Макс Пэйн: Немного ближе к Раю

      Следующий пункт на повестке дня - столовая... Желудок призывно заурчал, требуя кровавой жертвы или, на худой конец, завалящего сэндвича.       В столовой было полно народу, яблоку негде упасть. Будь это даже яблоко с Древа Познания. Я взял поднос с едой и сел рядом с молчаливым лысоватым парнем, выбрав столик в дальнем углу. Здесь я мог спокойно поесть и привести в порядок беспокойные мысли, мечущиеся внутри моей черепной коробки, словно кролики, убегающие от гончей. Заполнив желудок топливом в виде картофельного пюре и котлеты, я удовлетворённо икнул, чувствуя разливающееся по телу тепло и умиротворённость. Думать над всеми этими тайнами и загадками расхотелось, и я праздно стал ковыряться вилкой в зубах, под неодобрительные взоры моего лысого соседа.       После обеда была линейка. Ничего особенного - напоминала наши пятиминутки с начальством по утрам в участке. Только градус речей о патриотизме и самопожертвовании был несколько ниже. Мысли сонно кружились, словно жирные мухи над раздувшимся трупом буйвола, и я с трудом следил за речью вожатой - распорядок дня, сделаю из вас образцовых пионеров, бла-бла-бла... Плавали - знаем.       - ...Будешь жить в моём домике, Макс, - улыбнулась появившаяся рядом со мной словно чёрт из табакерки Ольга Дмитриевна, явно будучи в хорошем настроении, раз соизволила наконец-то назвать меня правильно. Я ошалело огляделся - вечерело (странно, вроде летом дни должны быть подольше), длинные тени ложились на дорожки лагеря. Линейка, видимо, давно кончилась, а я всё стоял, как китайский болванчик, посреди площади.       Ольга Дмитриевна продолжала щебетать что-то о том, что могла бы поселить меня в пустующем домике кибернетиков, но будущие учёные очень не любят вторжение в их частное пространство, полное книг о турбодинамике, физической турбулентности и прочих магических гримуаров, поэтому взяли с неё торжественную клятву никого не допускать в их сектантское логово. Я покорно кивал головой. Не помню, как ноги донесли меня до кровати, но я вырубился в тот же миг, как моя голова коснулась подушки (всегда считал это выражение вычурным эпитетом, оказалось, бывает). ...       - Проснись, Макс. Пора идти.       Голова гудела, словно туда насыпали железных опилок и как следует перемешали, глаза слипались, веки отказывались подниматься. Наконец я сообразил, что кто-то зовёт меня громким шёпотом, доносящимся из окна. Было темно, я еле различал смутный силуэт вожатой, лежащей и мирно посапывающей неподалёку. И всё-таки она клёвая. Не стала будить и заставлять раздеваться, увидев мою усталость. Из окна дул холодный сквозняк, доносились запахи летней ночи и леса, и мириады сверчков играли блюз на своих скрипках. Я тихо накинул свой плащ и на цыпочках проследовал к двери, стараясь не скрипнуть половицами. Мой тихий побег удался, и вскоре я стоял снаружи, вдыхая прохладный ночной воздух. Неподалёку, у опушки леса, я увидел фигуру. Она махала мне, затем повернулась и скрылась в тёмной чаще. Без колебаний я последовал за незнакомцем. Возможно, это единственный шанс узнать хоть что-нибудь новое в моей ситуации. Конечно, это рискованно, и завтра прекрасные пионерки вполне могут с ужасом узреть мой хладный труп с проломленным черепом. Но, как говорится, кто не рискует...       Наконец я вышел на какую-то поляну: пятачок земли, окружённый высокими деревьями. На её середине стоял он, мой Тёмный Странник. Тени, как всегда, скрывали его лицо, а длинный чёрный плащ, точь-в-точь как у меня, колыхался по порывами летнего бриза.       - Он идёт, Макс. Времени в обрез. Ты должен вспомнить. Иначе он тебя уничтожит.       - Вспомнить что? Кто ты, чёрт тебя дери?       - Сегодня 22 августа, Макс. Именно в этот день от рук наркоманов погибла твоя жена.       - Будь ты проклят! Оставь меня в покое, сукин сын!       - Ты должен вспомнить, Макс. Я понимаю, это тяжело. Очень тяжело. Ты закрылся смертью Мишель, как щитом, чтобы избавить свой разум от куда более чудовищных мук. Вспомни, прошу тебя. Иначе он заставит тебя вспомнить, и это уничтожит твою душу. Вспомни, ради Мишель.       Я зарычал от бессильного гнева. Мне было плевать, кто он - плод моего больного воображения, мой таинственный брат-близнец или просто псих, шатающийся по лагерю. Мои кулаки сжались так, что ногти вошли в плоть ладоней. Я не позволю, чтобы его грязный рот поганил имя Мишель. Мой разум наполнился кровью, жаждой ярости и убийства, и я бросился к этому напыщенному ублюдку и ударил его, целя кулаком в лицо.       К моему изумлению, он даже не попытался закрыться или парировать удар. Он отлетел назад на пару метров, покачнулся и упал на спину. Я ошалело посмотрел на свой разбитый кулак. Ведь я был почти уверен, что не сумею даже коснуться до этой твари, и моя рука пройдёт сквозь него, как через дым.       - Прф..., Незнакомец сплюнул кровь и повернул голову ко мне. - Прости, Макс. Я вынужден ускорить события. Прости, что причинял тебе боль, что преследовал тебя в кошмарах... Вскоре ты поймёшь мои мотивы. Прости меня и за эту боль тоже. Но ты должен вспомнить сам...       Его рука потянулась к внутреннему карману плаща, и я чертыхнулся, готовый сорваться в спринт и спрятаться за деревьями. Однако достал он отнюдь не пистолет, как я небеспочвенно опасался. Это был... Какой-то продолговатый предмет. Цветок. Его нежные лепестки... Каким-то непостижимым образом при свете звёзд я понял, что они красные. Роза. ...       Роза. Я упал на колени, не в силах держаться на ногах, и тут же почувствовал, как ноги мгновенно промокли в сырости ночной травы. Роза. Я поднял голову, затуманившийся взор поймал месяц и крохотные искорки звёзд. Роза. Красная роза. Роуз. Моя дочь. Ей всего несколько месяцев. Она лежит на полу в детской и не дышит, вся в крови. А в соседней комнате лежит её мёртвая мать. Как я мог забыть свою дочь?!       Я услышал вой какого-то дикого зверя, чудовищно близко. Словно несчастная тварь металась по клетке, пытаясь сгрызть прутья в приступе отчаяния. Вопль боли и гнева, скорби и потрясения. Лишь спустя несколько секунд и биений сердца, я понял, что кричу я сам. Продолжение следует...