Душа, заблудшая в песках

Судьба сокрушает нас двояким образом: отказывая нам в наших желаниях и исполняя их. Анри Амьель. Когда Гриммджо пришел на собрание, оказалось, что все ждали только его. Тоусен, явно раздраженный, обернулся и поджал губы. Возможно, он даже хотел высказать Гриммджо свое неудовольствие, но Айзен тихо позвал его по имени, словно призывая к молчанию. Гриммджо чувствовал на себе пронизывающи взгляд Айзена, но сделал вид, что ему это безразлично. — Добрый вечер, Гриммджо. Ты опоздал, — в голосе Айзена не было никакого укора, просто факт. Гриммджо промолчал, взглянув прямо и бесстрашно в добрые глаза напротив. Если он вздумал бы играть в молчанку и дальше, то вскоре неминуемо последовала бы публичная порка от владыки. Однако сейчас Гриммджо не хотелось быть предсказуемым. Его распирало от желания поскорее увидеть переделанного Ичиго, а еще он жаждал сделать что-то необычное и удивить всех. Тихо хмыкнув, он склонился в глубоком грациозном поклоне и замер, не произнеся ни единого слова. Со всех сторон послышались удивленные вздохи других Эспада. Как же так, самый известный бузотер и псих держался паинькой? Шок. Пользуясь моментом, что никто не видел его лица, Гриммджо беззвучно усмехнулся темному каменному полу. — Хорошо, садись, — в голосе Айзена послышался едва заметный смешок. Похоже, он по достоинству оценил выходку своего подчиненного. Гриммджо прошел к своему месту, которое располагалось по правую руку от правителя Уэко Мундо. Сев, он моментально уловил отвратительный травянистый запах: перед ним на столе стояла кружка с чаем. «Тьфу, гадость. И кто эту бурду пить будет?», — рассеяно подумал Гриммджо, отодвигая кружку подальше от себя. — Теперь, когда все в сборе, приступим к нашему совещанию, — начал свою речь Айзен. — Как вы уже знаете, вчера был проведен эксперимент. Честно говоря, результат немного отличается от ожидаемого, но главное, что он вообще есть. Куросаки Ичиго жив. Канаме, покажи его меч. Тоусен положил оружие на стол перед Айзеном. Меч был похож на банкайную форму Зангецу: длинная угловатая катана, с завитой гардой и цепью на рукояти. Вот только клинок был кипельно белый с черным лезвием, а гарда и рукоять остались черными. — Ваши соображения, — Айзен откинулся в кресле и отпил из чашки. Его глаза хитро блеснули. Собравшиеся арранкары недоуменно уставились на меч. Похоже, большинству сказать было нечего. — Так его катана выглядит в банкае. Различается только цветом клинка, и такое ощущение, что цепь на рукояти стала длиннее, — Гриммджо потер щеку и скривился. При воспоминаниях о последней встрече с Куросаки у него заболела голова. — Верно подметил, Гриммджо, — Айзен одобрительно взглянул на него. — Как ты думаешь, почему так? — Не знаю. Возможно, это как-то связано с балансом его сил шинигами и Пустого. Меч и форма у него черного цвета. Черный олицетворяет силу шинигами, а белый — Пустого. Его реацу стабильна, если две эти составляющие находятся в равновесии. Сейчас, — Гриммджо провел рукой над мечом, — я вообще ничего не ощущаю в этом зампакто. Он как будто мертв. Или спит. Может быть, это из-за того, что его сила стала ближе к Пустому. А цепь… не знаю. При взгляде на нее почему-то думается только про одно... — Цепь Судьбы, — вставил Улькиорра, сидевший напротив. Гриммджо сдержанно кивнул. Рогатый ублюдок верно подметил. Только вот непонятно почему цепь не пропала. Тогда бы все встало на свои места: Куросаки стал Пустым и символ жизни, связь с его телом, исчез бы тоже. Но цепь почему-то удлинилась. — Ладно, сейчас я изложу вам свои соображения, — Айзен подался вперед, положив руки на стол. — Как вы знаете, зампакто есть часть души шинигами… Властелин Уэко Мундо явно был настроен к чтению нравоучительных лекций, и поэтому начал с самых азов. Вроде когда-то он преподавал в Академии в Сейрейтее, вот наверное, вспомнил былое и решил оторваться на Эспаде. Только с Гриммджо такой номер не прошел. Его мозг выключился на втором предложении, сказанном Айзеном. Состроив внимательную физиономию, Гриммджо принялся изучать взглядом, лежащую перед ним катану. Меч, в отличие от незадачливого хозяина, внушал Гриммджо уважение. Большой, длинный, тяжелый, с массивной рукояткой, и цуба такая приятно резкая — настоящее мужское оружие. Как-то некстати вспомнился недавний разговор со Старрком. Премьера то ли в шутку, то ли всерьез убеждал его, что размер духовного меча у мужика напрямую зависит от габаритов и внешнего вида мужеского достоинства в состоянии боевой готовности, то есть эрекции. Гриммджо не принял на веру эту ахинею, но сейчас задумался. По крайней мере, у кого ему довелось видеть и то, и другое, габариты пропорционально совпадали. А у Куросаки? Свет в каземате был отвратительный, да он и не глядел вниз, но по ощущениям в руке вроде ничего так. «Стоп! О чем я думаю? Рыжий сученыш, попадись только ко мне в руки. За все ответишь». Гриммджо моргнул, возвращаясь от собственных кровожадных мыслей обратно на заседание Эспады. — … но все-таки он до сих пор остается человеком. Об этом свидетельствует удлинившаяся цепь. Ситуация как видите двойственная, — Айзен развел руками. — С одной стороны, есть очень большая мощь, с другой полное неумение ее использовать и контролировать. Сейчас, когда он утратил силу шинигами, а возможностями Пустого пользоваться не научился, он очень слаб. Куросаки Ичиго не сможет даже прожить в этом мире без чужой помощи. Элементарно, не умеет питаться как Пустой, не умеет стрелять серо, не умеет использовать свою изменившуюся реацу. Подводя итог: полная трансформация будет закончена только тогда, когда он научится жить в Уэко Мундо, осознает себя Пустым, и тогда же он сможет высвободить свой зампакто. Айзен замолк и обвел всех лучистым взглядом. — У меня вопрос, — хрипло кашлянув, спросил Барраган. — Что насчет ресурексиона: это будет тот демон, что отметелил Четвертого, Шестого и Десятого и чуть не раскатал весь дворец? Гриммджо нервно заерзал, мысленно понося старика на все лады. Судя по рычанию с другого конца стола, Ларго тоже оценил «деликатность» Сегунды. Улькиорра же сидел, с закрытыми глазами, не шевелясь. — Ну, Луизенбарн, это вы переборщили, — благодушно улыбнулся Айзен. В его глазах лучилась насмешка. — Наши доблестные войны все-таки пленили «демона», да и дворец уже почти восстановлен. В остальном же вы правы, только вот мощь нашего юного друга в высвобожденной форме должна возрасти как минимум вдвое. — Хо-хо, а если «наш юный друг» обратит свой гнев на нас? — хитро усмехнулся Барраган. — И разнесет своим серо весь Уэко Мундо? Судя по вашему рассказу, этот малыш имеет довольно взрывоопасный характер. — Вы абсолютно правы, — кивнул Айзен. — И сейчас мы перейдем к решению очень важного вопроса. Кто из вас, моя дорогая Эспада, возьмет ответственность за обучение и приручение нового фрасьона за номером семьдесят восьмым, по имени Куросаки Ичиго. Айзен особо выделил именно слово «приручение». Затем он откинулся на спинку кресла и внимательно оглядел своих подчиненных. Гриммджо почувствовал на себе взгляд Айзена, кожей ощутил его интерес. В голове словно зажегся предупредительный огонек: «Подвох!». — Как интригующе, — заинтересованно протянул Барагган. — Значит, вы хотите выдрессировать звереныша. — Я вношу свою кандидатуру, — отозвался Заэль, жеманно поправив розовую челку. — У меня как раз имеется парочка соображений как найти к этому шинигами нужный подход. Гриммджо уставился на стоявшую перед ним чашку. От интонации Заэля его почему-то затошнило. — Ха, я тоже хочу быть воспитателем пацана, — воскликнул Нойтора, плотоядно ухмыляясь. — По струнке будет у меня ходить. — И я могу, — прогудел Ямми, похрустывая костяшками пальцев. — Если что, он у меня не только по струнке, а вообще ходить перестанет. Гриммджо молчал и сосредоточено рассматривал чашку перед собой. Перспектива «приручения» Куросаки обескуражила его. Получается, добычу у него все-таки отбирали, причем самым беспринципным образом. Теперь, если Куросаки станет прислужником одного из этих олухов, он даже с ним подраться толком не сможет. Фрасьон может биться с другим Эспада только в двух случаях: либо по приказу хозяина, либо защищая его в бою. Нет, конечно можно будет навалять Восьмому, но вот с Пятым или Десятым, который высвобождается в Зеро, лучше так не шутить. Да и Айзен, судя по всему, будет пристально следить за мальчишкой, и не позволит причинить ему вред. Себя в качестве тренера для Куросаки Гриммджо даже не рассматривал. — Гриммджо, — ласковые интонации Айзена заставили его вздрогнуть. — Твои соображения? — Мне нечего сказать, — пожал плечами Гриммджо, поднимая голову. — Жаль. Ну а остальные? — Позвольте высказаться старику, — прозвучал надтреснутый голос с противоположного конца стола. Айзен изящно поднял чашку, отхлебнул чай и кивнул. — Честно говоря, сначала я относился скептически к самой идее трансформации человека. Но, после услышанного здесь, мое мнение изменилось. Сейчас мне любопытно, что может получиться в итоге. Единственное, нужно правильно выбрать наставника, а иначе все усилия пойдут прахом. Барраган сделал паузу и обвел присутствующих тяжелым взглядом, словно ища несогласных. — Только один среди нас подходит на эту роль и это, — он сделал паузу, — Шестой. За столом разнесся вздох удивления. Айзен же едва заметно улыбнулся. — Чего? — удивленно протянул Нойтора. — Почему именно этот неудачник? Гриммджо почувствовал, как в душе тугой пружиной разворачивалась злость. Чертов Барагган должно быть решил поиздеваться! — Действительно «почему»? Объяснись, старик! — с вызовом бросил он. — Ты глуповат как я посмотрю, — Барраган вальяжно откинулся на спинку стула и едва заметно усмехнулся в усы. — Хотя, что с тебя взять, ведь до вмешательства господина Айзена ты был всего лишь тупым адьюкасом. — Старая хреновина! – рявкнул Гриммджо, вскакивая на ноги и сжимая кулаки. — Да пошел ты… Закончить Гриммджо не удалось, потому что горло будто сжал невидимый обруч, заставив судорожно схватиться за шею. В груди стало пусто и болезненно, как будто в легких закончился весь воздух. Реацу, такая тягучая и давящая, черным потоком накрыла его, оставляя место лишь для всепоглощающего страха. Однако Гриммджо уже не раз испытывал на себе подобное. Собрав всю свою недюжинную силу воли, он крепко стиснул зубы и зажмурил глаза, чтобы невольным стоном или взглядом не выдать свою слабость. «Ублюдочный Айзен, все-таки нашел к чему придраться! Мразь!». Внезапно, поток силы схлынул, оставляя дикую слабость и дрожь в ногах. Чтобы не упасть Гриммджо оперся двумя руками об стол. — Гриммджо, — тон Айзена был наполнен обманчивым сочувствием, — ты же знаешь, я не люблю, когда повышают голос. Садись. Продолжайте, Луизенбарн. Гриммджо тяжело опустился на стул. Резко заболела голова, в ушах назойливо шумело, мешая сосредоточиться. Каждый раз после наказания Айзена он чувствовал себя растоптанным и измотанным. Хотелось найти какую-нибудь нору поглубже, заползти в нее и остаться там навсегда, чтобы никогда не видеть иезуитскую начальничью морду с непослушной прядью на лбу. — Ну что ж вы так с ним. Он же не виноват, что зверьем остался, — зло съязвил Барраган, а затем продолжил тоном доброго наставника. — Джаггерджак, не кипятись. Я уже стар и привык называть вещи своими именами. Я отвечу на твой вопрос, поэтому напряги свои ушки и слушай внимательно, повторять не буду. Куросаки не подходит на роль моего фрасьона по двум причинам. Первая, я ненавижу людей. Вторая, ребята из моей фракции порвут его в клочки как только увидят, они очень ревнивые сволочи. — Теперь, — он протянул руку, пальцем указывая на Старрка, — Примера. Ленивый он. Даже свою мелкую девчонку приструнить не может, а если дать ему еще и пацана, то у нас вообще начнется светопреставление. Толку не будет никакого. Старрк, который до этого как будто дремал, открыл один глаз и посмотрел на Баррагана. — Дальше, — Барраган доброжелательно улыбнулся и кивнул в сторону Халибел, — Трес. Она баба — и этим все сказано! При виде рыжего спиногрыза у нее проснется материнский инстинкт, и вместо того, чтобы учить детеныша, она будет с ним сюсюкать и тискать в огромных сиськах. Нойтора издевательски хихикнул, а Халибел метнула на Баррагана уничтожающий взгляд. — А еще, — словно не заметив ее недовольства, продолжил Барраган, – у нее же целый гарем из полоумных неудовлетворенных девах. Они мигом затрахают и Куросаки, и его Пустого до смерти. Толку опять же не будет. На этот раз Нойтора уже рассмеялся громко. Ямми тоже заржал, трясся животом. — Ах, ты старый хрыч! Думай, что говоришь! — зашипела Халибел, впиваясь тонкими пальцами в край стола. — Спокойно, — тихо призвал Айзен, махнув рукой в их сторону. — Ближе к делу, Луизенбарн. — Ох, виноват, не удержался, простите старика, — Барраган склонил голову в сторону Халибел, словно извиняясь за свои издевки. — Так, продолжим. Вот этот ржущий конь под номером пять. — Чем же я не подхожу на роль господина для маленького шинигами? — расплылся Джируга в отталкивающей усмешке. — Ты не подходишь потому, что ты чертов извращенец. Здесь, видишь ли, необходим педагогический подход, а уж никак не педерастический. — Ты прямолинеен! — наигранно восхитился Ннойтора. — Стараюсь, — Барраган повернулся и пристально посмотрел на следующую «жертву». — Гранц. Наша светлая мудрая головушка. Тоже предложил свою кандидатуру, молодец, но и ты не подходишь. — Почему это? — вскинулся Заэль. — Я предлагаю только научные методы решения проблемы… — Именно потому, что твои «научные методы» приведут мальчишку в морг, где ты его научно вскроешь. А нам этого не надо. Нам нужен результат, а не эмпирическое обоснование и диссертация на пятьдесят страниц. Ферштейн? — Вы невозможны! — воскликнул Заэль и нервно забарабанил пальцами по столу. — Не спорю. Следуем далее. Зоммари не подходит из-за своего характера. Ну, слишком они разные. И потом он ненавидит шинигами сильнее нас всех вместе взятых. Зоммари кивнул, соглашаясь. Барраган продолжил: — Ааронилье не годится потому, что он дебильный гиллиан и умеет только жрать. Подкидывать ему мальчишку в качестве десерта не рекомендую. Ямми очень несдержан и несерьезен. Он просто сделает из Куросаки кровавый гуляш, а нам скажет, что так и было. Луизенбарн широко улыбнулся и озорно вскинул руки: — Теперь, самое интересное. Куатро и Секста. Я двумя руками за Гриммджо! — Отчего так? — спросил Айзен, подавшись вперед. — Улькиорра ведь выше Гриммджо по рангу и он более рационален. Что же ему помешает достичь успеха? — Ему помешает рациональность, мой господин. Да-да, как ни странно. Задание, которое вы так любезно подкинули нам, на сто процентов является творческим. На расчетливости и разумности далеко не уедешь. Нужно включить фантазию, подкинуть эмоций, добавить грубости — с людьми по-другому нельзя. А Куросаки еще даже не человек. Он человеческий детеныш. И поэтому он глуп и чувствителен. И «приручить» его сможет только тот, кого он сможет понять. Тот, в ком он найдет схожесть с собой. Тот, кто обладает схожими мыслями и идеалами. Люди называют это привязанностью. Ваш рассказ о семьдесят восьмом и те знания о людях, которыми я обладаю, а также моя интуиция — все это говорит в пользу Гриммджо. И еще: господин Айзен, вы упомянули, что свою силу шинигами Куросаки Ичиго получил грубой силой, точнее, его вынудили на получение этих способностей. Причем за очень короткий срок. Я правильно понял? — Да. Банкая он достиг за два дня, — подтвердил Айзен. — А сколько требуется времени на достижения банкая в нормальных условиях? — уточнил Барраган. — Минимум лет десять. По залу прокатился удивленный шепот. Гриммджо поднял бровь, проникаясь легким уважением к достижениям Куросаки. Парень-то оказывается не промах. — Вот, — Барагган поднял палец, — это ключевой момент. Эволюционный скачок через встряску, боль, отчаянье. Только это должно быть кратковременным. Нужно знать, когда остановится и отпустить вожжи. Шиффер для этого слишком холоден: он либо недожмет, либо перестарается, а у Шестого присутствует необходимое чутье хищника. Он как кошка, которая играет с мышью. Терзает, мучает, но до последней черты не доводит. И к тому же, Пантера парень компанейский, вон у него целая бригада была в подчинении, так, что с одним задохликом уж как-нибудь справится. Короче, я устал распинаться на эту тему. Гриммджо, по-моему мнению, флаг тебе в руки! — Луизенбарн, да вам надо художественную прозу писать, — наигранно восхитился Айзен. — Я в восторге. — В задницу ваш флаг! — заворчал Гриммджо, стараясь не превысить допустимую громкость. — Почему вы не опасаетесь, что я прикончу Куросаки? Я же «тупой адьюкас», «зверье», возьму ненароком и сожру фрасьона. — Не опасаюсь, — владыка сосредоточенно осматривал ногти на правой руке. — Ты же ведь не самоубийца? С инстинктом самосохранения у тебя все в порядке, правда? Гриммджо склонил голову и промолчал. Отлично, теперь он будет ответственным за жизнь своего врага, будет ему ангелом-хранителем и заботливой няней. Казалось, судьба просто смеется над ним. — Итак, — Айзен архидобро посмотрел на присутствующих. — Дорогая моя Эспада, давайте проголосуем. Кто за то, чтобы Куросаки Ичиго, арранкар за номером семьдесят восьмым перешел под командования Секста Эспада Гриммджо Джаггерджака? Раздалось шуршание одежд, собравшиеся голосовали, поднимая руки. — Так. Кто против? Послышалось тихое хихиканье Ичимару: — Почти единогласно, Айзен-тайчо. Гриммджо, твой голос «против» мы, безусловно, примем к сведенью, но он ничего не изменит. — Моя дорогая Эспада, — Айзен поднялся из-за стола. — На этом наше заседание официально объявляю закрытым, спасибо за внимание. Можете идти к себе. Он уже развернулся, чтобы уходить, но тут словно вспомнив, бросил через плечо, обращаясь к Гриммджо: — Кстати, почему бы тебе не проведать своего подчиненного. Обрадуешь его заодно. Гриммджо не шелохнулся. Внутри было пусто и гадко. Все ушли, а он так и сидел за столом, разглядывая чашку с нетронутым чаем. Наконец, он встряхнулся, встал и потянулся, разминая затёкшие мышцы. Внезапно из его глотки вырвалось утробное звериное рычание и, схватив ненавистную белую посудину, он с силой рассадил ее об каменную столешницу. Осколки фарфора острыми брызгами вперемежку с каплями пахучего чая разлетелись в стороны. Гриммджо на мгновение закрыл глаза, вдохнул и стремительно направился к выходу. На душе стало спокойней.