий, надеюсь, учитель сказал мне добыть катану в течении недели. Уже идет третий день, а катаны еще нет!       — Охо! Ну, всего третий день! — старик вновь посмеялся, выпил саке и ударил своей тростью по дереву, рядом с которым лежал. Непонятно зачем он это сделал, и что это ему дало. — А вообще странный у тебя будущий учитель.       — Это да, он очень странный и вредный, — Кендзи фыркнул и посмотрел высоко в небо. Его постепенно затягивало тучами, будто свинец в виде дыма сгущался над его головой. Сейчас должен был пойти дождь, и к нему юноша готов не был. Хотя дожди он любил больше, чем солнце, но и промокать совсем не хотел. — Кента-сан, сейчас будет дождь, пожалуй, надо укрыться.       — Укрыться? Ну нет! Меня дождь не пугает, но ты уже должен идти! И кстати, готовь мне деньги на выпивку! — старик захохотал, а Кендзи скорчил недовольную гримасу. — Иди в ту сторону, и ты выйдешь к дому! — он указал рукой на северо-восток.       Кендзи попрощался и пошел домой. Он шел четко в заданном направлении и был в предвкушении задания. В нем сияла надежда, которая грела его. Но, увы, все же юноша угодил под дождь. Струи воды стекали по его одежде, по волосам и лицу. Это давало некую свежесть, едва ощутимую. Его гэта хлюпали и почти спадали с ног. Белые носки стали темно-серыми, а волосы спутались. И ох, если бы это всё сейчас его интересовало… Нет, это были пустяки.       Кендзи больше походил на мальчишку, даже несмотря на то, что ему было уже четырнадцать. Он не вырос во времена смут, поэтому его детство было спокойным. Родители заботились о нем, мать даже пыталась учить его владению меча, но тогда он не видел в этом какого-либо интереса. Его отец был для него загадкой, которая трепала ему нервы примерно с десяти лет. В нем он не видел примера для подражания, скорее наоборот, им он не хотел быть. Его пугала мысль о убийствах, о вечных драках и состязаниях, о смерти, что ходила рядом. Пугала, но и завораживала. И он не понимал отца, который получил силу и так ей воспользовался. Это он пытался донести Аоши, а он его не понял. Наверное, вообще его не слушал.       Дорога вывела его точно к хижине. День медленно приближался к вечеру, солнце, что выглянуло после дождя, слегка сбавило температуру поджарки. Пар поднимался от земли к небу, а юноша сидел у хибары и смотрел, почти ни о чем не думая. Будто в голове образовался вакуум из мыслей и идей. Ничего не шло в нее, ничего и не уходило. Он вспомнил Акане — ему стало тепло, вспомнил Кенту и его замах, который, наверное, запомнит навсегда — и ему стало еще теплее. День прошел удачно, в общем говоря. И должен был так же удачно закончиться. Еще ему вспомнилось, что как только он выполнит свое первое задание, Чизуру просила его зайти в Аойю. Дело это было хорошее, поэтому Кендзи, как только высохла одежда, вновь двинулся в путь.       Дорога казалась уже совсем знакомой. Он дошел довольно быстро, даже без помех. Его не унесла толпа, не поймала якудза, так что все было чудесно. Кендзи, зайдя в ресторан, поправил свои волосы, отряхнул опять посеревшие, только что выстиранные носки и вошел. За привычным столиком его ждала Чизуру. Она махнула ему рукой и подбежала. Обняла, схватила за руку и повела за столик. Крикнув заказ, резко выпалила несколько вопросов:       — Чего так долго, Кендзи? Тебя хорошо встретили? Надеюсь, на тебя никто не напал по дороге? — она захихикала. Он, конечно, мог рассказать как «напали» на него в доме, как старик, у которого он снимает жилье, чуть не сломал ему нос, но все же с этим стоило повременить.       — Да, все было хорошо, — Кендзи улыбнулся и уже хотел начать свой рассказ, что было да как, конечно, без подробностей. Но его прервал шум на улице. Слышался топот сапог и чьи-то крики. Они приближались к ресторану. Будто разъярённая толпа решила напасть на маленькое заведение. Кендзи уже решил выйти и посмотреть, что это там, но вдруг крик усилился в несколько раз. И человек вбежал в ресторан и спрятался под столик.       Рядом пробежали шестеро полицейских, которые громко ругались и спрашивали у друг друга:       — Черт! Куда делся этот гребаный дед?! Он у нас еще получит! — Они побежали дальше, и долго еще стоял шум свистков и криков. А дед, что спрятался под столиком, попросил прощение у посетителей, которые сидели за ним, поблагодарил, что его никто не выдал, и огляделся.       — Вот те на! Отгрохали местечко! Кендзи-кун! Я же сказал, что найду тебя! — Да, это был Кента. Он запыхался, но был весел.       — Кента-сан, что вы сделали? — удивленно воскликнул Кендзи.       — Я просто преподал им уроки вежливости с помощью моей трости! Но сейчас не об этом! — Он подошел к столику, где сидели Кендзи и Чизуру. Девушка совсем ничего не могла понять и даже боялась что-либо спросить. Она тихо сидела на своем месте и не могла сделать ни одного движения. — Итак, дети, я знаю, как тебе помочь, Кендзи! — Кента достал карту и указал пальцем на одно место, добавив: — Здесь ты найдешь все, что ищешь на данном этапе своего пути.