Глава 7
9 октября 2015 г. в 02:01
- Мне очень жаль, Дженсен, - в голосе графа действительно звучало сожаление. - Но ты сам виноват, если бы ты принял мое предложение, я смог бы тебя защитить...
Вряд ли это была правда, хотя сейчас Себастьян де Роше и был абсолютно уверен в искренности своих слов. Но, скорее всего, он просто не рискнул бы навлечь на себя гнев графини, которую где-то глубоко в душе даже побаивался. Отношения между супругами всегда были весьма натянутыми, и портить их еще больше из-за любовной интрижки было бы верхом неблагоразумия.
Его сиятельство раздраженно поморщился, глядя на обезображенного узника, в котором почти невозможно было узнать всегда такого яркого, желанного, привлекающего всеобщее внимание Дженсена. Сейчас это был просто кровоточащий кусок плоти, вряд ли способный осознать, что происходит в непосредственной близости от него. А все Женевьев, ревнивая, мстительная стерва. Она и этот ее родственничек, от одного взгляда которого мороз пробегает по коже. Интересно, чем Дженсен так не угодил графине? Неужели она узнала, что ее не в меру ретивый муженек не прочь уложить привлекательного лекаря в постель? Странно, обычно она сквозь пальцы смотрела на шалости супруга. Или, быть может, у нее самой были виды на Дженсена, а он отказал ей так же, как и самому графу? И теперь из-за ее глупой ненависти они лишились лучшего в их владениях целителя. Да что там в их владениях, слух о необыкновенном лекаре разнесся на многие лье вокруг, и к нему теперь съезжались за помощью люди со всей Франции, а некоторые из исцеленных вельмож даже не раз пытались переманить его к себе...
Узник пошевелился, кандалы, сковывающие его по рукам и ногам, глухо звякнули, и граф лишь досадливо покачал головой. Варварство какое! Заковывать-то было зачем? В таком состоянии Дженсен, будь он хоть трижды великий колдун, едва ли способен причинить вред кому-либо. В то, что он действительно виновен в колдовстве, его сиятельство, мнивший себя образованным человеком, свободным от суеверных предрассудков, не поверил ни на минуту.
Дженсен попытался что-то сказать, но вместо слов изо рта вырвалось невнятное мычание, перешедшее в глухой, мучительный кашель, и он скорчился на полу, отхаркивая черные сгустки свернувшейся крови.
Граф постоял еще немного, испытывая сожаление, что вообще пришел сюда, позволив неуместному любопытству одержать победу над здравым смыслом. На мгновение в голове графа возникла мысль приказать сопровождающему его особу стражнику умертвить узника, это было бы избавлением от мучительной казни, но его светлость не поддался милосердному порыву. Графине и так донесут о его визите сюда, а если еще после этого визита Дженсена найдут мертвым, неприятностей ему избежать уж точно не удастся. Его дражайшая супруга позаботится об этом.
В последний раз скользнув взглядом по вновь потерявшему сознание Дженсену, граф покинул темницу, надеясь побыстрее выкинуть из головы это тягостное зрелище, которое, скорее всего, еще долго будет преследовать его в ночных кошмарах.
Из блаженного забытья Дженсена вырвали грубые руки тюремщиков, вытащивших узника из темницы во двор замка. Сам он не то что идти, даже стоять в таком состоянии не смог бы самостоятельно, ступни и голени были раздроблены после недавнего знакомства с "испанскими сапогами". Тюремщики бросили его на землю, словно мешок с хламом, а не все еще живого человека. С него сняли кандалы, в следующее мгновение окатив парой ведер холодной воды. Дженсен дрожал, съежившись в луже, слабо реагируя на происходящее. Ему было все равно, что с ним будут делать сейчас, просто хотелось, чтобы все это побыстрее окончилось.
Несчастного обрядили в длинную рубаху из грубого полотна, укрыв от посторонних взглядов израненное тело, и затем перенесли в стоявшую поблизости повозку с закрепленным в вертикальном положении столбом. К этому столбу его и приковали. Возница щелкнул кнутом, и повозка, запряженная старой клячей с уныло опущенной головой, в сопровождении нескольких стражников, надсадно поскрипывая колесами, медленно тронулась со двора.
Миновав мост через ров, они въехали в город, расположившийся сразу у стен замка. Дорога не займет много времени, от замка до площади, на которой происходят все значимые для города события, буквально рукой подать. Пока повозка тряслась по вымощенной булыжником мостовой, Дженсен пребывал в полуобморочном состоянии, в то же время ощущая каждый рывок, отдающийся острой болью в ранах. Но по мере продвижения повозки к его сознанию стали пробиваться чьи-то звонкие голоса, тревожащие, вызывающие недоумение и обиду... Дженсен сосредоточился, выныривая из тяжкого полузабытья, и с трудом огляделся вокруг. Рядом с повозкой крутилась стайка ребятни.
- Колдун! Сейчас тебя поджарят! Смерть колдуну! - кричали они, корча рожи.
Сердце тоскливо сжалось в груди, ведь большинство мальчишек было ему хорошо знакомо.
" Это просто дети, неразумные дети, - убеждал себя Дженсен. - Они не ведают, что творят".
Шустрый темноглазый паренек лет десяти подобрал камень и швырнул его в лицо Дженсену. Мальчишку звали Шарль, он был сыном пекаря, живущего с ним по соседству. Дженсен судорожно дернулся, тщетно пытаясь уклониться от метко брошенного в его сторону камня. Пару лет назад этот мальчик по неосторожности угодил под копыта несущейся во весь опор лошади, и, если бы не его своевременное вмешательство, мог лишиться правой руки, оставшись на всю жизнь никому не нужным калекой. И теперь этой самой рукой паршивец бросил камень, острый край которого оцарапал щеку, а показалось, будто впился ему прямо в сердце. Остальные дети последовали примеру Шарля, и в Дженсена полетели камни, комья грязи и нечистот, в избытке валяющихся у них под ногами. Стражники, сопровождающие повозку, лишь посмеивались, даже не пытаясь прервать эту жестокую забаву. Дженсен вымученно прикрыл глаза, он почему-то был уверен, что только что с ним произошло самое страшное, что только могло случиться, и даже костер, ждущий его в конце пути, способен лишь уничтожить его тело, но ранить душу больнее чем камень, брошенный детской рукой, не сможет уже ничто. И как же жестоко он ошибался...
Повозка все так же неспешно выехала на площадь, в центре которой уже были сложены дрова для предстоящей казни. Но не это привлекло внимание Дженсена. На площади, казалось, собралось все население городка, и при виде этой разряженной толпы, возбужденно гудящей в предвкушении необычного зрелища, Дженсен вновь неверяще распахнул глаза. Точно так же все эти люди собирались, когда в город приезжала труппа бродячих артистов, дающих представление на радость неизбалованной провинциальной публике. Вот только на этот раз толпа с нетерпением ждала начала спектакля совсем иного рода, в котором гвоздем программы предстояло стать ему самому. До конца не веря в происходящее и все еще надеясь, что все это просто бредовые видения, порожденные его воспаленным мозгом, Дженсен всматривался в человеческую стену, медленно расступающуюся перед повозкой, взглядом выхватывая из толпы знакомые лица. Эти люди, бывшие его добрыми соседями, пациентами или просто знакомыми, люди, которые совсем недавно радостно приветствовали его при встрече, в чьей благодарности он не испытывал ни малейших сомнений, а сегодня их лица обезображены ненавистью и презрением. Ни капли жалости или сострадания не было в устремленных на него взглядах, и он искренне не мог понять, чем заслужил такую внезапную и страшную перемену. До его слуха долетали обрывки наполненных ядом фраз, ранящих не хуже камней, которыми только что кидались в него жестокие мальчишки, и Дженсен чувствовал, как внутри вскипает что-то темное и жуткое, как пробуждается ранее совершенно несвойственная ему жажда мести.
Повозка наконец-то достигла конечной точки своего продвижения. Рядом с местом предстоящего аутодафе под навесом, устроенным специально ради такого случая, с удобствами расположилась вся местная знать. Здесь были и граф де Роше, со скукой взирающий на разворачивающееся действо, и графиня, не скрывающая торжествующей улыбки, и другие видные жители города. Был здесь и отец Анселмо, с праведным огнем в глазах обращавшийся с речью к собравшимся горожанам. Из его пламенного выступления следовало, что все собравшиеся здесь чудом избежали страшной опасности, едва не угодив в ловушку коварного колдуна, охотящегося за их душами. И пусть этот колдун разоблачен, но зло многолико, и они не должны терять бдительность и веру в Господа. Толпа приветствовала инквизитора одобрительным гулом.
Дженсену оставалось лишь задыхаться от собственного бессилия, о, если бы он только мог, то, не колеблясь ни мгновения, произнес бы заклинание, о применении которого раньше даже помыслить не мог без содрогания. Предсмертное проклятие колдуна обладало поистине чудовищной силой, а его последствия были непредсказуемы, но неизменно ужасны. И сейчас Дженсен с наслаждением обрушил бы всю мощь этого проклятия на головы всех этих гнусных, неблагодарных тварей, лишь по ошибке именующихся людьми. Если бы он только мог... Но проклятый инквизитор, случайно или намеренно, лишил его этой возможности.
Тем временем стражники освободили приговоренного от цепей, выволокли его из повозки и подтащили к столбу, обложенному штабелями дров и вязанками хвороста. Здесь его снова приковали, и палач под подбадривающие выкрики зрителей поднес горящий факел к хворосту.
Огонь вспыхнул легко, быстро перебрался с хвороста на дрова, и первые языки пламени дотянулись до ног Дженсена, ластясь, словно игривый щенок, облизали искалеченные ступни. Только от этой ласки обугливалась кожа и в сосудах спекалась кровь. Занялся подол надетой на Дженсене рубахи, в воздухе явственно чувствовался запах горелой плоти. Пламя разгоралось, вздымалось все выше, ревниво пытаясь отгородить свою добычу от чужих назойливых взглядов. Сквозь пелену безумной боли он будто со стороны услышал чей-то нечеловеческий вопль, не сразу осознав, что этот крик сорвался с его собственных губ. Обжигающий дым забивался в легкие, и Дженсен, захлебнувшись им, угасающим сознанием облегченно понял, что конец его страданиям уже близок...
И действительно, все внезапно закончилось. Только что Дженсен корчился в пламени, а в следующее мгновение он уже стоит в каком-то странном месте, окруженный со всех сторон стеной плотного тумана. Стоит на собственных ногах, по колено утопая в той же белой дымке, словно в центре опустившегося на землю облака. И вся его жизнь, вся испытанная им боль кажется всего лишь далеким воспоминанием.
Дженсен встряхнулся, избавляясь от неестественного оцепенения, и сделал шаг вперед. Но ничего не изменилось в окружающем его однообразном пейзаже, только туман отступил назад, словно живое существо, не желающее подпускать к себе человека. А может, это ему просто померещилось. Дженсен вновь замер, прислушиваясь к своим ощущениям. У него было странное чувство, что за пеленой тумана скрывается кто-то, с интересом следящий за каждым его движением, и этот взгляд казался почти физически ощутимым.
- Кто здесь? - произнес Дженсен, удивленно понимая, что снова может говорить.
Чудеса, да и только! Или бред умирающего мозга.
- Эй, я знаю, что вы здесь! Кто вы и что вам нужно? - в этом призрачном месте даже слова кажутся тенью самих себя.
- Это неважно, - тихий, приятный голос прозвучал, как ему показалось, прямо у него в голове.
- А что важно? - странно, он же совсем не это хотел сказать.
- Важно то, что сейчас тебе предстоит выбор.
Голос замолк, и Дженсен выжидательно приподнял брови. Что еще за выбор? Разве умершим позволено что-то там выбирать? Все происходящее казалось ему каким-то абсурдом.
- Все просто: ты можешь либо простить тем людям причиненное тебе зло, либо отомстить им, - голос наконец-то озвучил стоящую перед Дженсеном дилемму.
В первую секунду он не поверил своим ушам. Как, у него есть возможность отплатить этим людишкам за все? Это не шутка? По его губам скользнула хищная улыбка. Выбор казался очевидным, другого варианта для него просто не существовало:
- Я хочу отомстить.
- О да, это мой мальчик, - эти слова были произнесены другим, более низким голосом, в котором звучали злорадные нотки.
- Не спеши, подумай. Далеко не всем дано самим выбирать свой дальнейший путь, - в первом голосе явственно прорезалось волнение. - Не упусти эту возможность...
- К чему это? Он уже сделал свой выбор, - перебил второй голос, не пытаясь скрыть раздражение.
- Я в самом деле смогу отомстить им всем? - спросил Дженсен, обращаясь ко второму собеседнику.
- Даже не сомневайся, они получат то, что заслужили.
- Тогда и говорить не о чем. Я никого не прощу. Никогда.
- Что же, так тому и быть. Прощай, - в первом голосе звучало искреннее сожаление.
Земля под его ногами, или на чем он там стоял, внезапно разверзлась, и Дженсен с криком провалился вниз, ощущая обжигающее дыхание открывшей ему объятия бездны...
Его не обманули. Все было честно. Дженсен согласился стать адским палачом, и через его руки прошли они все, начиная от глупого соседского мальчишки и заканчивая четой де Роше. И это случилось гораздо быстрее, чем он мог ожидать. В Европу пришла Черная смерть, не щадившая ни бедных, ни богатых, полностью выкашивая население деревень и городов. К дыму инквизиторских костров добавился смрадный дым костров, на которых сжигали тела жертв чумы. Казалось, что вся Европа объята огнем.
Новоиспеченный демон сполна насладился местью, не испытывая ни крупицы жалости к предавшим его людям. Ни разу не дрогнуло отточенное лезвие в когтистых пальцах, ни тени сомнения в правильности сделанного выбора не испытывал он, терзая свою очередную жертву. Они заслужили все, что он делал с ними, и их вопли потом еще долго музыкой звучали в его ушах.
Дольше всех смерть охотилась за отцом Анселмо, но и ему не удалось избежать своей участи. Молодой демон видел ужас и растерянность в глазах висящего на дыбе инквизитора, еще бы, он-то небось думал, что его с распростертыми объятиями встретят на Небесах, а тут такое разочарование. Да, этот святоша ответил за муки всех невинных, окончивших, благодаря его стараниям, свою жизнь в пламени костра. Впрочем, Дженсен особо не обольщался, такие личности, как отец Анселмо и графиня де Роше, в Аду имели все шансы на успешную карьеру. Глядишь, в один несчастливый для него день вынырнут из глубин Преисподней, еще и им покомандуют... Не дай Бог, конечно...
Жаль только, что удовлетворение от свершившейся мести со временем стало отдавать какой-то горечью.
Летели годы, и Дженсен утратил интерес к происходящему. Пытки быстро превратились в рутину, он добросовестно, но без должного рвения, выполнял свою работу, сознавая, что не оправдал ожиданий своих демонических наставников. И это было ему абсолютно безразлично. Его душа, или что там есть у демонов, была выжжена и погребена под толстым слоем пепла, и лишь на самом ее дне слабой искрой тлела сумасшедшая надежда на освобождение...
Демон вздрогнул, приходя в себя от так некстати нахлынувших воспоминаний. С удивлением взглянул на фарфоровые черепки в лужице остывшего кофе, и небрежным щелчком пальцев устранил учиненный беспорядок. Прислушался к размеренному дыханию спящего Джареда, немного поколебался и бесследно исчез, наивно надеясь, что расстояние в полмира поможет ему выкинуть из головы это лохматое наваждение и вернуть утраченное спокойствие.