Дорога к любви

      — Ди, — возбуждённо кричу в трубку, — ты не представляешь, что недавно случилось.       Из динамика доносится сопение подруги, и я догадываюсь, что в этот же момент она закатывает глаза. Такая предсказуемая. За столько лет дружбы я успела изучить её от и до. Вообще, это странно, когда человек хорошо разбирается в людях, а вот в себе…       — Ну, выкладывай уже, — сдаётся Стрельникова, и в её голосе появляются нотки любопытства и нетерпения. Именно те, которые я от неё и ждала.       Буквально за пару минут я рассказываю ей всё, что произошло со мной пару часов назад. Где-то приукрашивая, но не упуская ни одной детали, я заканчиваю свой монолог сном и судорожно выдыхаю.       — Что ты об этом думаешь? — осторожно спрашиваю её. Мне важно её мнение, но боюсь того, что она ответит не то, что я хотела бы услышать.       Диана какое-то время молчит в трубку, наверняка, обдумывая всё до мельчайшей детали. Я знаю на все сто процентов, что она не одабривает моё увлечение, но ясно понимает, что моё «хочу» перекрывает всё имеющееся у меня благоразумие.       — Я думаю, — негромко и довольно несмело начинает подруга, формулируя в голове мысль до конца, — ничего хорошего из этого не выйдет. Ты же не думаешь, что он бросит жену?       Шумно выдыхаю, уставляясь в одну точку, зацикливаясь на проблеме. Нет, Ди, несомненно, права. Ведь не зря в народе говорят, что «на чужом несчастье счастья не построишь», но… что-то между нами есть, и вот это самое «что-то» совершенно не даёт мне покоя. Мне трудно мыслить благоразумно. Я выбираю одежду, духи с мыслью, как он оценит ту или иную кофточку, одобрит или же нет выбранный мною аромат. Его настолько нет рядом со мной, что он в буквальном смысле везде. Как-то раз, гуляя с Дианой неподалёку от района, где живёт мучитель, я перепутала его с другим парнем. И немудрено: та же стройная фигура, немного подкаченный, темноволосый. Полагаю, совсем чуть-чуть — и я всё же загремлю в психбольницу.       Услышав звук открывающейся двери, я спешу прекратить разговор. Как ни крути, но родители не те люди, которым нужно рассказывать такие вещи. Спешно проговорив Ди «извини, поболтаем позже», я отключаюсь, понимая, что подруга, наверняка, уже начинает на меня обижаться. Потому что, как мы ни начинаем с ней говорить о том о сём, я постоянно прерываю беседу, ссылаясь на дела или потому, что попросту не могу говорить. И суть даже не в том , что в огромном большинстве случаев я действительно занята. Сам факт, что мне не хватает времени на лучшую подругу, безумно огорчает меня. И я постоянно оправдываюсь нехваткой свободного времени. Нет, Ди, безусловно, девушка чрезвычайно терпеливая, но ведь не железная…       Я огорчённо вздыхаю, находясь в расстроенных чувствах в конце такого суматошного дня. Казалось, что стать хуже и непонятнее уже не может, но убедилась в обратном.       — Алиса, как ты это объяснишь?       Мама никогда не называла меня Алисой, исключения составляли разве что исключительные случаи, когда я вытворяла что-то из ряда вон выходящее. Но сегодня я вроде как была неплохой девочкой, как и в последние дни. Неужели что-то из тайного стало явным? Долго раздумывать и фантазировать мне не пришлось, потому что отец резким движением кладёт на мой компьютерный стол уже аккуратно открытый конверт. На языке у меня крутился вопрос типа «что там?», но, взглянув на нетерпеливые лица родителей, я передумывала его озвучивать. Вместо этого беру в руки конверт и разглядываю его. Вроде как самый обычный белый конверт, однако безо всяких подписей, а значит отправлен не по почте — лишь подброшен в почтовый ящик. Странно, что этот конверт показывают мне, обычно письма мне не присылают…       Наконец достав содержимое конверта, я обомлела. Несколько десятков фотографий со мной и мучителем около машины. Мне было нечего скрывать от родителей: ничего же не было. Но всё же было как-то неловко. Да и моя мать была без ума от историка, так что пусть так и остаётся. Происходило бы это год назад, я бы без зазрения совести сдала мучителя матери, при этом поплакавшись, что тот пытался меня изнасиловать, но теперь, через всё, что мы прошли вместе… Нет, единственное, что я могу сделать для него в качестве благодарности за всё хорошее, — это поддержать его хорошую репутацию в моей семье. Иначе его ожидает первая страница ежедневной газеты с вопиющим заголовком с отнюдь не лестным материалом и маячащая на горизонте статья за растление несовершеннолетней. Всё же с моими родителями очень опасно, и нужно быть постоянно начеку, стараясь не сколоться и не ошибиться в собственных показаниях.       Сейчас же мой мозг работал в ускоренном режиме. Приходилось соображать за считанные секунды, что лучше сделать, дабы отвести любые подозрения от мучителя. Вариантов было немного, а если уж совсем честно, то единственный. На фотографиях не видно его лица (зато моё раскрасневшееся и до одури счастливое — очень даже), поэтому могу сказать, что это мой парень. Родители, на удивление, моей личной жизнью особо никогда не интересовались, посему лучше, чтобы они думали, что я скрыла своего новоиспечённого парня от них, а не собственного классного руководителя, который носит меня на руках и при этом у нас ничего нет.       — Это мой парень. Он подвёз меня, — поразительно спокойным голосом объясняю матери и отцу. — Не знаю, кому взбрело в голову нас сфотографировать. Мне казалось, что в подбрасывании домой нет ничего постыдного. Разве нет?       Мама вскидывает руками, обескураженно качая головой. Узнаю эту мимику и уже предвижу, что за ней грядёт ужасное.       — Алисонька, и ты нам не сказала? Мы с папой очень хотим с ним познакомиться. Я испеку твой любимый пирог к его приходу…       Дальше я уже не слушала, что мама ещё сделает, потому что всё вышло из-под контроля. Совершенно. Откуда в такие сроки (а я уверена, что мать медлить не станет) я найду себе парня? Смешно, просто смешно. И я в жопе.       Пытаюсь выдавить из себя улыбку, но получается плохо.       — Лисонька, тебе что-то болит? Давай я анальгинчику принесу, и тебе обязательно полегчает.       — Всё нормально, мам. Просто устала за сегодняшний день. Пожалуй, прилягу пораньше.       Родители встревоженно смотрят на меня, но всё же кивают и покидают мою комнату, осторожно прикрыв дверь с противоположной стороны. Я вновь бросаю взгляд на конверт и задумываюсь над тем, кому же это я так здорово насолила, что мою жизнь готовы буквально растоптать, а меня уткнуть лицом в грязь. Подходящих кандидатур не было, как и решений из сложившейся ситуации.       «Утро вечера мудренее», как говорится, но не у меня. Оказавшись в кровати, я захожу на свою страничку «ВКонтакте». Младшая двоюродная сестрёнка прислала мне на стенку картинку с котёнком. Мило. Но комментировать лень. Одноклассницы отметили на выпускных видео, но смотреть не буду. Это пройденный этап моей жизни, который я предпочитаю поскорее забыть.       Ни одного нового сообщения. Поэтому просто брожу по новостям, смотрю фотки друзей и подруг.       Неожиданно дверь открывается, и в комнату заглядывает мама.       — Лисонька, я тут спросить хотела… — мама начала и замялась. — У тебя с этим пареньком всё серьёзно?       Я отвлеклась от мобильного и с интересом уставилась на неё. Вид уж слишком озабоченный, отчего я смеюсь.       — Думаешь, пристаёт ко мне? Секса просит?       Мама даже смутилась. При её-то работе это поразительно.       — Не парься, — с видом знатока порекомендовала я, — он и поцеловать-то меня боится. Чего уж там про остальное говорить.       Мама по-прежнему топталась на месте, видимо, подбор нужных слов давался ей нелегко. А ещё журналистка со стажем… Похоже, на домашнюю суету (а тем более на такую щекотливую тему с дочерью) её красноречие не распространялось.       — Некоторые, Лисонька, долго запрягают, но быстро едут. Так что ты ему лишнего-то не позволяй, хорошо?       Я смеюсь и лукаво смотрю на маму.       — Ну, не знаю, не знаю…       — Вертихвостка, — устало проговаривает мать, вздохнув, пожелала мне сладких снов и удалилась.       Улыбка сползла с моего лица, как только дверь за ней закрылась. Я снова залезаю в телефон и строчу своему извергу смс. Алиса Костровская: «Не хочу показаться паникёршей, но мне кажется, что за нами следят».       Закусив губу, жду ответа. Он онлайн, но сообщение всё ещё не прочитано. Начинаю волноваться. Только спустя десять минут мне приходит оповещение о полученном сообщении. Там всего два слова, но именно от них стало трудно дышать. Дмитрий Разумовский: «Мне тоже».       Я не хочу продолжать эту тему разговора сейчас, поэтому выключаю телефон и уставляюсь бесстрастным взглядом в потолок. Кто? Кто, чёрт возьми, портит мою и без того несладкую жизнь? Серьёзно, если мама узнает, кто этот таинственный «паренёк», которого она ждёт на пирог… Хотя, тут я, возможно, погорячилась: она слишком сильно меня любит, чтобы писать такой провокационный и извращённый сюжет у себя в газете с собственной дочерью в главной роли. Но вот отец… он явно не будет церемониться с извергом. С этими мыслями я и уснула.

***

      Утро никогда не бывает добрым, но автоматически ухудшается, когда начинается с трели дверного звонка. Убедившись в том, что Наташа спит и дверь придётся открывать всё же ему, Дима сонно поплёлся в прихожую, дабы встретить нежданного гостя. Взглянув в глазок, он вмиг проснулся и нервным движением открыл входную дверь.       — Старший следователь районного отделения Следственного комитета России майор юстиции Карнаухов, — представился мужчина средних лет. Второй, чуть помладше, стоял за ним, не проронив ни слова. — Гражданка Разумовская здесь проживает?       Дима растерянно кивнул. Обернувшись, увидел выходящую из спальни растрёпанную Наташу, одевшуюся на скорую руку.       — Это я, — проговорила она на ходу, но, увидев мужчин в форме, сбавила темп.       — Как своё возвращение отметили, Наталья Алексеевна?       Дима смекнул, что полицейские явно в курсе, что с ней было, где и как. Пока ничего не предвещало беды, но тон этого майора ему совершенно не нравился.       — Спасибо, хорошо, — ошеломленная, она негромко ответила. Видела этих людей первый раз в своей жизни, а их осведомлённость о ней самой очень и очень пугала. — А вы, простите, кто?       — Мы из Следственного комитета, — ответил тот, что старше. И, по всей видимости, главный. — Хотим задать вам пару вопросов.       — Ну, один вы уже задали, — нервно усмехнулась Наташа, с опаской глядя на мужа, который никак не выражал свои эмоции. Он вроде как и не зол ещё, но она уже чувствует, что подвела его. Снова. И от этого на душе становится противно.       — Мы не намерены шутить, Наталья Алексеевна! — подал голос второй мужчина, использовав довольно-таки грубоватый тон. — Где вы находились в прошлый вторник с четырнадцати сорока пяти до семнадцати вечера?       Наташа чуть не осела на пол: Дима вовремя успел подхватить её. Конечно, она знала. Это тот самый день, когда она вырвалась из кошмара, державшего её в своих сетях, и вернулась к своему любимому человеку. Понимая, что проблемы с органами ей не нужны, она рассказала всё, как было, после чего получила одобрительный кивок от мужа. Кажется, всё потихоньку налаживается.       — В тот же вечер для совместной встречи к известному вам господину Жарскому прибыли гости. Господин Жарский не открыл им дверь, и тогда его друзья, которые бывали у него раньше, прошли в дом через другой вход, обойдя охрану. На первом этаже нашли труп хозяина дома. А вы, вероятно, последняя, кто видел господина Жарского живым, — неторопливо объяснил второй мужчина, следователь, как стало понятно из любезно показанного им удостоверения. — Вы подозреваетесь в убийстве, Наталья Алексеевна.